Tragedy

Холод пробирает до самых костей, Тодороки ёжится и поднимает взгляд к небу. Оно тёмно-синее, почти чёрное с фиолетовыми переливами и ослепительно-яркими, холодными брызгами звёзд. А полная Луна, словно всевидящее око, взирает на него сверху, будто следит за каждым движением. От этого становится не по себе и Шото, зарывшись носом в тёплый шарф, непроизвольно ускоряется. "Чёртов трус." Тодороки игнорирует насмешливое замечание, даже не думая замедляться. "Беги, беги, маменькин сынок. Ты же хочешь поскорее вернуться домой, чтобы написать своей дорогой, обожаемой мамочке сообщение, что ты хорошо добрался. Она же порадуется за тебя." - Замолчи, - не выдерживает Шото, замирая и зажимая ладонями уши. Он знает, что эта попытка бесполезна - ведь этот голос не заглушить ничем. "Ха! Ты же знаешь, что тебя это не спасёт. Хватит вести себя, как ребёнок. Пора бы уже вырасти. Ш-о-т-о. Не позорься." Тодороки поджимает губы и опускает руки вниз. Он снова решает игнорировать любые попытки задеть его. Но где-то глубоко в подсознании копошится червячок сомнений - он не сможет. Никогда не сможет. Тот, другой он, намного сильнее, злее и хитрее. Но так уж вышло, что им приходится делить одно тело на двоих. "Ну надо же, какой ты умный мальчик. Не прошло и десяти лет, как до тебя , наконец, дошло, что я лучше тебя? Тоже мне гений. А впрочем, раз ты всё понял, то может быть, наконец, свалишь в туман и позволишь мне побыть у руля? Поверь, благодаря мне, мы сможем добиться больше, чем ты один со своим смехотворным льдом." - Нет. Я никогда не позволю тебе этого. Ты слишком похож на этого ублюдка. "Это просто смешно! А знаешь что? Я горжусь тем, что я похож на этого, как ты выразился ублюдка. Он силён и даже ты это знаешь, пускай и не хочешь признавать. Уж лучше походить на отца, чем на эту бесполезную бабу, которая..." - Заткнись! Не смей говорить такое про мать! Собственный голос громом разносится по улице. Тодороки вздрагивает и начинает озираться по сторонам. Но вокруг ни души, лишь ветер завывает в подворотне. "Мать? Ты всё ещё можешь её так называть?" Внутренний голос звучит вкрадчиво, но Шото чувствует, что тот другой буквально закипает от гнева. Ему вдруг становится не на шутку страшно. Потому что бурлящая в его груди злость может вырваться наружу и даже он не знает, что случится в итоге. «Нет, не так. Ты ещё смеешь называть эту тупую суку матерью?! Ты забыл, что она сделала с нами? Ты забыл это?» Голос внутри становится всё громче, он вибрирует клокочущей яростью, заставляя Тодороки пригнуться. - Она не... «Заткнись! Ты бесполезный кусок дерьма, как и твоя мамаша! Она... ты только посмотри, что она сделала с нами. Со мной!» Рука Шото противясь его собсвенному желанию поднимается вверх и ложится на шрам. Пальцы чуть сжимают повреждённую кожу. «Она... это всё она! Она изуродовала моё лицо. А ведь я ничего не сделал. Я не был виноват в том, что она не может противостоять отцу. Она ненавидела нас! А ты теперь бегаешь перед ней, скачешь на задних лапах, как вшивый пудель! Мамочка то, мамочка сё. Это мерзко, чтобы ты знал! Отец был прав, когда упёк её в психушку. Там ей самое место! И тебе тоже прямая туда дорога, если ты не примешь меня. Ты же сам должен понимать, что без меня ты ничто, пустое место. Твой лёд так же хрупок, как и людские кости. Рано или поздно ты убедишься, что не можешь ничего. И тогда ты сам будешь умолять меня помочь тебе. Ты...» - Замолчи, просто замолчи, - ноги подкашиваются и Тодороки падает коленями прямо в небольшую лужицу, покрытую тонкой корочкой льда. Но сейчас ему нет дела до того, что его брюки такими темпами скоро намокнут. Он даже не чувствует холода — лишь всепоглощающий страх и неудержимую ярость. Всё это смешивается в один безумный коктейль, который просто сводит с ума. «Ты же знаешь, что не замолчу. Я буду говорить всегда. До тех пор пока ты не смиришься или не ослабнешь до такой степени, чтобы я смог взять наше тело под свой контроль. И тогда... тогда можешь мне поверить, всё будет совсем иначе!» Это последнее, что слышит Шото, прежде чем другой он замолкает, оставляя его одного с пугающими мыслями в голове. Он знает, что должен встать и идти домой, но у него нет сил, чтобы подняться. Он может только стоять на коленях, трясясь от страха в ледяной луже.