Солнца на небе уже не было, оно давным-давно укатилось за горизонт, являя миру сумерки. Темные фигуры расплывались во мраке, отдаляясь, оставшись перед глазами покачивыми ветром тенями. Листья над головой все чернели, пугающе переплетаясь в неясный человеку лабиринт. Шорохи, гул безжалостной реки неподалеку, попискивание неугомонных сверчоков – все слилось в единый звук. Лунный свет незаметно очерчивал один сидящий в корнях дерева задумавшийся силуэт. Время текло медленно, едва подгоняемое легким ветерком, что бушевал иногда рывками, толкая с яростью вперед.
Рядом с Чонином – никого. Зачастую в вечера после деревенских гулянок, в которых ему не было место, он смотрел в беззвездное в этих краях небо, мечтая увидеть хотя бы отблеск далекого холодного света. Это место полно мистики, как говорили его родители, хотя сам парень ни разу не встречал тут чего-то таинственного. Казалось, все испарилось в пустоте, стоило лишь Яну попасть сюда. Эта ночь – не должна была быть исключением, но коварная кукловодка, именуемая Судьбой, распорядилась иначе.
– Все ушли, но ты нет, - раздалось над самым ухом мягким голосом, - Почему?
Чонин дернулся, отрываясь от затянувших его в задумчивость мыслей, смотря рассредоточенными лисьими глазами на незнакомца. Он не видел его ни разу, но почти был уверен, что знает его откуда-то. Тот был бессомненно красив, но красота эта пугала и притягивала одновременно. Что-то вопило громко, просило не касаться, не говорить в повиснувшей тишине, но в противоположность этому кричало второе, уверяло, что Чонин должен общаться с этим таинственнм человеком.
– Не хочу, - ответил он, пожав плечами, подымаясь со своего места наконец, чтобы поближе разглядеть юношу. И тут он его узнал. Легенды, что сказывали местные старейшины, которые Ян слышал как-то раз, повествовали о парне с кудрявыми волосами и грустной улыбке с красивыми ямочками. Такой же сейчас стоял перед ним – его серебристые пряди отсвечивали в легком свете луны, делая из него что-то недосягаемое, казалось, что дотронешься до него – рассыпется пыльцой по воздуху. Его губы были теперь уже печально поджаты, ведь он знал, что найденный им паренек, узнав в нем героя из сказаний, убежит, не оставив на прощание даже тусклой растерянной улыбки. Бан Чан. Так звали человека.
Чонин молчал, не сделал ни шага назад, рассматривая юношу перед собой с любопытством в глазах. Улыбка сама собой появилась на лице, и без того хитрые глаза сощурились сильнее.
– Почему ты не убегаешь? - спросил Чан, отступая.
– Я не должен убегать, - покачал головой Ян, присаживаясь обратно в корни дерева, подняв голову в безграничное синее небо, - Я не верю тем рассказам, что гласят, что ты меня убьешь.
Тот растерялся, подступил к дереву с другой стороны, опираясь на него – ему будет намного легче говорить с ним так.
– Расскажешь что-то? - неуверенно спросил с обратной стороны дерева Чонин, его голос доносился тихо, почти сливаясь с ночными шумами.
– Расскажу, - так же ответил Бан Чан, замолчав, – Но знай, что все мои... легенды связаны между собой, переплетены людьми. И новая история тоже будет плотно скреплена с теми.
Он вздохнул, поднимая голову, и тут же начал говорить вновь:
– Ты слышал когда-нибудь про проклятого человека? Я уверен, что нет. Как говорят многие народы, в каждой сказке, легенде, есть доля незапятнанной правды... Тут же наоборот – правда, украшенная каплями лжи. И тем не менее, это все равно стало местной легендой, поэтому и я ее буду так называть. Никто не знает, когда точно, но жил на свете паренек. Он был несомненно красив лицом, но душа его была черна. Я был знаком с ним, и человека, безумнее и червствее, нежели он я не видел ни разу. Говорят, что он украшал кровью сотен девушек и молодых парней вход в свой дом, но это лишь рассказни уличных сплетниц. Он воистину был ужасен, но не до такой степени! На лице его застыло безразличие, а в глазах – ни капли сочувствия. Его звали дитем дьявола, а он лишь усмехался, качая головой, оборачивался, бросая взгляд до дрожи: «А может и правда!». В то время, как все были семьей, он был чужаком, изгнанником, которого все начали игнорировать, пытаясь спасать свои жизни, боясь, что однажды и тот станет их убивать. К людям он относился с нескрытым пренебрежением. Сотни девиц, живших в городе том, опасались его, обходили стороной, с испугом наблюдая за безразличным к ним юношей. Бывали и те, кто украдкой наблюдали за ним из-за высоких заборов, искренне считая, что на самом деле он не такой...Но стоило их отцам с надменностью и яростью в голосах спросить у них, правда ли они так считают, как те, сгорбившись, шептали отчаянное: «Нет...нет..». Я был знаком с этим человеком, и, по правде говоря, не имею ни малейшего предположения, что было у него на уме. Казалось, его голова пуста и без мыслей, застыло в ней лишь отражение былой гордости и равнодушие ко всему живому. Его глаза красивы, но они холодны. Однажды парень тот отправился прочь из деревни, жители тогда спокойно вздохнули, перестав вздрагивать от каждого безобидного шороха. Но тот зловещий шепот, те слова что он сказал накануне перед уходом своим, не давали им покоя. Они засели в каждой мысли, в каждом сердце, запугивая до глубины души одним воспоминанием. «В один день я уйду, но вы запомните меня надолго, но не по этим моим поступкам. Однажды я вернусь, а вы забудете меня, не узнаете и получите за это сполна». Он оскалился замеревшим, не в силах пошевелиться, жителям, ушел, оставив после себя страх в сердцах. Путешествовал парень долго. Его видели и в пустынях далеких, и в лесах, где деревья высотой с несуществующие небоскребы, даже за океанами, где только не видели! И каждый говорил про него, что «холод его глаз завораживает, но поразительное равнодушие и пустота внутри них отпугивает». Один мой знакомый старик сказывал, что таинственный парень бывал и у него в деревне. А город их славится изумительными копиями, кинжалами тонщайшими, мечами легчайшими... Их дело считалось одним из лучших! А старик этот – главным. Пришел к ним парень, в чьем червством сердце поселилась тьма навсегда, попросил ему сковать лучшее из лучших, то, чем не стыдно будет убивать. Тон его настолько запугал кузнецов, что те сразу бросились выполнять пожелания незнакомца. Тот смотрел на их работы с невиданной ранее надменностью. «Это все, что вы смогли сделать?» - хмыкнул он в тот день, работники сжались от страха под его безжалостным взглядом, не смея поднять глаза. «Лучшее из наших творений! Режет выше всех похвал, тонче травинки, легче самой пушинки.» - проскрежетал старик, проводя показательно по острию. «Действительно, ты прав» - ответил таинственным шепотом незнакомец, взяв в руки полюбившийся ему кинжал. «Вашу работу я проверю на вас самих.» - сообщил он, и всех присутствующих охватил страх. Один из кузнецов бросился к нему в ноги, моля о пощаде, ведь у него дети! Пустив из губ смешок, парень ответил: «Тогда ты погибнешь первым!». Брызнула кровь, стоило лишь кинжалу прикоснуться к чужому телу, а незнакомец улыбается любовно, вытащив наконец лезвие из плоти. Его одежда была в мелких каплях крови, но ему было все равно на это. Он осмотрел всех, довольно улыбнулся. «Прекрасная работа» - снисходительно сказал он, и, оставляя наедине с истекающим кровью телом остальных, ушел спокойно, никем нетронутый, вытирая окровавленный кинжал о ткань одежды. Видела его и моя знакомая ведьма. Живет она и по сей день в пустой степи в избушке, что забыта всем светом. Парень пришел к ней, не улыбнувшись, ни сказав приветствия, выдвинул на стол удивительное лезвие лучшей работы, приказав зачаровать. Ведьма ослушаться не смогла, покорно открывая ветхие книжонки, колдуя сосредоточенно над оружием. «Вот твой кинжал, убирайся отсюда!». Она была в ярости, но под взглядом незнакомца ничего сделать не могла. Так и ушел он, ни сказав ни слова. Он расхаживал по местам еще долго, обучался. Говорят, что бывал он и у искусного бойца, забрал силой у него все умения и пошел дальше. В итоге, года через два, вернулся он в место своего рождения, но беззаботные и улыбчивые ныне жители и не заметили как пришел к ним их главный страх. Тот усмехнулся, увидев правильную реакцию, жил себе спокойно поживал, остерегаясь, вынашивая свой долгий план. И в один миг девушка-заглядение, чье лицо казалось кукольным, ангельским, взгляд голубых глаз подобен безмерным озерам, нежная улыбка пухлых губ притягивала, была найдена убитой в своем собственном дворе. Ее прежде живые маленькие глаза были закрыты, а улыбка ее была мертвой и застывшей навсегда. Тело бледно, словно зимний снег, казалось хрупким, будто коснешься - рассыпется. И люди вспомнили об опасности, но в последний миг, когда убито было слишком много. Никто не знал, придет ли подмога; никто не знал, есть ли шанс на спасение... И тогда пришла она – ведьма. Ее покорно опущенные годом назад глаза смотрели вверх с непоколебимой женской решимостью, отчаянно и уверенно. И вмиг пред ней оказался надменный бог этого места, у ног которого валялись десятки тел. «Я приговариваю тебя к пожизненному заключению в мире! Тебя никто не полюбит, ведь ты будешь духом, что бродит, ища очередную добычу. Ты черств и мрачен, твое сердце и душу не спасет ничего! Ты заслужил это за свои поступки, так прими же. Лишь одно, единственное, но недостижимое поможет тебе. Это должна быть любовь, искренняя и незапятнанная, взаимная. Полюбишь ты – полюбят тебя, только тогда ты сможешь уйти. И вернуться, если заслужишь прощение. Каждую ночь живи жизнью обреченного на скитания!». По рассказам бывших там в тот момент, грянул гром, подтверждая слова ведьмы и парень усмехнулся все так же гордо, не осознавая что ждет его дальше. Его черное сердце уже давно не бьется, но единственное что осталось в нем – красота. Он красив собою так же, как и был сотню лет назад. Парень этот до сих пор бродит меж деревень каждую ночь, смотря опустошенным взглядом в небо. Только вот он давно изменился, увидел, как правильно надо жить, но прощения он все еще не нашел. Но, кажется, полюбил.
Юноша замер, замолкнув. Чонин по другую сторону молчал, казалось, обдумывал, разибрал эту историю на понятные одному ему выводы.
– Это очень... - он сделал паузу, обдумывая дальнейшие слова, - Правильная история. Та ведьма сделала верный шаг, его наказание взамен за тех, кого он самовольно казнил – вечность, до тех пор, пока такого обреченного убийцу не полюбят.
– Он исправился, - тепло продолжил Ян, улыбнувшись мягко, хотя понимая, что Чан не увидит этого, - Надеюсь, он найдет такого человека.
– Да, я тоже, - ответил негромко Бан, – Рассказать тебе о детях Солнца?
– Детях Солнца? - удивился тот, выгдядывая из-за разделяющего их ствола, восхищения в голосе не скрывая, - Ты так много знаешь... Расскажи, пожалуйста.
– Это весьма грустная история. Когда-то давно, приблизительно во времена Проклятого, жило два парня. Я не помню их имен, они давно утеряны на страницах истории. Никто не знает, действительно ли были они детьми Солнца, но каждый, кто видел их, называл именно так. Это было Величественным прозвищем. Их именовали так за прекрасную и королевскую тем временам внешность. Один из них был отмечен названным отцом россыпью звездочек-веснушек на щеках. Волосы его были цвета рыжих лилий, а редко играющая на губах улыбка завершала образ. Под солнцем он выглядел, подобно богу, свет очерчивал плавные изгибы его тела. Он пришел в место своего жительства сам, когда был еще ребенком. Сразу же его заметили и забрали во дворец, подменив им погибшего ребенка королевы. Но и тогда он был тем, кем он стал и потом. Вспомнишь лишь этот его холодный взгляд и грубый голос, как пробирает до дрожжи. В его жилах текла кровь настоящего правителя, который обязательно бы стал владыкой мира, заняв пост ушедшего на добрый покой отца. В месте, где он жил, его величали господином, покорно опускаясь на колено, стоило лишь тому взглянуть на них. Никто не смел сказать и слова против этого человека... Даже я не смог. В ином королевстве жил другой парень, и, по сравнению с этим, что был воистину тираном, тот казался едва расцветшим молодым подсолнухом. Никто не знает откуда он появился, но по словам служанки, что заменила ему утерянную мать, однажды она нашла ребенка в пеленках темной ночью под своим окном. Его красиво уложенные волосы были так же ярки, но на щеках не красовались веснушки. Ему этого и не нужно было, не каждому ведь дано. Каждый день его светлая детская улыбка освещала каждый дом, заставляя улыбаться зеркально и всех его названных подчиненных. Молодого парня ласково называли «Господин Солнышко», на что тот смеялся громко, в очередной раз повторяя, что его это безумно смущает. Его высокий голос восхваляли все живущие там, зачастую можно было услышать, как из окон его дома плавно льется песнь красивая. Судьба сложна и непредсказуема, как знают многие, и не во всех случаях ее коварные замыслы делают кого-то счастливым. По ее воле свершилось то, что сломало не только жизнь одного из Детей Солнца, но и сотни других. Тех криков заботливой служанки я не забуду никогда, как и пустого грустного взгляда. Первый – тот, чье ледяной сердце должно было позже заменить сердце вселенной, солнце – приехал на встречу с правителем королевства, что было соседним от него. Он вышагивал по просторным коридорам дворца, его надменный взгляд блуждал по стенам, с презрительным беском разглядывая их. «Господин готов вас принять...» - успела сказать подчиненная, прежде чем ее оттолкнули, распахивая дверь. Злость и ярость сверкнули в глазах его, стоило лишь увидеть ему волосы здешнего правителя. Тот обернулся, улыбаясь неосознанно гостю, и улыбка на его губах замерла, не смея уходить. Чувства невиданные прежде явил с собой стоящий перед ним юноша, чьи глаза были холодны, подобно беззвездному небу. Он был удивлен, ведь существует кто-то, похожий так на него! Первое Дитя же возненавидело второго за эту схожесть. «Я пришел сюда за миром, но передумал. Я объявляю Вам войну.» - таковы были слова, что грубо сорвались с его губ. Глупая улыбка все не спадала с лица второго. «Я понял Вас. » - промолвил он, провожая сразу засевшего в голове надолго гостя. Стоило лишь мощной двери закрыться, как молодой правитель оперся о нее, тяжело оседая на пол. Взволнованная служанка потом весь вечер щебетала вокруг него. Он был в страхе, а когда понял наконец, что это были за чувства, понял, в какую пропасть провалился с головой. Любовь с первого взгляда в того, кто наверняка тебя ненавидит – не то, чему можно позавидовать. Старая служанка смотрела на него с такой глубокой тоской, что тот посчитал себя таким ничтожеством! Но та лишь обняла, прижимая к сердцу. «Я с тобой, милый господин, мы справимся, обещаю». Слова эти повисли в воздухе надолго, вошли в историю, но обещание это так и не было выподнено. Война лишь поначалу была обычной и никчемной, но... Жестокий тиран играл не по невидимым правилам. Он случайно выловил на границах скитальца-Проклятого, что уже был заключен в этом мире той ведьмой. «Приведи его ко мне, а взамен получишь все что хочешь, кроме, конечно, твоего отпущения» – таковы были слова, сказанные твердым низким голосом первого Дитя. Насмешливо посмотрел на него Проклятый, усмехнулся гадко и ядовито: «Все, что я хочу? Ох, неужели. В таком случае я соизволю произнести свое желание лишь тогда, когда выполню твой приказ, господин». Глуп был тогда юноша, и, нетерпеливо кивнув, прожигая взглядом словно насквозь Проклятого, согласился на свой страх и риск. Скрепили они свою клятву на крови – залог того, что никто не солжет. А коли все же солжет – умрет мучительно в своих страхах.
Молодой правитель-солнце, что обычно был ясным и ярким, как летний день, теперь становился мрачнее и бледнее с каждым днем. Подрагивающую улыбку он давил почти сквозь слезы, опираясь мельком на хрупкой плечо своей приемной матери. Народ это, конечно, заметил, взволнованно перешептываясь волнами по всему королевству. Множество слухов ходило о том, что происходит с правителем. Говорили, что заболел он неизлечимой болезнью, которая убьет его вскоре; сказывали даже, что он избранник, которого ночами мучают вещие сны. А в один день, зашедшая с вкусностями ранним утром в покои к нему подчиненная увидела лишь мятую кровать и распахнутое окно. В панике бросилась она, чудом не уронив поднос, ближе, к подоконнику. Но внизу – пустота. Солнечного господина украли из собственного охраняемого дворца, не тронув ни одного из слуг! Да где же это виданно! Скрывать пропажу юного правителя стали сразу. «Заболел, заболел!» - оповещали всех. Иначе будет посеяна вязкая паника среди народа, ведь без их солнца не будет и света! Сам же правитель был украден коварным Проклятым, что усыпил того до пор, пока они не прибудут в соседнее королевство. Увидев знакомую карету, веснушчатое дитя вышло навстречу из полного богатств дворца. Молча Проклятый передал бессознательное тело юного правителя соседних земель ему. «Чего ты хочешь взамен?» - поинтересовался грубо молодой тиран, прожигая ледяным взглядом того, кого после всех его злодеяний сложно было назвать человеком. Тот мотнул насмешливо головой, подбирая подолы рваного плаща, отвечая загадочно, что придет время, когда он сам явится к нему и свершит свое желание. Не предал тогда тиран значения этим словам, а зря! Он унес своего пленника в покои, уселся на роскошное кресло, ожидая пробуждения столь ненавистного человека. Тот распахнул глаза почти сразу, но сделать ничего не смог – руки связаны за спиной, как и тонкие лодыжки. В глазах его промелькнуло смятение, а затем и злость. Как на самого себя, так и на коварного тирана. Дернулся он коротко вперед, желая оттолкнуть от себя подальше похитителя своего к стенке, и, гордо подняв голову уйти, но... «Никто не знает где ты, все забудут тебя, а народ твой я завоюю. Это было предрешено, но, возможно, не будь ты сейчас в постыдном виде передо мной связанным во вражеском королевстве, смог бы это исправить. Опасная штука Судьба, верно? Не играйся больше с ней, она больнее огня прожигает. Подождем мы с тобой исхода нашей «войны», а потом и решу я, что же делать с тобой. Однако, у меня есть варианты. Будешь моей слугой-собачкой, милый вариант, не правда ли? Ты не сможешь отказать. » - зашептал тот ему на ухо с такой неприкрытой ненавистью, что столь мягкий правитель вздрогнул, пугаясь. Он желал, отчаянно желал осободиться, не дать его врагу завоевать королевство, защитить свой дом. Ах, если бы не связанные руки его! Уходя в сторону двери, тиран добавил, обернувшись: «Попробуешь сбежать – будет хуже, поверь. Не забывай, единственное Солнце, которому место в этом мире – я». И хлопнул массивной дверью так, что стены затряслись. А похищенное дитя откинулось на кровать, широко распахнув глаза. Он был влюблен в образ этого жестокого человека, но королевство – дом, семья, работа, что ближе намного.
Конец недлинной войны был близок, и все знали как это кончится. Сломленное королевство без правителя, правда о краже котором выплыла наружу, не смогло ничего сделать против давящего и расцветающего, что жило под тяжелой рукой Солнца. Они сдались, отступая, позволяя захватчикам проходить по улицам с победным флагом в руках. А их юный, запертый в четырех стенах дворца правитель лишь надеялся, что не настанет дня, когда к до боли знакомый человек не придет в его покои с небрежным: «Войны окончены, теперь ты и твои люди – мои». Но, увы, это случилось. Тиран пришел к нему в руках с блестящим ошейником в руках, на котором было выгравировано аккуратно, нет, не имя бывшего правителя соседнего королевства, а имя его похитителя. «Отныне ты безымянный. Надень это, пора миру познакомиться с моей новой игрушкой». Отпирался долго тот, у кого имя отобрали, но насильно одели на него то, что требовалось. И в миг, когда золотая цепь постыдно зазвенела на шее бывшего главы королевства, явился тот, про кого забыли, тот, кого похоронили. Проклятый оказался там, чтобы сломать то, к чему стремился тиран. Тот посмотрел на него нечитаемым взглядом, в то время как сам незванный гость улыбался хитро, сверкая глазами-полумесяцами. «Я пришел, чтобы рассказать тебе свое желание, господин». Он усмехнулся, выделив последнее слово, и, на вопросительный взгляд чужой, ответил загадочно: «За время это я научился многому, достал даже силой ведьминские чары, что не отдавала мне добром та, кто зачаровала меня. И, даже, придумал восхитительное заклинание! Впрочем, это и есть долгожданное желание. Я хочу испробывать его на тебе. Не волнуйся, ты, твоя милая куколка и королевство останется целым. Просто претерпет небольшие измения. Ты не можешь отказать». Тот, кого назвали куколкой, смотрел на них обоих с ненавистью, но в нем и боролись чувства. Он хотел бы убить «своего» господина, был не в силах это сделать. Хотел бы взять себе его без остатка, но не так как тот сделал. а по другому, по своему... Тиран посмотрел на Проклятого взглядом спокойным и склонил голову, отдав свободу действий этому монстру. Тот, испутив смешок, запустил руку в склалки дырявого прожженого плаща, выуживая оттуда пустую книжку без названий. Он посмотрел на тех, кто подчинялся ему, и, распахнув книжонку на первой страничке, зашептал что-то едва разборчиво на ведьминском непонятном языке, его искрящиеся глаза пронзали насквозь детей Солнца. Те вдруг замерли, не в силах и моргнуть, и вдохнуть, а Проклятый продолжал шептать, до пор, пока в серебрянной дымке не начали они пропадать, развеваясь вместе с ней. На листке в книге появились тонкие буквы, вырисовывались живые иллюстоации. Довольно вздохнув, Проклятый сложил книгу обратно в пустоты своего одеяния. Он закончил их историю неестественным концом, запечатлевая меж страниц. Но сам он эту волшебную вещь хранить не станет – через пару моментов она окажется в руках, вместе с краденной ведьминской силой у знакомого Проклятого. Линоу, как звали его, улыбнулся холодно, принимая дар. «Запиши сюда и мою историю, как она закончится» - приказал серьезно Проклятый, прежде чем уйти, оставив новоиспеченного Хранителя Сказов наедине с новыми историями.
Чонин где-то восхищенно выдохнул:
– Хён, а этот Линоу до сих пор сказки собирает? - спросил он негромко, обращаясь глазами в пустое небо, прислушиваясь к беззвучным действиям Чана.
– До сих пор, - подтвердил тот, опустив глаза, - Пока история Проклятого не будет записана, он уйти не сможет в любом случае.
– Он обречен? - уточнил парень, перебирая пальцами сухую листву.
– Нет, ни в коем случае! - восликнкл Чан, мотнув головой. - Просто друзей не предают. Не знаешь о таком, Чонин-а?
– Лишь слышал, - растаявшим в ночных шумах шепотом ответил тот, и тут же добавил, громче: - Хён, а все истории, что ты знаешь, грустные?
По другую сторону дерева все вдруг зашевелилось – Бан Чан перестал стоять на одном месте. Мелькнувшей перед глазами тенью он обошел ствол вместе с новым знакомым, бросив на того взгляд, прежде чем дать ответ.
– Нет, думаю нет, есть одна... - задумчиво произнес тот, - Она грустна, но конец ее счастливый.
Чонин замолчал, ожидая пока юноша соберется с мыслями, начнет повествование очередной легенды-сказки.
– Совсем в недавнее время, за десяток лет до твоего рождения, - Чан замялся, замолчав, окинув взглядом на миг сквозь листву широкое небо, – Два человека, что были друзьями... Их имена похожи, но различны были, один из них в шутку, а может и нет, называл их из-за этого «соулмейтами», улыбаясь; второй, младший, лишь кривил пухлые губы, откидывая незамысловатым движением черные пряди со лба, но в глазах его нельзя было прочитать не единой эмоции – столь они непроницаемы и темны. Они были дружны с самого своего детства – руки их всегда были скреплены за спинами, вещи зачастую разделены на двоих, как и попрятанные в шкафах скелеты. Ничто не могло помешать этому, никогда, казалось бы. Но вот один из них, что был помладше, познакомился однажды с Красотой. Перед водой у реки на песчаном берегу пробивался необыкновенный сквозь землю цветок. Все в нем было идеально – белые лепестки... Но голову он печально опустил в воду, смотря на свое собственное расплывчатое отражение. Парень провел кончиками пальцев по хрупким листикам, и, пообещав, что сохранит цветок, поднялся с места. И лишь друг его, завидевший все это вдалеке, печально улыбнулся, спеша уйти. Слышал ли ты сказания о Нарциссе? Каждый ребенок наслышан о юноше, что был влюблен в самого себя, превратился однажды в цветок необыкновенный. Цветы эти растут не просто так, у каждого человека, что посадил в своей душе любовь невообразимую к себе. Два друга были все так же вместе, но теперь младший все чаще стал ловить на себе переполненный тоской взгляд старшего. Тот отводил на все вопросы глаза в сторону, непринужденно качая головой. «Все хорошо, извини» – заученной фразой у него на губах каждый день. «Все плохо, прости, я влюбился в тебя» – зависшей мыслью в голове. «Ничего, бывает» – с обворожительной улыбкой день за днем отвечает ему младший, в чьей голове каменная пустота насчет этих коротких диалогов. Цветок не умирал, старший наблюдал за ним каждый день – как он бережно распускает свои новые лепестки и светится в лучах утреннего солнца; как его вечный «друг» приходит с влюбленным взглядом к нему, даря новую порцию лечебного полива; как тот перемещает взгляд на водяную гладь, улыбаясь самому себе и заправляя выскочившуюся прядь за ухо. Он проводил тонкими пальцами по зеркалу воды, оставляя за ними дрожащие разводы. И, наконец, оторвавшись от своего занятия, бросал взгляд на цветок, прежде чем уйти на этот день с берега. «Приходи ко мне» – позвал однажды он негромко. И старший, влюбленный по уши, согласился, следуя за невидимой нитью чувств, что дергала им, как марионеткой. Оказавшись в яркой комате «друга», он был удивлен лишь появлением нового зеркала, в рост стоявшего перед ним. Впрочем, сверкающую поверхность тут же перекрыл Он. Появился мягко из-за стены, поправляя непослушные волосы и одергивая белоснежную рубашку. Невесомым движением развернулся на одних носочках, заглядывая прямо в душу. И старший замер на несколько мгновений, смотря в ответ, но таким взглядом, каким обычно смотрят на цель, которую невозможно достичь – с долей сожаления и безмерной надеждой. Он не заметил значительных изменений в том, кого называл злосчастным «друг», но видел, что если не остановить того вовремя, будет поздно. Но руки уже давно опустились, а взгляд лишь блуждал по любимому лицу напротив, не в силах что-либо сделать. Они так и просидели, и он рассеянно кивал в ответ что-то рассказывающему «другу». И очнулся он лишь за пределами чужой комнаты с глупой улыбкой до ушей, что мгновенно испарилась с губ, опуская их уголки вниз. Проходя мимо берега, старший заметил цветок – тот расцвел красивее, чем раньше, словно ухмыляясь самодовольно человеку, смотрящего на него со злобой, винящего во всех проблемах. Уничтожить его – убить того, кого любишь, сделать больно себе, а он никак этого не хочет. И, отведя взгляд, пошел дальше, в сторону своего дома. Долго шло время, день за днем все проходило, но цветок не вял, лишь, казалось, становился все ярче и красивее. И, как не мог не согласиться старший, улыбаясь, что его друг тоже. Но вместе с этим и становилось все хуже – расцветал не только в земле, но и в груди, душе младшего нарцисс. Старший его терял, не успев ухватиться пальцами за тонкое запястье. Это был конец. И понимал это только один из них. «Знаешь, я люблю твою улыбку. Она красивая» - смешно смущаясь сообщил старший. Его друг, в ответ на это, театрально округлил глаза. Хотя, может, и не театрально – в его взгляде была и доля настоящих чувств и промелькнувшего понимания. «Я...я знаю, спасибо, я тоже ее люблю» - младший проговорил это так неловко, и, на миг, замер, казалось, не понимая, что он сказал. Слова полились сами изо рта, он говорил это так, как бы хотел, как ни в чем не бывало посмотрел на старшего, который едва держал и без того подрагивающую улыбку. «Я, наверное, пойду» - проговорил почти шепотом влюбленный, поднимаясь со своего места. Вместо того чтобы идти под руку с младшим и пытаться его вытянуть из цепких лепестков нарцисса, он убежал, окончательно ломая ту преграду, за которую его друг держался, дабы не сломаться и не провалиться окончательно. Старший ушел, боясь того, что произойдет. И не зря — побелевшие лепестки ураганом рассыпались по помещению, и, вероятно, это было последним, что увидел в широко распахнутых от испуга глазах младший. И лишь тогда, когда он не появлялся долгое время, а ранее яркий цветок опал, повял, опуская листья, старший забил тревогу – топот его ног эхом раздавался по улице, а волосы развевал свободный ветер. Едва облокатившись о чужую дверь, он, наконец, приложив усилия, распахнул ее. Внутри было прохладно, окно широко распахнуто, а посреди комнаты среди белых лепестков пробивался не менее белый цветок. Старший замер на месте. Он действительно не знал что делать, и, казалось, единственным выходом было найти такого мага, чернокнижника, ведьму, что знали бы все о растениях, в частности о нарциссах. Затягивать было нельзя, и, скрепя сердце, тот бросил последний взгляд на дорогой душе «цветок», хлопнул дверью с обратной стороны. Это его вина, его вина, его вина! Эти слова били в голове отчаянно и с паникой. Он верил, что еще не все потеряно. Последний закат младшего еще не наступил, он надеялся на это. Но многое скрывал и он сам – были и у него непростые связи. Стук в ветхую дверь, и та открывается с неприятным скрипом, перед глазами предстает невысокий человек, под его глазами вечные черные круги. Встревоженный взгляд старшего заблуждал по нему, заглядывая нетерпеливо даже за спину. «Чего-то хотел?» - грубо хрипло поинтересовался человек. Даже хоть они и были друзьями, такое обращение давно взялось в привычку. «Нарцисс, нарцисс...». Чернокнижник, на пороге чьего дома оказался он, посмотрел удивленно, в его глазах мелькало непонимание, ведь не должно же было случиться!.. Его имя я знаю, но говорить не буду, со временем и ты узнаешь. Он мгновенно скрылся в темноте, вернувшись уже с старинной книгой. Увидев ее, потерянный влюбленный вздрогнул. «Поможет, думаешь?». Ему явно была знакома таинственная книга, но вот откуда – не знаю. Пожав плечами, человек протянул ему ее. «Только так ты ему поможешь, понимаешь же». И, прежде чем закрыть дверь, не дав возможностей спросить что-то еще, он криво улыбнулся. Пошатнулась дверь — и захлопнулась, крепко прилегая, вливаясь в стены. Огорченно покачав головой, старший юноша покрутил в руках данную ему книжонку, раскрыл на первой же странице резко. На ней распустился нежно белый нарцисс, на лепестах его выведены тонким пером рецепты, слова, советы. И важное, что среди слов уловил старший — «И лишь накинет свои покрывала на мир госпожа Ночь в день священного Полнолуния, как судьба унесет страдальца во тьму цветочную. Не тормози, умелец, коли не хочешь друга потерять — поторопись, прежде чем увидеть рассвет белых лепестков». И ясно пока лишь одно — полнолуние унесет с собой и его личного Нарцисса. Времени у него не слишком много было, но достаточно, чтобы исполнить все, что сказала книга.
И миг, когда белоснежный цветок заискрился звездами, медленно рпастворяясь, навсегда он запомнил. Вспышка предрешила все — он ослеплен, на миг, мгновение, вечность. Казалось, прошел век, прежде чем старший аккуратно раскрыл глаза. чтобы наткнуться взглядом на парня, лежащего раскинув руки на месте былого цветка. Стоит говорить — он не изменился. Так же прекрасен по мнению старшего и восхитителен. Влюбленного юношу вдруг пронзила острая паника — что делать теперь, что, когда тот, в кого он влюблен, лежит перед ним? Что сказать, что отвечать? Задетый страхом он вдруг попятился назад, распахнув глаза, но споткнулся, чуть ли не падая. Во все глаза старший смотрел на такого умиротворенного младшего, которого будто и не коснулась сама мучительная Смерть. Тот, казалось, почувствовал, что мысли все старшего о нем — его ресницы дрогнули, веки поднялись медленно, он растерянно оглядел затуманенным взглядом помещение. Провел рукой по полу, усеянному белыми лепестками, раскидывая их в разные стороны, и, скосив глаза, посмотрел на старшего, замерев вдруг на холодном полу. Старший не мог оторвать взгляда — он так соскучился по этим родным глазам! Ни шага в сторону он сделать не мог, его будто приковали к одному месту тяжелыми цепями. «Хён?» - короткий вопрос, но в голове забушевал ураган эмоций. Голос, которым было произнесенно это слово оказался таким домашним и уютным, словно всего этого не было. В тоне было ни единой капли самолюбия или гордости, лишь нелепое раскаяние, непонимание и растерянность. «Хён? С-спасибо...» - тот нещадно покраснел, закрывая вновь глаза, негромко хихикнув смущенно. Старший замер, не зная как реагировать, и, прежде чем подумать, выпалил на одном дыхании: «И все же, твоя улыбка красива. Ты великолепно смущаешься». Тишина прорезала комнату, но она была вовсе не напряженной, а с долей неловкости и витающей в воздухе мягкой атмосферой. «Я раньше не замечал, но и твоя тоже» - негромко отозвался млалший, и голос его был полон серьеза. Его друг, наконец, отмер, потерянно сделал шаг вперед. Ноги его не держали — хотелось упасть на колени и уткнуться носом в дорогую сердцу грудь человека, которого он чуть не потерял. На коленях он все же оказался, притянул к себе младшего, а тот в ответ сцепил ослабшие руки на его шее, подымаясь немного и утыкаясь холодным носом в чужую шею. Никто уже не разбирал где чьи слезы. Они обязательно разберуться со всем этим, и обязательно поймут друг-друга, но явно не в этой истории. Настоящий Хранитель будет следовать за интересующим его человеком хоть всю жизнь, но запишет легенду в большую книгу. Тот, кому законно отдал ее Проклятый, стоял за дверяю, прислушиваясь. И в миг, когда умиротворение коснулось парочки, дверь беззвучно открылась, впуская в их маленький мир незванного гостя, что навсегда закроет их историю, их жизнь, в большой книге.
Молчание рассыпалось меж листьев, переплетаясь с негромким шуршанием. Чан не говорил ни слова, закончив рассказывать очередную историю, Чонин — тоже. Лишь когда второй увидел, как небо розовеет в предверии рассвета, он обернулся, в поисках рассказчика. Тот стоял задумчиво, но, увидев пристальный взгляд лисьих глаз на себе, мотнул головой, гоня прочь ненужные мысли.
— Рассвет, да? - Бан Чану даже и не требуются объяснения, он все понял без слов.
Ян молча отвел взгляд, вдруг почувствовав себя виноватым. Юноша напротив него вздохнул, покачав головой, и, сопровождаемый шелестом мягкой травы, сделал шаг назад.
Чонин смог поднять глаза лишь тогда, когда шорохи отдалились, и, увидев просвечивающий солнечными лучами силуэт, выкрикнул:
— Ты ведь вернешься, да? - ответом ему послужила звенящая тишина, но он мог поклясться, что услышал опадающее в воздухе: «Вернусь».
В таком случае, он будет ждать.
* * *
Вечер очередного беспорядочного дня —Ян Чонин сидит под деревом, ожидая того, кто за последнее время поселился в его мыслях, путая их все. Бан Чан явится, он это знает, потому что тот явился вчера, но говорили они совсем недолго. Сегодня младшему есть что спросить, о чем пообщаться, что узнать — у него есть догадки, надо лишь узнать чуть больше, чтобы получить долгожданный ключ к ответам.
Шелестящий ветер сквозит меж ветвей над его головой, а безмолвная Луна взбиралась на беззвездное небо. Если госпожа уже пришла, это значит, что Чан придет совсем скоро. Его время всегда плывет где-то так.
И словно в ответ ему, призрачно зашуршала трава под чужим легким телом — он пришел. Чонин обернулся. Тот стоял молча, смотрел сверху вниз на него, и его глаза в темноте как обычно грустно блестели. Печальная, повидавшая многое улыбка приятно озарила его скрытое тьмой лицо, а привычные кудри как обычно вились, спадая на лоб.
— Ты пришел, - он неверяще выдохнул он, словно не понимая, почему же Ян это сделал. Хотя, вероятно, он действительно не понимал этого, - Почему?
Один этот вопрос был наполнен столькими эмоциями, что их было не пересчитать: отчаяние, надежда, столько всего перемешалось, что и не разберешь большего.
— Потому что захотел, - пожал плечами Чонин, замечая облегчение на лице Чана.
— Хорошо, - ответил тот, присаживаясь неподалеку. - Ты ведь и что-то узнать хочешь?
— Конечно, хочу, хён, - хихикнул Ян, и губ Чана коснулась вновь невесомая улыбка, - Скажи, как там... Проклятый? Ты ведь знаешь его, я не ошибся?
Юноша-рассказчик вздрогнул, и замолчал, ни сказав ни слова. Новоиспеченный друг его был прав, но не совсем, хотя он с уверенностью бы сказал, что Проклятый чувствует себя прекрасно. Младший, поняв, что что-то не то, обратил на него удивленный взгляд. Чан замотал головой, отгоняя ненужные мысли, и, наконец, ответил тихо:
— Ты не ошибся, но в это же время ты не совсем прав. Проклятый действительно рад в последнее время. Кажется, он правда нашел свою любовь, Чонин-а.
Названный парень задумчиво отвел глаза, провел пятерней по волосам, и вдруг вскинул голову:
— Бан Чан. Проклятый — это ты. Кристофер. - слова, наполненные решимостью, как гром среди ясного неба пронзили тишину.
Юноша-рассказчик несколько секунд смотрел в глаза напротив, прежде чем с невероятной быстротой поднялся со своего места.
Ян Чонин не хотел его пугать, но в эту ночь Чан постыдно сбежал.
* * *
Но на следующую ночь он вновь предстал перед его глазами. В тот раз не верил сам рассказчик, теперь не верил и Чонин. Лисьи глаза удивленно распахнулись, следя за приближающимся сгорбившимся силуэтом. Молчание — их друг, они давно поняли. Даже друг с другом, молчание говорило им больше, нежели слова. Придя, Бан Чан признал свое поражение, признал свою неловкую зависимость от малознакомого мальчишки; приходя каждый вечер, Чонин раз за разом доказывал свой стыдливый интерес и привязанность к тому, о ком почти ничего не знает, к тому, чьи любые слова могут оказаться скверной ложью.
Не говоря ни слова, они, кажется просидели вечность, этим святым молчанием доказывая, что бесконечные ночи, проведенные ими вместе, были не просто так. И тем не менее, Ян чувствовал эту дрожь стыда, печали и, в то же время отталкивающей темноты, исходящие от Чана. Темноты, которую он не смог сдержать в себе. Пусть он и давно забытый, изменившийся и совершенно другой человек, былого вспять не вернуть — это доказывали вмиг почерневшие под его пальцами цветы. Поднимая на уровень глаз рассыпающйся в ладонях клевер, он показывал и доверял свою сущность Чонину, тот, в свою очередь, принимал, как мантру повторяя: «Не разрушит».
— Боишься? - сквозным шепотом спросил Чан, развевая черную пыль по воздуху навстречу сияющей луне.
— Боюсь. - соглашается Ян, ероша рукой свежую траву возле себя. Вранье сейчас никому из них точно не нужно, - Но не уйду.
— Спасибо, - беззвучно, едва шевеля губами говорит рассказчик, впервые за этот вечер смотря на него.
И Чонин не знает, что за таинственная сила, словно за тонкие ниточки тянет его вперед. Его ладони, перевозмогая боль, накрывают ладони Чана, он буквально чувствует, как жгет огнем, но не отстраняется, тянется вперед, заключая поцелуем в губы призрачное обещание. Он рушится, чувствует, как руки слабеют, и думает, что это был его первый и последний поцелуй. Их первый поцелуй, который закончится вовсе не счастливой улыбкой, а невидимой пустотой и легким шелестом ветра. Потому что когда Ян отстраняется, старается потяжелевшими руками собрать воедино, сохранить, оставить хотя бы в памяти чужой растворяющийся силуэт. В глазах Чана блестят слезы, рассыпаются звездами по траве, но на их месте все чернеет.
Клятва, данная сотней лет назад, имеет право быть осуществленной. Бан Чан благодарно улыбается, смотря ему за спину, а Чонин слышит шорохи ветхих листьев позади. Он не хочет оборачиваться, но и зря, ведь там не только тот, кто обещал, там и тот, кто спасет. Яна бросает в дрожь, словно в замедленной съемке, когда слышит за спиной хриплый низкий шепот и может поклясться, что тот, кому принадлежит этот голос, одет в бесконечно черное, подобно ворону. Он смотрит лишь вперед, пока не видит, как родные расплывчатые линии лица принимают очертания. Он уверен, что слышал за спиной выдох облегчения, и:
— Проклятие снято, Кристофер.
...И слезы, уже настоящие и живые струятся по его щекам, а земля под ними лишь намокает, будто бы на травинки осела утренняя роса. Чан опирается руками о сухую землю, опуская лицо вниз. Чонин порывается вперед, прижимает к себе и обнимает с бесконечным: «Все хорошо, все хорошо, все хорошо». Все правда хорошо, понимают они оба, когда вспышка освещает полянку под деревом. Бан Чан утыкается в последние моменты в чужую шею, а Ян сжимает пальцами рубашку на его спине.
А дальше — пустота, запечатленная во всей своей красе на страничках древней книги, чей первый владелец в итоге оказался внутри нее.
* * *
У Минхо темнеет в глазах, он чуть не роняет книгу на землю, ему приходится опереться на стоящего возле него Чанбина, чтобы не упасть. Тот, в свою очередь ворчит что-то о старых хёнах, но с сочувчтвием поддерживает. Он прекрасно знает о всех проблемах Ли, поэтому ничего сказать не может.
Несколько секунд после того, как у Минхо фокусируется вновь и без того расплывчатый взгляд, он смотрит на пожелтевшую с черными пятнами траву перед ним с тоской.
— История, длиной в век закончилась, Чанбин, - говорит он, и печаль, сквозящая в его голосе совсем неприкрыта. Он с долей отвращения, но в то же время и с любовью смотрит на книгу в позолоченном переплете в своих руках. Эта книга забрала с собой тысячи историй, причем не только она, он — ее вечный помощник и владелец. У каждого из них меж этих страниц прячется частица души, она заключена, и никто не может ее оттуда вызволить. У Чанбина где-то в середине близкие друзья, у Минхо — друг, которого он только что собственноручно отправил на страницы. Книга, что забирает близких, но так дорога сердцу.
Ли кашляет, прикрывая глаза, вцепляется руками в черные рукава накидки Со.
— Стареешь, хён, - говорит с усмешкой тот, но это правда, каждый из них знает.
— Это вы, чернокнижники, почти бессмертны, а я наполовину человек наполовину маг, - бурчит в ответ Минхо, вытирая губы тыльной стороной ладони, - Чанбин-а.
Названный человек вздрагивает — непривычно серьезный тон Хранителя настораживает и пугает, он до глубины души надеется, что Ли скажет не то, о чем сам Со думает. Однако, тяжелый, давящий и тоскливый взгляд говорит обратное. Без слов Минхо протягивает ему тяжелый сборник легенд, отворачиваясь. Когда вечно лежащий на его плечах груз исчез, ему казалось, что он стал свободен, будто птица, которую выпустили прочь из золотой клетки. Он расправляет широкие плечи, поднимает голову к небу, прикрывает глаза, блаженно вдыхая ночной воздух.
— Я, Ли Минхо, - Чанбин едва заметно дрожит, не хочет этого слышать, - Передаю должность Хранителя Легенд моему ученику Ким Сынмину.
Стоит лишь последнему слову сорваться с губ, он падает, утыкаясь руками в землю, глубоко дыша.
— Минхо...
— Чанбин. Передай ему все. - тон, не требующий возражений. Бывший Хранитель поднимает голову, улыбаясь солнечно в последний миг, прежде чем щелкнуть пальцами, растворяясь в воздухе белоснежными бабочками. Его улыбка, казалось, надолго застыла призрачной тенью.
Со Чанбину хочется думать, что его старый друг при телепортации не расщепился случайно. Но с таким количеством сил, что остались и у без того слабого Ли Минхо, шансов крайне мало. Да и сам чернокнижник больше чем уверен, что это не было случайностью, и что бывший хранитель сделал это именно ради своей красивой смерти, которой грезил с самого детства. И последняя улыбка полностью отражала то, насколько он был рад познакомиться с этим миром в целом.
В любом случае, Со Чанбин обязательно поможет Ким Сынмину продолжить дело своего великого наставника и стать вторым официальным Хранителем.
* * *
Легенды, что рассказывал Бан Чан действительно правдивы. Но разве легенды ли это? Пролистните ветхую книгу с живыми иллюстрациями внутри, что сохранила в себе историю, и решите для себя это сами.
Но эти сотни жизней, что теперь заключает внутрь книги Ким Сынмин, навсегда остались там.
Слишком давно каждая из этих историй произошла, но новые с каждым днем добавляются в тяжелую книгу, заполняя пустые листы.
Ведь однажды и ваша история окажется внутри.
