Ее имя

Глядя ему в глаза, она еле заметно кивает и говорит: «Да». Он начинает ритуал. Он не спеша раздевает ее, не обращая внимания на грохот и вопли за стенами дома. Глухо дребезжат ставни на окнах, где-то что-то рушится… Слой за слоем к ее ногам ниспадают шелка: белый, алый, голубой. Она любит чистые цвета: они так подчеркивают безупречность ее кожи. Он проводит ладонями по ее телу, от ключиц до бедер. Он знает наизусть все изгибы и впадинки, ямочки над ягодицами и родинку под левой грудью. Знает, как она вздрогнет и рвано вздохнет, когда он потрет большим пальцем ее сосок. Ее грудь целиком скрывается в его ладони: вовсе не маленькая, многие женщины завистливо оборачиваются, когда она надевает открытые платья, но он-то может взять одной рукой увесистую дыню. Подаваясь навстречу прикосновениям, она едва слышно стонет, и он оглаживает ее живот, не знавший материнства, и спускается ниже, погружает пальцы во влагу ее лона. Она кусает губы и вскрикивает в такт его движениям и доносящимся снизу ударам: там выбивают дверь. Пусть. Время еще есть. Когда она ахает, содрогается и вытягивается струной в мучительном наслаждении, он произносит слово. Одно слово, и ее бархатная, как крыло бабочки, кожа становится гладкой, подобно слоновой кости, а вороная грива теряет краски, будто та же кость. Ее тепло расточается в воздухе, и высыхает влага, и тело удлиняется и истончается, а рот застывает приоткрытым — то ли в стоне удовольствия, то ли в крике отчаяния. Когда взрывается облаком каменной пыли и древесной щепы дверь, он поворачивается навстречу вошедшему. Оба они не успевают сказать и слова: под рукой вошедшего скользит ужом и врывается в комнату женщина, чьи волосы чернее ночи, а кожа нежнее бабочкиных крыльев, во всем подобная той, что еще несколько минут назад носила белые, алые и голубые шелка, лежащие теперь грудой на полу. Взгляд ее мечется по комнате и останавливается на жезле слоновой кости в его руке. Синие глаза мечут молнии. — Что ты сделал! — восклицает она, ее голос осип и огрубел от постоянного крика: она командует войском, она сыплет заклятьями, дерзкая и грозная — совсем не такая, как та, с кем она схожа лицом и телом. — Верни ее! Верни немедленно! Вошедший хмурится. Он невысок, но от его мощи стонут балки и перекрытия. — Ты проиграл, — говорит он. — Отмени заклятие, Бартелме. — Нет, — отвечает Бартелме Вояжский, один из величайших колдунов по сю сторону Моря Мук, и ухмыляется, крепче стискивая в руке жезл в форме женской фигуры, толщиной в его запястье. — Пути назад не существует. Она не достанется вам. Тебе, — он смотрит на того, кого уже теперь именуют Властелином, — и особенно тебе, — он переводит взгляд на ту, кого много лет назад знал под именем Ардат Сенджак. — Она моя и только моя. — Ревнивый дурак! — шипит Госпожа, сжимая кулаки; кажется, в глазах ее вскипают слезы. Властелин делает шаг вперед и воздевает руку к потолку. — И знаешь что? — скалится Бартелме в лицо Госпоже. — Когда я предложил ей такую судьбу, она сказала «да»! Он выставляет жезл перед собой, готовясь отражать заклятье Властелина. Тот могуществен, но и Бартелме никому еще не проигрывал боя. — А знаешь что, — медленно повторяет Госпожа, и голос ее вдруг делается таким же нежным и певучим, как у той, которая теперь останется с Бартелме до смерти и после нее, — ты ведь всю жизнь называл ее чужим именем! Она улыбается, легко и прохладно, точно как ее сестра, и Бартелме в мгновенной растерянности бросает взгляд на жезл: — Вера?.. Этого мига хватает, чтобы Властелин застал его врасплох. Позже, когда Властелин и Госпожа сплетаются в объятиях, выбрав для ночлега дом Бартелме — ныне Взятого, не помнящего ни собственного имени, ни многих других, — он спрашивает ее: — Ты думаешь, его жена не была Верой? — Понятия не имею, — стонет она, обнимая его ногами и подаваясь навстречу. — Мы и в детстве… путались, кто из нас кто… — Хитрая, дрянная девчонка, — удовлетворенно рычит Властелин, вбивая ее в пышное ложе, исторгая громкие крики из ее груди. Он не видит, как холодны синие глаза, когда она глядит в потолок над его плечом. Не один Бартелме всю жизнь называл жену чужим именем.