Девять делится на три без остатка

      Холодный калининградский ветер дул прямо в лицо. Он ударялся о камни, ограждавшие широкую пешеходную зону от моря, отскакивал и попадал в людей, гулявших по прибрежной территории. Антон надел капюшон и укутался в толстовку, натягивая её рукава на свои побледневшие от холода пальцы. Он одиноко плёлся в самом конце, сопровождаемый Тарасовым, который периодически появлялся рядом и отпускал нелепые шутки по поводу предстоящего матча.       Тем временем в самом начале их растянувшейся на всю набережную колонны шли Лёша и Федя. Они почти не разговаривали, изредка перекидываясь лишь парой пустых фраз. Федя как всегда двигался под различные американские группы, играющие свои песни в его битсах. Лёша же молча наблюдал за бесконечными волнами, то и дело накрывавшими камни и пытавшимися захлестнуть набережную вместе со всей командой. Впрочем, Лёша и не против. После очередной ссоры с братом, которая снова началась из-за пустяка, он чувствовал себя действительно подавленно. Глупый, глупый, глупый. Надо было пойти навстречу и извиниться. Стоит ли эта гордость этих ужасных мучений и криков в голове, которые достают каждого на протяжении всего дня? Когда же они научатся унимать её и просто быть счастливыми? Или, быть может, их кто-то научит? Федя на это и надеялся. Устав от постоянных ссор братьев, он пытался усмирить их пылкий нрав и научить их заново жить в гармонии друг с другом, как было раньше.       Колонна футболистов плавно двигалась к отелю, где Миранчуков ожидали ещё несколько часов нелепого мучительного молчания. Как же часто в последнее время возникала такая ситуация: каждый лежит на своей кровати, залипает в телефоне и не говорит ни слова другому; и как же каждого это достало. И каждый чёртов раз в одинаковых головах крутится одно: поскорее бы матч, лишь бы больше не лежать так молча. Все часы, проведённые в тишине, тянулись гораздо дольше; это был какой-то их собственный вид пытки.       У Лёши срабатывает будильник, который означает, что их личный ад пока что заканчивается и время ехать на стадион. Они собираются моментально, когда молчат. Хоть какой-то плюс от этих бесконечных и нелепых ситуаций.

***

      Антон буквально не мог дышать, пытаясь ловить ртом кислород и судорожно цепляясь за твердое деревянное сидение незнакомой раздевалки. Костяшки младшего Миранчука уже белели от напряжения, но Антон будто бы не замечал красных отметин на руках, всецело будучи погружен в свои не особо радостные мысли.       — Антон, все в порядке? — Тарасов попытался потрепать парня по кудряшкам, но тот лишь инстинктивно отпрянул, не позволяя этому случиться.       — В полном, — пробурчал Миранчук, хотя на самом деле хотелось кричать: «Нет, Тарасов, всё пошло по пизде».       Лёша же судорожно пытался ухватиться хоть за какую-то мысль в своей голове, но они, казалось, кружились в диком венском вальсе, и он лишь выдергивал какие-то пустынные воспоминания, постоянно натыкаясь на одно и то же событие — ссору с братом.       Федя ежесекундно бросал взгляды на парней, лишь горько ухмыляясь про себя и понимая, что эти большие дети ни за что не справятся без него. И знаете, в этом не было ни капли самолюбия, Миранчуки действительно никак не разберутся в себе без помощи Феди, который уже долгий период времени постепенно, шаг за шагом, восстанавливал зеркало, которое разбили братья. Поэтому, как только все выстраиваются в шеренгу перед выходом, он тихо подзывает этих двоих к себе и, слегка улыбаясь, видя их недовольный прищур, быстро-быстро шепчет: «Разобрались, собрались, не позоримся и ебашим». Лёша лишь пожал плечами, Антон же отвёл взгляд куда-то в пол, рассматривая калининградский газон и упорно игнорируя всё происходящее.       Матч начался. По телу Антона бегают сотни мурашек, а тот силится понять: от страха или холода? Или от осознания собственной глупости? Вдруг Лёша дергается от резкого дуновения ветра, непроизвольно дергает головой, пытаясь отогнать назойливые крики болельщиков Балтики, а после — разворачивается к Антону, видит его потерянное лицо и, наплевав на то, что между ними какие-то недомолвки, одними губами шепчет: «Я верю в тебя». И лишь один Антон понимает этот немой диалог, тут же отвечает легкой улыбкой и так же про себя проговаривает: «А я - в тебя». Лёша поймет. Наверняка.       В середине первого тайма Локо начинает разыгрываться. Федя бежит вперёд, быстрыми шагами приближаясь к штрафной и ведя футбольный мяч под своими ногами. Миранчуки бегут, образуя две параллельные прямые (то редкое исключение из правил, когда они пересекаются), а Смолов судорожно вздыхает, немного теряя контроль и отправляя мяч куда-то в сторону ворот; и промахивается, пока Миранчуки одновременно хватаются за голову, и кажется, что это — идеально отработанная театральная постановка — ведь как можно быть такими синхронными, даже не сговариваясь? К сожалению, сегодня у нас на сцене ставят трагедию.       Не уходя от выбранной тематики театрального искусства, на табло высвечивается 1:0. Локомотив пропустил, а Федя вновь и вновь винит исключительно себя: он уверен, что хуже всех. Он не справится. Не может. Осознание резко ударяет по голове, выключая способность трезво мыслить и оценивать ситуацию. Федя падает на газон, желая остаться здесь навсегда. В памяти всплывают картинки из матча с Хорватией, когда он опозорил себя. Команду. Страну. Федя не хочет так больше жить. Не хочет, но... — Ты справишься, — Антон Миранчук нежно треплет парня по щеке, — Я знаю.       И пускай Антон так делает лишь в голове Феди, но последний почему-то уверен, что если бы имел возможность — Антон определённо точно так поступил бы.       Данная фантазия словно второе дыхание для Феди. Он уверенно бежит к чужим воротам, видя там 59 номер. Федя и Лёша снова в штрафной Балтики. Девятый номер весь взмок, волосы промокли то ли от только прекратившегося дождя, то ли от волнения и дикого пота. Смолову уже начинает казаться, что его татуировки покрылись тонкой корочкой льда, образуя какой-то волшебный витраж. Но у него нет времени на раздумья сейчас: он отдает мяч старшему близнецу, а тот, умело обводя защитника, отправляет его в ворота. Они смогли. Они справились. Федя улыбается, ощущая объятия Лёши на себе.       К концу тайма счет 1:1, а Смолову который раз хочется плакать. У него неимоверное желание зажаться где-нибудь между перегородками в раздевалке, чтобы его больше не нашли. Никто и никогда. Но он мужественно входит в помещение, ожидая моральный разнос, и получает его, выслушивая очередную тираду Палыча. На душе у Феди одно опустошение, которое, кажется, теперь ещё долго будет его преследовать. Он ощущает лишь сухость во рту, сдавленность горла и вязкий язык, который перестал нормально функционировать. Это ли не конец?       А Антон видит, как мучается Смолов. Видит все его провальные попытки забить, видит давление, что действует на Федю. И больше не может. Он хлопает брата по плечу и молча ведёт его в сторону Смолова, а тот покорно следует, чему остается лишь поражаться — как и когда эта ментальная связь вышла на такой немой уровень, не требующий ничего, кроме одного жеста?       Лёша приобнимает Федю с правой стороны, заставляя того дёрнуться от неожиданности, а тот нежно обнимает старшего близнеца в ответ. Сзади подходит Антон, очень и очень тихо шепча: «Федь, мы знаем, что ты справишься. Разобрался, собрался и ебашишь». И Федя ему верит. Всегда же чувствуешь себя гораздо лучше после слов поддержки. Такая банальщина, Федя, ты когда стал настолько впечатлительным, что готов растаять от обычных слов? Он расплывается в медленной улыбке, смеясь над самим собой и чувствуя кудрявые волосы близнецов у своей головы, ощущая тяжесть их голов на своих плечах. Почему в последнее время его спасают каких-то два молодых парня?       Но матч ещё не закончился. Наступил второй тайм, игра напряжённо идёт. Локомотив пропускает ещё один мяч, и ситуация поворачивает совсем не в нужное им русло, заставляя ежеминутно судорожно пялиться на счёт, надеясь, что он изменится от одних взглядов.       И вот — атака в штрафной Балтики. Лёша ведёт мяч, обводит игрока, когда тот, наваливаясь на него, заставляет упасть Миранчука. Где-то внутри Антона что-то съёжилось, кольнуло и заставило судорожно делать глубокие вдохи, силясь успокоиться. Но он не выдерживает, бежит к судье, где на повышенных тонах пытается объяснить, что, вообще-то, так нельзя. Что там, у штрафной, лежит его братик и корчится от боли. Да и не пойти ли вам всем нахер? Антон получает желтую, напоследок шепчет грубое «пошли вы к чёрту» и бежит к брату, надеясь, что всё хорошо. Антон, но как с такой защитой и поддержкой может быть плохо?       Началось дополнительное время. «2:2» на табло, Локомотив сравнял счёт с помощью невероятного удара Эдера через себя, но сейчас нужно продолжать играть. Ещё целых полчаса им бегать по полю и доказывать друг другу, кто лучше. Весь первый овертайм огромные светящиеся цифры не трогаются с места, но в конце Антон забивает, заставляя счёт перевалиться в их сторону. И Миранчук не верит. Не верит в то, что это сделал он, что благодаря ему команда вырывается вперед. Недоумевает половина болельщиков, что уже давно поставили крест на нём, как на вечном запаснике. Но зато два, пожалуй, самых близких человека верили всегда, заставляя Антона невольно задумываться: здесь победный гол или очередное доказательство их личной теоремы?