Набросок один: осень/листопад

Листья хрустели под её тяжёлыми шагами. Некоторые из них были ещё сырыми от ливня накануне вечером, некоторые только что упали с веток. Те, что были мокрыми, уже сформировались в непонятную кашу из рыжего и коричневого. Марселин сгорбилась, прижав голову к груди, и засунула руки глубже в карманы, стараясь сохранить остатки тепла. Она шла по главной улице, проходя мимо магазинов, украшенных к Хеллоуину, и их безвкусных поддельных тыкв. Где же ещё Боннибель хотела бы провести их свидание, если не в кафе, у входа в которое стоит потёртая статуя Франкенштейна. И, конечно же, персонал встретил её с искусственной кровью и гримом. Марселин хотелось бы закатить глаза от вида одной из декораций, но она, напротив, улыбнулась. Её девушка сидела в одной из кабинок у окна, сгорбившись над ноутбуком и лихорадочно печатая что-то. Марселин предположила, что она заканчивает свою диссертацию, а может, просто начинает ещё один сумасбродный научный эксперимент, который потребует тучу исследований. Что бы это ни было, девушка выглядела очень мило, пока писала это; язык высунут из краешка рта, между бровей веснушчатая морщинка. Марселин приблизилась. — Продолжишь так работать — дымиться начнёшь, — беззаботно пошутила она и невесомо поцеловала девушку в скулу. — Со второй годовщиной, ботаник. Руки её девушки остановились, лицо расплылось в улыбке. — Значит, ты добралась до сюда? — сказала она, пока Марселин усаживалась напротив. — Никто не гонится за тобой с вилами? — Ха ха. — Не надо язвить, Абадир. Вампиризм все еще не норма, знаешь ли, — проворчала Боннибель, голосом одновременно серьёзным и игривым. Вылезшие из причёски волосы были убраны за ухо. Марселин лишь закатила глаза и глянула в окно, разглядывая одну из тыкв на пороге. Они всегда были предназначены для защиты от тёмных духов и упырей, по крайней мере, так считалось в фольклоре. И то, что Марселин — нечисть, означало лишь то, что у Боннибель будет чуть меньше веселья в ночь на Хеллоуин. Никакого отвратительного запаха тыквенных внутренностей для них обеих. Марселин сжала губы в раздумьях. — Заказала нам напитки? — спросила она в конце концов. Когда Боннибель указала на пустой столик, Марселин встала. — Как обычно? — Хм… удиви меня. Боннибель Батлер невозможно удивить. С этой мыслью, Марселин купила им октябрьское рекламное латте, а клубничное пирожное взяла для себя. Повернувшись к столу, она с удивлением обнаружила, что Боннибель засовывает свой ноутбук в сумку и натягивает пальто. — Мы сваливаем, значит? — спросила Марселин, передавая подруге кружку. Боннибель кивнула и сплела их ладони, целуя бледную щёку Марселин, пока они покидали тёплое кафе. — В этом году я хочу пойти в лабиринт из кукурузы, заблудиться там и поцеловать тебя в одном из тупиков. И, чтобы годовщина того стоила, мы закажем пиццу, и я обещаю, что не буду есть чесночный хлеб. Улыбка Марселин дрогнула. — Если ты хочешь чесночный хлеб, ты можешь взять его, детка. — Знаю, — сказала Бонни, улыбаясь и закатывая глаза на смущённое выражение лица её девушки. — Я же не могу целовать тебя после того, как съем чеснок, да? — Обоснованно.