щенят топят по весне.

                          у штор странный розоватый оттенок; у кофе не менее безумный привкус далёких от кореи рыжих абрикосов. он заглядывает во внутрь. аккуратный фарфор; белая пена, а разводы коричневые; ложка на краю блюдца отливает красивым серебром. вместо обеда — ещё одна кружка; кусок в горло не лезет, тогда как на экране телефона привычное сообщение надеюсь, сегодня ты не отказался от еды. миленько.       бывшие коллеги до сих пор его не могут отпустить, тогда как ли донхун — он взъерошивает карамельные волосы; глоток — без сахара; перестук пальцами по столу; пишет на краю бумаги пять лет, не меньше. приговор. он живёт одним днём, где есть дела поважнее, чем скучать — о тех, кого он оставил. облизывает уголок губ; несколько пометок еле заметных — карандашом. сегодняшний день обещал ему много проблем, но на деле лишь очередные будни.       донхун любит такие спокойные дни, когда он может позволить себе выбраться из главного здания; когда все не особо важные дела оставлены на стажёра-помощника с улыбкой-солнцем; когда донхун занимает уютный столик в самой глубине полюбившегося кафе. кружка латте; кивок милой официантке, и обязательно — чаевые. его не трогают; беззвучный на телефоне. до работы — ровно семь минут пешком и ещё три, чтобы добраться до своего кабинета. нет срочных дел. за последний месяц его жизнь неплохо наладилась. он поднимает взгляд от бумаг и движением руки просит персонал подать ему чек за несколько кружек кофе, а затем подпирает ладонью щёку. всё ещё пахнет странными абрикосами. кажется, единственный минус после переезда в новый город.       законченная в своё время с отличием школа; красный диплом; несколько лет важной практики в родном городе. фотографии таких, как ли донхун, вешают на доску лучших сотрудников. не хвастается никогда, но — несколько важных звонков; интересные предложения; попытки пробраться выше и выше; в новый город. его зовёт всего лишь интерес и — кто в их время не хочет изменить свою жизнь-то. варианты новой работы; резюме в более престижные места; косые взгляды коллег и смешки добродушные —             не пропади без нас, донхун-а.       одному в новом городе сложно —             и будь тебе хоть сорок лет.       он смотрит, не моргая на друзей; делает вид, что ему без разницы на чужую заботу. донхун, кажется, с самого рождения такой. за спиной шутят, что нет вреднее человека. носит дорогие часы на левой руке; никогда не опаздывает; журит даже старших за проколы, а сам — никто не видел, чтобы он ошибался.       идеальность прописана в досье ли донхуна. он увольняется по собственному в конце августа; собирает вещи в тот же вечер; закрывает квартиру на замок — дарит все растения кроме маленького кактуса пожилой соседке из дома напротив, а сам. шесть часов на поезде; уже забронированное жилье; такси сразу до нового офиса — здание суда. правильно ли бросать родной город ради новых и таких призрачных возможностей? он не знает до сих пор, но —             дохнун не сожалеет.       официантка приносит счёт и спрашивает всё ли понравилось посетителю. согласный кивок. скоро будет как месяц — донхун кладёт несколько расправленных купюр и говорит, что нужно чуть меньше сладкого сиропа — молчит об абрикосах. добавляет немного чаевых. надо возвращаться в здание суда. а его квартира находится в соседнем квартале — там аренда почему-то чуть ниже, ходить же по утрам до работы ему вправду нравится. прогулки с самим собой лечат; белая рубашка; приталенный костюм — сегодня цвета мокрого асфальта. он собирает документы со стола и прячет в прозрачный файл; затем — в кожаный портфель. донхун кажется слишком идеальным со стороны. быть может, так и есть. он смотрит на запястье; часы показывают полшестого вечера. надо остаток рабочего дня провести всё же на своём месте, а ещё поговорить с напарником о его деле.       помогать другим, когда у самого всё получается, —             нормально.       сентябрьский воздух приятно обнимает за плечи. часть людей уже торопится домой; у кого-то уставшие лица и синяки под глазами, кто-то улыбается первым встречным. донхун же не проявляет обычных эмоций. ему так легче, хотя часто слышит — у тебя слишком грустные глаза, хэй. так просто вышло.       в жизни часто что-либо происходит — просто. и нет смысла обвинять самого себя, или бога, который, даже не факт, что есть. ли лишь качает головой и, удобнее беря портфель, идёт по уже такой знакомой дороге. тепло; красивые здания — узор на фасаде; редкие облака ленятся на небе. дождей обещают ещё нескоро, а бывшие коллеги во всю ноют, что в их городе ещё немного да заведутся лягушки. донхун молчит в общем чате и лишь отправляет какой-то нейтральный смайл, мол, конечно же, увидел и понял, но не более. в этом весь его характер. подставляет лицо тёплому порыву южного ветра. нравится? совсем немного. спокойствие стоит многого в их жизни. сколько донхун себя помнит —             всё или ничего.       этот азарт быть самым первым в учёбе; поругаться с одноклассником из-за какой-то бесполезности; вызовы друг другу — стрелка за школой. жёсткие драки, когда донхун всегда выходит без единого шрама на лице; родители лишь через пару лет узнают о странных похождениях ради — принципа. а уже и поздно ругать. он с головой в учёбу; выбирает самый сложный университет и назло всем поступает в юридическое. прищуренный взгляд в сторону своей группы и всего потока; нелюдимый староста; первый в рейтинге студентов. ради чего — сам не знает. просто так правильнее для самого донхуна. ему нравится то, что он делает, а это — самое главное.       он задирает голову к небу —             солнце постепенно идёт к горизонту.       чем ближе зима, тем меньше мягкого —             света.       от родного города остаются лишь воспоминания и семья, которая, наверное, будет ждать на зимние праздники или на день рождения отца. что-то смутное и такое неважное — приоритеты расставляются слишком быстро; забывает прошлые связи. донхун выбирает из всех зол ту, где риском воняет даже обычное утро воскресенья. и ему нравится.       за прошедший месяц он закрыл шесть важных дел — трое из которых получили пожизненное; приговор, над которым донхун слишком старался. ухмылка в зале суда. это его работа — доказать, на ком именно будет лежать вина. наказание неизбежно. кто если не он — возьмёт на себя ответственность. ломает других, но не ломается сам. выходит необычно — донхун не улыбается охраннику около главного входа; показывает именной пропуск. большинство людей уже покидают здание, когда он только-только возвращается. новое интересное дело обещают лишь на следующей неделе, а пока что можно сделать вдох; приятная усталость.       в сером лифте прохладно; несколько человек с этажа выше — пока что не знает никого да и не нужно ему это. работа не обязывает его быть другом каждого из огромного здания и флиртовать с каждой секретаршей; работа обязывает его — донхун резко вздрагивает и вопросительно изгибает бровь. на третьем этаже в железную коробку вдруг заскакивает ядерно-рыжая макушка; чёрный карандаш на глазах; словно вышел из глупых комиксов про супергероев; взгляд исподлобья; вместо приветствия или улыбки лишь презрительно дрогнувшая губа.       его зовут ким бёнкван, и это, к сожалению, третий человек, с которым в первый день познакомился донхун. они смотрят друг другу в глаза; бёнкван насмешливо фырчит; в его больших ладонях несколько тяжелых папок — виднеются знакомые слова; дела прошлых годов из архива. этого паренька гоняют с документами постоянно — спасибо, что не за кофе. он то ли чей-то помощник, то ли вместо ещё одного стажёра. когда нет нормального образования, то приходится работать кем придётся. и.       — ты к себе? — бёнкван обращается без какого-либо уважения и формальностей; пропускает несколько человек к выходу на четвёртом этаже; смотрит на голые ноги девушки, что в короткой и облегающей юбке; красиво. подходит ближе к старшему; чуть задирает голову. летние тканевые кеды без дополнительных стелек не дают ничего к невысокому росту. вновь фырчит, а когда замечает согласный и такой молчаливый кивок донхуна вместе с а, что? хочешь провести со мной ночь? — вдруг впихивает тому верхнюю папку чёрного оттенка. — отличненько. мне не сдался твой клоповник, поэтому просто передай сэюну.       и это не был вопрос. рыжеволосый парнишка довольно облизывает губы; смотрит ещё раз на панель с кнопками, к донхуну же больше не обращается. ему это и не надо. напевает под нос что-то из репертуара вайджи. старший же даже не удивляется чужой наглости. у бёнквана всё написано на лице — сучизм на нижнем веке; глаза вечно скрыты то под зелёными, то под янтарными линзами.       такие люди, как он, долго не держатся в офисах и тем более с документами. либо сваливают по собственному, либо отдыхают по вечерам так, как им не положено. за свои года донхун уже успел узнать много вот таких скользких типов — усмехается бесшумно, когда двери лифта открываются на шестом этаже, а бёнкван довольной походкой исчезает в проёме, где легче всего поймать компанию адвокатов, чем вредного прокурора. забавно. сам же он —             удобнее перехватывает папку; часы на запястье сообщают, что он добирался до офиса на две минуты дольше положенного; плохо.       нельзя нарушать установленные тобою же правила —             взгляд в глубь коридора.       спокойные шаги; во рту всё ещё привкус кофе и абрикосов. в здании суда карамельные волосы отдают почему-то тёмным шоколадом; горьким. без разницы. почему-то в этот день даже не хочется огрызаться; не хочется принижать других людей своим острым языком. он всегда успеет жёстко отыграться — ещё встретит странненького бёнквана да припомнит чужую наглость вместе с ростом или тем фактом, что рыжеволосый парень ворует целые пачки листов а4 перед самым носом начальства. это всё мелочи, как, например, и тот факт, что донхуну не выделили личный кабинет. это было одно из важных требований — тишина на рабочем месте; свободное пространство для книг и кодексов; для того, чтобы поставить кофемашину или хотя бы чайник, но.       пальцами по воздуху. за окном кабинета — шумная улица; крыши других домов и осеннее солнце, которое всё пытается сбежать; топит себя в горизонте и зовёт на своё место красивую луну. донхун несколько секунд изучает роспись на стекле и лишь после заходит внутрь окончательно.       два рабочих места; его — убрано и, до удивления случайных людей, красиво. аккуратные стопки бумаг; книга с фиолетовыми закладками на нужных страницах; выключенный ноутбук; цветок — привезённый из дома кактус. быть сильным как — дебильное растение. давний подарок первой любви, что научила его быть немного человечнее. донхун на миг нервно качает головой, прогоняя даже самые слабые образы. это всё прошлое — так пусть и валяется на задворках сознания. он подходит ко второму столу, где.       ким сэюн странный. раньше донхуну казалось, что его прошлые коллеги-то с другой планеты и особенно о хиджун с его привычкой протирать собой пол, но этот парень, кажется, ещё даже не старается, потому что. не поднимает головы от экрана ноутбука; бардак в даже самых простых вещах; чёрная оправа очков — хмурится слишком жутко, тогда как отросшая чёлка тёмных волос собрана в глупую пальму на макушке.       первое впечатление о сэюне всегда обманчивое. тяжёлый взор даже на друзей; низкий до мурашек голос; поджатые губы; крепкие плечи и мышцы под плотной тканью белой рубашки — всегда закатаны рукава одежды. он разговаривает ещё меньше донхуна, но шума — слишком много. как и косяков. старший понимает это на второй рабочий день, когда в своих свежих документах находит важные бумаги напарника, исписанные в чёрно-белых енотах и ушастых кроликах. до тупого нелепо. а сэюн может лишь пожать плечами и сказать своё привычное.       — ну... бывает.       второй прокурор снизу вверх поднимает взгляд на донхуна и натянуто улыбается, когда тот бросает тяжёлую папку на стол; кружка с чаем опасно покачивается; сам парень, кажется, даже не дышит и переводит рассеянный взор через очки на бумаги, переданные бёнкваном. мол, конечно же, круто получить ещё кучу макулатуры из пыльного архива, но ему это сейчас не особо нужно. чихает шумно; ладонью по носу. ему бы сейчас несколько часов сна в тёплой кровати, а не вот это всё. быть может, ещё вкусные цветные хлопья с полтора процентным молоком и какой-нибудь глупый мультик с нефликса с американским сленгом. что ещё нужно для счастья ким сэюну — донхун же закатывает глаза, называя своего напарника не то чтобы глупым, но.       — я придумал, как дать твоему клиенту лет пять, даже если адвокат вдруг сможет подтвердить его невменяемость или, наоборот, скроет тот факт, что он носит форму японских школьниц по ночам, — растерянный вздох сэюна; длинные чёрные ресницы; низкий голос. донхун же пододвигает к себе ближе стул; сразу за работу, и уже не умеет по-другому. кажется, это его чёртова жизнь — от дела до дела, и помогать вот таким странным людям. почему сэюн всё ещё работает по профессии и как его ещё не выгнали — хороший вопрос. озвучивать он его пока что не будет, но лишь — пока. начальство к новому году обещает ещё несколько обвинителей. может, среди них найдётся кто-то достойный донхуну. — о нет, только не говори, что ты не знал про школьную форму. ким сэюн, это моё дело или твоё? — старший качает головой и недовольно хмурит брови. — хотя будь ему на десять лет и двадцать килограмм поменьше, то вышло бы очень даже дельно.       у напарника лицо перекашивается в отвращении —             донхун усмехается и цокает языком.       ответственность с самого детства и правила, которые он сам устанавливает. нормальные дети мечтают о чём-то прекрасном всегда; заветном — личном настолько. сэюну вот с детских годов хотелось к зимнему морю — увидеть, как чёрные волны лениво лижут берег. ему хотелось купить целую ванну шоколадных батончиков и утопиться в нём, чтобы не пойти в школу на следующий день. а ещё собрать всю коллекцию карточек с покемонами. в его паспорте до сих пор лежит самая любимая — потрёпанный чармилион строго смотрит на любого, кто возьмёт чужой документ, и лишь хозяину улыбается как-то слишком довольно. сокровенное — такое оголтелое. сэюн подростком прятал отбитые на улице из-за скейта колени, а каждый новый год загадывал — пожалуйста, я так хочу чёрного щенка с висячими ушами, а ещё было бы классно стать айдолом, чтобы меня все знали, и я заработал очень-очень много денег. а вышло так, что теперь он в офисе — решает, что делать с жизнями совсем незнакомых людей. усталость.       донхун о таком почему-то никогда не мечтал —             он просто был.       сам у себя.       мама всегда просила помогать по дому; старшая сестра убегает гулять на улицу — донхун учится готовить что-то вместо рамёна, а потом прячется под одеялом на кровати вместе с ручными фонариком и книжкой, взятой со школьной библиотеки. отец возвращается поздно с работы и уже не пытается учить ребёнка чему-либо — его встречает не по годам взрослый взгляд и слова о том, что —             донхун не помнит своего беззаботного детства.       с каждый годом всё выше и выше планка —             ещё ни разу не оступался.       переглядки неловкие в кабинете; сэюн смотрит внимательно на чужие пометки и своей рукой в спутанные на затылке волосы; нелепый хвостик на макушке. чёрный пачкает пальцы — он переворачивает листок, случайно загибая слишком сильно край бумаги. линяя сгиба. донхун выдыхает тихо и так недовольно — страдает его врождённый перфекционизм. он ждёт чужого решения слишком долго; сентябрь за окном всё прохладнее, а в голове ким сэюна, кажется, та ещё загрузка. раздражает. что за катастрофа, а не напарник. донхун уверен на все сто процентов, что его план сработает, что его расписанная в кафе идеальность поможет выиграть дело и засадить преступника на срок — минимум пять лет. старший смотрит на своё запястье — ровно шесть вечера. через час можно будет уходить домой, если, конечно же, этот взрослый ребёнок согласится с его планом.       сэюн недовольно ноет и сползает под стол —             смотрит куда угодно, но не в глаза новому прокурору.       — не думаю, что так выйдет, хён, — на экране монитора открытые вкладки браузера; спрятанный гугл-поиск про ближайшие билеты на море; несколько листов экселя. сэюн не показывает, что нервничает и лишь нелепое движение, чтобы поправить очки — сдаёт его. он отрицательно качает головой и отчего-то губы расплываются в виноватой улыбке. донхун до сих пор не может привыкнуть к такому поведению парня. тем не менее. — если бы там был адвокат из другой конторы, то, может быть. но против хёджина сложно, и он. чёрт, ты же знаешь, что он тут лучший.       сэюн смотрит в глаза старшего; расплывается горький мёд. донхун усмехается грузно; в ответ — блеск в глазах; чуть ли не — оскал. азарт просыпается при таких словах; это похоже на охоту с собаками. разношёрстный лес; запах хвои и влаги; ранее утро — солнце не всегда пробивается сквозь густые ветви; громкое фас!, а затем вся территория заливает истеричным лаем. не сбежать; не выбраться из ловушки даже самым смелым и умным кроликам. соревноваться с ли донхуном — себе дороже. а сэюн почему-то до сих пор боязливо относится к простачку-адвокату с их этажа. хёджин слишком часто берёт дела, которые достаются их прокуратуре. и, наверное, именно к нему и пошёл глупый бёнкван после архива — понёс документы.       донхун собирается выкинуть дурацкое. желательно, конечно, сразу пару людей из этого здания, но — срывает резинку с волос сэюна; чёрная чёлка спадает на глаза парня. он забирает свои наброски с не то чтобы злым взглядом. мысленно комкает бумаги, чтобы затем сделать нечто более прекрасное. странный хён; принципиальный слишком. сэюн прижимается сведёнными лопатками к креслу и наблюдает, как старший возвращается к своему рабочему месту; бросает упёртый взгляд на привезённый из дома кактус, который поливал только сегодня утром. замирает.       ему не грустно и даже не обидно от слов напарника или существования какого-то якобы хорошего адвоката — он уже привык быть таким. лишь звучит всё, как дерьмовый вызов —             окей.       — так, когда у тебя предварительное слушание? — сведённые брови. старший снимает с плеч серый пиджак; расстёгивает рукава рубашки — тёмная кожа; крепкие мышцы, почти всегда спрятанные за светлой тканью. — хотя какая разница. — старший усмехается без эмоций; в ладони чёрная ручка. включает её грубым ударом о столешницу. смотрит в глаза своего напарника. — завтра утром всё будет готово, сэюн.       ли донхун подпирает щеку свободной ладонью —             вот бы сейчас кружку кофе из кафе.       вот бы быть сейчас не таким принципиальным —             сентябрь.       он не спит до самого утра, а хёджин впервые за долгое время проигрывает своё дело.       

х

             донхун как и все люди не любит понедельники, но куда больше — воскресенья. у него функция лени прописана где-то в самом низу списка, из-за чего в съёмной ещё летом квартире (назло словам всяких бёнкванов) убрано до блеска; чистая посуда; нулевой слой пыли; через прозрачные окна лучи света — упираются в плотные шторы. он проводит свой выходной, когда нет работы, за просмотром новинок кино; за прочтением старых книг, до которых руки всё не доходят. мураками был взят из родного дома — норвежский лес так и не осилен ещё с подростковых лет.       конец сентября; ещё немного и наступит — октябрь. небо затянуто серыми тучами; обещанные грозы к концу вечера; чёрный зонт на дне портфеля с документами. он вправду не любит понедельники, но не потому что нужно на работу или куда-то вставать. неизведанность новой недели жрёт ли изнутри — он неприятно жмурится и заказывает двойной мятный раф с собой. в здании суда всё равно не найти вкусный кофе, так что приходится тратить свои честно заработанные деньги.       он оглядывается по сторонам; делает первый глоток. день не день, если не выпить эту дрянь — хотя ничего не сравниться с тем, что на прошлой работе готовил о хиджун. хуже залитого кипятком песка; смешок. уже начинается второй месяц, как он переехал в новый город, а старые привычки всё ещё остаются. он перевешивает брелок старшей сестры на ключи от съёмной квартиры; покупает одеяло, напоминающее то, что было у него в родном доме; телевизор звучит на заднем фоне и замолкает от установленного таймера. противоречивость скребёт на душе донхуна — он уверяет сам себя, что не скучает по семье и тем более старым коллегам, но почему-то всё ещё не выходит из общего чата в какао.       хиджун кидает утреннюю фотографию своей собаки, которая разгромила полкомнаты и съела фирменные кроссовки парня. бёнгон с хёнсоком ржут жёлтыми смайлами. единственная девушка в коллективе рюджин — отправляет несколько советов, как отучить животное портить вещи. джин сонхо многоточит в их чат спустя минут пятнадцать после всего шума. и лишь донхун листает всё это — молча. скучает ли он?       кто знает.       ещё один глоток —             на часах без десяти девять.       донхун прячет телефон в карман пиджака чёрного цвета; смотрит на главный вход, куда как муравьи прутся люди. он тоже — один из них. осознаёт это, поднимая взгляд к серому небу. чувствует себя странно. хочется впервые за долгое время развернуться и уйти домой обратно — скорее всего его ждёт новое интересное дело, обещанное начальством; ещё одна попытка дать пожизненное. большинство людей в его жизни просто имена; даты рождения; лица на фотографии. есть досье — нет личности человека. воздух на улице тяжелеет, кажется, дождь с грозой будет чуть раньше чем вечером. нужно идти в здание, но вместо этого донхун сворачивает за угол —             это место ему уже успел показать сэюн.       они тогда только-только налаживают контакт; старший лишь пронзительно смотрит, а сэюн так себе как тамада. не умеет разговаривать в дружеской атмосфере — создавать её тем более. они закрывают кабинет на ключ и на запасном лифте едут на первый этаж; пусто; глубина здания суда; несколько мусорок — граффити на стене что-то с матом и про фемиду. забавно. сэюн же говорит, что именно сюда он сбегает раза три-четыре за день, чтобы покурить и побыть в тишине, если начальство вновь требует от него чего-то нереального. чёрный выход может быть точно также и входом — мало кто решается тут тусоваться, а сэюну без разницы. он курит красные мальборо; носит серебряные кольца на крепких пальцах и иногда подкармливает бродячих кошек, которые то и дело появляются тут. конечно, не так уютно и чисто как в здании, но пойдёт, правда ведь?       донхун с ним, наверное, согласен. сразу идёт по узкой улочке — ещё не пробовал заходить с этого входа, но настроение вместе с чуйкой говорит о том, что минимум людей — его сегодня необходимое требование работы. или загрызёт кого-нибудь ненароком. стены соседнего здания обшарпаны — подростки всё ещё пишут что-то злое и обидное. вырастают ещё более страшными взрослыми, которых затем и судят в этих крепких стенах. бывает, как говорит ким сэюн. донхун согласно кивает — у чёрного входа силуэт. взъерошенные волосы; сидит на корточках, прижавшись к холодному камню позвоночником; сигарета в пальцах — костяшки отдают чем-то красным и, кажется, шрамами. нервами, которые сдают раз за разом.       — ты хоть табуреточку сюда притащил бы себе, — донхун подходит медленно к парню. и лучше бы это был напарник сэюн, чем тот человек, чьи волосы на заседании в августе отдавали противной синевой. как же непрофессионально. — или за прошлое проигранное дело тебе слишком мало заплатили, сынджун?       они пожимают друг другу руки, а мятный раф приятно греет свободную ладонь — парень с теперь уже тёмными волосами так и не поднимается на ноги. пепел спадает на дорогой костюм; громкий мат; пытается стряхнуть пальцами, но вместо этого лишь оставляет серую полоску. твою мать.       донхун наблюдает за этим и отчего-то вспоминает своего бывшего коллегу джин сонхо — тот тоже вечно палится с сигареты, что в конце концов вообще устраивает себе личную курилку между лестничными пролётами. игнорирует слова старшего про — вред курения; побеги между делами; прокуренные бумаги и хиджуна, который хвостиком следует на лестницу и стреляет ещё одну сигаретку. в новом городе нет таких — похожих людей. а донхун просто смотрит сверху вниз — чужая распахнутая рубашка; чёрная футболка под низом, где жирным красным выведено there are no facts, only interpretations. забавно для адвоката. сынджун ловит взгляд на себе, но поднимает не на ноги вовсе — показывает средний палец со словами громкими.       — день и так херовый, так ещё ты опять капаешь на мозг, — мусорка у стены напротив; зелёные пакеты — пачки бумаг, чей срок годности истёк. вот бы сразу сжигать данные, а не копить у стен здания суда. сынджун недовольно фырчит, делая затяжку, а затем мотает головой. тёмная чёлка на глаза — красные веки; злость в лице. так странно. за месяц работы донхун не видел этого парня в таком состоянии. сынджун обычно — безумно громкий; заразный смех; шутливые толчки в плечо. он виснет на своём напарнике-адвокате и угощает донхуна за свой счёт после проигранного ему же дела — подсыпает туда красный перец. выходит вкус так себе. — хочешь поебать кого-нибудь так иди вон — хёджин будет пиздец как рад тебе. — парень закатывает глаза и бросает сигарету под ноги донхуна. — о, нет. стой. или ты, как там правильно, пасс?       от сынджуна воняет обидой и злобой; яд — он поднимается на ноги; одного роста; прячет руки в карманах чёрных штанов. ну чего смотришь, блять. ли же голову склоняет набок и проводит языком по верхней губе. такими смешными словами его сложно задеть — лишь сильнее разгорается интерес к произошедшему у адвоката. нужно хорошо постараться, чтобы в утро понедельник называть твоего оппонента в судебных разбирательствах — геем.       донхун тихо смеётся — ставит купленный по дороге кофе около стены суда; шаг навстречу; смотрит в красные глаза сынджуна, который в этом многоэтажном здании, кажется, даже не особо в почёте. сэюн успел рассказать многие слухи — правда, пока что не все.       а ли сынджуну всего-то — двадцать три. за спиной с трудом оконченное высшее образование; его устроили даже сюда — по блату. но адвокат не так уж и плох. он берёт людей то ли харизмой, то ли своими ненормальными глазами. курит крепкие сигареты и иногда — мятные с кнопкой; кажется, иногда что-то тяжелее — на пару с бёнкваном. он предпочитает сразу говорить в лицо о том, что ему не нравится (например, какой-то там бесячий пак мингюн с третьего этажа или болгарский перец). донхун в этом списке оказывается лишь наполовину, когда при первой их встрече советует сынджуну смыть ужасный синий с волос и стать хоть немного да человеком, а не уёбком.       — погоди, у тебя что-то на лице, — прокурор вдруг перебивает его; всё ещё близко слишком — тянет руку и касается скулы сынджуна. цокает взволнованно языком, замечая, как выражения лица парня со злого меняется на растерянное. какого чёрта, донхун. — о, нет. стой. я ошибся — это твоё обычное ебало. — старший хмыкает без злобы, но всё равно — победно; его толкают прокуренными пальцами прочь от себя. адвокат с их странного этажа вновь показывает фак и собирается свалить на своё рабочее место без лишних слов, как. — ладно, извини. лучше расскажи, что случилось у тебя.       ли сынджун замирает, взявшись за дверную ручку. то ли послать этого раздражающего и зазнавшегося новенького, то ли вовсе — тяжелый вздох. хотя, окей. несмотря на свой дерьмовый характер, донхун может быть нормальным. например, он как-то угощал их всех на этаже заказанной едой из китайского ресторанчика; однажды приходил по вопросам одного дела — просил совета от адвоката. а иногда он сука, каких ещё надо поискать, но.       их взгляды вновь пересекаются. сынджун тащит из кармана пачку вместе с зажигалкой; меж пальцев сигарета; он предлагает старшему и на отказ фырчит правильно, мне больше достанется. щелчок зажигалки; красивое пламя лижет бумагу, а на часах донхуна уже как три минуты десятого. опоздал всё же на свою смену — позор.       — да девушка меня вчера бросила. прямо перед, блять, отпуском, хотя все билеты уже куплены, а жильё заказано, — выпаливает резко вместе с серым дымом — донхун наигранно кашляет и, кажется, вовсе не от сигарет. даже на его лице может быть удивление. — чё, я не похож на натурала? знаешь, ты тоже тут со своей фигурой гетеросексуальностью не блещешь!       и они оба опускают глаза к худому телу нового прокурора. как о его реальной фигуре под плотной тканью костюма узнаёт сынджун, донхун даже не хочет представлять, но мотает трагично головой; цепляется рукой за плечо парня, который в большинстве случаев должен быть его противником. но вне стен суда они все — просто люди. вот и у сынджуна чёрная полоса, правда, довольно странная. он искажается в лице от таких якобы утешительных действий донхуна; пытается сбросить ладонь; чуть не прижигает себя от врождённой нелепости сигаретой и к чёрту тушит её носком белых кроссовок. ладно, окей. какого нормального понимания можно было ожидать от донхуна, который в прошлый четверг без спроса забрал остатки чёрного кофе с кухни их этажа и вместо него оставил записку, что выживает сильнейший. то есть, что естественно, он.       сынджун же всё ещё не понимает, зачем им такой прокурор —             хмурит брови.       он чувствует себя на свалке старых вещей, когда раз за разом возвращается утром на работу; приступает ко всем правилам; документам; встречам с разношёрстным народом. среди всего этого бардака ли донхун кажется ему новеньким ноутом, который выбросили по случайности — просто потому что из-за вредного характера и ради шутки вместо нужного сайта он иногда открывал вкладку с порно. ну, бывает же. в остальном он претендует на звание идеального, что аж скрипит на зубах; противно. самые лучшие сроки отпуска в тюрьме для бедных подсудимых; выглаженная одежда, на которой ярлычок очередной дорогой фирмы; отточенная улыбка, которую он дарит всем клиентам. сынджун же зарывается нервно рукой в свои волосы и взъерошивает чёлку — сегодня как-то нет настроения соображать и тем более реагировать нормально. старший же почему-то ожидает продолжения истории — или нет?       — ищи плюсы, сынджун-а, — он тянет чужое имя и с такой самодовольной улыбкой вдруг обходит адвоката, по пути подхватывая стаканчик с, наверное, чуть подостывшим кофе; чуть щурит глаза, смотря на дрогнувшие плечи парня. жутковато. — теперь ты можешь провести свой заслуженный отпуск в полном одиночестве и унынии. ну, или покурить опять травку с бёнкваном — главное, чтобы начальство не узнало, да?       и ему отчего-то так без разницы на чужие эмоции. донхун знает по себе, что такое, — оставаться одному; отвыкать от тепла человеческого; забивать свою голову чем угодно, только не теми мыслями о прошедшем. то что было — за него бесполезно цепляться уже. он знает по своему же опыту — пускай и не такому большому. губы расплываются в улыбке; замечает, как сынджун сжимает нервно кулаки, но разворачивается не к нему, нет. удар резко — в стену здания суда; так вот откуда шрамы на костяшках. злость в чёртово место работы, где они должны следовать правилами и оставаться живыми людьми. но донхуну не хочется. не сегодня уж точно. просто ведь правда —             выживает сильнейший.       серые облака противно прилипают к небу. донхун смотрит на это и делает глоток тёплого кофе; дёргает за ручку чёрного входа — тут больше нет смысла стоять. и так ведь задержался больше чем на пять минут. ну, бывает, как говорит сэюн. оправдание — разговоры с ли сынджуном, которому, кажется, совсем не смешно — не весело.       донхун на прощание хмыкает —             дверь чёрного входа закрывается с грохотом.       он как и все люди не любит понедельники, но даже тут можно найти свои плюсы —             например, боль оппонента.       

х

             — слушай, это ты взял моё печенье?       донхун пытается согреться о зелёный чай; кружка на четыреста миллилитров; пакетик, который подкрашивает кипяток в нечто серое — в тон осеннему небу. кактус на рабочем столе лениво тянет свои острые иголки куда-то к воде, тогда как старший роется в нижнем ящике стола.       он отлично помнит, что ещё перед выходными тут было минимум две пачки печенья, купленного специально для таких вот случаев-перерывов. и нет, дело совсем не в акции один плюс один, просто. донхун резко поднимает взгляд к своему напарнику, спрашивая ещё раз — без слов; мол, так где же оно? сэюн привычно сползает куда-то под свой стол и старается молчать — делает вид, что сосредоточен на работе, а на деле играет в какую-то браузерную игру, где нужно выращивать миленьких кроликов и давать им имена. к слову, донхун не любит этих ушастых да вонючих, а ещё когда кто-то отлынивает от своих обязанностей.       или же ворует еду —             чужую собственность.       он копается ещё несколько секунд в ящике; находит папку, видимо, прошлого работника с подписью на китайском; что-то, кажется, про лошадь или маму. чёрт его знает. донхун в своё время пытался учить японский и переписывался с парой людей из таиланда; имел лучшую оценку в каллиграфии, а ещё не понимал как можно добавлять в чай противный имбирь. но сейчас его волнуют другие проблемы и даже не остывающий на столе подкрашенный кипяток. сэюн же под пытливым взором старшего достаёт несколько листов белой бумаги — смотрит сонными глазами, не зная, что и как отвечать ему. он думает, что сегодня стоило попросить отгул и проваляться весь день в кровати, смотря смешные видео на ютубе; опустошая пустой холодильник и наблюдая за случайными прохожими из окна. ему нравится такой сюжет дня, а не когда.       донхун приходит в это утро понедельника впервые за всё время с небольшим опозданием; остывший стаканчик кофе сразу же выбрасывает в мусорку; часы на запястье; взгляд сучнее чем обычно; ухмылка. дьявол какой-то. сэюн для собственной безопасности забивается в мысленный угол, надеясь, что тишина спасёт его от комментариев в свою сторону, но. старший замечает и его самого, и пропажу того самого печенья из своего ящика.       — я... э, — сэюн изучает рисунок идеально ровного и белого потолка; затем переводит взгляд к донхуну — тот выжидающе сидит за своим столом. похож на хищника, что скоро прогрызёт глотку и не дай бог оставит ещё истекать кровью. но выходит довольно неловко. — не я.       он предательски залипает на крепкие поджарые пальцы напарника; как тот угрожающе постукивает ими по столешнице, а затем двигает ближе к себе кружку чая. кактус около всё ещё выключенного ноутбука грозит сэюну не меньше чем владелец — попахивает тихим сумасшествием.       за окном всё те же серые тучи — где-то вдалеке виднеются жуткие раскаты молнии на другом конце города. у них же пока что нет даже дождя. наверное, к сожалению. а донхун, конечно же, не верит словам напарника — уже успел изучить эмоции сэюна; как тот натягивает эту странную улыбку, когда в чём-то проёбывается; как он прячет взор где угодно, а лучше вовсе под отросшей чёрной чёлкой. то, что именно он куда-то дел печенье, очевидно, но.       ли донхун вообще-то —             прокурор со стажем.       — кто последнее время к нам заходил, а? — старший наигранно улыбается. быть может, просто встал не с той ноги; быть может, ему просто нравится быть такой сукой и всё усложнять. собственную жизнь. он лениво тянется на стуле, касаясь лопатками крепкой спинки. — детям, собакам и бёнквану сюда вход воспрещён. — он загибает сразу три пальца; зачем-то выделяет рыжеволосого парня-помощника в отдельную категорию, хотя сам же его называет то ли ребёнком, то ли псинкой, то ли вовсе — оборотнем блохастым. — минсок скорее сам купит печенье и подложит в стол ещё одну пачку.       сэюн слушает его слишком внимательно; всматривается в красивые жилки на руках — ловит себя на мысли, что донхун, наверное, ходит или ходил в тренажёрный зал. а тот продолжает говорить о чём-то дальше — он называет имена начальства; несколько кличек, принадлежащие местным для этажа девушкам-секретаршам; вновь вспоминает минсока, который должен подойти к одиннадцати в здание суда — ему нужно будет пихнуть несколько документов, чтобы поставить печати на втором этаже и обязательно сделать копии. в общем-то полезная работёнка для стажёра, но такая раздражающая для самого       донхуна, что продолжает вспоминать людей и загибать пальцы на руках. уже девять претендентов на ужасную кражу, а сэюн нервно дёргается, лишь когда старший вдруг произносит с усмешкой —             ли чанюн?       парень выпрямляется резво; упирается ладонями в край своего стола; думает; точнее пытается что-то истерично придумать, как. щелчок звонкий пальцами. не хватает только лампочки над головой, тогда как донхун победно расслабляет руки от счёта. ему без разницы, кто именно рискнул забрать его заначку на тупые и дождливые дни. будь это хоть бесячий бёнкван со своими трансляциями в инстаграмме перед почти каждым заседанием суда; будь это сам сэюн или тот странный парень, который заходит к ним в гости чуть ли не каждый день — ли чанюн предпочитает появляться в обеденный перерыв или ловит сэюна, когда тот сбегает покурить. неважно, кто в одну морду съел чёртово печенье. важнее всего — понести за это наказание, разве нет?       зря что ли они работают тут —             совсем не весёлый суд.       — хён, стой, — даже ближе к старшему; уважение на миг; локтями упирается в свой стол. сэюн поднимает одну ладонь, уверенно жестикулируя, и чуть ли не клянётся в предоставленной информации. мол, кажется, он знает, кто это был. на кухне видел кое-кого с точно такой же пачкой печенья, которое и ест донхун. — это хёджин, серьёзно. он ведь любит пожрать же и в пятницу оставался до последнего. пазл складывается, ну.       откуда об этом знает сэюн, старший старается не думать. лишь щурит неверуще глаза; замечает на лице напарника ещё одну разновидность улыбок — эту уже прочитать и понять довольно сложно. врёт или нет? донхун вздыхает уставше и бросает быстрый взгляд к своему домашнему растению — тянет ладонь; касается подушечкой пальцев иголки одной. совсем не больно — покалывает даже приятно. жаль без крови.       когда-нибудь и этот кактус зацветёт после всех ветров; когда-нибудь и сам донхун — будет чувствовать себя иначе. быть может, добрее и спокойнее к миру вокруг. счастливее в своём одиночестве. но явно — не сегодня.       он резво поднимается на ноги; задираются штаны; закатанные рукава белой рубашки; смуглые руки — дорогие часы на левом запястье; на правом же — массивный браслет плетением крупным. тоже когда-то подарок. отдаёт металлом холодным.       сэюн наблюдает за ним; кивает согласно, мол, да — можешь пойти и лично спросить у него. без проблем. только не забывай, хён, что эти все хитрые адвокаты — врут. ещё ту лапшу на уши намотают. ну. помнишь, как сынджун почти неделю уверял всех на этаже, что бёнкван — девушка; короткие волосы; красивые бёдра. а оказалось два дурака просто проспорили. смешок. донхун стоически игнорирует странные советы напарника и его рассказы, которые путают не хуже адвокатов, — с сарказмом произносит в ответ, при этом улыбаясь как-то слишком гаденько.       — я-то схожу. а ты давай, лучше, возвращайся к своим кроликам. не дай бог с голода помрёт тот беленький, — не торопясь, к выходу из их кабинета. жаль, конечно, что не выделили отдельное помещение для работы, но. донхун склоняется над ноутбуком сэюна — стучит ногтем по экрану. тук-тук. как там поживает дебильная браузерная игра для девочек? надеюсь, сервера скоро подохнут, ага. — как ты там его назвал? ким вау?       — о боги.       сэюн прячет своё порозовевшее лицо в тёплых ладонях; ему, конечно же, стыдно. и чёрт знает, как хитрый лис прознал про развлечение чужое. донхун победно усмехается; даже такая дурацкая месть на вкус сладка. открывается дверь кабинета; резкий хлопок; ли уходит с гордо поднятой головой. он забывает, что такое стыд, наверное, ещё в средней школе. где-то как раз между теми приключениями, в которых тупые сверстники, тявкающие на него, оказываются с разбитыми лицами, и попытками стать лучшим учеником их школы да выиграть городскую олимпиаду по истории. к слову, у него получается — и занять первое место; и поставить на своё место мальчишек со двора; и даже потерять всякое чувство стыда. без него, кажется, даже легче. куда лучше придерживаться установленных правил — например, не опаздывать на работу; уступать место старшим и женщинам в общественном транспорте; а ещё — не воровать чужие вещи. особенно из кабинета — с чёртова ящика в его столе.       триггерит —             он смотрит на запястье.       десять сорок пять.       а на их этаже нет людей, словно сейчас опять девять, а то и шесть утра. он уже оставался на ночь в здании, посылая охранника постоять где-нибудь за дверью. вот и сейчас — перекати-поле по тёмному полу.       он прячет руки в карманы; бодрые шаги с испорченно-злым настроением. донхун ведь, только проснувшись, уже знает, как пройдёт его день — какие ему встретятся идиоты; захочет ли он с ними разговаривать или поставить на место. план тихо отсидеться в кабинете с чаем и печеньем позорно провален. в таком случае лучше всего будет испортить день другим. например, этим двум девочкам, чей кабинет находит в другом конце коридора; около лифтов. даже таблички висят — ли сынджун и ким хёджин. приятно познакомиться —             на самом деле нет.       донхуну просто смешно; аж до коликов. он несколько раз стучит костяшками в дерево; не дожидается ответа — наглость. ручка двери; в косяк — плечом. помещение слишком холодное; распахнутое окно; потемневшие вдалеке тучи. бардак на одном столе, что ближе к входу; брошенная на краю пачка сигарет; зажигалка из круглосуточного супермаркета; ноги в уличных кроссовках — поверх документов. сынджун триггерится с его появления излишне заметно, а донхун довольный замечает хмурый взгляд — кивает с улыбкой показанному резво среднему пальцу; драконит лишь сильней. что ж, кто-то слишком злопамятный, и это далеко не его проблемы. он облокачивается нагло на косяк двери; машет ладонью несколько раз, мол.       — привет, соседи, вкусного не найдётся?       глаза — застывший янтарь. обычно у людей от новых знакомств мир всё ярче и пятнистей. донхун же, напротив, словно стерильно протирает руки после каждой встречи с кем-либо — даже не скрывает, что привязываться к кому-либо это не для него; одиночка - привычка. тянет губы в жуткой улыбке, отчего сынджун наигранно вздрагивает. у него красным губы и нижние веки; недосып — вскакивает со своего места; взмахивает руками, сжимая телефон; разбитый экран; наушники потёртые временем. даже не смотрит на зашедшего в гости прокурора и так громко — в пустоту — сообщает, что ему срочно нужно то ли проверить того тупого мингюна с третьего этажа, то ли вовсе захотелось отравить себя и сдохнуть от рака лёгких. просто — свалить куда подальше.       сынджун смотрит в глаза донхуна своим красным, когда старший —             он загораживает выход из кабинета.       — во втором ящике шкафа отрава для крыс, тебе точно понравится.       он огрызается, закатывая уставшие глаза; делает шаг вперёд — неприятно бьёт донхуна своим костлявым плечом и исчезает поспешно в коридоре. куда дальше пойдёт — чёрт его знает, но явно не курить, потому что пачка с зажигалкой утренней остались у него на столе. вот же ж дурак. хах. старший довольно облизывается — прикрывает за собой дверь и заходит внутрь окончательно, тогда как помещение идентичное тому, что принадлежит прокурорам. справедливость, ага. каждому по кабинету и личному помощнику. а прохлада всё ещё в воздухе. наверное, через час точно пойдёт дождь —             с грозой.       если не раньше.       — прости его, донхун-а, — голос приглушённый. появляется с настолько лёгкой улыбкой за своим ноутбуком; взъерошенные волосы, что при этом свете отдают красивым бордовым. он в ответ поднимает ладонь — машет почти что радостно. хёджин, сколько бывает на людях, всегда в приятную улыбку; вежливость; в добро. — небольшие проблемы в личной жизни, вот и ходит вредной тучкой.       даже в словах странное эгьё — старший скрещивает руки на груди; дорогие часы; изучающий взгляд. ему всё ещё не понятно, как люди этого здания считают, что хёджин — лучший. он похож скорее на милого студента, едва окончившегося третий курс и никогда не бывавший на настоящем суде ранее. миленькие щёчки, за которые так и хочется потянуть; чёлка на глаза; веко всегда — чёрный жирный карандаш. одежда чуть-чуть велика — даже донхун кажется крупнее этого адвоката. забавно. а ещё тот факт, что за целый месяц они так и не пересеклись в каком-либо деле. даже обидно —             донхун щурит подозрительно глаза.       между ними чуть больше метра и в без того мелком помещении. ким хёджин захлопывает ноут бесшумно, а у донхуна вдруг кривые крюки цепляются под рёбра. необычно. это всё эмоции понедельника и та самая скука, потому что.       хёджин тоже странный — кажется, уже как и все в здании суда. сэюн, прикуривая у чёрного выхода, рассказывает, что у того съёмная комната с какой-то пожилой парой; помогает по дому всегда; безграничная любовь к пушистым и добрым собачкам; он много смеётся — в пол тона; ест всякую дрянь, и даже не ту, что предпочитает сам сэюн. хёджин тот человек, что на день рождения каждому с этажа дарит торт; и сам же втихую съедает; ноет что-то про диету и щёки. не от мира сего — так и работает адвокатом, выигрывать умудряясь; уважают. как так. логика — нет её.       — да мы с ним утром уже поболтали по душам, — старший усмехается ниже привычного; хрип. не моргая, изучает дальше хёджина. как тот проводит пальцами по уголкам рта, словно недавно завтракал/обедал; поправляет рукава рубашки, что ему велика — прячет худые запястья, что никогда не показывает. мелочи. а серёжки в ушах серебряные — с белым камнем. — слушай, у тебя нет печенья какого-нибудь? моё куда-то запропастилось, а в магазин не сбегать. погода.       при чужих словах адвокат прячет слишком мило пальцы; хлопает длинными ресницами. нет, не ослышался — даже привстаёт с места, переваливаясь через стол. донхун так-то не особо разговорчивый с ним — за долгое время лишь пару словами перекинулись и то — из-за взаимной консультации. хёджин улыбается по-глупому; касается ладошками своих щек; мотает головой из стороны в сторону, на миг задумываясь, — что же предложить неожиданному гостю. как жаль, что больше не осталось тех вкусных конфет, что они с сынджуном берут всегда на пару. шум фантиков; шоколад на губах; вкусный чай — напарник предпочитает кофе терпкий. они уже лет десять как знают друг друга и привычки; вкусы. хоть что-то стабильно.       хёджин дует губы взволнованно; чёрт. парень не гадает даже, почему прокурор обратился именно к ним (нему) и стойко игнорирует пытливый взгляд старшего. донхуну забавно от нервозности чужой —             игра в кошки-мышки?       у них не задаётся почему-то разговор — раз очередной. выходят странные переглядки-перезвон и улыбка старшего — кошачья-жуткая. хищник, которому тихая жизнь так наскучила. для донхуна общение с ним не больше чем необходимость; просто работа. а ким хёджин смотрит как-то слишком неловко. с каждой секундой ещё больше школьник почему-то, хотя взрослый. всего на год младше нового прокурора ли донхуна. оголтелое — октябрь. они молчат; шум с улицы неприятный; гром — по небу. погода жуткая всё ближе и ближе. донхун жмурит глаза и трясёт крепкими плечами; брр; стоит только представить — если дождь не успокоиться к вечеру, то.       — боишься грозы? — хёджин вдруг появляется откуда-то справа, пробежав до этого к шкафу ли сынджуна. шутка про крысиный яд, но. парень с красным в волосах уверенно держит что-то в руках — яркая упаковка; склоняет по-собачьи голову. ещё миленьких ушей не хватает для полного счастья и виляющего от эмоций хвостика, а вот донхун — всё ещё не любитель животных. исключения лишь красивые — кошки. хёджин не мурчит — лишь радостно тявкает, послушно выполнив команду.       он касается ладонью плеча старшего; не смотрит в глаза — наблюдает за своей рукой и затем поспешно убирает её, словно — грубый ожог. за миг до того как донхун собирается скинуть, больно прикусив кожу, — ему не нужно такого панибратства и касаний тем более. фырчит. он тут не для того чтобы бояться грозы, заводить новеньких и ненужных друзей или вовсе — радостно вилять хвостиком с хёджином на пару. и вообще ему бы печенье, стащенное сэюном, видимо, перед выходными — чтобы хоть что-то было вкусное дома. об этом он ему и говорит вслух без какого-либо стыда. расстроенная моська местного адвоката; поджатые губы. обидно? а ты что ожидал от ли донхуна —             любви, дружбы и шоколада?       старший присаживается на край стола —             пальцем в грудь хёджину.       — всё ещё не понимаю, как такая булочка с корицей может выиграть дело, — в его голосе ни то презрение, ни то непонимание полное. правда ведь. на его памяти даже бывшая коллега рюджин — смелее; строже. юбка-карандаш не мешала ей выбивать у судьи пожизненное, тогда как этот хёджин. хах. он не тянет на супергероя; в принципе на кого-то умного. — сэюн-и так расхваливал твоё досьё, что у тебя лучшие результаты, что можешь вытянуть из ямы кого угодно, а на деле, — донхун склоняет голову; карамельные волосы; языком по своим губам — привычка. хёджин же наблюдает, не пряча взгляд. — а ты этого анимешника в школьной форме проебал как девчонка.       донхун с сэюном выигрывают это вкусное дело с оглушительным скандалом; вместо нужных минимальных пяти лет — пятнадцать. несколько лживо накинутых данных; ранее на практике ли был такой прецедент — за даже попытку оклеветать в недоказанной педофилии дают достаточно. это проверенные методы, которые приносят прекрасный вкус победы. довольная улыбка сэюна в чёрной рубашке; страх в глазах уже осуждённого; бёнкван хихикает за стенкой главного зала и постит что-то в личный твиттер. их новый прокурор крутая сука, которых ещё нужно поискать —             удавка затягивается.       хёджин невольно отступается —             взгляд к тёмному полу.       — иногда проигрывать нужно, донхун-а.             эм?       неловкая тишина после сказанных столь странных слов; сильный раскат грома; серые тучи лижут небо — в стекло стучится пока что мелкий дождь. холодно. лучше всего будет закрыть окно — замолкнуть донхуну, но тот лишь ближе к адвокату. улыбается неверюще — грубый оскал; склоняется к лицу чужому — цепляется пальцами за рёбра хёджина; дёргает на себя. что ты там промямлил? проигрыш? хорошая шутка, джинни. но не для таких как донхун — идеальность по венам; ничего кроме работы и удачных попыток выиграть дело. это настолько привычно для него, что —             последний его проигрыш был прошлым летом.       хотя джунхи просил судить его как настоящего —             преступника.       идиот.       — вот и будешь проигрывать мне, — старший смотрит в глаза; разливается густой чёрный - воспоминания. надо срочно отвязаться от них. шаг вперёд вновь, из-за чего адвокат забивается в угол около стола. не страшно, нет. ждёт когда пройдёт чужой порыв эмоций; когда донхун хоть немного отпустит свои ненормальные принципы и позовёт человечность. молчит. — договорились?       усмешка на ухо. злость тихая; самая жуткая; скрывает — мысленный удар. донхун прикрывает глаза; касается пальцами своего виска нервно. как же его заебали все эти чёртовы дети. у них всех ведь работа такая выживать людей со света — выживать самим; лишать других кислорода. удавка чёрная. даже таких как хёджин нужно душить — мягеньких; излишне милых. мальчишка, притворяющийся взрослым. хаха. хрустальный — хрупкий.       не об этом мечтал донхун, когда собирал вещи из родного дома; сообщение в чате коллег; заявление по собственному; звонки — желание чего-то нового. но реальность разбивает небо — гром словно над судом их; женский испуганный вскрик из коридора. донхун то ли злится, то ли расстроен — и всё это на себя. разочарование всегда есть в их жизни. хёджин же смотрит, слишком часто моргая; нервничает; сам подходит ближе — хён, ты как? бывало и хуже, отстань. донхун бьёт по руке той самой — ладошка у хёджина совсем маленькая. и правда как детская. ему бы идти работать воспитателем или в школу, а не пытаться спасти все эти души, что потеряли свой срок годности —       донхун один из них.       выдыхает шумно —             молчание в кабинете адвокатов.       — ой, забыл совсем. это тебе! — голос хёджина чуть выше обычного; нервничает, скрывая свою обиду (её ли); пытается переключиться на новую тему. он протягивает пачку шоколадного печенья — совсем другое, нежели то, что когда-то покупал донхун. жёлтая обёртка. окей, ладно. переглядки. — и скорее всего стащил твоё печенье не сэюн, а ли чанюн. часто так делает и обычно затем докупает, взятое в долг. — нелепо пожимает плечами; такими худыми. под белой рубашкой, быть может, спрятаны косточки; жилки. он натягивает рукава лишь сильнее на ладони. — наверное, не успел. ты прости его, а.       молчит, что тоже хотел бы извиниться; читается во взгляде. а донхун и не знает, что отвечать — не хочется даже; во рту привкус серебра. сжимает на миг челюсть — выдох шумный. окей, всё в порядке. и он мог бы вправду недовольно бурчать что-то про этого чанюна, который ему уже в глотке своими резкими появлениями; неизвестностью — кто он такой вообще в их и без того дебильном суде. донхун мог бы жаловаться на не настолько плохого, но ленивого сэюна; просиживает задницу за компьютером; теряется где-то в своей голове; умеет ведь стараться, но — чёрт заставишь его. прокурор бросает взгляд в распахнутое окно. думает, что за этот месяц достал сам себя — радует лишь работа; документы, взятые с собой домой; объявление тех самых приговоров — они решают целые судьбы. неверное слово — ответственность давит на плечи вместе с таким странным понятием справедливости.       — м. да, спасибо.       старший принимает печенье; шорох упаковки — размазывает цвет по смуглой коже. его настроение — ниже среднего; дерьмовое. обычное встал не с той ноги заканчивается смесью страшной злобы и расстройства. а обещанная гроза доходит до них быстрее обычного. состояние — не существовать.       все они живые люди. правда, не те, кого они судят. донхун же, странно и так перекошено улыбнувшись, идёт прочь из кабинета. несколько больших шкафов; тишина приятная в хорошие дни; распахнутое окно — холодный ветер. старший чешет затылок. идея испортить другим жизнь как-то отвратительно — провалилась. хоть отыгрывайся на сэюне и его глупых кроликах. он сам как животное домашнее; глупое.       а вот хёджин — он человек. к сожалению. внимательно смотрит на прокурора, что зарывается пальцами в свой карамельный. красивые пальцы; часы на запястье; фигура худая — подтянутая. только вот глаза не живые; погибшие. без человечности — желания стать хоть немного счастливее. ему хочется помочь почему-то, но — шаги из кабинета; с окна несёт холодом. оголтелое.       а в спину ему тихое.       — приходи, если захочешь поговорить, донхун-а.       прошлое удавкой —             когда-нибудь и вредный кактус зацветёт после всех ветров.       но явно не сегодня.       

х

             противный запах первого этажа; охранник пытается рассказать про отсутствие нормальной зарплаты; ебучего во все дыры начальника; своего напарника. а ещё, мол, прокурор с грустными глазками, ты вообще живёшь нормальной жизнью? не хочешь сгонять на рыбалку со мной в эти выходные. клёв обещает быть хорошим — выпьем в хорошей компании соджу.       мужчина тянет руку, чтобы пальцами — в жилистое плечо донхуна, а тот показательно делает шаг назад. прочь. ему противно — говорит об этом в лицо и добавляет ещё что-то про одиночество. его — личное. взмахивает на прощание ладонью без улыбки и на улицу прочь. часы показывают восемь вечера — не так поздно, как хотелось бы. серые тучи давят на карамельную макушку; высокая влажность. ещё выше — требования к себе; холодные вершины далёки гор. но сейчас лишь осень. донхун качает головой и из портфеля с документами достаёт черный зонт; капли по векам — в уголках глаз.       дождь так и не хочет заканчиваться. вызывать такси и ехать в удобстве за деньги не будет принципиально. прогулки лечат. и. это ведь ли донхун — в чате со старыми коллегами опять шум, как и всегда бывает к вечеру, когда большинство уже по домам. сегодня непривычно живо в какао. хиджун громче всех и настолько истерично кричит о каком-то новеньком, которого им представили только в середине дня; замена глупая ушедшему донхуну. кудрявые русые волосы; смотрит на мир сквозь оправу очков забавную; голос высокий такой — режущий слух.       хиджун бесится с того, кто совсем незнакомый, а ещё маленький якобы — без практики. милашка, но работа с ним чёрт найдётся. как и покой. рюджин смеётся скобочками после триады коллеги — ничего, успеют ещё воспитать они этого у джинёна. поставят на ноги; покажут как быть справедливым — правильным. жаль, конечно же, что лучшего донхуна с ними больше нет в команде. их самый главный учитель; тот кто в своё время всем им вставил мозги —             сердце ноет.             раздражает.       донхун шумно раскрывает зонтик над головой; шаги по мокрому асфальту. не упасть бы — лужи-океаны. он листает свободной рукой переписку дальше — читает всё, но как всегда не отвечает. никакой реакции — нечего ему там делать. прошлое — это лишь прошлое. привычки к старой компании. и пусть хиджун хоть каждый день будет кидать ему фотографии утреннего неба в лс; рюджин хвалить за заслуги старые; хёнсок и бёнгон прямым текстом — скучать по старику и его принципиальным замашкам. донхун для них всё ещё отец — не бросил, нет. просто уехал ненадолго и ведь вернётся когда-либо. хотя бы к семье. да это настолько глупая вера, а ведь и к ним самим обязательно заглянет, правда ну. бликами по серо-синему асфальту; поправляет чёрный пиджак.       джин сонхо пишет короткое в чат —             хватит ныть, а.       донхун всё ещё не ушёл из общего какао; облизывает нервно губы — проходит всю парковку быстрым шагом; дальше по улице. замирает. ещё больше шума у старых коллег по суду. так странно — глупо. джин сонхо всегда такой — волчара с тяжёлым взглядом, хотя вне работы часто угощает и обнимает за плечи мягко; низкий голос; прямолинейность, так нужная донхуну. они познакомились первые друг с другом — не друзья, но нечто комфортное. без заёбов.       сейчас же сонхо вызывает мурашки — пишет что-то большое; длинное. кажется, тоже день не задался в компании каких-нибудь тупых клиентов и своей курилки на лестнице. даже у него нервы сдают — затыкает хиджуна рыком грозным; скребёт лапами по земле; не угроза, а просто ставит на место. его — заебало. потому что у всех тоска по прошлому. каждый из них даже спустя месяц не может отпустить старшего хёна; его странные шутки и обидные подколы; всегда вкусный кофе; идеально выполненная работа; помощь — донхун приходит, даже если его не просишь. отец среди них, а теперь без него они в свободном полёте. немного страшно. нет, они выживают, но — уже не то. скребёт на душе.       прокурор качает головой — хочет закурить вдруг, хотя бросил настолько давно. старый уже. ещё немного и песок будет сыпаться с него — дождь смоет. он касается подушечками пальцев виска; давит погода. шутка про давление. но даже на улице в дождь лучше, чем дома — без работы; без дела, которое будет отвлекать. одиночество не так плохо, но — оно бесполезно. худшее чувство ли донхуна —             быть ненужным.       поднимает взгляд к серому небу.       гроза заканчивается спустя час после разговора с хёджином; побег обратно в свой кабинет; больше не раздражающий сэюн, что, кажется, получил новую работёнку. завтра сам донхун уже должен забрать свежее дело насчёт какого-то иностранца — вновь проблемы с столь близкой японией. но это будет через сутки, а сегодня лишь ещё один подкрашенный кипяток; перебор старых архивов, притащенных бёнкваном; наблюдение за — сэюн подпирает ладонью щёку. взгляд тяжёлый. он вправду красивый. убирает отросшие пряди за уши; облизывает губы; чёрный к лицу. пальцами в бумагу; новые имена и, быть может, интересные факты.       донхун наблюдает за ним краем глаза — не разговаривает остаток рабочего дня; даже не наезжает за воровство печенья. успеет припомнить напарнику, просто. эта расстроенная усталость от мыслей своих — донхун бросает взгляд вновь к кактусу и говорит ему мысленно, мол, быть может, хёджин и прав частично. а принципы жрут изнутри; воспоминание — прошибает по позвоночнику боль.       — какого чёрта?       всё ещё на тротуаре, что покрыт влагой; целые заливы; волны жгут глотку разодранную. топиться. донхун зачем-то читает каждое сообщение в какао, а те уже и не знают об этом, наверное. ругань чужая; разборки бывают и в самом дружном коллективе — даже семья иногда расходится по углам тёплой квартиры. сонхо пытается наказать всех за длинные языки и такие мысли про новичка, как хёнсок пишет меж строк такое странное я, правда, скучаю по хёну. он не должен был бросать нас, точно также как вести дело своего друга. всё настолько несправедливо, сонхо-я. почему всё так вышло? хруст и треск; боль по спине. донхун сжимает зубы — на нижней губе; выдыхает через нос — дождь по венам. то ли злится сам, то ли забивает себя всеми теми мыслями, что прогоняет вот уже несколько месяцев.       он смотрит на значок общей беседы в какао —             вы уверены, что хотите покинуть этот чат?       да.       и не вернуться обратно. донхун прячет телефон в глубине рабочего портфеля; прячет себя в тонком пиджаке, а там — под тканью — вяло копошатся сомнения. он не лезет в своё прошлое больное; донхун так ненавидит, когда кто-то сам — роется в том, что он пытается забыть. блять. совсем не забавно — осенний вечер; прохладный дождь; солнце вот-вот пропадёт за горизонт; машины лениво разрезают появившиеся лужи. он смотрит на них слишком долго — так нормально и не отходит от здания суда. привязан ли донхун к своей работе? кажется, да. вроде бы удавкой, от которой ничего хорошего — лишь попытки не потеряться в себе. за сарказмом, сучностью и подколами он всё ещё живой человек. к своему сожалению. ежится из-за холода — бросает взгляд на автобусную остановку; знакомое жёлтое пятно.       ему хочется, чтобы этот день побыстрее закончился —             начался новый.       белый лист, который он точно также испортит.       держит крепче зонт; идёт к остановке быстрым шагом — прячется под крышей и с трудом улыбается — выходит отвратно, но лучше спрятаться тут, чем пытать себя дома; видеть уведомления в какао; непрочитанные от хиджуна и хёнсока; парнишка будет извиняться шумно и виновато на самом деле; сонхо чирканёт ему нечто коротко и — ты сам знаешь свои ошибки, ли донхун. знает; понимает — осознаёт. но решать их очень и очень сложно, хотя и пытается. они все люди — большинство из них, верно?       донхун тянет руку —             касается жёлтой куртки.       чужая дрожь; растерянность во взгляде; большие глаза, которые не понимают сначала, а затем в них сладкий мёд разливается. вот оно — детское тепло. понимая, кто перед ним, минсок стягивает с себя капюшон; откладывает прочь телефон, в который играет иногда, но на работе — прячет в задний карман. он стажёром-помощником пришёл в суд чуть раньше, чем устроился сам донхун. и ким минсок самый полезный человек на свете.       искреннее мальчишка-солнце; с ним и осень отчего-то светлее; тучки серые не такие тёмные — ещё немного и отбелит их своей улыбкой. доброе и наивное сердце. выполняет работу, какую только не дашь, и всегда всё ловит на лету. удивительное создание — донхун гордится им даже. треплет по волосам, спрашивая тихо.       — ждёшь автобус до дома?       мягкие пряди, что вьются от влаги. старший присаживается рядом; скамейка холодная, а минсок будто бы и не торопится. улыбается, отчего сам донхун немного отвлекается — старается не смотреть на торчащие милые клычки ребёнка, что напоминают ему уже забытое. приобнимает за плечи — их отношения не дружеские; они всё ещё старший и маленький помощник. минсоку до жути неловко, но ближе садится к донхуну, что его сегодня почти что не грузил работой. несколько документов; печати на втором этаже; копии; передать бёнквану пару добрых слов — сбегать в архив. обычно мальчишка занят намного больше и — ответственнее. просто старается стать чуть больше; немного взрослее. это ведь не плохо.       — вроде того, донхун-щи, — он прячет медовый взгляд в тёмном асфальте; солнце машет им на прощание, оставляя старшего наедине с и без того светлым ребёнком. а минсоку смущённо; прячет длинные пальцы в рукавах жёлтой куртки — милый цыплёнок; красивый котёнок. — хотя дома грустно. и отчим был утром в плохом настроении.       говорит честно — не умеет врать людям. почему он вообще в стенах суда — донхун лишь гадает. наверное, семья; быть может, личное желание — принести в мир немного правды. кто его знает. а старший лишь вздыхает и треплет по плечу легко. уже слышал эти истории от сэюна; тот рассказывает совершенно случайно у чёрного выхода за сигареткой крепкой; хмурит чёрные брови; злится — несправедливо.       от минсока дома требуют слишком многого — от этого мальчика-солнце, что улыбается даже когда спит очень мало; когда готовится к поступлению в университет вновь; пытается танцевать в своё удовольствие; когда засыпает случайно на стуле сэюн-хёна, хотя должен был выписать все нужные статьи из кодекса. маленький ведь, а уже не жалеет себя. просыпается резко и с совсем ненужными извинениями да поклоном в девяносто градусов. донхун вздыхает тяжело — минсок не заслуживает таких трудностей. да, упорная работа приносит свои плоды, но —             пожалуйста, береги себя, ребёнок.       донхун отвлекается — размашисто качает головой и вздыхает, смотря на дождь, что ещё нескоро кончится. не знает — чувствует. забивает себя мыслями о хорошем минсоке; о том, что его большие подростковые ладони сейчас холодные; что он может простыть на этой улице — берёт руку своими. донхун травит себя работой; переживаниями чужими; всё что угодно, лишь бы не. в какао ещё одни непрочитанные; хёнсок просит прощения уже истерично; говорит, что проебался. у них всех под запретом то настолько странное дело — ещё один бой, который донхун не проиграл, но вышел подстреленным. шрамы — глубокие рубцы. и старший до сих пор не признается себе, что именно это стало причиной его побега —             новый город вот уже как второй месяц.       — можешь называть меня просто хёном, минсок-а, — без этих слишком формальностей; выканья на прокурора и ненужные поклоны по утрам. всё мило, конечно, но мальчишка самый адекватный среди всего здания суда, и ему не нужно быть ещё больше идеальным — донхун кашляет себе в плечо и добавляет. — а с домом и, правда, знакомо. так что — посидим вдвоём?       он касается пальцем кончика носа их маленького помощника-прокурора; румянец на щеках. наверное, у них в здании все любят ким минсока. и женский персонал, и даже ли сынджун с его врождённой цундернестью к людям; и сам донхун привыкает так быстро к такому цыплёнку — сам угощает сладким; купленным заранее нормальным кофе; объясняет всегда что делать по работе — воспитывает потихоньку. ставит на ноги. кто, если не он, — принципиальный ли донхун. даже у него бывают любимчики. шутка. всё по справедливости, и — минсок заслуживает быть любимым. хотя бы ради одной своей чистой улыбки.       — хорошо, хённим, — касается виском плеча старшего; смущается ужасно, но благодарен. на остановке прохладно; дома — ещё ужасней; друзей у него не так много, с кем можно провести время и, выходит, что в свободное время он один. сидит тихо где-либо; играет в телефон; думает о том, что завтра новый день, в котором нужно будет усердно поработать, чтобы стать лучше себя вчерашнего. вот что на самом деле правильно. — ты по той же причине не хочешь домой?       тебе там больно —             одиноко, хён?       донхун прикрывает глаза и зарывается в мягкие волосы этого ребёнка. отчего-то тонкая нотка запаха сладких абрикосов — мерещится. хочет согласиться с ним, мол, да, львёнок. сегодня слишком плохой день, чтобы оставаться наедине с самим собой, потому что сразу начнёшь вспоминать о том, где ошибся; что стоило сделать не так; отступить. быть упёртым иногда, если честно, плохо — вредишь сам себе и людям, которых любишь; которых когда-то —             любил.       вытравлен. дождь бьёт по крыше автобусной остановки, и за всё время не появился глупый общественный транспорт. даже к лучшему — минсок греется под боком молча; дышит неровно; взволнованно. его часто обнимают старшие и таскают за милые щечки, но донхун-хён так близко, кажется, не был ранее. новый прокурор с грустным взглядом и пугающим характером, а на деле — такой хороший. только боли в нём много почему-то. и глаза до безумия грустные — подбитой собаки, даже когда улыбается. пугающе.       — я просто, как и все люди, начинаю думать, минсок-и, — прокурор смеётся тихо; без эмоций. вдруг вспоминает, как однажды сидел в своём родном городе на автобусной остановке. а джунхи — он шумно бежит через белую зебру прямо к нему; взмахивает ладошкой; радостно улыбается с этими своими острыми белоснежными клычками. руками за женскую талию донхуна; какие-то тёплые слова; выгорает старший. ещё одно прошлое, которое так не вовремя всплывает. — и тогда больно в груди, всё верно.       немного откровения —             утомительный день.       он обнимает ребёнка второй рукой; запах сладкий — приятный. его успокаивает присутствие ким минсока, и кажется, это единственный человек в этом городе, что может подарить чувство покоя. слишком правильный мальчишка-солнце, и даже его куртка в полутьме вечерней — ярче самой счастливой улыбки донхуна.       что-то внутри всё не может отмереть — минсок обнимает в ответ такого сильного и наглого прокурор-хёна днём, что сейчас — просто человек. молча; без каких-либо слов. он уже взрослый, чтобы понимать — у каждого из них в шкафах скелеты. например, его самый ужасный грех — два года назад из-за одноклассника он украл газировку с магазина; стыдно до сих пор. больше не поступит так — отдаст все свои деньги любому, кто попросит; распахнёт сердце детское; обнимет крепко своими большими ладонями, ведь.       — хён, скучать по тем, кого ты любишь — это нормально.       голос тихий; непривычно взрослый, словно сейчас с ним на автобусной остановке сидит не мальчишка-стажёр, а кто-то такой близкий и родной. донхун то ли жмурится, то ли улыбается — перекошено; завален горизонт; небо раскрашивается густым чёрным. старший выдыхает еле слышно — быть может, он прав. но дело не в тоске, которая селится вместе с донхуном в съемной квартире; ошибки тяжёлым грузом ложатся на плечи прокурора. и легче проработать весь год без выходных, чем остаться наедине с самим собой.       — наше прощание с джунхи не исправить, — качает головой; отвечает скорее сам себе, а затем тянется к лицу минсока. касается губами прохладного виска взрослого ребёнка. тот смотрит большими, но настолько понимающими глазами и не отпускает от себя. не знает, что сказать, но знает — людей нельзя отпускать от себя. так лишь больнее и им, и тебе самому. опыта не так много. просто понимает. — поэтому иногда легче всё забыть и начать с чистого листа.       дождь отбивает тоскливый ритм; донхун кусает нижнюю губу — завтра появится на работе с ранкой неказистой, как и он сам. минсок несколько раз проводит ладонью по позвоночнику старшего, но не спрашивает больше ничего. не то чтобы не хочет, просто — слишком личное, а он плохой советчик. вот хёджин-хён или хотя бы сэюн-хён. они умные и смогут помочь их старшему прокурору. только вот сам донхун вряд ли хочет, чтобы ему — помогали.       возможно, он хочет, чтобы всё стало как раньше. пускай и длилось это всё настолько недолго — джунхи раздражающий; слишком шумный и гиперактивный для того, в кого случайно влюбляется донхун; или просто дело привычки. его всегда горячие ладони; нелепые худые губы — на коже и скулах; улыбка — клычки, которые так всегда хочется потрогать пальцами. джунхи всегда отдаёт себя — людям; а донхун — делу своему. у них несправедливо — было всё так нечестно. а закончилось ещё отвратительнее. мерзкий день; уставшая погода; холод по позвоночнику. он не хочет возвращаться в пустую квартиру, где даже телевизор не может заполнить хоть немного да ту самую тоску. мысли путаются. донхун думает — может вернуться в здание суда? это единственное, что осталось у него.       его работа —             он вдыхает запах ким минсока.       — надеюсь твой друг не скучает по тебе, хённим.       на почерневшем асфальте влага; не упасть бы — лужи-океаны. донхун улыбается в волосы мальчишке, что греет его — одним присутствием. не думает, просто знает — джунхи скучает. он тот человек, что скорее глотку себе перережет, чем вырежет то родное в груди. дурак, конечно же. так глупо — одиноко. вытравлено. но с этим уже ничего не поделать. прошлое остаётся чем-то далёким; забытым; неисправленным до самого конца теперь уже. донхун отстраняется и смотрит в красивые глаза минсока — мёд всё ещё, но с привкусом горечи. благодарность старшего — прокурор вдруг смеётся и вновь тыкает пальцем в кончик носа ребёнка; холодный. уже поздно.       — давай я вызову такси и отвезу тебя домой, — ставит перед фактом; ловит благодарность в ответ и лёгкий кивок. минсок держится большими лапами за старшего — или, быть может, просто не даёт донхуну оступиться. погрузиться в одну из этих луж-заливов. а вдруг страшные акулы; а вдруг хённим не умеет плавать достаточно хорошо. никто не знает, стажёр и не спрашивает. просто держит лишь крепче. донхун смахивает с экрана телефона уведомления с какао, где сонхо пишет прямолинейное и болезненное он всё равно будет тебя ждать до самого конца срока. — спасибо, что составил компанию, милый минсок-и.       но впереди лишь долгая ночь —             донхун отвозит мальчика-солнце.       а сам смотрит на вернувшуюся грозу —             всполохи.       он, наверное, никогда не простит себя за это.       

х

             — а ведь всё так хорошо начиналось!       донхун вздрагивает невольно; напрягается; черкает в ежедневнике толстой линией — между позвонить ещё раз в посольство и не сдохнуть от местного кофе. к чёрту. последнее самое нереально — он трагично вздыхает и откладывает тетрадь в сторону; на столе слишком много документов; фиолетовые закладки по нужным книгам и недавние рапорты с полиции. сотрудничающие с ними копы удивительно хорошие люди; странные, правда, улыбки; локальные шутки; при этом серьёзность к делу — как никак убийство. тот парень высокий и с широкими плечами — шим джэён — смотрит строго на донхуна и вводит в курс дела со своей стороны. говорит, мол, суд это, конечно, хорошо и каждый должен понести наказание, но всё это настолько неправильно —             донхун копает материал под ребёнка, которому едва исполнилось девятнадцать.       во рту дикая жажда; чай не утоляет её уже давно, а идти к кулеру за холодной водой слишком лениво. прокурор трёт нервно виски, и думает, что ещё немного и он купит себе бутылочку спиртного в кабинет; спрячет в шкафу. так, кажется, делает их цундере ли сынджун — слухи на этаже расходятся быстро. переглядки; смешки в спину; бумажный стаканчик из-под кофе наполнен совсем другим — привкус крепкого алкоголя. начальство, конечно же, об этом не знает. может, и к лучшему — донхун ещё успеет сдать нарушителя дисциплины.       точно также как и этого парня, что заходит в их кабинет без стука и тут же присаживается на стол к сэюну — чанюн сегодня в хорошем настроении. он скрещивает ноги, заглядывая в чужой монитор; тыкает пальцем в экран; советует что-то излишне довольно, а после треплет по чёрным волосам сэюна, как милого щеночка.       а то, что в кабинете есть ещё и донхун, —             его не смущает.       — что именно хорошо начиналось? — старший вопросительно изгибает бровь, бросая взгляд в чужую спину. ему ничуть не интересно, но эта наглая морда, что раздражает его больше бёнквана, уже успевает сбить с ритма работы. вздох тяжелый. прокурор зажимает между пальцев шариковую ручку и замечает, как чанюн проводит, кажется, шутливо ладонью по лицу сэюна; мягкая кожа; щечки. тот ничуть не против, хотя от других — шарахается. странные коллеги. — если ты про мой день, то да, было неплохо. а потом ты появился в моём кабинете, и всё стало хреново.       на улице вновь дождь — уже третий или четвёртый день льёт, не переставая. к счастью, без грозы. больше нет белых всполохов на сером небе; мурашек от холодного ветра; гром — внутри обрывается на доли секунд нечто живое. не страх, просто инстинкт спастись.       всё заложено природой, и у донхуна, например, желание побыть в тишине вместе со своей работой. чанюн же думает совсем иначе, ловко спрыгивая с прокурорского стола. белая рубашка с короткими рукавами; на коже выбита готикой какая-то татуировка, за которую, быть может, кучу выговоров каждый день, если не больше. но это его проблемы, а не донхуна, который даже и не знает, что каждый раз забывает у них чанюн —             тёмные глаза смотрят хитрим прищуром.             ухмылка.       — может, я пришёл, чтобы позвать тебя на свидание после работы, а ты, — он говорит настолько уверенно; прячет ладони в карманах чёрных штанов; перекатывается с пятки на носок, замечая секундную растерянность старшего прокурора. сэюн же сзади не проявляет никаких-либо эмоций; только под столом сжимает вдруг ладони в кулаки — нервы. — ты злючка, каких ещё нужно поискать.       предусмотрительно не подходит ближе, склоняя с интересом голову. всё у него и вправду неплохо начинается утром — чанюн просыпается в отличном настроении; кормит свою кошку атти дорогим кормом; успевает закинуть в рот бутерброд с кофе; делает несколько фото в зеркале в полный рост — в машине обновляет инстраграм. первый лайк всегда от сэюн-хёна. тем приятнее. день не слишком загруженный — откладывает подписи приказов и доёб начальников на потом; успеется ещё, а сегодня такое настроение, что хочется поболтать; узнать, как дела у других. даже вот у этого хмурого сыча, что уже второй месяц делит помещение с его сэюном — так себе соседство, если хочется побыть вдвоём. но, окей, ладно. не увольнять же из-за этого донхуна, хотя идея прикольная.       а тот только медленно подпирает рукой щеку; нижняя губа всё ещё побаливает от регулярных укусов; ранка — что, чёрт возьми, происходит. переводит внимательный взгляд с чанюна, чьи волосы при этом свете отдают медью, на кактус свой — ловит важную мысль, что стоит пересадить в горшок чуть-чуть побольше, пока не началась зима, а то придётся ждать до весны. не хочется. маленькая забота, если не о тех живых людях, что его окружают, то хотя бы о растении — глупые иголки. вздох.       — не думаю, что ты достаточно хорош для меня, ли чанюн, поэтому говори прямо, зачем пришёл, — в голосе усталость, но раздражение прокурора исчезает в один миг, когда замечает, как парень обижено искажается в лице. дует губы. мол, как это он — чанюн — недостаточно хорош? скрещивает руки на груди. красивая мордашка; правильное тело — да, нет пресса, как у некоторых, но ведь не в кубиках счастье. или в размере. фырчит, оборачиваясь резко к сэюну, что застыл в разрешении .jpg и даже не моргает; еле дышит. у них немые переглядки, пока старший продолжает. — у меня не так много времени. предварительное слушание уже через неделю, а у меня бёнкван под дверью насрал.       оу. не самые лучшие метафоры, зато — достаточно прямо и крайне красноречиво. донхуну же плевать, ему хватает проблем с работой и сложным делом. неожиданный как всегда гость, немного постояв с искривившимся лицом, согласно кивает — окей, да. время в их положении стоит многого. хотя куда лучше просиживать его в интернете, гуляя по онлайн-магазинам, или листая чужой твиттер; инстаграм. тратить себя на безделье не так уж и плохо, по крайне мере, по мнению ли чанюна. иногда нужно отдыхать не только телом, но и душой, серьезно. он делает несколько шагов назад, не отрывая взгляда от старшего прокурора.       — вообще я как раз насчёт твоего дела, — щелчок пальцами шумный. парень с медью в волосах вновь оказывается около сэюна, смотря всё ещё в глаза ли донхуну. не боится; говорят на равных — удивительная наглость. и непонятно — он то ли копирует ким бёнквана, то ли сам научил собачку из архивов вести себя как сука. — сверху был звоночек. и короче, хун-и, этого парнишку нужно засадить по всей строгости. он кому-то перешёл дорогу, так что.       разводит руками в сторону. в голосе парня слышится равнодушие — для них всех это просто работа, за которую платят; получают похвалу. чанюн на таком сытном месте не первый и явно не последний год. цокает язык; переводит взгляд к сэюну; толчок слабый в плечи; отодвигает от стола — присаживается на чужие колени так привычно; крепкие бёдра. у него ни стыда, ни совести — пальцы сэюна тут же мягко оказываются на чужом животе. что происходит у этих двоих, донхун не лезет и не собирается. не то чтобы кошки скребут на душе или бёнкван вновь делает неприятный подарок, но —             подавитесь своими отношениями.       сэюн молчит несколько дней после их очередного разговора на улице; острый язык донхуна — подкалывает, что чанюн появляется в их кабинете ради него. ради ким сэюна, по которому тащится весь их этаж в здании суда. приятные касания; переглядки во время случайных встреч в коридоре; разговоры в пол тона о чём-то своём. они сокровенные между собой — хранить тайну пытаются, но это сложно, когда чанюн до жути любит показывать себя. а донхун просто вредный. он не против чужих отношений, но не на его глазах — в его кабинете. без поцелуев, пожалуйста, когда, как вам кажется, никто не видит. румянец на щеках ким сэюна, что нервно тушит сигарету на половину и молча уходит, так и не дав ответ, — вместе ли он с чанюном. или не более рабочего романа в и без того дурном суде? странно-странно.       отношения это не так уж и плохо —             донхун касается задумчиво иголок кактуса.       всё ещё больно —             скучает.       — я в любом случае выиграю дело, — не смотрит на чанюна; как тот чуть откидывается, а сэюн, прикрыв глаза, опускает подбородок на плечо парня. в глотке обида то ли из-за чужих проявлений эмоций и якобы счастья, то ли потому что у начальства сомнения — он выиграет. в этом деле слишком много улик и аргументов против мальчишки-убийцы. нет толком свидетелей, которые докажут обратное. ему светит приличный срок, от которого избавиться не сможет даже самый лучший адвокат. — так что можешь передать своему звоночку сверху, чтобы не бесил меня своими указами.       усмешка чанюна — ожидаемый ответ от прокурора. он изучает взглядом чужой не особо просторный кабинет, где долгое время сэюн был один — с большей работой, к сожалению. постоянные дела, которые наваливаются на него; несколько судов в неделю — засыпает в кабинете, скрестив руки на груди. трудолюбивый, если захочет.       в то время чанюн не трогает его по пустякам — сам приносит нечто вкусное из магазина напротив. остаётся с ним подольше. вряд ли поможет с подготовкой к заседанию — не в его компетенции. в то время им обоим было тяжело, но ведь выживали же как-то. а сейчас с ними есть третий лишний — донхун не такой уж и плохой, по мнению чанюна, только скачет в эмоциях сильно. человек, что ли, живой. а ведь при первой встречи казался таким роботом — ну и к чёрту. он согласно кивает, соглашаясь, окей, хорошо, донхун. ты как всегда слишком уверен в том, что делаешь — в своей справедливости, но.       — из-за того что звоночек хочет всё контролировать, то и адвокат от нас, — чанюн кладёт ладони на свои колени; всё ещё тепло от дыхания сэюна на шее. уютно, хотя обсуждают не особо нужную работу. донхун же всё понимает и без уточнений — ли сынджун ушёл в отпуск ещё три дня назад, выходит, против в него деле этот дурак — ким хёджин. мягкие ладони, что прячутся в длинных рукавах; раскосые глаза с чёрной подводкой; улыбается красиво. забавно выходит, конечно же. чанюн замечает, как меняется лицо старшего прокурора и смеётся. — с ним, конечно, тоже поговорят, но большая часть ответственности на тебе. этот японский ребёнок перешёл дорогу совсем не тем людям, поэтому.       парень проводит большим пальцем по своему горлу; режет; алые капли крови. к сожалению. тут не приходится выбирать, а донхун — он не смог проиграть дело, которое сломало жизнь невиновному любимому человеку. что уже думать сейчас — только вздыхает и, прикрыв глаза, думает. это всё будет несложно провернуть; в каком-то смысле подставить. по всем данным подсудимый — мизугучи юто уже года три в корее; обычный школьник, что переехал сюда ради айдольства, а в итоге — убийца. правда ли это или нет. сейчас уже неважно. и дело не в звоночке — кто-то должен понести наказание за смерть человека. так работает всемирная карма, так привык считать донхун. если на одной чаше весов вдруг становится больше груза, то и на вторую необходимо подложить гирьку. не золотая середина, нет, просто —             он прикусывает вновь губу.       во рту привкус —             приятный.       донхун привыкает слишком быстро. не кровь — прокусанная плоть; всё ещё ладонью прижимается к своей щеке; не заботится. думает, что ему нужно в таком случае поговорить ещё раз с тем полицейским, которому в айдолы бы идти, а не патрулировать город. между делом обязательно забежать к ким хёджину и напомнить тому, что — проигрывать нормально. поставить адвоката на место, у которого — донхун вдруг вспоминает чужой прищур красивых глаз; мягкие пальцы и расстроенный выдох, когда адвокат понимает свой прокол. они ссорятся во второй или третий раз, кажется, из-за кружки кофе.       сэюн качает головой; не лезет к ним; после шёпотом сообщает в кабинете, что им не обязательно быть в штыках с адвокатами. работа — это просто работа, хён, а в жизни никто не запрещает быть даже друзьями. это несложно, главное не злиться по пустякам. но для донхуна эта миссия невыполнима, точно также как и просто быть —             счастливым.       он поднимается на ноги и взъерошивает ладонью светлые волосы; тягучая карамель начинает раздражает к середине осени — хочется более тёмный. чёрный. выдыхает — бросает взгляд на чанюна, что уже во всю рассказывает сэюну про свой день с самого начала. про произошедшую ситуацию на первом этаже; про утреннюю встречу с начальником — этот звоночек сверху. а прокурор лишь слушает внимательно; кивает без улыбки; слышит между слов о том, что — скучает. сэюн — парень опускает ладонь одну так уверенно на бедро парнишки, словно пальцы там были всегда. красиво. чёрная ткань плотных штанов.       донхун отводит взгляд —             это их дело.       и не его жизнь.       чанюн ловит его несколько дней назад и предлагает кофе с абрикосовым сиропом; подмигивает — пытается подкупить старшего. его волосы отливают медным; взгляд живее намного, стоит ему начать говорить о напарнике донхуна; заступается; объясняет всю ситуацию, что произошла совсем недавно. мол, да, это они в ту пятницу опустошили заначки старшего прокурора; это они случайно перепутали архивные бумаги, которые потом пришлось перебирать мальчишке-солнцу минсоку; это они — ли чанюн и ким сэюн — пытаются урвать моменты друг с другом во время работы. просто потому что после — им не хватает жизни. донхун хотел бы сказать, что прекрасно понимает их, но —             он вспоминает, как просил джунхи не встречать его у здания суда,             а тот всё равно появлялся раз за разом.       ну что за кусок дурака —             старший прикрывает глаза.       он слышит чужой поцелуй; чьё-то дыхание сбивчивое. касание губ — облизывает свои; ноет ранка. до чего ты довёл себя, ли донхун. шагает к выходу из кабинета, кажется, за стаканом воды холодной; в уборную — умыть лицо и смыть вечную тоску. взгляд псины забитой. хочется так сказать, что всё хорошо, но единственное, что выходит у донхуна, это наполнить свою голову мыслями о деле. о выученных статьях; о фиолетовых закладках в книгах; о том, что сегодня домой он возьмёт кактус и пересадит его обязательно — где-то на балконе съемной квартиры всё равно валялся никому не нужный горшок. нажимает на дверную ручку — распахивает; даже нет сил посылать всё к чёрту.       а чанюн обхватывает сэюна руками; аккуратно-нежно и, быть может, по привычке уже. ближе; улыбается так по-родному. донхун старается не думать, что точно также в своё время воровал поцелуи у джунхи; ластился к нему со скуки в моменты стабильного настроения. юркий язык; до безумия приятные клычки; тепло чужих губ.       джунхи почему-то всегда знал, что именно он хочет — забирал плохие эмоции по маленьким кусочкам, а на их место складывал что-то своё; личное; любимое. солнце почти садится за горизонт; старший ждёт привычно свой автобус — джунхи с усталостью на лице, но этой своей улыбкой невероятно светлой появляется слишком неожиданно. носом в щеку донхуна; бормочет; хрипит, что хочет домой — не к себе. они так и не съезжаются, сколько бы джунхи не просил. ну и ладно. ночуют вместе — поцелуи на улице сладкие, от которых голова лишь сильнее идёт кругом. пак джунхи. чёртов пак джунхи, который способен своей любовью свернуть горы —             целует шею.       прокурор поспешно выскакивает из кабинета в тот момент, когда ладони чанюна нежно касаются скул сэюна — интимно. старший головой мотает; прочь; просто свалить из здания суда за вкусным кофе — подышит свежим воздухом, чтобы внутри всё не сжимало так больно. чувства забиваются прошлым, как.       — ай!       донхун чувствует слабый удар в грудь; небольшие ладони, что оказываются на нём — раскосые глаза, в которых как всегда ничего кроме понимания и беспокойства. ким хёджин — выдох шумный; теряется на миг всего; заваливается назад. ещё немного и рухнет на пол коридора, тогда как донхун с всегда хорошей реакцией обхватывает руками адвоката. прижимает к себе хрупкие плечи — кажется ещё немного и он сломает этого парня в своих крепких объятиях. мягко. хёджин дышит неровно куда-то в щеку старшему — неловкость. и сказать совсем нечего; и оправдываться нет сил совершенно. донхун просто смотрит в глаза напротив и давит из себя перекошенную улыбку; прокусанная губа, которая не заживает совсем.       именно на неё и смотрит хёджин —             зачем-то.       — нервы сдают, — вдруг произносит донхун, прослеживая за взглядом. всё-таки оправдывается, чувствуя ладонями лопатки адвоката сквозь белую рубашку. тёплый — нечто знакомое. он теряется всё ещё и вроде бы надо отпустить, но вместо этого говорит что-то про своих раздражающих соседей-сожителей. смеётся нелепо и затем отчего-то серьёзно. — надеюсь, я тебя не сильно задел.       и нехотя отпускает хёджина, поправляя тому ворот рубашки; забывает на какое-то время те их странные ссоры; забывает о деле и всём на свете — просто наблюдает, как адвокат вопросительно изгибает бровь. замирают оба. выходит до смешного неловко и словно во второсортной дораме — не хватает ещё вышедшего из кабинета чанюна, что прокомментирует всю их ситуацию. выдох шумный. за рёбра опять цепляются крюки эмоций тех самых — просто запутался и устал. вот в чём твоя проблема, ли донхун, а не потому что тебя на каком-то другом уровне тянет к дурацкому адвокату. просто не хватает заботы джунхи — вот и всё, понимаешь.       — да всё нормально, — он улыбается; жмурится забавно. тепло и сладко — у донхуна дерёт горло и рёбра от всех своих таких придуманных проблем. и лучше всего, наверное, будет сбежать, но. в коридоре пусто, хотя разгар рабочего дня — его кабинет закрыт уже на замок изнутри. так будет на самом деле лучше. не хватает кислорода — нараспашку окна. этот октябрь какой-то совсем неправильный. — считай, что ты спас меня, хён.       хёджин воровато — на секунду ближе; красная чёлка; несколько пятнышек на коже; своими губами смазано в скулу старшего. он говорит беззвучное спасибо, от которого донхуну жарко и неловко, а ещё уютно и хорошо-хорошо. совсем. старший не смотрит в чужую спину, лишь пытается выбраться из заливов своих мыслей. плечом больно упирается в стену. он думает вдруг, что этот хёджин смелый и читает людей, оказывается, даже лучше него самого — донхуна. и то что его тонкие губы; его дыхание напоминает что-то родное —             кого-то.       прикрывает глаза —             шумный выдох в воздух.       говно. он обещал сам себе не ломать преграды — сам не ломаться от каких-то людей, но. до жути хочется выпить. хочется стереть из памяти пак джунхи и старых коллег, по которым скучает; хочется не переживать из-за мелочей и просто работать в своё удовольствие. быть может, донхун хочет быть просто счастливым как те двое в его кабинете и —             интересно, какие на вкус губы хёджина.       надеется, что без этого мерзкого привкуса абрикосов —             идёт в кафе за мятным кофе.       когда уже кончится этот бесконечный день.       

х

             тёплая вода приятно касается рук; смывает грязь — чёрную землю. донхун смотрит на дно ванны и уже привычным движением языка проверяет ранку на губе. сна совершенно нет, наверное, поэтому он решается пересадить кактус, взятый с работы, прямо сейчас. так себе садовод — предварительно читает несколько постов в интернете и вспоминает те советы мамы, когда растения только-только начали появляется в его доме. якобы кислород. он смотрит в зеркало около раковины — домашний ли донхун опять; снова один. подмигивает сам себе — выходит отвратно, но как-то уже без разницы. он не модель с обложек журнала; он не айдол, хотя без проблем вытягивает все ноты групп золотой троицы в душе. донхун просто есть — выключает воду.       кактус остаётся на дне ванны до самого утра — в этой новой обновке отнесёт обратно в суд; в свой кабинет. может, тогда растение хоть немного оживёт и зацветёт на его столе. возможно, чуть больше земли и поярче обёртка горшка поможет кактусу — донхун усмехается. как же. он поправляет рукава полосатой кофты; выключает свет ловким движением локтя. дома. телевизор включен с того момента, как хозяин переступает порог, и теперь стабильно тратит электроэнергию; мотаются счётчики; какой-то итальянский фильм, кажется. не новинка — старое; уже знакомое. подхватывает двумя пальцами железную банку со стола; глоток пива; холод. маленькие градусы, что не ударят в голову, но хоть немного расслабят — наверное.       он зарывается ладонью в карамельные волосы; скучает по тёмному — по чуть отросшим прядям. они почему-то вновь ассоциируются с чем-то родным. как его волос бережно касается джунхи, что — не любитель перебирать пряди. смеётся в макушку старшего и закидывает на того ногу нагло; миг; вдруг прижимает к дивану со словами что, видишь? в нашей паре я сильнее, значит, я и буду вести. целовать; заботиться о тебе, когда ты в очередной раз откажешься от ужина ради кружки кофе; дарить любовь; ругаться на тебя, ли донхун. ты вроде бы старше, а как включишь глупого и упрямого ребёнка прямо щелчком пальцев, и хоть плачь. смешок в шею донхуна — красивый.       джунхи тот редкий человек, что говорит совсем иначе. коллеги всегда шутят, что внешность донхуна — странная; сонхо закатывает глаза; хиджун на новый год предлагает старшему нарядиться снежной королевой и напугать младших в коллективе; рюджин задумчиво вздыхает и завидует чужим бёдрам — сама не против таких. ли донхун необычен в своей красоте; знает это; гордится даже, но почему-то всегда смущается, стоит услышать от глупого джунхи слова, что —             вау, и всё это теперь принадлежит мне?             самый красивый человек на свете.       дурак —             они знакомятся в начале января.       у донхуна мёрзнут пальцы; выдыхает облачко белое в морозный воздух. темно. свои перчатки он отдаёт младшему хёнсоку, который вообще не имеет то ли пару, то ли мозгов — сейчас уже не так важно. аномальная зима. зарплату почему-то в этом месяце задерживают — донхун старается экономить на всём, что можно, и помогает матери оплатить задолженность по квартире. так иногда бывает.       ходит привычно пешком до дома, хотя лучший вариант, конечно же, тёплое и уютно такси. пытается безуспешно проверить почту на телефоне и общий чат — сенсор не реагирует на ледяные пальцы. достало. он заскакивает в первый попавшийся магазин и растирает себе ладони; завтра необходимо писать отчёт о прошлом деле, а вместо этого у него грозится обморожение. класс. хмурит брови — дышит на пальцы оголтелым.       джунхи тогда появляется со спины в своём нелепо-огромном пуховике до самого низа; зато в нём тепло. он наблюдает молча за ним; внимательно; за нелепыми движениями рук; за потрескавшимися губами; на — донхун всё ещё носит нелепые серёжки с цветами, купленные во время осенней ярмарки. лишь после джунхи признаётся, что влюбился с первого взгляда и даже не в красоту чужую; или этот немного грустный взгляд, а вообще-то в голос. и плевать, что старший тогда ругался на противную погоду и свою жизнь уставшую. джунхи же исчезает — возвращается спустя, наверное, полторы минуты; радостный. он врывается в жизнь донхуна со своей солнечно-январской улыбкой и помощью — кладёт в замёрзшие ладони горячую баночку с только что купленным кофе на кассе супермаркета.       прокурор откидывает голову назад с тихим воем —             делает глоток пива холодного.       флэшбэки —             ебучие воспоминания.       его ломает от недостатка заботы. и признаётся уже об этом сам — к сожалению. в комнате съёмной квартиры приглушённый свет; за окном нет дождя, но холод из щелей с балкона. тёмные шторы. можно было бы давно лечь спать, чтобы завтра вновь на работу; встретиться с тем полицейским в десять — отправить минсока в посольство за уже готовыми документами с японии. дело продвигается медленно, но уверенно. в нём нет ничего особенного, проблема лишь в их интернациональности; ну, да. опять проблемы с другими странами. всё равно не сравнится с самым худшим случаем в жизни ли донхуна —             он смотрит в потолок и пытается сосчитать стыки в плитке.       выходит чуть больше пятнадцати —             внутри всё обрывается.       помнит-помнит.       и помнит, как мягкие ладони на бёдрах; касания губ тонких. нравится? стон приглушённый. донхуну плохо настолько, насколько хорошо. у реальности привкус крепкого кофе и губ пак джунхи. его настолько много; в каждом из отражений. странные касания на шее старшего; жилки; синие венки; прикус клычков белоснежных. стон. донхун ломается первый раз под голос джунхи, когда за окном январская метель и приглушённый свет; квартира родная; настойчивость чужая. не забыть. не вырезать настолько родное. у старшего перекос горизонта; сжатые в одну линюю губы; ты слышишь эти слова, пак джунхи? признания тихие. принципы уходят на задний план, когда желания забирают воздух из груди. дышать — воздух до невозможности горячий. это новый уровень доверия.       донхун принимает в свою жизнь джунхи окончательно, когда этот мягкий щеночек больше не встаёт перед ним на коленях, а — ласки трогательные на талии; поцелуи в выступающие рёбра; и больше нет слов про то что старший — надоедает. эти кинки. донхун прогибается в спине. ломость; лицом к лицу; чёрные бездны — утягивают. у первого их в жизни секса друг с другом пересвет боли и настойчивости младшего. дарить готов всё что угодно; любовь; доверие; наивность детская. эмоций не хватает под пак джунхи — касания; пальцами на кости и кожу — синяки. раньше всегда девочки глупые у обоих, а сейчас излишняя осторожность. решение случайное.       нет никаких оправданий. это просто случается, когда все былые устои трескаются под губами джунхи; под его настойчивыми просьбами. рано или поздно это случится; сейчас; пальцами в чёрные волосы; поясница упирается в подушку мягкую, а самому до безумия тошно; больно. выворачивает — от эмоций. наизнанку. голая душа; джунхи находит то, что под маской равнодушие всегда; голые кости. губами к ним. зажимает старшего среди простыни помятой; крашится; короткие волосы; боль чужая. принимает в себя чувства чужие — донхун сдавленно шепчет пожалуйста. грани. ёбанные грани. никогда так не было раньше —             губы в тонкую линию;             шумные выдохи.       это не только эмоциональная привязанность; линяя красная на шее вместе с чужими губами. перекрёсток — джунхи жмёт пальцами на ключицы. кости. рвано; больно. воздух — не хватает. ладонью уверенно по талии; худой; фигура — совсем не мужская. донхун рождён характером сложным; поломанный, но никто не говорит, что даже он —             не достоин физической любви.       вывернуто.       к сожалению, их влюблённая зимняя идеальность трескается в конце весны — совсем немного и наступит июнь. недопонимание неизбежно, а донхун привычно сбегает — шлёт всё к чёрту; запирается в кабинете на ночь. у их ссор привкус хвои, а джунхи уже не прячет серьёзный взгляд за длинной чёлкой. все проблемы в них самих — плечо старшего сжато в крепкой ладони. им, наверное, просто нужно было поговорить по-нормальному; понять требования друг друга и почему донхуна вдруг стало так мало. он забивает на себя в начале июня; игнорирует звонки друзей — джунхи пишет каждые полчаса. встревоженное какао. волнение — вот что нормально. за сутки до они ругаются на повышенных тонах прямо в квартире старшего; ревность по венам; сбито дышат; агрессия со стороны джунхи такая редкость, а донхун просто чувствует себя виноватым. будто предал, но — это его чувства; странные эмоции. ему просто нужен перерыв от самого себя; от пак джунхи, чьи губы теперь настолько родные, и —             ещё один пропущенный.       в тот вечер донхун решает остаться в здании суда; игнорирует совет сонхо поехать домой на такси и вот — на пачку сигарет, а ведь бросил ли уже как несколько лет. лучше бы вовсе послушал коллегу и двинулся домой; принял бы звонок от человека, по которому скучает до сих пор, потому что.       хочет упасть —             в небо.       в тот вечер джунхи пытался отпраздновать своё день рождение —             без человека, который стал всей его жизнью.       злость в жилках; глотку обжигает алкоголь — квансок, старый знакомый подливает что-то ещё; их макнэ ючан смеётся в чужую приставку; ещё какие-то люди, которых для фона позвали друзья. не сидеть же в двадцать четыре года одному — его тошнит от боли. рёбра ноют потому что джунхи не хватает донхуна больше чем воздуха. и ему не похуй на чувства — любовь. это нормально, когда хочется разобраться во всём; это нормально, когда от бессилия в груди зарождается злоба. удар кулаком в стену; пак джунхи разбивается на мелкие кусочки при мыслях, что ради него донхун не хочет пересиливать себя и свою нелюдимость. неужели так сложно стать человечнее хотя бы на один вечер, и просто —             быть счастливым.       именно с ним —             с пак джунхи.       он сжимает свои чёрные волосы в пальцах; знает, что донхун остался на работе — настолько привычно. а ещё вновь игнорирует звонки из-за их вчерашней ссоры. идиоты. воет тихо и цепляется за плечо квансока; тихо; шёпотом на ухо; хён, дай ключи от машины. я быстро, честно. я просто хочу забрать своего донхуна. и ничего более. плевать на всё. ему нужна именно в этот вечер тёплая ладонь любимого человека; его губы; его касания нежные; его душа, которую он открывал так аккуратно — его настоящее сердце. самое ценное.       а донхун просто не знает, что произойдёт через пятнадцать минут —             телефон разрывает трель звонка неизвестного.       его номер — первый в списке контактов этого дурака; идиота единственного. и тут уже неважно. просто плевать на все обиды прошлые, потому что равнодушный голос полицейского сообщает, что пак джунхи под арестом — за вождение в нетрезвом виде в чужом автомобиле без доверенности; за убийство. да, именно. в центре города. сбиты трое — двое не выжили.       старший допивает банку пива и почему-то помнит ту ночь настолько отчётливо; такси; знакомый по старым делам полицейский; слёзы джунхи, который вдруг такой ребёнок. цепляется за одежду донхуна; ближе; влага на щеках. он не хотел. он просто не может без него — без старшего любимого; так хотел забрать его к себе и всё-всё объяснить, а вместо этого — убийца. пробует эти слова на вкус, когда со страхом видит тела; воет на всю улицу. и почему он выжил сам — искорёжено ограждение; кровь на лице; минимум повреждений для того, кто не заслужил жизни. в ту ночь меняется слишком многое —             на джунхи пишут заявление;             а донхун почему-то вызывается прокурором.       хотел спасти; хотел вызволить, но вместо этого —             старший прикрывает глаза.       как отогнать всё это наваждение. всю эту блядскую боль, что иголками под тонкую кожу. он хлопает себя по щекам — хватает ртом воздух. зря всё же выпил. донхун, наверное, никогда не простит себя за то, что так легко сломал жизнь джунхи; их знакомство глупое; стоило прогнать парнишку ещё зимой — не заводить разговор и тем более не флиртовать со злобы. усталости. и тогда не было бы всех тех поцелуев аккуратных; близости их — нежности во взгляде; не было бы ссор после — обиды на друг друга; поступили по-детски так. если бы донхун просто ответил в день его рождения на звонок; приехал бы, блять, сам, то —             семь лет.       всё, что получилось у донхуна, это ебучие семь лет тюрьмы вместо обещанных законом десяти. хотя джунхи просил судить его как настоящего — преступника. кусок идиота. сам же пустым взглядом смотрит на старшего; крепкие объятия после озвучивания приговора. донхун просит дать им всего две минуты после заседания суда; полицейский отводит взгляд — джунхи губами к шее старшего. последний раз. такое бывает. пожалуйста, не расстраивайся, хён. твоей вины нигде нет, и вообще это я должен был быть с мозгами. думать; не пить; не —. донхун затыкает его своими губами; пальцами по щекам, на которых уже так давно соль. больно. они разбиваются вдвоём о камни, наверное, на ближайшие семь лет. а джунхи и не спрашивает, дождётся ли его этот глупый хён —             сам донхун даже не знает.       ему просто нужно прийти в себя. забыть на какое-то время. сбежать прочь из города и от взглядов тех, кто знает. коллеги; семьи. сонхо лишь хлопает по плечу, когда джунхи забирают из здания суда; холод наручников; преданный взгляд на старшего. щенок брошенный на улицу. и уверяет сам себя, что справится — прорвётся. два идиота. донхун не выдерживает. в нём не остаётся ничего кроме боли; отчаяния с привкусом сладкого металла; ударяет кулаком в стену коридора. рык — мат на самого себя. сонхо бьёт в плечо; держит руки крепко — ты уже никому не поможешь, успокойся ли донхун. они переглядываются; натянутые нервы; мятая одежда прокурора — удавка затягивается чёрным галстуком. что дальше? что ему теперь делать после всех ошибок и потери — любимого человека?       он не знает —             до сих пор без понятия.       дышит шумно в свои ладони и колени к груди прижимает на своей кровати; жёстко. донхун сменяет город и людей вокруг себя, лишь бы отвязаться от прошлого; от душащего чувства вины. он не смог проиграть — джунхи виноват и кто-то должен был понести наказание за смерть невиновных. наверное, донхун вместе с ним.       второй месяц вместе с этими мыслями. при самом лучшем раскладе джунхи сможет оказаться на свободе через пять невыносимо долгих лет. за это время — прокурор упирается взглядом в потолок; прикусывает нижнюю губу; отрезвляющая боль. он старается вновь думать о завтрашнем дне, а не то, что уже прошло. он уверяет так наивно себя, что ещё немного поболит и забудет всё на свете. донхун даже не уверен — любит ли уже джунхи. он просто считает всё это настолько несправедливым, потому что на месте младшего должен быть лишь он. а никто иной.       на виски давит осеняя погода. донхун зарывается лицом в мягкую подушку — как же ему одиноко; не хватает заботы. не хватает человека, который скажет, что ошибки — это нормально, но. не такие. завтра новый день; новые проблемы. завтра ещё одно дело мальчишки, который даже не заслужил такого отношения, но донхуну отчего-то так глубоко насрать. есть просто работа. и пусть он будет теперь судить хоть маленькую девочку — ничего не имеет смысла.       обнимает одеяло под боком; усталость накатывает холодной волной; таймер на телевизоре срабатывает — экран чёрный. алкоголь еле-еле в венах. старший думает, что сейчас было бы неплохо вместо одеяла обнять живого человека. наверное, странное желание для такой личности сумбурной как он, но в тоже время — тепло. тонуть вдвоём не так страшно, как вместе. а теперь и он, и джунхи порознь — да и были ли когда-то они вдвоём. младший любил — любит — его, а донхун просто слишком привык быть с ним и никем другим. к его поцелуям сладким; к его ладоням на чужом теле. как он всегда выводил пальцами узоры по коже — сокровенное. джунхи искренен и даже безумен в своей любви. так нелепо.       его чёрные глаза и улыбка яркая; клычки, которыми можно касаться пальцами. он целует старшего сладко; давит привычно на плечи, тогда как донхун просто-напросто позволяет — выдыхает шумно. пак джунхи первый человек в его жизни, который забирается настолько глубоко в сердце. мажет пальцами по телу. горячо — жарко. хён, ты меня слышишь? а донхуна просто ломает. он выгибается навстречу, так и не открывая грустных глаз. болит. он скучает по джунхи, что так легко стал для него многим; всем? или нет.       он смеётся нервно; лбом в одеяло — больно физически. проводит ладонью по шее своей — задушить бы; противная влага; жарко. он не может забыть, как хорошо было с джунхи по ночам. воет тихо — выдох в светлую ткань кровати. и не коснётся себя сам — принципиальный ли донхун, что будет скучать; изнывать; винить себя — ненавидеть. но он больше ничего не исправит в их ситуации с джунхи. и не сбежит от своих мыслей, только если — сердце замирает на миг. чёрт возьми. эти прищуренные глаза; тонкие губы. хёджин кажется слабее; младше. так всё же — какой он на вкус? постанывает ли он в поцелуе, или. так. стоп. твою мать, нет. это совсем не то, что ему нужно.       чёртовы блядские мысли. он воет, уткнувшись лицом в одеяло —             запирает мысленно душу.       как же больно и запутано —             но завтра новый день.       новая попытка стать лучше.       

х

             — выглядите дерьмого, прокурор ли.       они пожимают друг другу ладони так, словно друзья уже лет десять, если не больше. донхун лишь усмехается этому странному факту и садится за столик напротив полицейского. официантка уже не спрашивает донхуна, что тот будет заказывать — за два месяца меняется примерно ничего из его предпочтений в кофе, тогда как шим джэён просит зелёный чай и что-нибудь из сладкого. шоколадное. улыбается девушке мило — старается не пугать непривычно низким голосом и лишь потом скрещивает ладони на столе. он смотрит на донхуна, не мигая, — старший подмечает разные двойные веки у этого парня. миленько.       — ночь выдалась тяжелой, — кивает сам себе, нервно проводя рукой по шее. чувствует себя разбитым настолько — ловит прищуренный взгляд полицейского. джэён звонит ему ровно в девять и просит провести назначенную встречу где-нибудь в спокойном месте; в кафе, например. приходит без опозданий — в рваных джинсах и красной рубашке. форма оказывается где-то в стирке дома. сегодня у него выходной. — чёрт, нет. не знаю, что ты там подумал, но нет!       грозит пальцем этому парню, чьи плечи шире его раза в два; умеет стрелять из табельного. но между ними атмосфера изначально странная и лёгкая — было бы так всегда. донхун фырчит так недовольно и вслушивается в низкий смех полицейского — словно рядом проехала фура; обдаёт горячим воздухом. сам джэён удивительно тёплый человек для своей работы. он подпирает подбородок рукой и смотрит на прокурора с лёгкой полуулыбкой. его хочется сравнить с тем неплохим одноклассником, который не бесил в школьные годы, а вот теперь спустя много лет они встретились. быть может.       — а жаль, донхун-хён, — джэён смотрит прямо в глаза; моргает несколько раз, а его веки и вправду разные. — людям нужны отношения. они делают их... человечнее, что ли? счастливее, вот.       от этих слов у донхуна почему-то горят щёки; матерится про себя — выключает какой-либо стыд. или хотя бы пытается. джэён почему-то снова смеётся — так по-доброму. он похож на большого плюшевого медведя, которого хочется обнимать; прижиматься прохладной щекой; которому можно доверить самые сокровенные тайны. что за аура такая, шим.       и ведь старший задумывается над его словами — в них, к сожалению, есть та самая правда, что не вырезать ни ножом, ни болью. такова реальность. любовь заставляет жить иначе; без чувств совсем донхун лишь сильнее увядает — уже успел из дома забежать на работу. он бережно относит кактус и некоторые документы к девяти утра, сталкиваясь нос к носу с хёджином на этаже.       как же до безумия —             неловко.       но они упорно смотрят друг другу в глаза. адвокат радостный и словно теперь в здании суда не только за себя, но и за ушедшего в отпуск сынджуна — машет ладонью, желая доброго утра. громкий голос; красные волосы чуток взъерошены. донхун почему-то задумывается, а вдруг тот ночевал в своём кабинете? и представляет невольно, как хёджин засыпает за своим столом; складывается руки на груди, пряча небольшие ладони в сгибах локтей; чуть склоняет голову — еле слышно сопит, потому что усталость наваливает. без сна невозможно. и.       донхун пинает дверь в свой кабинет; сэюна ещё нет на месте. он чувствует спиной внимательный — лисий — прищур хёджина, чёрт возьми. кто ему разрешал появляться в его жизни. пусть дальше будет просто тем чсвшным парнем из помещения в начале их этажа; пусть просто будет проигрывать дела, которые ему назначили; пусть, блять, не появляется на глазах ли донхуна.       потому что старшему так до боли хочется узнать — какие на вкус его губы. и почему тот вообще проявляет попытки внимания к такому, как он. почему хёджин сам докупает кофе на кухню — не самый гадкий, но тот что не пьёт сам; почему он заскакивает во время перерыва и зовёт прокуроров перекусить; угощает тортом — пытается именно его; почему он делает вид, что ни черта не ссорится с донхуном. всё сглаживает. зачем? всё ближе и ближе. касание губ.       старший сваливает на улицу раньше положенного через чёрный выход; невольно заглядывает в щелку двери в кабинет адвокатов — хёджин тянется у окна; старается поправить лёгкие шторы. задирается одежда — донхун впервые видит худые запястья старшего. удивляется. чёрная полоска, похожая на татуировку, но издалека не разглядеть толком. лифт приезжает с шумом, и ли решает уйти до того момента, как его заметят и опять заговорят. не хочет этого — не знает, хочет ли этого. просто не сегодня.       — ну, я же тут не девственником сижу, шим, — донхун смеётся себе под нос. реплика слишком не вовремя — перед ним ставят его привычную кружку кофе. аккуратный фарфор; белая пена, а разводы коричневые; ложка рядом отливает красивым серебром. ему без сахара, но вдруг. официантка подслушивает совершенно случайно и, опуская взгляд, исчезает из вида. джэён — басом по кафе и добавляет сладость в свой чай. — кажется, напугал бедную девочку, вот чёрт.       полицейский хлопает его по плечу через стол, мол, расслабься. им всем тут уже не по семнадцать лет, когда такие вещи было стыдно говорить. донхун так вообще — в его возрасте пора заводить серьёзные отношения; быть может, даже семью, чтобы отставали матери с этим трепетом про внуков. жаль, конечно, разочаровывать. старший помнит, как пытался познакомить семью с джунхи — вышло так себе. забавно, но недолюбили по большей части самого донхуна, которому стоило сказать всё намного раньше; не скрывать своей ориентации; не давать надежды той самой. хах. вновь он крайний — ну да ладно. сейчас уже не так важно. будь он хоть трижды геем, скрывающим это, — сейчас есть лишь работа. никаких отношений.       кофе приятно обжигает горло —             джэён дует на свою подкрашенную воду.       не пьёт горячее слишком.       — вообще прости, что не в суде или у меня в отделении, — он переходит на рабочую тему так спокойно. а взгляд становится строже — темнее. крепкие мужские пальцы застывают на кружке с чаем зелёным. — напарник попросил поменяться сменами, поэтому сегодня выходной, а в воскресенье вот. — он жмёт широкими плечами; красная рубашка чуть собирается на груди. донхун смотрит внимательно. — не люблю в гражданском появляться на месте работы. это как-то... печалит.       они переглядываются. прокурор, если честно, не очень понимает о чём говорит джэён — он сам скорее появится в суде после душа с одним полотенцем на худых бёдрах, чем дропнет нечто важное или встречу. но — предпочтения каждого.       самому же донхуну не принципиально, где именно задать пару вопросов о текущем деле; выслушать полицейского, что, оказывается, знает этого ребёнка. сам же его и нашёл затем около трупа — среди переулка. мазки крови на пальцах; оружие — нож охотничий у него. у совсем ещё ребёнка. мизугучи юто, по его словам, просто возвращался домой с тренировки, а на деле —             есть тело; есть отпечатки; есть японец с взглядом непроницаемым.       и никакого алиби у мальчишки. его слова — лишь речи без фактов. нанесённые раны легко мог сделать человек его пропорций; вскрытие доказало. японский вздох — у юто даже сил нет себя оправдывать. лишь бросает фразу на родном, что, чёрт возьми, эти ублюдки нашли его даже в стране другой. лучше бы убили; лучше бы именно его ножевыми и оставили истекать кровью, чем так подло — мам, прости меня, кажется, я окажусь за решёткой за убийство, которое и не совершал. донхун усмехается. жалко ребёнка, что, вроде бы, даже ровесник помощника ким минсока, но что поделать. наказание неизбежно.       — вообще спасибо, что согласился встретиться, и, — прокурор думает о том, чтобы достать несколько документов; показать наглядно, а потом. чёрт возьми. не хочется. джэён вряд ли полезет в эти мелкие строки — верит на слово. — мы ещё на прошлой недели отправили запрос. японцы хотят, чтобы мы сами судили мизугучи по корейскому законодательству. вот что странно, не находишь?       встречный кивок. джэён размешивает неторопливо сахар в кружке — всё ещё похож на медведя плюшевого. правда, серьёзный до жути. а ещё его тёмные чуть отросшие волосы. то ли зарыться в них пальцами хочется, то ли вовсе отстричь. от него пахнет холодным мужским одеколоном.       — это подстава, донхун-хён, — хриплый; уверенный голос. полицейский несколько раз бьёт ложкой по краю кружки — опускает на блюдце. вновь подпирает подбородок широкой ладонью и смотрит словно прямо в душу. таких людей очень мало — прокурор заинтересованно склоняет голову, внимательно слушая. то, что это всё куплено, он, если честно знает, но. — у меня есть люди с его префектуры. я, ну, то там поспрашивал, то в другом месте узнал. — джэён жестикулирует свободной рукой; поджимает губы. — мальчишка уехал из дома три года назад после того, как его родного брата убили. дело то ли чести, то ли самих денег. айщ, ты знаешь, как там бывает у них.       он взмахивает возмущённо ладонью — донхун подмечает золотое кольцо на среднем пальце; несколько мозолей от тренажерного зала. у самого когда-то были похожие в старом городе, а сейчас не до этого и не хочется как-то. полицейский же вздыхает тяжело. ему не нравится то, что он услышал от своего знакомого; доверенного лица.             мизугучи, оставив мать и сестру, уезжает в корею — ради своей же жизни; ради того, чтобы каждый месяц отсылать оставшимся родственникам жалкие деньги. их не трогают. теперь юто — глава семьи и именно за ним идёт охота. так по наследству — родной отец; старший брат, а теперь и он сам — отыгрываются до смешного злобно. месть неправильная.       — хорошо, шим, — донхун делает ещё один глоток кофе. вопросительно приподнимает бровь — ему забавно со всей этой мафиозной истории. и, выходит, эти японцы даже смогли надавить на них сверху? подкупить начальство? что за детский сад. — даже если он не убивал лично, то все улики указывают о его причастности. он был там. и вина автоматически перекладывается на него.       — да знаю я это! кого ты вообще учишь, донхун-хён! — джэён бурчит громко. отводит взгляд куда-то за спину прокурора. он напрягается. быть может, просто злится от такой несправедливости. в двадцать первом веке всё ещё есть месть. ну что за бред — почему люди злые настолько. — адачи узнал ещё пару фактов, ну, они не будут его убивать. пока что, — полицейский кривится болезненно. переживает отчего-то слишком трепетно. — просто помоги ребёнку. не губи его жизнь тюрьмой.       злой смешок —             донхун кладёт ногу на ногу.       чувствует себя настоящей сукой.       — мне кажется, ты на минуточку забыл, что я прокурор, а? — улыбается уголками губ, замечая, что джэён нервно сжимает кружку в руках широких. вот что так привязался странный плюшевый медведь к этому ребёнку. просто напросто ещё одна запрятанная душа. и если они его не посадят, то чёрт знает, что с юто в таком случае будет дальше. может, правда убьют его. вряд ли отпустят сухим из воды. это жизнь; это реальность. донхун даже вызволить джунхи не смог, что уж говорить про этот случай. — мне платят за то, чтобы я сажал виновных.       — но он невиновен! — резкий удар сильной ладони по столу; звук посуды; противный шум. кто-то из кафе переключает на них внимание, тогда как донхуну без разницы на заинтересованные взгляды. он поправляет рукава своей чёрной рубашки. непривычно, но всё белое — в стирке. полицейский же повышает голос пугающий. только вот что с этого прокурору. ли и не таких на своей практике встречал. — побудь хоть раз человеком, ли донхун. для тебя лишь проигранное дело, а ему — целая жизнь.       бред.       а ведь их встреча так хорошо начиналась — они даже улыбались друг другу, когда жали ладони. сейчас же всё до смешного наоборот. хах. иногда донхун думает, что люди просто не понимают, чем именно он занимается и сколько ему всё это стоит. нервов; времени; вины — за каждого из подсудимых. но это такая работа. кто, если не он, наберётся смелости осудить человека. спасать же это дело других — есть целая куча адвокатов; глупых оппонентов; в конце концов ким хёджин, который наверняка уже знает всю эту информацию про мафию. только вот свидетелей не вызвать в суд даже за деньги. это реальность, и у неё, к великому сожалению, привкус далеко не сладких абрикосов. бывает и такое. горечь.       прокурор лишь усмехается — его начинает раздражать эта людская упрямость, а не его собственная. он смотрит внимательно, как полицейский всеми силами пытается доказать невиновность какого-то подкидыша с японии. зачем? даже если донхун и верит его словам, есть — долг. та самая работа. есть забавный звоночек сверху, который ему так легко передаёт ли чанюн. существуют доказательства — за один труп; нож и отпечатки на нём дадут лет семь при желании судьи. а у них он часто — в плохом настроении. можно проследить, к слову, статистику в твиттере дурака ким бёнквана. там всё наглядно и сразу будет понятно, что у подсудимого мизугучи нет шансов обойти это наказание. приговор.       — к сожалению, такое бывает, — старший качает головой и взглядом просит полицейского успокоиться. тот упирается ладонями в стол; тяжелый вздох. донхун делает глоток кофе и словно специально играючи тянет время. заставляет нервничать. — у меня приказ о том, чтобы посадить на самый большой срок, и, знаешь. — донхун вдруг сам поднимается на ноги. излишне худой; приталенный костюм; чёрная рубашка под низом. он смотрит на свои часы — отсчитывает драгоценное время. — застрахован ли я от наказания, если вдруг мизугучи выйдет сухим из воды?       этого никто не знает — донхун прав. а джэён лишь опускает расстроенный в несколько секунд взгляд; зарывается рукой в свои тёмные волосы; чешет затылок. кажется, он просит слишком многого от того, кто сам с удавкой на шее. чёрт возьми. прокурор качает головой — делает несколько шагов и касается волос полицейского. без слов; без стыда; без вины. сейчас лишь начало дня и донхун держит в руках свои эмоции — принципы.       — извини.       джэён не поднимает головы; тяжелый вздох. ему просто почему-то так хочется спасти этого глупого и ни в чём не виноватого ребёнка. хочется, чтобы тот дальше знал, что такое жизнь и не портил судьбу за решёткой. за то, что он не виноват сам — убийство; наследство. нести ответственность иногда так сложно и несправедливо. донхун говорит равнодушно, мол, ничего страшного, но их разговор окончен всё же — так нормально и не начавшись. этот эмоциональный полицейский не скажет ему ничего путного. как же жаль. старший подхватывает свой портфель из кожи и с полуулыбкой произносит.       — оплатишь за меня кофе, шим джэён.       донхун чувствует на своей спине тёмный взгляд полицейского —             жизнь несправедлива, верно.       например, он судил человека, с которым был ровно —             полгода в отношениях.       например, его оппонент в новом деле ким хёджин —             поцелуй чьих губ он всё же хочет ощутить.       так вот — бред.       

х

             сэюн задумчиво чешет затылок; хмурится; вместо каких-либо слов — произносит несколько странных звуков. он стоит уже минут пять около своего рабочего места — убрано и так аккуратно. на плечах пальто — тёмное; привычное для сердца. время позднее — смотрит на старшего прокурора, который уже второй или третий день настолько сильно задерживается на работе. завтра суббота ведь — их далеко не любимый суд не работает. в чём смысл, донхун, сидеть так долго. ты всё равно ничего не придумаешь из нужного. у тебя не получится выкрутиться из ситуации — либо отказывайся от дела; либо сажай мальчишку, как и было приказано сверху. это их работа, и не стоит переживать по пустякам.       донхун смотрит исподлобья; усмехается бесшумно после очередных слов напарника, что всё — бесполезно. конечно, если рисовать енотов на бумаге или целоваться во время обеда с ли чанюном, то явно ничего не придумаешь. старший зол — зажимает между пальцев шариковую ручку; давит на стержень большим пальцем. раньше так мог карандаши ломать, ещё в университетское время, а сейчас силы уже не те. старость.       сэюн топчется нелепо на месте — уже давно бы ушёл домой; точнее на парковку около здания суда, где его будет ждать привычная чёрная киа с затоннированными окнами. чанюн пишет скучающе в какао, где же там он пропадает и сколько можно ждать — время в двадцать первом веке стоит слишком много. например, тех самых поцелуев; нечто сокровеннее.       — свали уже, ким сэюн, — донхун проводит ладонью по своим волосам и поднимает лицо к напарнику. вот что он стоит тут как девчонка и напрягает своим присутствием? его рабочий день закончился, так пусть уже идёт в объятия своего парня. или кто они там друг другу, чёрт его знает. лишь бесит. — у меня слушание в понедельник уже, и нет, блять, я не собираюсь домой. и тем более выслушивать твои советы.       отвечает на немые взгляды сэюна с матом вслух. чем дольше занимается этим делом, тем сильнее сдают нервы. так, наверное, у всех, кто эмоционален на самом деле; кто переживает за своих близких — за судьбы даже чужих. и. кажется, донхун загорелся идеей найти ту самую золотую середину, в которую вообще-то и не верит. забавно всё же. интересно, что послужило причиной такой резкой смены принципиальности прокурора — сэюн всё ещё неуверенно смотрит на него. не хочет очередной раз оставлять донхуна среди толстых стен; документов — в компании глупого кактуса с теперь цветным горшком. и ли вроде бы не маленький, но что-то останавливает бросить его.       — ты уверен, что справишься сам? — спрашивает уже у двери; за миг до того, чтобы выйти прочь. он должен спросить ещё раз — ловит на себе настолько тяжелый взгляд. это был не упрёк, но донхун берёт слишком много на свой счёт. конечно, сможет вытерпеть всё — получится закрыть это дело, как надо. у него выйдет продержаться ещё один месяц с мыслями о том, что он виноват — в ещё одной сломанной судьбе. только в этот раз не пак джунхи — слухи уже знают все, к сожалению. сэюн сжимает челюсть — взглядом упирается в уставшие глаза донхуна. — не задерживайся, хён. и хоть чай попей.       хлопок двери —             старший не провожает его даже взором.       он вслушивается в удаляющиеся шаги по пустому коридору, а затем опускает обречённо голову на стол. приглушённый звук — заёбан по полной программе. давно не было такого, кажется, с тех самых пор, как пытался смягчить приговор джунхи. он хорошо помнит те дни, когда пытался навестить пака в изоляторе; когда сам невольно похудел на несколько килограмм и даже кофе в разодранную глотку не шло; когда сонхо тащил его насильно, если не на улицу, то хотя бы в свою курилку. расфокусированный взгляд; сигарета — крепкий привкус никотина. они не разговаривали друг с другом, но от этого волчары всё равно исходила поддержка. он не давал глупые советы, как будет лучше поступить. лишь однажды перед самым судом покачал головой —             он будет ждать тебя до последнего;             не проще ли убить в нём надежду?       котят топят без сожаления, чтобы затем они не познали всей боли взрослой жизни. в тот день сонхо был прав — донхун же просто не смог. он не может посмотреть в глаза джунхи и сказать, что не стоит на него надеяться; что скорее всего он просто сбежит куда подальше от всех воспоминаний. попытается — от своих мыслей. донхун злится на самого себя — от своего бессилия. и как поступить правильно. как будет лучше для него самого — для пак джунхи с улыбкой кошачьей.       утопить.       шум; звук стекла; тяжесть в руке. донхун ставит на стол бутылку коньяка; утопить себя в жидком и столь красивом янтаре — откручивает крышку. прокурор ещё в тот день, задумавшись над предложением, покупает и прячет в шкафу алкоголь. нечто крепче привычного пива — он пьёт по вечерам совсем немного, когда размеренные шаги сэюна исчезают за дверью в коридоре. он допивает прошлую бутылку вчера — сегодня крепче; дороже; в нос бьёт запах спирта. это не простенькое соджу. ему просто нужен глоток — немного расслабиться, и вдруг таким образом придёт озарение всё же. громкая усмешка. да. как же. вытягивает губы в нелепой улыбке — остатки мерзкого чая выливает в землю горшка. хоть какая-то от тебя польза, кактус.       не зацветёшь всё никак —             сколько лет пройдёт прежде, чем появится бутон?       раздражает.       он наливает коньяка чуть больше, чем просто на дно своей кружки. выдыхает прохладный воздух — распахнутое окно с этим невыносимым ночным октябрём. вот бы зиму, чтобы отморозить все свои мысли; вот бы весну — да найти новую надежду жить. донхун улыбается всё же и опустошает кружку залпом — жмурится; глотку обжигает алкоголь; закатанные рукава чёрной рубашки; горло не сжимает воротник. от него самого — донхуна — остаётся так мало сил и адекватности. он повторят свой ритуал, даже не дождавшись и пару минут от прошлого. ручкой синей выводит на бумаге как же это всё заёбало. в новом городе жизнь не стала лучше; не помог ему ещё один суд — не сбежать от себя и своей вины. как же грустно.       через два дня от него все ожидают чуда. начальство вновь передаёт жуткую весточку через ли бесячего чанюна — те надеятся на лет десять ребёнку; запрятать в темнице страшной среди корейских развалин. удачи им. джэён пишет где-то перед сном — просит ещё раз подумать; взвесить все за и против; сможет ли донхун взять ещё раз на себя вину. дерьмо. давят все, кому не лень, а он просто пьёт третий раз — трёт глаза от настольного света; слепит мозг; разваливается от старости.       касается виском документов; порвать бы; выбросить — вместе с собой. но вместо этого жмурится и — удар глухой. то ли злится, то ли выть готов. прикладывается головой сознательно об дерево; несколько раз; боль разрезает разум. вроде бы взрослый давно — старый почти что; вроде бы всегда любил себя и не причинял вред. но этот год ломает донхуна живьём — хруст позвоночника. между выбором выпить ещё или коснуться вновь виском, он делает третье. прокурор выдыхает шумно; обнимает себя за плечи — прохладно; чёрная ткань рубашки. воет тихо и низким голосом.       — как же мне не хватает.       чего именно — так не договаривает. тянет руку уверенно к бутылке коньяка, не следя уже больше за временем. за горлышко — душит сам себя в чёртвых эмоциях. он ведь даже ни разу не навестил пак джунхи за решёткой. вместо него однажды ходил джин сонхо — передал пару писем; сказал чужое прощение и ту весть, что донхун сейчас где-то в шести часов езды на скоростном поезде. должен, конечно же, вернуться, но. ты знаешь этого хёна. что у него в голове, не понимает даже он сам. режет изнутри — он кусает губу вновь. онемевшая чуть-чуть даже нравится. улыбается совсем дурно. ему не хватает, наверное, всё же джунхи — или просто теплоты человеческой; уверенности в том, что он делает всё правильно. по-справедливости. только вот у каждого она своя совсем и.       как поступить с мизугучи —             нужно ли спасать этого мальчишку?       нужно ли спасать самого себя —             вой в столешницу.       хочется залпом эту ебучую бутылку и потерять себя окончательно. хочется сразу уснуть без хмурых мыслей до самого утра, потому что при свете дня — это новые сутки; чистый лист; попытка быть нормальным. донхун в полном порядке, просто не прямо сейчас. а так всё хорошо, правда. ему просто немного тяжело, но он, конечно же, справится. а выбора и нет — как иначе-то. облизывает нижнюю губу — выпрямляется на кресле, жмуря глаза. он касается языком горлышка бутылки коньяка в очередной раз и собирается задрать голову, как.       тяжесть стекла исчезает. его пальцы легко размыкаются на стекле под чужим напором; чья-то тёплая ладонь — ледяные руки донхуна. контраст, который заставляет растерянно распахнуть взгляд; мутность на радужке. как же жаль. он не этого так сильно желал, потому что. красные волосы взъерошены; прядь, выбившаяся у чёлки; совсем гражданская одежда, как сказал бы шим джэён.       взор — излишне серьёзный, но не злой, нет. кто подменил милого лисёнка и на его место поставил эту попытку якобы злобы. так смешно — донхун озвучивает это вслух и подпирает щеку своей ладонью. не пьян, нет. лишь чуть-чуть опьянён и, к сожалению или счастью, не любовью. а личного сорта болью — он вздыхает тяжело и смотрит.       — почему мне на тебя жалуются, а? — говорит так неожиданно; дерзко. в полутьме от милашки адвоката почему-то ничего на остаётся. накинутая на плечах плотная куртка поверх кофты мягкой — совсем недавно, видимо, с улицы. странно. старший думает отчего-то, интересно просто, сколько точно времени прошло; смотрит на своё запястье, а там пусто. точно. часы на столе оставил же — тянется к ним неказисто, что лежат около кактуса. сжимает зубы, когда не рассчитывает и случайно касается иголок. больно. ему полезно — это, правда, ни черта не отрезвляет. а время вот уже — десять с чем-то. оу. вечер быстро пролетел. сэюн же вот-вот только ушёл. по крайне мере так казалось лишь. — ты слишком пьян, донхун.       без уважения. так даже смешнее — прокурор привычным движением закидывает ногу на ногу и скрещивает руки на груди; закатанные рукава рубашки; черный под кожей. что ему скажут ещё забавного? хёджина сложно воспринимать всерьёз — этого то ли котёнка; то ли какого-то другого домашнего зверька. просто по загривку потрепать нежно. а тот молча смотрит сверху вниз, словно ждёт объяснений; словно уже как несколько минут задал безумно важный вопрос, который донхун пропустил мимо ушей. кажется, так и есть. ухмылка.       — не повторишь? а то я задумался, и ну, — взмахивает рукой около своего лица. выходит так лениво; неаккуратно. донхун не самый лучший по выпивке — просто напросто отдыхает этим, когда не может найти выход. когда сам себя загоняет в ловушку из запутанных мыслей.       именно этим он, наверное, и занимается первые безумно тяжелые дни после суда с джунхи в качестве подсудимого — не выходил из квартиры личной; спасибо запасам-благодарностям от клиентов; заначка выпивки. так и проходит его тягучее время с якобы виной — глоток красного полусухого; нечто крепче. сутки останавливаются в шесть вечера после объявления того самого приговора. уходит донхун не в самого себя, в нечто другое; не грустит — не пытается скорбить. вина заглушается под тяжелым градусом. сейчас, кажется, точно также. старший улыбается; щурит глаза — полумесяцы ночью; ему нечего ответить. просто не хочет.       а вот выпить —             он совсем не против.       он тянет руку к коньяку; перелив при свете настольном. янтарь — во рту привкус металла; алкоголя. дышать не может глубоко; он отмахивается от хёджина, как от мухи назойливой. вот опять. снова адвокат рядом и словно как мать отчитывает его. справится сам. у них переглядки — донхун вопросительно поднимает бровь, мол, что не так-то. делает большой глоток; жмурится — чувствует тёплые пальцы на своём запястье.       — вот что-что, а такого от тебя я не ожидал, хён, — не разочарован окончательно, но. он выдирает из жилистых пальцев старшего бутылку; несколько шагов; оставляет у рабочего места сэюна — ещё успеет вылить; выдох шумный. донхун не бесится с этого. ему просто забавно — вновь кошки-мышки между ними, только в этот раз прокурор отчаянее. ему плохо настолько, что до истеричного смеха смешно. — это ты из-за предстоящего суда так? какого чёрта, донхун, а.       даже ругается мило. хёджин — ниже склоняется; взглядом тяжелым одаривает старшего, которому немного да плевать. прижимает ладонь к своей щеке и тянет губы в улыбке. чего застыл, джинни? не боишься разговаривать с таким ли донхуном, или? они еле дышат.       адвокат качает головой устало — почему-то не может бросить; оставить этого человека одного. сэюн набирает его номер, когда становится окончательно понятно, что происходит с донхуном. тот совсем без тормозов. запах крепкого алкоголя; сучизм во взгляде; пальцы опускает на хёджина — будто бы держится. будто бы ещё миг и оттолкнёт от себя. кто его знает. губа прокусана уже так долго — немеет. застывает прокурор, даже не предполагая, что говорить этому хёну ещё. дальше. в полутьме не страшно совсем — взволнованно.       донхун откидывает голову на спинку стула; смуглая кожа; жмурится сильно — губы в одну линию. он бы сказал, что ему хуёво, если бы умел признавать такое вслух. и чёрт его знает, из-за предстоящего суда, что убивает его мыслями густыми — свинцом. этот мальчишка мизугучи юто, который при личном разговоре в изоляторе даже не грустил — просто существовал. пустой взор; непонятно кудрявые тёмные волосы; безумно чистый корейский — всё нормально, если вы меня посадите. в этом нет ничего страшного. возможно, донхуну дерьмого, потому что в голове параллели, что никак не пересекутся. да и надо ли. он больше не хочет той злосчастной истории джунхи; слишком много думает о том, чтобы помочь, а в итоге.       — я запутался, — взгляд поднимает на хёджина; больше нет хрусталя в чёрных зрачках. пальцами лишь сильнее сжимает предплечье адвоката — ближе к себе. коленом упирается в ногу младшего; сомнения. — как сделать лучше всего? я не могу отказаться уже от дела, но я и не могу, блять, засадить ребёнка, как все этого хотят сверху. он ровесник минсока, чёрт возьми. — злится, кажется. в крови всё ещё дурной градус. — у меня не получается откинуть привычно эмоции, хёджин-а.       наверное, потому что правда скучает —             не хватает заботы.       а адвокат лишь размашисто качает головой; полуулыбка. такое иногда случается в их профессии — перегореть слишком легко; до безумия больно. донхун же тонет в чёрных заливах. рубашка чёрная собирается на груди — дышит шумно; рванно. рвёт себя на кусочки мелкие такими простыми мыслями. донхун теряет стыд и чувство вины ещё в средней школе, а затем находит эти чувства вновь — вместе с любовью; вместе с привязанностью и джунхи. так бывает, чёрт возьми. потому что люди меняют друг друга; учат чему-то новому — жизни. джунхи дарит глупый кактус на день рождение старшего; долгий поцелуй в коридоре здания суда; нелепые вещи ещё какие-то; преданный взгляд, который должен быть у щенков, а не парней с улыбками кошек. он говорит своим резким голосом, что даже кактусы со всеми колючками могут быть любимы.       и зацвести.       — знаешь, хён, — глаза оленьи эти излишне близки. хёджин склоняется над ним; в свои ладони небольшие лицо старшего — контраст странный. мягкая кожа — большими пальцами по скулам. не даёт увести от себя взгляд. — как бы нам не хотелось, но иногда от нас мало что зависит. — улыбается вдруг снисходительно. — люди сами совершают ошибки; уходят из наших жизней. мы не можем нести вину за каждого или, как бы мы не мечтали, спасти их.       говорит про джунхи — донхун уже вправду не удивляется, что в их глупом здании почти каждый знает о его прошлом. наверное, чанюн или бёнкван нарыли что-либо занятное; возможно сам ли сдал себя где-то между непонятными разговорами с сэюном. но в любом случае он устал — всё не отпустит его дебильная вина. вот он улыбается всё также натянуто — глаза забитые; еле живые. и всё думает, а что было бы в итоге, если бы он из-за своих эмоций не оттолкнул джунхи от себя; что было бы, если бы он смог сделать вид тупого прокурора и не засадить пака настолько? так много если. а ответов всё нет и нет.       уже не думает о будущем —             ли донхун где-то там живёт.       в прошлом.       — я просто хочу исправить свои ошибки и вздохнуть полной грудью, — отводит взор; глаза прикрывает. старший ли он в этот момент? глупые чёртовы эмоции. сколько не беги от них, но волна затем накрывает с головой. соль в глотку. и сколько не уверяй себя, что его вины нет; сколько не пей таблеток — запивай их алкоголем. в итоге всё выходит настолько, блять, дерьмово. чёрт. а ведь вправду привкус рваной соли — донхун чувствует на своих щеках помимо тёплых ладоней адвоката, кажется, слёзы. — если ты кому-то раскажешь, что я плакал, то я засажу тебя за разглашение личной информации. и не буду навещать.       поджимает губы; слышит смех приглушённый. хёджин смотрит на него, несколько раз моргая. милый. думает о чём-то своём, явно не признаваясь об этом старшему. выдыхает, мол, да. я понял тебя, донхун-а. и добавляет такое тихое, но спокойное.       — думаю, мы всё же справимся с этим делом.       и от этого мы ломает как-то резко. хруст костей; старший хочет головой помотать нервно, но вместе этого чувствует на своих искусанных губах чужие — пальцы всё ещё на щеках; мягко. нет сопротивления какого-либо, словно они делают вот так — уже далеко не в первый раз. чёрт возьми. старший своими грустно-забитыми глазами вглядывается в лицо напротив; опущенные веки; длинные ресницы. хёджин приятный столь — на самом деле вкусные губы. он девчачий в своей внешности, а язык — юркий. всё глубже и глубже. собирает капли алкоголя; металлическое послевкусие; эмоции те самые. он целует сокровенно и до боли приятно. а донхун позволяет — отвечает аккуратно. и не скажешь, что этот человек совсем недавно поругался с ним в коридоре; поцапались очередной раз; огрызнулся — с матом. когда не знаешь, что чувствовать, то легче всего —             в злобу.       он стонет в чужие губы —             хёджин смеётся по-доброму в поцелуй.       выходит всё так нелепо. старший оправдывает себя поспешно — он просто скучает по чувствам в груди этим; по тем самым касаниям; по вкусным губам и горячему языку. нехватка воздуха. хёджин целует слишком похоже на — джунхи. переводит одну ладонь на шею — царапает; давит на жилки; поглаживает. миллиметр за миллиметром. а донхун так и не отталкивает его от себя — лишь наоборот. рукой куда-то за бёдра; рывок с нерассчитанными силами, а затем хёджин оказывается на его коленях. так близко. в голове всё верещит, что это — ошибка. сбой системы. а как же внутренние принципы; а как же обещания самому себе больше не быть с кем-либо. плевать на заботу; на нежности. донхун клялся себе, что больше не испортит чью-либо жизнь, а вместо этого.       — оказывается, милый адвокат хёджин-и так хорошо целуется? — прямо в розовые губы; смотрит на них. всё, что угодно, лишь бы не ловить на себе взгляд этого хитрого лиса. он кажется ведь дурочкой такой, а пальцами зарывается в карамельные волосы старшего. тяжесть — тянет; сжимает. плавные движения — быть может, с пошлым подтекстом. сейчас это не так важно, потому что донхуну хочется ещё немного этих губ.       его опережают; выбора не дают. воздух из лёгких прочь. нравится, хён? и чёрт знает, откуда столько опыта у этой плюшевой мордашки. у каждого свои скелеты в шкафу, а хёджин, кажется, сам выходит из него. маленький камин-аут. и его приятные бёдра — старший опускает ладони на чужие ноги, сжимая крепкими пальцами. ткань; плотные джинсы.       сидит на нём — что ещё надо. смешок без злобы какой-либо. оправдание у донхуна-то есть, к сожалению. алкоголь с градусом терпким; эмоции, которые подталкивают лишь на новые ошибки. просто — отчаяние. а у хёджина нет ничего — лишь этот нечитаемо-долгий взгляд, которым он всегда одаривает прокурора. после такого всегда есть какое-либо признание, тогда как ким лишь — в улыбку. вкусные губы.       он прячет свои тёплые пальцы под рубашкой старшего; кожа приятная — фигура, от которой можно сходить с ума. в их суде часто обсуждают ли донхуна; странные гейские шутки; комментарии чанюна, что — ставлю сто баксов, что как минимум би. оказывается, правда. хёджин сам в это смутно верит, что у этого строгого человека когда-то были отношения с парнем; что донхун мог любить и улыбаться кому-то по-доброму; что он мог целовать чьи-то губы — выдыхал шумно. да. вот именно так — адвокат проводит ногтями ещё раз по бокам старшего и слышит поскуливание. не скрывает удивления.       им нельзя —             думает донхун.       а сам навстречу небольшим ладоням; этим пальцам, что растёгивают аккуратно мелкие пуговицы; ткань остаётся на плечах. губы хёджина — где-то уже у шеи; сладко; томно — влажно. языком еле-еле касается ключиц. делал ли так когда-то джунхи? донхун старается настойчиво не вспоминать и лишь поддаётся этим реальным касаниям, сам лишь сжимая чужие бёдра. не более. жарко. он согревается вовсе не от алкоголя, а от дурного адвоката, которого одновременно так много и — его не хватает. бред. что же делать.       — хватит думать так шумно, донхун, — он чувствует горячее дыхание вновь у своих губ. его затягивают в поцелуй — волна тянет на дно, а сопротивляться так уже не хочется. жмурит глаза. в тоже время из его груди — сдавленный стон. он не замечает, как ремень оказывается растёгнут; как приятная ладонь хёджина оказывается там, где не стоит; как адвокат касается невесомо и от всего этого лишь ещё больше безумия. то ли тошно, то ли слишком хорошо. — просто позволь мне.       что именно — понятно и так. вместо ответа старший проводит жадно по губам хёджина — сладость. нет этого привкуса странных абрикосов или шоколада. лишь вкус человека, которого ему хотелось попробовать — зачем-то. мечты исполняются, но почему-то не все и не самые сокровенные. хотя сейчас не так важно, потому что.       влага на висках; карамельный оттенок. донхун ощущает чужой вес на своих бёдрах и то, как хёджин ловко обхватывает его член своей ладонью; высокий стон сквозь сжатые зубы. нравится — хочется ещё. навстречу, не раздумывая уже, что будет дальше. это всего лишь горячие поцелуи, когда сил жить не остаётся; это всего лишь язык и лёгкие прикусы на шее, когда загнанному зверю хочется любви и заботы; это всего лишь дрочка двух взрослых парней — донхун вдруг чувствует себя как в ту зиму. джунхи был первым — кажется, уже не последним. пальцы на выступающих венках; играючи движения — не торопится. хёджин словно ждёт чего-то и смотрит сквозь свою красную чёлку.       донхуна ломает постепенно —             прикрывает глаза.       в полутьме всё настолько чувствительнее. он просит бесшумно совсем пожалуйста, джинни, а сам двигается бёдрами так, словно не ладонь — будто хёджин сам верхом на нём. и это даже не случайная близость или рабочий роман, как у сэюна с чанюном. скорее словно между ними уже что-то давно и до безумия серьёзно. высокие ноты — ким давит пальцами на член; оттягивает нежную кожу. опыт есть всё же. вводит ладонью неторопливо; неспешно — губами к ключицам. прикус слабый — покраснение приятное вместе с теплом в груди донхуна. он отвлекается от своих мыслей. есть лишь желание — пытается потянуться своей ладонью к штанам адвоката, но вместо этого получает лишь тычок под рёбра.       не сегодня, нет, —             движение рукой.       хёджин дрочит лишь ему, выцыловывая нечто странное и своё на шее; оголтелое. не обращает внимание на своё возбуждение — так близко; так рядом. ему нужен скорее сам донхун и его сбитое дыхание, чем. смеётся мягко, а темп плавный — совсем не рваный. тягучие чувства — ему нравится эта андрогинность ли донхуна; его острые кости, что царапают кожу; его раздражающий и наглый характер, за которым он прячет мягкого и уставшего человека. хочется прижать к себе и больше не отпускать; хочется уверить его, что — хён, ты не один. и дарит приятно-болезненную метку там, где ткань рубашки спрячет красивый след. донхун плавится в руках ким хёджина —             стонет излишне красиво.       перед глазами старшего то ли январская метель; то ли звёздное небо — он рассыпается на осколки. прогибается в спине и думает, что хотел бы всё же нечто больше чем просто дрочка. но. губы хёджина стоят этого; его горячие ладони; как парень с лисьим прищуром доводит — сжимает член болезненно сильно и забирает последний воздух из лёгких. донхун даже не стонет — по-волчьи воет на эмоциях, пытаясь откинуть голову назад. его держат; пальцы в карамельных пускай и коротких волосах; сжимают — контролирует. его не отпустят так легко, как бы ему хотелось. или не хотелось бы вовсе.       красный на щеках —             поцелуй сокровенный.       он кончает с мыслями о том, что ему впервые за долгое время просто — хорошо. без подтекста. и нет ничего лишнего. проблемы уходят на другой план, когда есть ким хёджин. в его ладони правой яркие следы; белые мазки; картина — он всё ещё прячет свою странную татуировку на запястье за длинными рукавами и пытается, кажется, слезть с чужих ног. его не пускают. донхун моргает несколько раз — рыбий взгляд; тошнотворно. старший сжимает руками бёдра адвоката, словно боится потерять — пытается прижать к себе.       — эй. спасибо.       выходит нелепо. хёджин смотрит снисходительно и, пряча грязную руку за спину снова касается губ старшего — невесомо; как целуются дети в начальной школе, а затем хвастаются перед глупыми сверстниками. мило. донхун — вперёд рывком и соприкасается лбом с адвокатом странным. это не любовь и не влюблённость; это странная отдача — опять параллельные. словно джунхи где-то рядом совсем со своими эмоциями — тонкими губами. выдыхает уставше — не разбит, нет. до сих пор не приходит в себя. прокурор не знает, как чувствовать себя и что делать дальше.       потому что ему хочется самому коснуться губ хёджина; потому что ему не хочется прерывать их, возможно, случайную близость. не готов отпускать — смотрит в глаза напротив, где нет ни злобы, ни боли. лишь то самое и такое обволакивающее спокойствие. хёджин улыбается уголками губ —             говорит еле слышно.       — иногда смотри по сторонам, ли донхун, потому что люди, которым ты дорог — они существуют ведь.       ему не отвечает старший. хёджин собирает вещи, по пути выключая свет; выбрасывает алкоголь — вызывает такси без лишних вопросов. не до дома старшего — вновь непонятный поцелуй у выхода из здания суда. охранник молчит. сладко — темнота ночная. донхун чувствует себя лет на пять-шесть младше, потому что оказывается на квартире чужой — а тот уже как полгода живёт один; без пары пожилой. улыбается мягко — снисходительно.       впервые за последние месяцы донхун чувствует себя по-настоящему хорошо.       а ещё под боком у ким хёджина             так             безумно             тепло.       окутывает.       

х

             — стой... он вообще дышит?       полушёпот; прохлада опять в кабинете. на улице солнце светит, а градус аномально низкий. вроде бы октябрь, а хочется спрятать замёрзший нос. дыхание есть — с трудом заметное. чанюн задумчиво чешет затылок медный и смотрит в глаза сэюну — переглядки; вопросительные знаки; пожимают плечами. чёрт его знает. разгар рабочего дня — самое время уйти на перерыв, и.       сэюн держит парня за запястье; приятно поглаживает кожу большими пальцами — еле заметные мелочи, к которым, быть может, уже привык каждый. лучи заливаются в комнату — кабинет адвокатов. чанюну же хочется сбежать куда подальше и одновременно закричать в голос; прервать странную тишину в их здании суда. словно все — даже хищники — затаились. волнение жуткое. что дальше? он касается плечом сэюна, ища поддержки невесомой от старшего. чувствует дыхание рядом. не переживай — они всё ещё есть друг у друга, а это уже — что-то.       быть привязанным к человеку, которого любишь, —             нормально.       они замирают в чужом кабинете с большим интересом. в глотку хочется тёплого кофе и чего-то сладкого — тающего шоколада; тягучей карамели; просто сахара. чанюн хочет добавить, что если они ничего не найдут, то можно будет просто поцеловаться в каком-нибудь другом помещении. и калории потеряют, и вкусно будет — им всегда хорошо вместе. прокурор глаза закатывает, но кисть чужую не отпускает. сегодня странный день, наверное, у всех. до конца недели рабочей не так скоро — сэюн закрывает своё дело с не самым лучшим проигрышем. остаются с ним лишь утешения чанюна — недовольства начальства уходят на план задний. ну, проиграл. там не так смертельно; переживут со всей своей статистикой на преступления и влепленные за просто так года.       чанюн прикрывает на миг глаза; сэюн обходит его аккуратно — дарит улыбку еле заметную. он редко проявляет такие эмоции — хочет добавить что-то словами, но вместо этого выдыхает. они, наверное, милые со стороны. хорошо, что их больше никто не видит кроме —             сопение успокаивающее;             ритм забавный.       светлая макушка покоится на своих же руках; донхун засыпает совершенно случайно между строчек об отчете предварительного слушания и мыслями, что, может, стоит прикупить домой пару растений? фикус обязательно.       дышит умиротворённо, тогда как чанюн привстаёт на носочки и пытается понять хоть что-нибудь. они не ожидали такого с сэюном — рассчитывали, наверное, скорее на хёджина в своём родном кабинете адвокатов; в крайнем случае на сынджуна, что сбегает с одинокого отпуска и выходит раньше на целую неделю. даже рыжий ким бёнкван в этих стенах был бы привычнее, чем — донхун спит слишком крепко и, кажется, совсем не чувствует чужого присутствия. усталость накатывает на него; давит на плечи; отсутствия какого-либо нормального режима.       он не высыпается у себя дома —             опять отрубается на столе чужом.       — а хёджин знает, что у него тут спит донхун-хён? — сэюн задумчиво касается своих чёрных волос; свободной рукой чешет затылок — пачкается тёмным. пора стричься всё же, хотя чанюну нравятся отросшие волосы; перебирать их. они чувствует себя на миг школьниками, которые узнают нечто запретное. ещё раз взгляд на старшего прокурора. спящим выглядит таким безобидным. до тех пор пока не проснулся и не раскрыл свой рот. — может, ему стало плохо и?...       верится в мирный исход всё ещё с трудом. чанюн безрассуднее — у него вообще со школьных времён куча следов и шрамов. например, сильный собачий укус на лодыжке, когда он с соседским далматинцем пытается сыграть в футбол и проигрывает; к примеру, несколько белых точек на коленях — лазит безбашенно по заброшкам вместе с целой толпой друзей. его детство проходит в ритме живи сегодня и бери всё, что можно. особенно острые сухарики по скидке из магазинчика около дома. таких детей как чанюн и одновременно много, и в тот же миг — по пальцам пересчитать можно. а детство кончается слишком резко — будто отрубают; лезвие; казнь. чанюн не жалеет о том, что было когда-то — всё ещё живёт сегодняшним днём. в его прищуренных глазах озорной огонёк.       раз донхун спит, то, может, сделать что-нибудь странное? сэюн мысли читает; слишком хорошо знает его; хватает лишь сильней за запястье — так по-родному. миг и дёргает на себя, мол, вот куда ты лезешь, а. разбудишь его — нам пиздец. очевидно слишком — тем заманчивее для чанюна. ведь.       мягко размыкает чужие пальцы; дарит улыбку — верь мне, хён. словно маленький ребёнок; будто подросток, которому вновь не сидится на месте. он на носочках лишь ближе и ближе к столу, что принадлежит вообще-то адвокату хёджину. ну и к чёрту. вообще они с сэюном заваливаются сюда пару минут назад ради вкусностей к чаю; опять попрошайки; снова двумя щенками вымаливать у кого-нибудь сладостей. до хэллоуина ещё не скоро, а у них вдвоём круглогодичное — конфеты или жизнь. в этот раз под прицелом ли донхун. старший ложится иначе — выдыхает недовольно; как будто бы стонет во сне. что за прелесть. дрожат веки — он прижимается щекой к сгибу своего локтя и, кажется, видит во сне впервые за долгое время нечто хорошее. даже на работе спать легче чем в тёмных стенах съёмной квартиры. бред.       — сфоткай меня.       чанюн говорит громким шёпотом через стол; встаёт с гадкой улыбочкой за спину ли донхуна — логово тигра. один неверный шаг и наступит на хвост в полоску. сэюн глаза закатывает; нервно убирает длинную чёлку. телефон из кармана — на заставке совместное фото, сделанное ещё по весне у вишни цветущей. их сокровенная романтика — наводит камеру на улыбку человека, которого любит не за дурной характер. а просто любит. и это уже давно не просто какой-то рабочий роман — с чанюном хочется быть всегда. плевать на чьё-либо мнение. они перерастают подростковую влюблённость ещё на первой неделе якобы отношений — весь остаток; каждый месяц младший шутит про билеты до америки, где они и распишутся, и проведут свой медовый месяц.       дурак —             шепчет чииииз на камеру.       непозволительно близко к донхуну — делает тому дурацкие рожки из двух пальцев; пытается сотворить что-то жуткое с волосами. сэюн, что одногодка страшего прокурора, смеётся ребячески — им с чанюном и вправду по пять лет. веселятся. когда ещё можно увидеть донхуна настолько умиротворённым; правильным; спокойным.       когда ещё можно будет скосить около него мордашку — затем выложить в стори инстаграма. сэюн сам хочет — ближе; ладонь на талию своего человека; дышит в губы; телефон всё ещё в руках — камера направлена. поцелуй влажный, а на заднем фоне ли донхун, что всё ещё не терпит чужих нежностей в своём присутствии. фотография на память — затем чанюн утыкается носом в щеку тёплую, как.       — господи, что вы тут творите.       голос хёджина умудряется быть громко-пугающим и писклявым, но в тоже время не разбудить донхуна. а эти двое дураков отпрянывают друг от друга — сэюн чуть не роняет свой телефон и второй рукой привычно хватается за запястье чанюна. всё ещё вместе — рядом. их палят на месте преступления — брысь к выходу на носочках; виновато смотрят на адвоката; дети-проказники. а на деле им совсем не стыдно — есть лишь удачные фотографии, которые совсем скоро появятся в сети с комментариями победными. месть на вкус — сладка; лучше всяких взятых в долг вкусностей. чанюн нагло и упрямо не хочет оправдываться —             сэюн открывает рот. не успевает.       обоим прилетает свёрнутым в трубочку то ли журналом; документами какими-то — хёджин по-отцовски даёт подзатыльники; ругает одним лишь взглядом; больше не повышает голос, чтобы не разбудить спящего. медные волосы чанюна взъерошены; дует губы обижено — прячется за спину широкую сэюна, который получает шутливо за двоих. подростки проблемные — хёджин говорит что-то вроде вам жить надоело и толкает несильно в плечи. прочь из кабинета, пока не случилось непоправимое; пока чанюн не начал спорить во весь звонкий голос; пока сам хёджин не сматерился на них, но.       — кстати, я взял шоколадку из твоих заначек, — доносится перед тем, как дверь закрывается за спинами этих двоих. и никаких благодарностей, что уж говорить про разрешение — ли чанюн садится ему на шею плотно, а вместе с ним, кажется, и сэюн. его бёдра. чёрт скинешь их, этих двоих пиявок. ну и ладно.       он поправляет красные пряди одновременно с тяжёлым вздохом. стоило ведь отойти на пять минут, как кто-то да вломился в его кабинет. вроде бы и не такая важная персона; не самый популярный сотрудник их суда, а всё равно — бурчит что-то по-старчески под нос; распрямляет документы в руках. только-только свежий бред из архивов, что притащил бёнкван им экспресс-почтой за стаканчик дешевого эспрессо. они не подкупные, нет. но даже помощникам и стажёрам иногда хочется тёплого кофе. хёджин прекрасно понимает и их, и —             он смотрит на донхуна, не моргая.       идут ещё одни сутки дерьмовые —             времени до суда остаётся так мало.       заебались.       потому что двадцати четырёх часов не хватает для того, чтобы найти нужное именно им; потому что возможные свидетели, чтобы оправдать мизугучи либо не говорят по-корейски, либо боятся за свою драную шкуру, а есть те, кто сразу в двух категориях. не так весело, как хотелось бы адвокату. они в тупике — оба. хёджин давит в себе зевок предательский и направляется к своему столу рабочему; кажется, уже настолько привычно замечать эту красивую фигуру рядом; кажется, ему запах старшего становится до смешного родным — его одеколон, которым он стабильно пользуется ещё со школьной скамьи. хёджин уже не думает, что будет дальше — просто пытается запечатлеть этот момент.       спящий ли донхун, быть может, лучшее, что он видел на белом свете; осеняя прохлада в кабинете; прикрывает окно — аккуратно; без хлопка. хёджин на носочки встаёт ловко и пытается со своим ростом поправить глупые шторы — так раз за разом; каждые будни. тянется нелепо; татуировка на запястье выглядывает заманчиво — донхун же больше не интересуется ею. уже видел ближе; в полутьме вечерней; выводил по ней пальцами. следующий уровень — коснуться губами, но вряд ли ему позволят так легко. а старший — и не спросит.       они всё ещё недоругаются между собой, тогда как донхун ворует чужое кофе; от нервов сгрызает несколько колпачков чёрных ручек; занимает половину помещения, выделенное для адвокатов, но почему-то самое любимое место вот тут — ему сладко спать даже на столе, где словно аура хёджина того самого. маленькие признания себе самому —             взгляд сонный;             уставший.       — ой, я тебя разбудил? прости меня, донхун-а, — теперь всё реже в словах протяжное хён. из недовольных оппонентов в одном деле — в напарников близких; пытаются вместе выбраться из ямы проблем вместе с мальчишкой японским. так хочется хорошего исхода — хотя бы немного. чуть-чуть надежды. наверное, поэтому донхун не слушает никого и остаётся ночевать вновь на работе. взрослые капризы; еще одна кружка кофе; выводит на бумаги номера людей с японии — больше не берёт в рот и каплю алкоголя. пообещал себе ещё тогда.       он игнорирует все настойчивые просьбы хёджина подумать об отдыхе; времени до смешного мало — суд состоится ровно через два дня. глаза отдают чернотой — правильной упрямостью. ли донхун переквалифицируется из обычного прокурора в кого-то более страшного — ловит на своей щеке поцелуй хёджина; улыбка; на миг лишь добреет; в груди странная радость, а затем опять — принципиальность. и ничего более светлого. как бы ему не хотелось вновь оказаться в стенах чужой квартиры, но — сначала долг. а потом все чувства; влюблённость или тёплая привязанность — они решат это уже потом. после. сейчас же уходить в фантазии и мечты так глупо — нельзя.       — мне снилось абрикосовое дерево, — зевает лениво, прикрывая рот ладонью; жмурится мило. он на несколько секунд прячет лицо помятое в сгибе локтя, а затем поднимается со стола. скрипит стул неприятно под ним. карамельные волосы — перья забавные; словно не дремал, а спал крепко настолько необходимые часы отдыха. как же. — мы с тобой целовались под ним очень долго. — старший хмурит задумчиво брови. да. он помнит этот вкус уже далеко не чужих губ и оттенок раздражающих абрикосов. облизывается невольно. — а потом пришёл чанюн с сэюном и начали собирать фрукты. эти идиоты даже во сне достают меня.       их разговоры становятся сокровеннее с каждым днём — страннее. хёджин не скрывает лёгкий смех — похож на лесного оленя. он сокращает расстояние между ними, когда шторы уже поправлены, а с окна больше не дует с осенью; светлые оттенки; октябрь не заморозит их. ладонью в волосы старшего — поправляет появившийся хохолок. и как ему сказать, что эти двое были с ним не только во сне, но и реальности. быть может, не стоит вовсе, и пусть затем будет сюрпризом забавным все эти милые фотографии. да. ли донхун умиротворён и красив во сне —             хёджин вспоминает, когда старший ночевал у него.       без пошлых подтекстов —             всей грязи.       — если хочешь, я могу поцеловать тебя сейчас — в реальности, — шаг назад; упирается лопатками в шкаф и прячет руки за спину. похож на цветочек — забавно. старший же трёт глаза вновь — ноют в линзах; всё никак не накопит себе на операцию. во рту всё ещё привкус фруктов раздражающих, но куда сильнее ощущение поцелуя. помнит. — ой, нет. — адвокат наигранно вздыхает; сводит брови тёмные; жмурится. — я опять забыл, что ты, упрямец, решил, что до конца разбирательства никаких отношений.       не то чтобы отшили, но. донхун смотрит на адвоката, не моргая; выразительно слишком. и даже усталость с заспаностью не пугает хёджина — смешок по кабинету. ким взмахивает ладонью; пытается уйти с неловкой темы и не подкалывать. понимает на самом деле — есть вещи важнее, чем поцелуи; странные касания на талии и бёдрах; чем само желание хёджина быть, возможно, чуть ближе. но не сегодня — не завтра. он собирает в уголках глаз морщинки — улыбается всё ещё. ничего страшного.       донхун поднимается с места; потягивается лениво; помятая рубашка — привычно закатанные рукава. ему в любом случае сегодня нужно вернуться домой; принять тёплый душ; посмотреть в глаза самому себе — ловит своё отражение лишь в глазах ким хёджина. выходит так себе, но.       он всё не может забыть, как странно и спокойно было с ним — в его же квартире. по-домашнему красива; обжита; заначки на кухне и в нескольких шкафах; нежные цвета. приятнее лишь — касания. донхун всё ещё не готов признать, что ему была необходима эта поддержка; вкус губ адвоката; его пальцы тёплые — запах, а не прокуренное рабочее место ким сэюна. даже самому вредному и на вид сильному воину иногда нужно вернуться домой —             не находит покоя в съемной квартире;             хёджин вновь зовёт к себе.       на всю ночь.       — эй, булочка с корицей, не начинай мне тут, — вздёрнутый на миг подбородок; старший смотрит якобы сверху вниз — одного роста. упирается руками в бока; хочется крепкого кофе и ещё немного поспать. плохо соображает — донхун несколько раз моргает, смотря словно в душу адвокату. собирается сказать нечто, но вдруг опять зевает, оголяя белые зубы. — чёрт. скорей бы уже закончить это всё.       искренне так — уставше. хёджин соглашается с ним, к сожалению. подхватывает со стола документы — те самые; архивные, которые откопал бёнкван. их ещё одна прогнившая надежда. донхун говорил что-то утром про ещё одного японца; про какого-то адачи, что не сдаётся и тоже помочь хочет. удивительно. неравнодушных куда больше, чем можно было даже предположить. странно всё же. прокурор трёт задумчиво затылок — смотрит на документы. всё плывёт перед глазами. кажется тоже странное дело — прямиком из прошлого?       япония стучит в их окошко — хёджин вдруг хватается за плечо старшего и такое взволнованное куда ты падать собрался, хён?!. они смотрят друг другу в глаза; донхун не до конца понимает, о чём адвокат, а затем оказывается на полу. ударяется копчиком — материться сквозь сжатые зубы. больно? могло бы быть ещё хуже, а документы всё ещё держит крепко пальцами; уже не пытается понять. лишь замечает хёджина — словно его новая мамочка. касается карамельной макушки. оставайся с нами, ли донхун.       — всё. до завтрашнего дня только попробуй думать о деле, — строго; рвано. подаёт руку старшему, а донхун лишь упрямо отталкивает от себя парня. поднимается на ноги. ничего такого не случилось — всего лишь минутная слабость. это называется старость; усталость — стресс в уголках глаз. а ещё хочется спать и не волноваться обо всём на свете. даже не о себе. — собирайся, ты сейчас же едешь ко мне. душ. еда. и ложишься спать. — снова переглядки. прокурор усмехается прямо в лицо и качает головой отрицательно. хёджин же — тупо ставит перед фактом. — я допроверю архивы вместе с минсоком и затем вернусь к тебе.       у его слов привкус заботы. странное чувство. препирательство в венах у старшего. он против такого концепта — это в первую очередь его дело; его проблемы; его желание. мизугучи юто должен улыбаться на свободе и жить нормально — как мальчишки его возраста; как ребёнок-солнце ким минсок. потому что — вот она справедливость людская. и донхун даже не слушает слова возмущённые — кто из них двоих адвокат. это именно хёджин должен пытаться оправдать мизугучи, и никто иной.       просто.       — мне кажется, мы проиграем, джинни.       выдыхает тихо —             а хёджин вновь касается его уставших губ.       голова кружится от мыслей; от предстоящего суда — к горлу подступает ком, что пропадает от касаний адвоката. хёджин говорит что-то про ключи; про такси, которое вызовет сам и между делом шлёт смс минсоку. донхун не слушает почему-то. он где-то там — вспоминает волнение перед судом джунхи. скорей бы уже прошли эти два томительных дня. нет сил, и.       что-то подсказывает —             им не удастся вызволить юто.       к сожалению.       

х

             — ли донхун, твою мать, остановись!       громкий окрик. прокурор не узнаёт его; не обращает внимания. он с трудом досиживает последние десять минут после оглашения приговора; не поднимает головы от своих ладоней — сухая кожа; глотку дерёт аномальная жажда. это уже не нервозность или паника — он чувствует разочарование в своих ёбанных силах; во всей их якобы справедливой системе — суд самое прогнившее место, раз за деньги можно лишить нормальной жизни ребёнка. ублюдки. злость по венам — впивается ногтями в кожу; красные полумесяцы, но даже не больно.       как же легко меняется его мнение. совсем недавно донхун был настолько уверен, что есть только долг; лишь та самая работа, доведённая до автоматизма, — и даже невиновный должен оказаться за решёткой. так нельзя. джэён вновь в гражданской форме размашисто качается головой; тошно; прячет лицо в широких ладонях и лишь грустно усмехается. ожидаемый исход. не хватает табельного оружия — так хочется решить всё самостоятельно. суд линчевателей. но не получится — уже поздно. да и кто он такой против шишки японских. спасибо, что вообще ребёнка оставляют в живых —             всего лишь семь лет тюрьмы.       донхун до сих пор не верит в услышанное. сведённые вместе брови. он то ли настолько злой — до слёз; то ли вправду расстроен. чувствует на себе взгляды ненужные. слишком много присутствующих, тогда как ким бёнкван уже сбегает из зала заседаний. айфон в руках — пишет размашисто и с ошибками в твиттер, что это было самое мощное дело за всё моё время тут. пиздец какой-то. хотя жалко парнишку. символов, к сожалению, хватает. тошно. а судья настолько подкуплен — слепой старик; глухая сука. донхун гневно сжимает зубы и делает глубокий вздох. навязчивые эмоции сейчас вряд ли ему помогут. прокурор сам не лучше этого ублюдка — не убирает ногти от своих ладоней.       выдрать бы —             игнорирует шум со стороны свидетелей.       начинается потасовка странная; речь вдруг японская — не мизугучи совсем; тот слова не произносит даже на эмоциях. тяжелый хлопок — чей-то удар кулаком; вскрик женский. донхун старается не смотреть на это, но почему-то уже знает, кто. не считая юто, тут лишь один японец — хияма хиро, пряча лицо за чёрной кепкой, прилетает около шести утра; в день суда; сбрасывает вещи в каком-то мотеле знакомого корейца. как его находит хёджин даже бог не знает, но. у плохих людей есть и свои враги; кожа в ссадинах; скрытая за плотной рубашкой татуировка; принадлежность — к другому клану. он главный свидетель со стороны адвоката, но настолько всё тупо; убого. никто не верит японскому бродяге, что на корейском с трудом даёт показания, потому что.       всё подстроено, это ведь очевидно. схема работает всегда — нельзя убивать последнего мужчину в семье, но никто не запрещает запрятать его куда подальше, да пусть это будет хоть прогнившая корейская земля. главное — результат. таких как малыша мизугучи юто — сотни; просто случайные жертвы; просто щеночки, которые не нужны их стране. или просто когда-то задолжали, быть может, даже не они, а их тупорылые семьи. механизм, что работает безотказно. колесо сансары. он говорит так уверенно — без зашуганности и страха, тогда как донхун надеется, что, чёрт возьми, это поможет. хотя бы сделать срок меньше, но. господи боже.       они во всём проебались —             хёджин ловит убитый взгляд старшего, когда судья даёт семь лет.       семь ёбанных лет ребёнку, которому едва исполнилось девятнадцать. тишина в зале — тот японец, хияма хиро, выскакивает с шумом; горькая усмешка. что ещё можно было ожидать от страны. им лишь бы засадить; получить грязные деньги; только бы унизить национальность другую; издержки прошлого. хиро резко оборачивается и через плечо что-то желает всем на грубом японском. юто за решёткой лишь устало качает головой, понимая, и смотрит — худые запястья в наручниках. мальчишка ведь хрустальный настолько — что будет с ним дальше.       донхун не знает —             уходит с головой под воду, ожидая уже конца.       сидит —             смотрит, как ребёнка выводят из зала суда под конвоем.       так вот.       — ли донхун, твою мать, остановись!       громкий окрик. прокурор не узнаёт его; не обращает внимания. ослабляет чёрный галстук — раздражающую удавку, когда народ постепенно уходит из помещения, обсуждая яростно; разговоры; горькие комментарии. джэён пытается выцепить донхуна, что честно сказать ничего страшного и утешительное я не брошу мальчишку всё равно, но не выходит.       старший прячется в тенях; откидывает от себя чью-то ладонь мягкую. не хочет говорить с кем-либо; жмурится сильно; в голове всё так же звучит равнодушный приговор. обжаловать? как же. они не позволят — прокурор уже слишком хорошо понимает эту схему. скрывается за ближайшим углом; галстук болтается; свет дневной лампы размазывает взгляд; быстрым шагом к запасному лифту — ещё одна минута в этой толпе и он точно свихнётся.       виском в холодную стену лифта; нехватка свежего воздуха — адекватности в людях. и, быть может, он догадывался, что всё так и будет. тем не менее разочарование всё равно присутствует — кажется, лишь в своих силах. донхун не винит хёджина — тот пытается со всем своим обаянием изменить решение судьи; улыбается красиво; предоставляет документы с прошлых похожих дел. о том раньше даже не слышали толком в их суде — всё под замками. упрямцы. выскакивает из лифта; к чёрному выходу; знает, что там обязательно есть заначка сэюна; всегда прячет полупустую пачку сигарет, о которой знают все, но трогает иногда лишь ли сынджун. находит под самым козырьком; треск; злится. царапается случайно о лист стали — мат. несколько алых капель на смуглой ладони —             зажигается пламя.       время после судебного заседания всегда тянется по-разному. иногда это просто ещё один день; скучные будни; пару клишированных фраз; пожимают друг другу руки. иногда суд заканчивается — время застывает. так было с делом пак джунхи; так происходит и сейчас. тлеет сигарета — пепел под ноги; делает затяжку; кашель. и без того сухое горло раздирается болью, но ничего страшного. донхун справится, как этот делал и раньше. главное стереть навязчивые параллели; эти всякие глупые и никому не нужные сравнения. к чёрту. пальцами достаёт из кармана пиджака телефон — какао молчит. быть может, даже к лучшему. или нет.       хёнсок больше не пытается достучаться до странного хёна с искренними извинениями; а милашка рюджин ещё в воскресенье желает старшему сил и разума — больше не пишет; понимает эмоции того. бывшие коллеги стараются не трогать его. к сожалению? так не хватает на миг их; тупые улыбки про страшного и злого прокурор-хёна; шум балбеса о хиджуна; перепалки бёнгона с младшим хёнсоком — их синяки от друг друга. зоопарк забавный, тогда как донхун уже не с ними. затяжка ещё одна и рыбьими глазами смотрит внимательно на какао; настолько отчаяние, что.             [lee donghun]       'я выиграл ещё одно дело.'       без приветствий; без каких-либо ещё слов. он возвращается к этому контакту раз за разом, когда уже не знает — куда пропасть. джин сонхо всегда такой — волчара с тяжёлым взглядом. а ещё к нему всегда тянет — на заснеженной дороге может быть невообразимо холодно и одиноко. а сонхо — его только откликни и появится с на первый взгляд жуткой мордой. но и волк умеет мокрым носом — в человеческую щёку. наверное, поэтому донхун пишет именно ему; почти сразу прочитано сообщение. ответ — в привычной форме для него.             [brian]       'ты всегда выигрываешь, разве нет?'       всегда, но. он задирает голову к небу — видно с трудом между домами. разве хорошо быть вот таким победителем, а? пальцы отчего-то мёрзнут; свободную руку бы спрятать в кармане, но телефон с сигаретой; бесполезно. осень. промерзает не телом, а мыслями — изнутри. проёб. такие моменты надо просто пережить; хоть как-то просуществовать. мотает головой — пишет бывшему коллеге о том, что в этот раз посадил ребёнка. всего девятнадцать, понимаешь. и настолько незаслуженно. короткие строки, которые сонхо читает.       интересно, что он делает сам. быть может, сидит за столом — теперь место старшего прокурора принадлежит именно ему, а не донхуну; возможно, он сам курит в своём месте излюбленном. щелчок зажигалки; огонь заманчивый; глаза — прищур волчий. лишь хвоста светлого не хватает. джин может лишь качнуть головой размашисто и не ответить больше.             [lee donghun]       'это слишком мне напоминает лето.'       дерьмовое время.       на соседнем здании всё ещё фемида и что-то про порицание. граффити, размазанное настоящим — донхун думает, что они все тут в здании проебались, когда решили связать свои жизни с такой ответственностью. они всё ещё решают, что будет с судьбами других — виноватых и невиновных; забавно.       греет пальцы о фильтр мальборо, блокируя экран телефона, — ким сэюн не курит гадость, удивительно. всё пытается бросить между слабостями — перекусами гадости в макдаке. а ещё он каждую среду заходит в магазин за кошачьим кормом, и вместе с тем парнем, мингюном с третьего этажа, они гуляют по району; кормят бродячих животных; собирают приключения странные под внимательный взгляд ли чанюна. у каждого своё хобби.       кто-то отдаёт себя всего танцам и попыткам скрыться из родного дома — минсок отпрашивается чуть раньше у хёна, потому что не успевает вовремя добежать до тренировки на кавер; ставят то ли айкон, то ли сиэлси — нечто крашущее; обещает пригласить на скорый батл. кто-то уходит головой в дизайн и дома за ноутбук выводит новые модели тряпок — чанюн между делом болтает с знакомыми девушками; предлагает какие-то вещи; редкую одежду; пытается снять мерки с донхуна — оказывается послан в жопу. смеются. они разные. сынджун обновляет свой инстаграм со светлой улыбкой и бокалом текилы санрайз — даже у зашедшего солнца может быть всё хорошо.       а старший сам не замечает, в какой именно момент перегорает — его всё ещё потрясывает после суда, что всё никак не заканчивается. почему он слышит приговор раз за разом? на тёмную макушку мизугучи юто выпадает первым снегом слишком большой срок; так несправедливо — неправильно. в зале суда тишина — тихий удар. волнение уже бесполезно. донхун вновь вспоминает хёджина, что через весь зал вглядывался в его душу. кажется, тот окрик принадлежал именно адвокату. не уверен. тошнотворно.       и чёрт пойми —             ему так плохо.       или так похуй?       вот бы вновь ночь, и чтобы загорелись далёкие звёзды. вот бы осознать, что от них вправду мало что зависит — донхун настолько привык контролировать свою жизнь. бросает сигарету под ноги; игнорирует здравый смысл и то, что мусорить нельзя. сейчас можно всё — хоть вены вскрывай. хоть к джунхи возвращайся, да есть ли смысл.             [brian]       'он спрашивает всё о тебе. как псина ждёт.'       сонхо так редко называет имя джунхи; навещает его по чётным дням неделям; привычка, что даётся ему не с таким трудом, но. донхун уже не знает, что чувствовать — ненавидит джунхи, потому что он всегда такой — добрый; внимательный; ладонями по бокам; привычки изучает. кот взрослый — бывает тем ещё котёнком. вправду хороший. джунхи создаёт идеальность из самых простых вещей и своей яркой улыбки — глупая лампочка, которая сейчас, быть может, затухает вовсе. не знает вправду — лишь сонхо догадывается. просто джунхи. он —       слишком хороший для донхуна.       и это бесит —             так раздражает.       никто не заслуживает такого отношения с собой. сонхо стирает длинные слова; не продолжает разговор сам — ожидает от старшего хоть какого-либо слова. а донхун — просто проёбывается. в очередной раз. и нет оправданий уже в этом; вина — топит себя в ней, одновременно, кажется, перегорая. закуривает ещё одну сигарету, делая заметку в голове, что нужно будет купить сэюну взамен целую пачку. крепкие. взгляд отводит к стене напротив — фемида подмигивает без всякой надежды.       донхун на самом деле не проигрывает дела — лучший прокурор; донхун просто теряет себя — всё самое близкое. людей своих. и в этом его главный проигрыш. прикрывает взор, касаясь пальцами переносицы. начинает болеть голова от собственных мыслей, как.             [lee donghun]       'а что я сделаю?'       почему нет хёджина, когда он так нужен. прокурор привыкает — к этим касаниям ненавязчивым; к тишине чужой в моменты одиночества. прищуренный взор; хёджин прикрывает шторы, чтобы солнце не светило так ярко — всё ещё рано появляются лучи, хотя октябрь; прохлада начинается. потягивание в кровати; бормотание чужое — подниматься нет сил; надо на работу. хёджин сам с трудом просыпается по будильнику — касается волос старшего и с зевотой — у тебя отрастают корни; я могу покрасить, если хочешь. излишне спокойно — неправильно. словно замена того, что было когда-то —             джунхи?       у флэшбэков привкус кофе и января — солнечно и так ломко. донхун старается собрать себя по кусочкам, но выходит лишь битое зеркало. улыбка перекошена. он думает, что с хёджином слишком хорошо; что джунхи постепенно теряет свою значимость — растворяется; почему-то уходит на задний фон. быть может, к лучшему — лишь тоска.       сонхо долго не отвечает; сигарета дотлевает — донхуна всё ещё никто не ищет в этом закуточке. наверное, не хотят — к лучшему ли донхуна. не хватает адекватности; не хватает нежности. улыбается вымучено. ничего не происходит; никто не делает то, о чём он желает, кажется, даже в тайне от себя. чуда не существует в их мире — всё сам. за тебя не решат такие вопросы; за тебя ничего не решат, ли донхун. и точки — ты ставишь сам. никаких запятых. лишь запаять сигаретой кровоточащее — нервно щёлкает зажигалкой. джин сонхо, этот волчара странный, предлагает слишком невозможное. ведь.             [brian]       'хотя бы навести.'       а между строк читается такое жестокое —             утопи?       донхуну кажется, что в какой-то момент он проигрывает чуть больше чем просто свою совесть; ту самую вину. скорее — свою душу, которой всё меньше и меньше. перегорает, касаясь сигаретой стенки их глупого суда; тушит. такое бывает, к сожалению. и как бы не было больно другим — быть идеальным невозможно. всех не спасти. семь ебучих лет мизугучи юто. забавно —             джунхи столько же.       только вот у того слепое и такое влюблённое под кожей —             пора уже вырезать.       донхун возвращается в суд и при всех предлагает хёджину —             быть вместе.       так просто надо.       

х

             — кажется... больше не укачивает.       тяжелый вздох рядом; кондиционер неприятно дует по ногам; касается худых щиколоток — за окном серость вечера; сменяющаяся быстро картинка. в таких условиях точно укачает. подавив усмешку беззлобную, донхун прикрывает глаза и всё ещё подпирает щёку ладонью; пальцами по своей же коже. они уже часа три в этой утомительной дороге — скоростной поезд; купленные за несколько дней билеты через онлайн-сервис; две сумки спрятаны под сиденьем впереди. нет усталости — скука. шум транспорта —             обратно в родной город.       а хёджин даже не удивляется чужому предложению. донхун носом в его шею; бурчит что-то про надоедающего чанюна, который находит ещё один повод подколоть и поспорить; касается губами не так нежно, как можно было бы, но. расстояния между ними мало — время проходит слишком быстро. октябрь сменяется холодным ноябрём. исчезает окончательно зелень; пустые деревья; сынджун во время обеда шутит нелепо, что ещё немного и снег пойдёт; придётся мёрзнуть им всем. не особо хочется. донхун излишне быстро привыкает к теплоте и чему-то мягкому — к хёджину, например.       к его любви, если её можно такой назвать — выдыхает в красный висок. остаётся на ночь у адвоката; молчит о том, что — спокойно даже как-то. сменная одежда на полках в чужом шкафу. хёджин не против — оказывается, он совершенно другой. в этот раз не так много параллелей — старший старается не замечать их, потому что. у них разные улыбки; хёджин слишком часто ругает его; перепалки между собой не только во время работы; скрытая за тканью одежды татуировка — донхун всё же касается её губами в один из вечеров. возмущение в воздухе — эта не та влюблённость, что, кажется, намертво в груди у джунхи.       с хёджином просто комфортно —             его хочется звать своим.       старший спрашивает в утро понедельника о том, что неплохо было бы взять выходные за свой счёт; недельку всего; побыть немного вдвоём — без их навязчивой работы. сынджун между делом кричит что-то про медовый месяц; этаж шумно подхватывает — нет покоя. сэюн дарит донхуну многозначительный взгляд сквозь чёлку — подстриг немного ещё в субботу, но всё равно мешается. вот так легко сам прокурор становится — тем ещё обсуждением в здании суда; его новые отношения; переглядки во время обеденного перерыва. никто не говорит предусмотрительно о деле мизугучи юто, но каждый так навязчиво хочет напомнить донхуну, что.       — хёджин-а, ты чего? — он лениво протягивает слова; приоткрывает глаза — устают от мелькающих серых картинок за окном и смотрит чуть ближе к полу. сидящий рядом адвокат касается красной макушкой его плеча — кажется на всего миг таким маленьким и беззащитным. донхун давит в себе все эмоции и не двигается специально. слышит усталый вздох адвоката. — мы уже половину проехали. терпи давай.       стон недовольный хёджина; поднимает взгляд сонный тоже; потрёпанная чёлка, которую донхун поправляет сам по привычке. всё-таки улыбается в ответ — уже не может иначе. адвокат пытается рассказать что-то — как его уже достало сидеть на одном месте; старость не радость — немеют мышцы; стоило взять какую-нибудь книжку или пару бумажек из архива. скрывает, что уже скучает по работе — по шуму их суда; по сынджуну, который всё чаще тусуется с тем парнем-кошатником мингюном с третьего этажа и привозит с отпуска магнитики на всех сразу; по каждому из. особенно — по самим делам. больше их с донхуном не ставят в пару на заседании. так наверное, даже к лучшему.       он цепляется за локоть старшего; подбородком — в плечо. кажется, жизнь налаживается. взглядом в окно и мелькающий загородный пейзаж, тогда как донхун невесомо прижимается к нему щекой. сам не знает зачем, но. не бывает осенней романтики; жёлтые листья не падают на ветру в красивом парке около суда — лишь хмурые дожди; неудобные зонтики; прохлада под тканью одежды. донхун во время сбора вещей просит адвоката взять с собой костюм и белую рубашку зачем-то. так надо. и хвалит улыбкой — настоящей.       хёджин чувствует себя лучше —             вдыхает запах не чужой.       донхуновский.       пальцами перебирает ткань кофты старшего; прячет взгляд. вот именно этот момент кажется настолько правильным, потому что прокурор больше не отталкивает его как раньше; потому что даже самые странные желания и мечты могут сбываться. или не грёзы вовсе. чёрт его знает. у донхуна взгляд злобной псины слишком часто — особенно в день их знакомства; идеально выглаженный костюм; ли запирает свою душу слишком плотно; скалит зубы в улыбке перекошенной. таких как он не любят сразу, а хёджин — ему почему-то хочется лишь ближе; сокровеннее. не спасти, но —             люди, которым ты дорог, — существуют.       и хёджин один из них.       у него получается добавить хоть немного человечности в сердце того, кто, кажется, уже давно потерял надежду. дышит горячим дыханием на кожу — адвокат знает, что, быть может, он просто замена пак джунхи. того странного парня из прошлого старшего; того парня, что переворачивает жизнь донхуна вверх ногами и оставляет после себя нечто неправильное. хёджин колется в один из дней ноября о кактус на столе прокурора; разглядывает подушечку; не больно — неприятно скорее. вспоминает чужие слова, что глупый кактус подарок бывшего. и когда-либо он зацветёт обязательно.       — я просто хочу сказать, что рад, что ты позволил мне, — не договаривает. между рядов в поезде не так много пространства; с другой стороны сидит какая-то пара; полудрём чужой, а хёджину на миг так даже без разницы. он касается губами шеи старшего; тянет ближе к себе; жмурит нос, когда потемневшие от краски пряди щекочут забавно. — сынджун, когда заметил, как я на тебя смотрю, сразу сказал, что у меня нет шансов.       напарник закатывает глаза; кажется ещё немного и приложится лбом в стол перед собой. сынджун, кажется, всегда был таким — из крайности. то до безумия шумный, то выглаживает костюм и триггерится на пыль оконную. хёджин его лет одиннадцать знает, если не больше уже. ещё со школы раздражали друг друга, а так и пронеслись года — экзамены; вуз; практика одна на двоих. даже в кабинете оказались вместе, что поделать-то. и сынджун в ответ — считает эмоции друга за секунды лишь. уже знает, как тот влюбляется с первого взгляда. и так по-человечески хочет помочь кому-то — зря что ли стал адвокатом.       смешок сынджуна; мотает головой; отталкивает себя от стола; качается на стуле. бред, серьёзно. хёджин, тебе напомнить прошлый твой проёб? их переглядки между собой, когда ким заскакивает в кабинет после знакомства с донхуном; нервно трёт шею; касается татуировки своей. клятва — жить дальше. поверх совсем старых шрамов. что было в прошлом не так важно; какие люди ему попадались — каких он умудрился потерять; оттолкнуть по-глупости сам.       друг говорит ему в тот день с усмешкой усталой —             ты ведь обожжешься, хёджин.       мотылёк.       а надежда всё теплится. не может уже иначе. кажется, в нём веры во что-то хорошее за двоих или даже больше. а ещё хёджин смотрит не в прошлое; не будущее — он живёт сейчас; этим моментом самым. потому что губы донхуна — отдают терпким кофе; сухостью привычной; слабыми укусами в моменты волнения. потому что прокурор выдыхает шумно — в полоборота; глаза — взгляд пристальный. и чёрт прочитать эмоции. живой. не влюблённый; сам хёджин не может сказать, что готов отдать за старшего весь мир, но. это ценность — он ценит его и бережёт. наверное, где-то близко к сердцу.       позволяют себе — чуть-чуть больше, чем касания лёгкие. донхун пальцами по подбородку адвоката; проводит; немного сжимает; кожа приятная — чистая. они устали от дороги, тогда как люди вокруг по большей части дремлют на своих местах. так, наверное, надо. влажно — в этот раз старший перехватывает; усмехается еле слышно; глубже — сокровеннее. разрешает себе опустить ладонь на колено хёджина — прорези глупых рваных джинс. повседневность у них настолько разнится всё же. и душа — она тоже. не влюблённость нет —             просто комфортно.       хёджин собирает в своих ладонях лучи пропадающего солнца и старается согреть им старшего; так пытался со всеми с кем был ранее. не умеет иначе. сынджун пихает в бок, когда замечает чужую улыбку. дурак. уже видел когда-то такие эмоции у напарника — это прошлое. это старые грабли; опять человек, который заставит тебя ощущать фейерверк чувств, а затем — загасит. обожжёшься.       перепалка между адвокатами. сынджун хватает за кисти и сжимает ткань рубашки; одиннадцать лет вместе, блять; я видел твои слезы, когда умер отец; знаю слишком твои эмоции; каждую царапину со второго курса вуза; и как ты всего себя отдавал — хангёму. нужны были все эти жертвы, хёджин? ради чего —             любви?       красный по веку —             он прижимается к донхуну, боясь отпустить.       воздух — глотает, не хватает кислорода кондиционера; распахнуть бы окна и пустить дождь во внутрь. хёджин же сильнее укутывает — душу донхуна; защищает. ему иногда кажется, что судьба такая — быть рядом; касания мягкие на щеках; понимающим взглядом отвечать; отвечать — на поцелуй. так вот. не хватает воздуха. старший — не обугленный; почерневшего больше нет. у их нежности характер нелепый; донхун вдруг что-то бурчит по абрикосы, которые его по горло достали; щипает адвоката куда-то за бок; шутливо; губами — в губы.       — разве ты спрашивал разрешения, когда ворвался в мою жизнь? — чёрные пряди. старший просит покрасить его из карамели в тягучую черноту, когда до отправления поезда остаётся не больше пяти часов. соглашается. донхун щурит глаза, в которых читаются какие-то свои мысли; непривычная отстранённость; думает о чём-то невероятном важном. но всё хорошо, пока он позволяет хёджину быть рядом. не любить — просто касаться. — в вашем городе со мной вообще не считаются.       вспоминает вдруг про бёнквана, который перед отъездом нагло просит ли — не возвращаться; чанюн смеётся во весь голос; дурашливая перепалка; сэюн проливает кофе на себя с громким матом; ещё больше шума — словно дети малые. странные такие коллеги. сынджун закатывает глаз на весь бред и бросает взгляд на хёджина — такой сложный; нечитаемый совсем; словно разговоры немые. это их личное дело. донхун лишь качает головой и думает о том, что суды — они не меняются. всё те же люди; живые; со своими мыслями — не всегда, правда, умными. что у них есть чувства, что у самого донхуна —             душа.       небо сменяется постепенно темнотой; близится вечер; у дороги нет конца будто бы. это жизнь — старший не успевает за ней и сменяющимся быстро видом. между ним и хёджином так мало расстояния — пальцами в прорези на чужих джинсах; нервничает о предстоящем; мучает кожу чужую — слабо царапает. адвокат дышит рвано; уголки губ подрагивают — усталость от очередных прошедших часов в поезде. и не более. донхун переводит взгляд на его профиль и держит в себе улыбку — правильно ли поступать так, как он хочет?       а отступать слишком поздно.       утекает вправду много воды — новые дела; ещё одни подсудимые. только вот среди них нету мальчишки с другой страны, а джэён заходит в их суд каждый раз, когда у него выходной. узнаёт как дела; как самочувствие у работников, которые вместе с ним следят за справедливостью и порядком. выдыхает и смеётся своих низким голосом; скрещивает руки на груди. что каждый раз он забывает у них, донхуну всё ещё непонятно, а хёджин между делом говорит, что это нормально, когда друзья навещают друг друга. о том, что джэён —друг, старший узнаёт именно в тот момент. задумчиво чешет затылок — ну, бывает. друзья. в новом городе почему-то все так и хотят зайти в этот ранг к новому прокурору —             удачи им.             хёджин смеётся, не открывая глаза; перебивает шум поезда. ему приятны касания старшего; ему хочется тянуть донхуна за руку и быть ближе; ещё ближе. нельзя. ограничения аккуратные — всему своё время. не торопится; ластится — мысленно лишь. если ему разрешат, то, быть может, когда-нибудь и скажет, что этот прокурор его, а пока что — улыбка.       — ты во мне так дырку прожжёшь, эй, — полувыдох. так лучше для всех них. потому что хёджин, наверное, слишком уже понимает старшего; его взгляд изучен вправду. дорога уставшая — до дома донхуна. так странно. — или нравится наблюдать за мной?       что дальше — не знает. поворачивает голову; ловит усмешку чужую. ли донхун не злой. он может быть в плохом настроении; просто-напросто уставшим; день не задаётся; он может грубо огрызнуться; состоянии редкостной суки, но — всё равно в сердце есть та теплота. присматривает за младшими; мягкие объятия; угощает коллег на этаже чем-то вкусным; задерживается допоздна на работе — простужается под окном. ему бы чуть-чуть любви и веры в людей; в самого себя, и. хёджин не влюблён как школьник глупый; ему просто             нужно             быть             рядом.       — предпочитаю, чтобы скорее от меня не отводили взгляд.       куда-то в губы опять. время тянется до безумия медленно; хёджин закатывает глаза, тогда как старший фырчит насмешливо. в этот раз у них задаётся разговор — больше не возвращается отстранённость былая. это доверие. а выходят всё равно странные переглядки-перезвон и улыбка старшего — кошачья, но больше жуткая. хищник, которому вдруг нужна настолько тихая жизнь. общение — спокойное. для донхуна общение с ним теперь больше чем просто необходимость и — работа. а ким хёджин смотрит как-то слишком неловко. оголтелое — ноябрь. они больше не молчат; адвокат шутливо замахивается — пальцы чужие на запястьях; татуировка поверх шрамов, о которых знает лишь сынджун. зря что ли столько лет вместе. перепалка; донхун несильно заламывает руки и вдруг — лбами соприкасается. выдох.       замирают.       старший думает — словно нормальные отношения. и на миг даже забывает — обо всём. длинные ресницы; будто оленьи глаза; губы — рядом. мир вокруг не так важен, а до родного города остаётся уже настолько мало. до пак джунхи — интересно, насколько ему было бы больно, если бы он узнал. или когда. вздыхает тихо и накрывает губы хёджина своими; сам; сладко — чувствует привкус абрикосов, возможно, это уже болезнь. пора признать самому себе о.       хёджин перебивает его; отстраняется резко — всё равно до смешного близко. дыхание — одно на двоих. привязанность, и чёрт уже поймёт чья и к кому. за окном совсем не весна; промозглость осенняя. в такие моменты — цепляешься; за ткань; за предплечье; за человека, что — дорог сердцу. совсем скоро зима, которая добавит донхуну флэшбэки с привкусом кофе и джунхи. зима — жжёная. продрогшая. дурость. хёджин проводит пальцами по коже — не наивность, нет, но вправду честно. шёпот.       — а что, если я скажу, что мне просто нравится любить тебя?       без подтекста плохого; просто — откровенно. признание. не отношения настолько серьёзные. не сейчас, хёджин, правда. подожди немного. нужно решить — самое последнее. настолько важное. вырезать то самое — до безумия родное.       стук колёс поезда —             обратно домой.       встреча с пак джунхи назначена на второй день после их приезда.       

х

             будто бы вновь зима. в родном городе куда прохладнее — донхун мёрзнет и с осенних ботинков отряхивает влагу с дёгтевой кашей. во рту сигареты — скуривает одну перед посещением под внимательный взгляд хёджина. тот ничего не говорит — жжёная резина. всё не так уж и плохо — просто волнение. старший тут теперь как самый обычный гражданский и никакой больше не прокурор — его знают некоторые; ловит взгляд; проверка. нет ничего запрещённого? обыск. в этот раз всё намного строже чем раньше, хотя прошло всего лишь четыре месяца. даже не полгода.       джунхи не навещает никто кроме матери родной, что до сих пор не верит в произошедшее; тот странный давний знакомый о квансок, который сам похож на осуждённого. и джин сонхо — донхун видится с ним вчера; совершенно случайно. крепкие пожатия ладоней. бывший коллега ничуть не меняется; стабильный взгляд исподлобья; тонкие губы — пересмешка; его волосы вновь под цвет чистого снега. они говорят о мелочах; немного о всеми не любимом о хиджуне и его дурной собаке, а затем и других ребятах, которые ведь тоже хотят встретиться со старшим. донхун пожимает плечами; быть может. не знает. он тут вообще не для этого.       сонхо смотрит непроницаемо —             пожимает плечами.       у него свёрнутый лист в клетку, который он просит передать джунхи; и не разводить из этой бумаги костёр. тем более в душе пака — тому и так достаётся. джин сонхо всё ещё тот человек, который вызывает в груди донхуна удивительное спокойствие; выпитое по ноль-пять пиво; что-то вспоминают о старом. уже вправду прошлом — бывший коллега рассказывает, что даже без лучшего прокурора они держатся на плаву; а ещё о том, что в его курилке самодельной наконец-то появилось сидение. так удобней — они живут вот в этих вот стенах суда слишком долго. изживают себя.       донхун окончательно перегорает дело мизугучи юто и говорит об этом прямо. сейчас слишком много нового там — в голове собственной. и то ли эгоистичность по венам; то ли в жилках копится похуистичность. всех не спасти в этом мире, но и сукой быть — сил нет. донхун вздыхает тяжело и хочет сказать — тошно. не хватает тепла в самом себе; греет удивительно сладко — хёджин.       старший не решается познакомить сонхо с ним — ещё глотку по-волчьи перегрызёт. чёрт его знает, но рисковать совсем уже не хочется. они просто разговаривают; улица; слякоть. осень. до смешного мерзкий ноябрь. донхун скучает по весне — по воздуху тёплому и надежде. да. особенно — по последней. особенно, когда жмут стены. до встречи с джунхи глупые минуты. и как посмотреть в глаза тому, кого ты бросил — кто оказывается в тюрьме именно из-за тебя. дурак.       кажется, окисляется. ржавеют эмоции. он старается не волноваться, когда ведут по коридору — хёджин короткими шагами сзади. приталенный костюм; белая рубашка. эту одежду просит взять с собой донхун, когда они собираются в поездку. уже настолько очевидно — старший кутается в свитер; пальто остаётся где-то там. за пределами прохладных комнат. руки прячет в карманы джинс; чёрная ткань; всё-таки нервничает? донхун мотает головой и комкает письмо, который просил передать совсем недавно сонхо. нет. никаких надежд и посланий больше.       перестук —             отстрелены.       хёджин бросает что-то тихое, прежде чем. пальцами по плечу старшего — он рядом совсем. ты не один, ли донхун. ты никогда и не был. а прокурор просто не может поднять взгляд от стола; садится напротив; скрещивает жилистые пальцы — костёр бы вправду. сжечь всё это — стереть из памяти. из груди приглушённо ноет, и казалось бы, просто поддайся зову. скучаешь ведь; не можешь забыть; помнишь касания губ — руки на своём теле. помнишь чужие попытки сделать тебя счастливым. и тепло. то самое тепло, которое сейчас ему дарит хёджин. замена ли.       пак джунхи улыбается всё также солнечно.       — я так рад, что ты приехал из другого города, чтобы навестить меня... хён, — голос. нет злобы или обиды. улыбка. с такой улыбкой люди либо клянутся в вечной любви, либо толкают на рельсы. под поезд. джунхи наивен в своих чувствах и скорее вырежет себе сердце, чем причинит боль донхуну. глупый щенок. пальцами скребёт по столу. их встреча настолько неловкая. — я безумно скучаю по тебе.       между ними — полметра. на кистях тяжелая сталь; стёсаны пальцы и поломаны ногти. усталость между бровей — он хмурится уже по привычке за эти тяжелые четыре месяца в месте, где ему — шесть лет и восемь лун. хоть вой в ночи. джунхи каждую ночь борется с тоской и ненавистью ко всему — себе особенно. склоняет голову, а чёрные пряди падают на лицо. уставший. вымученный — донхун душит в себе сострадание, но всё равно касается ладони человека, для которого он всё ещё целый мир. под откос.       лицом к лицу с этой болью —             джунхи привстаёт под внимательный взгляд охранника.       можно.       касание губ аккуратное. уже не такие мягкие; чуть прикусанные — привкус января. холод. хочется надежду и солнце; джунхи выращивает в своей груди летние цветы с белоснежными ромашками, а затем же их сам выдирает по ночам. устал. устал от мыслей своих. на языке вертится вопрос — почему этот хён впервые его навестил лишь спустя четыре месяца после заседания суда; после ебучего приговора; почему вместо себя он отправляет никому не нужного волчару; почему донхун избегает его настолько и больше не говорит, что — любит. да и любил ли вообще. это всё чувствуется настолько в поцелуе. у донхуна глотку жжёт болью — он давит на плечи и отстраняется от.       — твои поцелуи ничуть не меняются, джунхи, — врёт, игнорируя грубость. смотрит в глаза чёрные пака; старший поправляет на переносице очки; за стеклом спокойнее как-то. осторожность. а ещё облизывает свои губы — эти касания, которые не может не заметить хёджин. бесшумная тень. — джунхи-я. — бликами по серо-синему помещению. он в робе яркой; рыжей; затухающее солнце. — ты же знаешь, зачем я приехал?       прохлада в воздухе. тут нет окон; свет дневной лампы; трясет — джунхи нервно скребёт пальцами по столу. кивок сдержанный. он не знает, но догадывается. просто потому что ли донхун такой человек и — тоже совсем не меняется. это стабильные привычки пить кофе в одиночестве, а ещё говорить правду в лицо. зря что ли прокурор. догадки неприятные, которые пак высаживал на месте вырванных цветов. люди ломаются — это свойственно их глупым душам. и сколько не улыбайся; сколько не тоскуй по губам и волосам, что теперь отдают чернотой. джунхи страшно. так по-детски и до дрожи в коленках. спрятаться бы под одеялом мягким; под боком мамы, которая больше не плачет. исчезнуть бы в объятиях —             донхуновских.       а сейчас так охота выплюнуть лёгкие вместе с болью, но.       джунхи больше не проверяет, какой у него порог. он затравленно смотрит на старшего — скажи хоть что-нибудь хорошее. что ты любишь меня, а ещё очень ждёшь этих семи лет — обещаю, я выйду раньше на года два точно. наивность, которая зачем-то остаётся в нём. просто чувствует, игнорируя здравый смысл. больно настолько. болевой порог — близок. они мёрзнут вдвоём в ноябре, а донхун даже в глаза не смотрит. не видно на его лице сожаления или тоски, просто —             с таким взгляд             лишь добивают живое.       вытравливают. донхун усмехается когда слышит прибитое жаль, что ты не мог просто соскучиться по мне. потому что это мерзкая правда. слякоть. шум колёс — обратный билет из родного города куплен в ночь через два дня. прокурор считает, что этого вполне хватит им. не ему и джунхи, а ему и — хёджину. жестоко. удавкой той самой по шее. приговор тот самый.       он закрывает ладонями глаза, а донхун лишь наблюдает внимательно за чужими страданиями. джунхи странный, но умный мальчик. и даже в заливах его эмоций есть островок адекватности; скользят босые ступни по мокрым камням; заглатывают волны; лижут щиколотки. цепи. тюрьма не санаторий с трёхразовым питанием, и так сложно оставаться человеком среди стен, где ты никому нахуй не сдался. даже самому себе. у джунхи клеймо неудачника. а ещё он не готов признать самому себе. просто не готов — услышать.       не хватает ещё больше чёрного. траурные цветы, и больше нет никаких милых кактусов. донхун тянется и сам — по волосам; спутанные пряди. они взрослые люди, и верить в сказки с хорошим концом уже так глупо. на это сил не хватает. старший улыбается уголком губ и поглаживает несколько раз аккуратно; дрожь чужая; ну что за мальчишка. вдруг вспоминает заседание.       сонхо лишь хлопает по плечу, когда джунхи забирают из здания суда; холод наручников; преданный взгляд на старшего; скулит. щенок брошенный на улицу. и уверяет сам себя, что справится — прорвётся. два идиота. донхун не выдерживает. в нём не остаётся ничего кроме боли; отчаяния с привкусом сладкого металла; ударяет кулаком в стену коридора. рык — мат на самого себя. сонхо бьёт в плечо; держит руки крепко — ты уже никому не поможешь, успокойся ли донхун. они переглядываются; натянутые нервы; мятая одежда прокурора — удавка затягивается чёрным галстуком. что дальше? что ему теперь делать после всех ошибок и потери — любимого человека?       так был ли джунхи —             любимым?       или просто у донхуна привычка —             быть любимым?       ноябрь догорает в слякоти и прогнивших листьях, а реальность плачет с надрывом голосом пак джунхи. как же больно за этого ребёнка, но — кому нужна эта надежда. и никакие шуточки про седину и срок; про долгожданную встречу. ничего уже не спасёт их тонущий корабль. не говорит дальше; ждёт порыв эмоций. якобы эти слезы. джунхи не плачет — он сильный мальчик. и сам виноват, что тут оказался; сквозь решётки на мир нормальный; на любовь; на жизнь; на — он тянется к ладони донхуна щекой. не стереть усталость больше. выжженные болью скулы.       — если ты вправду пришёл, чтобы сказать... такое, то не стоило, — вымученно. словно на него гнев небес за что-то. четыре месяца ожидания; тоски; ломости даже днём, чтобы затем услышать. что? джунхи головой мотает и отстраняется. насколько же ему, блять, больно. не хватает тёплого воздуха — заботы. щёнок пищит без хозяина и, кажется, теряется окончательно.       потому что позади донхуна силуэт небольшой; охранник ничего не говорит про подошедшего к ним. ладони милые на плечах донхуна; чуть сжимают; костюм дорогой — в таких ходят среди стен чёртовых судов. джунхи-то уж об этом знает. не делает никаких выводов; красным по веку; затравленная псина; улыбка с клычками белыми исчезает, оставляя после себя глухую пустыню. поджатые губы — желудок выворачивает наизнанку. эти эмоции; разве от них может быть настолько плохо. быть может, да. сейчас не так важно.       донхун называет его просто —             прошлым.       а сзади голос успокаивающий.       — я адвокат, джунхи-щи, — хёджин смотрит на осуждённого с тошнотворной жалостью, от которой ещё сильнее хочется перерезать себе горло спрятанным лезвием у соседа по камере. так можно. паку — предлагали; он просит подождать до этой самой встречи. и кажется — не зря. у адвоката нежные черты лица; похож на милого оленя. таким личикам нельзя верить и тем более словам. — если ты позволишь, то я хотел бы обжаловать твоё дело.       и не добавляет, что это просьба донхуна. старший смотрит куда-то в край стола; обшарпанные углы; металл. в этих стенах чувствуешь себя мертворождённым, и как только выживает так долго солнце людское — пак джунхи. тишина неловкая. хёджин за спиной переступает с ноги на ногу, тогда как осуждённый качает головой отрицательно. нет. он должен понести наказание за смерть невиновных людей; так на самом деле правильно, но —       взгляд поломанный.       последняя надежда сдыхает под чьи-то крики в соседней комнате для свидания; женский; истошный. режет слух — донхун от непривычки кутается вновь в глупый свитер. не греет. знает на что идёт прямо сейчас — это решение даётся слишком сложно. старший прикусывает нижнюю губу; выдох; точки — они нужны. в прошлом. чтобы больше не скучать; не надеяться; не вспоминать про то самое — родное. слепая влюблённость выжигает в людях метки под кожей; шрамы; режет сердце лезвием острым. джунхи хватает ртом воздух и вновь мотает головой, потому что.       — не отказывайся. хёджин — лучший адвокат, которого я знаю, — а ещё у его касаний нет таких бурных эмоций. с ним комфортно; он просто рядом. тот человек, который слишком резко появляется в жизни донхуна. поломанного прокурора с взглядом сучьим. джунхи же трясёт от слов чужих. — а ещё мы с ним как месяц уже пара.       искреннее прости меня застревает в глотке. донхун уже не видит смысл в этих извинениях; замечает, как сжимаются кулаки джунхи. как он давит в себе всё, чтобы не закричать в истошный голос. как же отвратительно; как же мерзко с ним поступают — сонхо ведь предупреждал его о таком, разве нет? донхун. что с твоими мотивами. зачем это всё, хён?! почему нельзя просто любить меня и дождаться. мы бы вернули то старое и такое счастливое; и у нас бы смогли зацвести даже самые вредные цветы и кактусы, но.       донхун молчит о том, что прошлое —             должно оставаться прошлым.       ценой чужой боли.       вскрик громкий. о джунхи больше никто не заботится. узелки — ошейник с щеночка прочь. его больше не выгуливают и не гладят по хохолку добрые руки. он сидит в загоне; старый хозяин бросает, заводя новую игрушку. эмоции. бьёт кулаками по столу, тогда как охранник в комнате напрягается; табельное на поясе; следит; готов увести — в одиночку даже этого черноволосого парня. джунхи же настолько больно; незаслуженно. его сердце слишком большое для этого тела; рвётся наружу с истерикой, где жирным шрифтом читается —             не бросай меня, хён.             умоляю тебя.             я не выдержу без тебя.       слезы на глазах пак джунхи заставляют отвести взгляд каждого из. хёджин молчит — это не его судебное заседание, тогда как донхун должен выстоять до конца. он не решает за других; не убивает шансы голыми руками. ли донхун просто устал от собственной лжи и этих густых мыслей; вины. джунхи похож так на мальчика-висельника; качает головой; мечтает о весне и вишне с розовыми лепестками. ему нужна жизнь. ему нужна любовь этого хёна — хотя бы её подобие, но.       он поднимает опухшие веки; больше не тянется — никаких касаний; объятий тёплых; никаких губ, что на вкус отдают родным и иногда терпким кофе. джунхи не скрывает слёз, тогда как донхун качает головой, блокируя в себе даже капли понимания. дождь; слякоть под ногами, если выйти на улицу. этот большой ребёнок плачет истошно, но не просит остаться с ним — вслух. пальцами дрожащими собирает влагу с щёк; не отводит чёрные глаза без жизни; белый шум. он не слышит своё имя, когда его зовёт охранник.       лишь смотрит чёрными безднами на старшего, который был для него всем миром — забирает с тем же треском; решается первым. убийца. нож поблёскивает при дневном свете ламп. обратно в загон; на цепь щеночка, от которого избавляется донхун —             ради             чего?       новорождённых животных топят по весне; донхун закатывает рукава; ищет ведро — ледяные волны, от которых ещё более тошно. за стенами тюрьмы ненавистный ноябрь. у него нет выхода; так и не научился находить золотую середину, поэтому — ставит точку. чёрная шерсть прилипает к печальным глазам, где читается я был готов умереть за тебя, хён. но не нужно. донхун просто хочет жить дальше; без прошлого; без напоминаний о том, что было — так больно.       джунхи истошно кричит в спину, что справится сам без чужой любви предателя, но —             не справляется.       а хёджин просто выкинет из почтового ящика приглашение на похороны в середине января.       иногда люди просто —             ломаются.       без поддержки.