***
— Итак, — выдохнул Джек Воробей, — у кого есть предложения? Уже с минуту собравшиеся на борту «Летучего Голландца» пиратские капитаны наблюдали, как один за одним беспомощно исчезают в сверкающей огненными языками тьме лучшие военные корабли Союзного флота трёх Империй. То, что слухи разнесли по морям как Битву Столетия, на деле оказалось бойней калеки с титаном. Эскадра из десятка различных судов от пироги до галеона поглотила больше сорока единиц военной флотилии — не остановившись, не сбавив хода, не отклонившись от курса. «Сожрало!» — выдохнул стремительно бледнеющий Джошами Гиббс, давно обозначив про себя призрачные корабли как единое чудовище. И это было самой ёмкой и верной трактовкой. Теперь от пиратов их не отделяло ничего, кроме дюжины морских миль. — Что ж, — подал голос Уильям Тёрнер, — они идут только прямо, мы могли бы зайти с флангов. Барбосса хрипло усмехнулся. — Неужто? Помнится, «Трубадуру» с «Алой Розой» это не больно помогло. — Джек на такое замечание только скрипнул зубами, не сводя глаз с мрачной армады. — Нет уж, капитан, поскольку ты нас во всё это втянул и поскольку из имеющихся в наличии кораблей лишь твой можно окрестить непотопляемым, действовать придётся именно тебе. Тёрнер закатил глаза. — Будь это так, я бы не просил о помощи, — резко отозвался он. — О, вот как! — с издёвкой растянул капитан «Мести королевы Анны». — Да вот только просьба о помощи предполагала наличие плана действий. Бросаться же слепо в пасть огнедышащего чудовища, уж прости, я не намерен. — Гектор раздражённо пристукнул деревянной ногой. — Разве это, — тыкнул он пальцем в тьму на горизонте, — не забота нашей всем известной морской фурии? В спор умудрился вклиниться обыкновенно молчаливый Мурат Арудж, капитан «Морского Ястреба»: — А как знать, может, это её рук дело? Прогневили чем? — Нет, — в один голос протянули капитаны, а Уильям Тёрнер добавил: — Это нечто куда более могущественное и… свирепое. — Оттого я с радостью погляжу, как оно расправится с тобой! — гневно выплюнул Барбосса. Джек Воробей раздражённо подвёл глаза кверху, а затем взмахнул руками. — Довольно, дамочки! — удивительно грозно рявкнул он, чем тут же отвлёк внимание ссорящихся капитанов на себя. — Хотите услужить этой напасти и попереубивать друг друга раньше срока? Чудно! — искусственно оскалился Воробей. — Я бы с удовольствием выступил чьим-нибудь секундантом, но тут у нас дело поважнее, смекаете? — В его глазах пламя бушевало не меньше, чем на горизонте. Кэп обернулся к Тёрнеру. — Уильям, признай уже, что с твоей стороны было низким, подлым, бесчестным решением заверить нас в наличии плана, которого нет. — Он слегка дёрнул бровью. — Если кто-то и вправе так поступать, то только я, — быстро пробормотал Воробей и тут же обратился к Барбоссе: — Гектор, несмотря на всё то удовольствие, что приносит мне возможность наблюдать, как ты из страха плюёшься ядом, тебе придётся принять один-единственный безрадостный факт — сбежать не удастся. Не в этот раз. Обыкновенно высказывания Джека Воробья носили комично-ироничный характер с мизерной долей правды. Теперь же именно в его словах крылось зерно истины. Правда ли Уильям Тёрнер догадывался, как поступить, когда снова звал Береговое Братство в бой, или же надеялся на смекалку множества изворотливых умов, но теперь пиратская флотилия, вернее, уцелевшая её треть, оказалась слишком далеко от суши, чтобы иметь хотя бы шанс на спасение. Проклятая армада настигла бы их неминуемо. Пираты, словно приговорённые к смерти, могли лишь беспомощно дожидаться своего часа в маленькой клетушке, взирая на подготовленную виселицу, без шанса на спасение или хотя бы успокоение. Даже паника среди матросов утихла быстро, как замирает костёр после пролитого ведра воды. Сердца холодели, нутро сжимало точно тисками, и моряки готовы были хвататься за любой шанс. Армада надвигалась клином — и что бы ни было противопоставлено ей со стороны людей, строя своего не меняла. Флагманом шёл гигантский корабль с фор-унтер- и марса-лиселями, что будто бы сочились дымкой; по флангам без построения — суда меньшие. Над топами мачт клубилась туманная мгла, недвижимая, мёртвая, а пиратские знамёна громко хлопали под ветром. Бросив косой взгляд на чёрный флаг «Жемчужины и замершую на верхней палубе команду, Джек Воробей снова поднял глаза к кораблям, но в этот раз привычным движением большого пальца поддел крышку компаса. — Силой их не победить, — словно бы подытожил немой спор Гектор Барбосса. Капитан Воробей обернулся к нему через плечо. — Я впервые согласен с тобой, приятель. — Одноногий фыркнул. — Нужно что-то более изящное, чем ядра и пули, которые они вернут нам же… Тёрнер, что всё это время нервно расхаживал по палубе, остановился и взмахнул рукой: — А что, если разделить их? — Капитаны и их офицеры заинтересованно обернулись. — Они не меняют курса, так? Мы можем обогнуть их и зайти со всех сторон разом. И открыть огонь. — Думаешь, — задумчиво чесанул скулу Барбосса, — они идут одним строем не просто так? Едва слышно щёлкнул компас, так что только нервно скукожившийся Джошами Гиббс подметил это. — «Разделяй и властвуй»? — просветлел Воробей, пристраивая руки на крокодиловом ремне. Уилл слегка кивнул. — Звучит заманчиво! — чересчур радостно ухмыльнулся Джек. — Ага, — хмыкнул капитан «Мести», — так же заманчиво, как искать трос с завязанными глазами в комнате, полной змей. Джек нахмурился. — И зачем такое делать? — непонимающе искривил он губу. — Но, если же ты готов предложить нечто более… весомое, думаю, все собравшиеся тебя с радостью выслушают. Только, будто добр, поторопись, — с наигранным добродушием посоветовал Воробей, косясь на серо-чёрный горизонт. Каким бы надуманным и безрассудным ни было предложение Уилла Тёрнера, оно оказалось лучшим из имеющегося. Без всяких церемоний, воодушевляющих речей и даже пожеланий удачи капитаны семи оставшихся кораблей возвращались к своим командам: все понимали, одной удачи им будет недостаточно. Разносились приказы, свистели боцманские дудки, гудели канаты, хлопали под ветром расправленные паруса. Корабли выстроились боевой шеренгой и двинулись навстречу врагу, чтобы обойти с флангов и замкнуть кольцо. И только «Чёрная Жемчужина», словно бы по чьей-то злой иронии — самый быстрый из кораблей, — обязана была стоять на якоре: Джеку не посчастливилось вытянуть короткую тростинку, и им досталась роль приманки. — Джек, — Гиббс нервно пританцовывал чуть позади капитана, — ну это же «Жемчужина»! Она уходила от «Летучего Голландца»! Думаешь… — Мистер Гиббс, — серьёзным тоном прервал Воробей и замолчал. Его сосредоточенный взгляд плавно перемещался меж пиратских судов, начинающих манёвр, затем медленно, словно через силу обращался к призрачному флоту, что будто бы не преодолевал морские мили, а пожирал их. Сквозь окуляры подзорной трубы тёмное пятно на горизонте обретало мрачные очертания. Джек раздражённо схлопнул телескоп. Старпом мог бы ничего не говорить, Воробей и так прекрасно знал всё, о чём тот думал: бежать и спасать собственную шкуру, особенно когда противник непобедим, — совсем не трусость. Скорее, тактическое отступление. В чём смысл напрасной гибели? И вдруг Судьба доверила тому, кто предпочитал оставлять поле боя в самый его разгар, ждать врага до последнего, когда даже сама мысль о бегстве будет уже бесполезной. — Мистер Гиббс, — капитан обернулся с лёгкой улыбкой, — вы не заметили? Мы посреди океана. Думаешь, старина, покончив с ними, они не нагонят нас? — Джошами тяжело вздохнул. — Как ни печально это признавать, но, похоже, это наш единственный шанс. Пиратские корабли постепенно расходились по флангам: слева роль флагмана досталась «Летучему Голландцу», справа — «Мести королевы Анны». Армада тьмы никак на это не реагировала, будто бы единственным парусником на многие мили осталась лишь «Чёрная Жемчужина». Члены её команды меж тем всё чаще поглядывали на шлюпки, жались ближе к бортам, чтобы потом не терять ни секунды. Орудия были заряжены, осталось дождаться команды. — Началось! — спило выдохнул Джошами Гиббс. По левому флангу, точно щедро промасленный факел, вспыхнул арабский бриг, едва его коснулась плеть тёмного тумана. Но старпом говорил не про это. Капитан Воробей почувствовал. Сначала шёпот — едва слышный и вместе с тем оглушающий. От носа к корме, будто невидимый великан проводил рукой, моряки падали на колени, отчаянно крича и затыкая уши руками. Сердце тут же забилось тяжело, громко, болезненно. Сбилось дыхание, почти исчезло. Джек ощутил, как судорогой сводит пальцы на руках, как тело сотрясается от крупной дрожи, будто в спину забивают гигантские гвозди. Он хотел вцепиться в штурвал, как в последнюю существующую вещь на свете. С неимоверным усердием тянулся к рукоятям каменеющей кистью, и, едва палец чиркнул по смольному дереву, по колесу заструилась густая бордово-алая горячая кровь. Липкая и едкая, точно кислота. Джек вскрикнул, отшатнулся, отряхивая руки, но с каждым движением будто погружался в багровое варево — кисть, запястье, локоть… По спине пришёлся больной удар о бизань-мачту, и кэп оказался плашмя на палубе. Доски тлели, и под каждым порывом ветра ярко вспыхивали рыжие огоньки. Запах горящей смолы забивал лёгкие, заставлял выплёвывать воздух, стискивать зубы, до крови закусывать губу, чтобы вновь не вдохнуть. Джек перевалился на спину: медленно и плавно, словно в танце, на него опускался объятый пламенем белоснежный парус, точно похоронное покрывало. Кожу жгло, словно он горел вместе с кораблём, но холод внутри парализовал тело, будто воткнул кто кусок льда прямо в грудь. В горле першило, во рту, на зубах — тлен. Запрокидывая голову, Джек Воробей плотно закрыл глаза и через силу вдохнул. И разом всё исчезло. Сердце бешено колотилось где-то в глотке, от пережитого ужаса тело било мелкой дрожью, рубашка взмокла от пота. Часто дыша, капитан сначала стал на колени, а затем неуклюже поднялся. В горле застрял комок. Редко в глазах Джека Воробья можно было увидеть искренний страх, а такой — никогда прежде. Верхняя палуба от полубака до квартердека блестела от крови. Ему не раз приходилось глядеть на корабль после сражения, но увидеть подобное, когда враг даже не приблизился на расстояние выстрела, он был не готов. Мёртвые были повсюду: с искажёнными ужасом лицами, изувеченные собственными клинками, с разнесёнными собственными пистолетами головами, так и не сумевшие сбежать. Но ещё страшнее были живые, что взирали на это. Джек сделал шаг на неверных ногах и тут же вцепился в штурвал, чтобы не упасть… В тот же миг, когда вспыхнул арабский бриг, пиратские корабли открыли беспорядочный огонь, так и не успев замкнуть кольцо. Молчали только пушки «Жемчужины». Дымчатая мгла поглощала все звуки и вспышки орудий — и из неё же в полнейшей тишине возвращала раскалённые ядра, круша корабли союзников. Шлюпы мгновенно обратились в пепел — без огня — и тяжёлым облаком слились с покрывающей призрачную эскадру завесой. «Месть королевы Анны», изрыгая языки пламени, всё ещё пыталась зайти с фланга, но с каждым ярдом лишь глубже утопала в вязкой дымке без шанса выбраться. Джек Воробей непослушными пальцами раздвинул подзорную трубу и поймал окуляром зеленоватый силуэт «Летучего Голландца». Галеон размывался, как свежий рисунок, на который пролили воды. Тьма наползала, поглощала дюйм за дюймом, вбирала его в себя, но всё же так легко не могла управиться. Уильям Тёрнер не покидал мостик, не двигался, точно врастал в доски квартердека. Не было ни криков, ни залпов — лишь агония. Хаос, в котором команда «Голландца» пыталась дать отпор сокрушающей их силе. Корабль издыхал. Поражение. Неминуемое и бесславное. Бесполезное. Вдруг взгляд Джека наткнулся на каменное лицо старпома: Джошами Гиббс волчком крутился на месте, не зная, куда ступить, куда приткнуться. Капитан Воробей поднял глаза. Гигантский призрачный парусник растопырил лиселя, как хищная птица перед броском. Осталось меньше мили. Джеку страшно захотелось выпить, хоть удавись, но он лишь остервенело хлопнул крышкой компаса и тихо проговорил: «Qui gladio ferit, gladio perit…». — Слушай мою команду! — Голос его прозвучал так явственно, громко и чётко, что охваченные паникой люди мигом подались на этот зов, ухватились за него, как за спасительный трос. Потянулись ближе к полуюту, заплетаясь в ногах. И затем в сверкающих уверенностью глазах капитана увидели ответ на вопрос, который уже отчаялись задавать. — Други мои, слушайте! Все, кто может стоять на ногах, поднимите тех, кто не может! Спустить шлюпки на воду! Так скоро, будто хотите успеть в единственный во всём свете бордель до закрытия! Не брать оружия и ничего, что тяжелее вашей совести! Выполнять! Мистер Гиббс молчал. Все и так услышали. А в его голове никак не умещалось осознание. Он медленно поднял взгляд на Джека Воробья, но тот с высоты капитанского мостика внимательно следил за молниеносным исполнением приказа. Ещё никогда прежде спасательная операция не проводилась за столь короткое время. Плюхнулась на волны одна шлюпка, затем другая, стукнули юферсы при спуске третьей… — Джек… — больше прошипел, чем проговорил Гиббс, поднимаясь по трапу, как по крутому склону горы. Задорный карий взгляд плавно сместился в его сторону. — Зачем, Джек? Пират левой рукой провёл по штурвалу, а правой крепче сжал рукоять, чтобы аж запекло мозоли. — Капитан обязан пойти ко дну со своим кораблём, мистер Гиббс, — тепло улыбнулся Воробей, так напоминая старпому суматошный день их первой встречи. — Как видите, у Судьбы отличное чувство иронии… — Но ведь… они же… всё это! — в бессильном волнении лепетал Джошами. Джек Воробей легко перебрал пальцами по компасу. За бортом слышались нервные крики. — Поторопись, Гиббс, — с наигранной суровостью прикрикнул капитан, — они уж точно ждать не будут. Старпом не отходил, отползал к штормтрапу, то и дело поглядывая через плечо в надежде, что Воробей всё-таки поспешит следом. На душе было гадко, а в голове, как назло, пусто. — Ну давай, шевелись, сукин сын! — заорал кто-то из лодки. — А где кэп? — Остаётся. Загудели, зашептали, тут же примирились и прикрикнули: — Ты давай живее, а не то с ним и останешься! Гиббс вцепился в планшир, пытаясь поймать ногой выбленку трапа… Джек Воробей зажмурился, чтобы пугающее зарево не мешало наслаждаться поскрипыванием обшивки и свистом ветра в паутине такелажа. Дерево штурвала было тёплое, а вот ладони ледяными. Услышав посторонний шорох, кэп приоткрыл сначала один глаз, затем другой. — Зараза… Что ты здесь забыл?! — натурально возмутился Воробей. — Капитана, — с лёгкой усмешкой отозвался Джошами Гиббс, взбираясь на полуют. Джек недоверчиво сощурился. Старпом деловито поправил затасканный жилет. — Если ж ты из этого выберешься в одиночку, ты ж такого понарассказываешь, помилуй мама родная! А так хоть один свидетель будет. — А-а, — протянул Джек, — чужая слава покоя не даёт, господин старший помощник? Гиббс весело покосился на капитана и хохотнул: — Ну уж точно не твоя. Считай, — Джошами отобрал у Воробья подзорную трубу, — я тут из чувства справедливости. Джек Воробей внимательно посмотрел на старого друга, несколько раз кивнул и благодарно улыбнулся. — Ну что ж, тогда полный вперёд мистер Гиббс! — Есть, капитан! Тьма клубилась, замирала, расплывалась, тяжелела, удушала, отравляла, растворялась и обращала всё и вся в прах. «Чёрная Жемчужина», что была светлее этой призрачной темноты, на всех парусах устремилась точно навстречу мистической армаде. Моряки в шлюпке молчали под частое хлюпанье вёсел. Обломки кораблей в тишине шли ко дну и растворялись, его не достигая. Гектор Барбосса, уже готовый свести счёты с жизнью и ненавидящий себя за это, смотрел на стремительно летящий по волнам парусник, как на чудо, на полуночное видение, на то, что не могло быть реальностью даже на фоне адских кораблей. Уилл видел перед собой глаза Элизабет, слышал её спокойный голос с тщательно поддерживаемой уверенностью: «У вас получится, я верю», и это было последним, что от него осталось. А над мостиком «Жемчужины» настолько громко, насколько позволяли скованные страхом связки и запасы наглости, звучала задорная пиратская песнь. Отсчитывая последние ярды до бушприта тёмного корабля, капитан и его старпом пели всё громче, будто надеясь распугать всех, кто решит покушаться на их жизни. — Так выпьем чарку… — Пиратские голоса синхронно смолкли. Утлегари двух кораблей, как чудная аллюзия на клинки, скрестились. «Чёрная Жемчужина» проходила сквозь призрачный парусник — а он неминуемо двигался дальше. Фрегат переступал незримый барьер, погружался в мир, что прятался за туманом, как за стеклянным колпаком. За этой дымкой оставалась реальность, обретающие внезапный конец жизни, исчезало всё осязаемое и настоящее, подменялось блёклыми отражениями, совершенно безынтересными. Киль разрезал огненную воду, шипели борта о волны, сливаясь в унисон с сотнями голосов — шепчущих, молящих, взывающих, настойчивых в своём стремлении донести единственную истину, которая у каждого из них была своей. И теперь пепельный мрак был не на горизонте, а повсюду, кругом. Впереди сотканные из этого же мрака, но куда более тёмные и бездонные, чернели пустые глазницы и беззубая пасть. Из этой пасти расползался непроглядно-чёрный ядовитый туман и плети его тянулись по вскипающей поверхности моря. Джек с Гиббсом переглянулись. Капитан уверенно продолжил держать курс полный вперёд, прямо в дьявольскую глотку. Пасть словно бы что-то почувствовала и незримо двинулась навстречу. Голоса зазвучали громче, совершенно беспорядочно, с каждой секундой всё стремительнее обращаясь в шум прибоя у скал. — Славная выйдет история, а? — протолкнув в горле ком, через силу ухмыльнулся Джошами Гиббс. Джек Воробей кивнул и поочерёдно убирая пальцы со штурвала с улыбкой добавил: — Только бы нашлось, кому её рассказать. Порождениям тьмы тьма неведома. И свет не есть добро для тех, кто в ней рождён. Мрак отступает перед ночной темнотой, чтобы затем переродить её в сияние рассвета.***
— Капитан? Капитан, сэр, вы меня слышите? — Матросы грудились заинтересованной толпой за широким плечом боцмана. — Капитан? — Голос был грубый, совершенно неподходящий для болезненного пробуждения. Барбосса резко подорвался, отчего его протез звонко пристукнул по доскам палубы. Моросил лёгкий дождь. Во рту у шкипера было так же отвратно, как после недельной попойки. Команда зашуршала облегчёнными вздохами. — Где? — завертел головой Барбосса, стараясь заглянуть за фальшборт. Боцман кинулся на помощь. — Где «Жемчужина»? — тараща глаза требовательно спросил шкипер. — Исчезла, сэр, — ответил боцман. — И остальные тоже. Море слепило подёрнутые желтизной и раздражённые дымом глаза Гектора Барбоссы: солнце светило искоса, как-то неправильно. На лёгких волнах покачивались редкие обломки. Чуть поодаль, как два поплавка, прыгали над водой подтопленная шхуна и недобитый бриг. Резко очерченный лучами всё ещё неправильного солнца сквозь обломки к «Мести» крался «Летучий Голландец» — совсем не такой уж и внушительный, как раньше казалось Барбоссе. Шкипер проковылял к фальшборту, попутно поднимая с палубы истоптанную шляпу с общипанным пером. — «Поднявший меч от меча и погибнет», значит? — усмехнулся Барбосса, но как-то ненатурально, словно по привычке. Солнце висело слишком яркое для того смрада, что теперь умостился в свободной пиратской душе. Что-то горчило. Опустив глаза к прыгающему на ветру перу, Гектор Барбосса закачал головой и, взмахнув шляпой, криво улыбнулся: — Даже тут меня обставил, мерзавец!