Шагая в темноту

Я существо — вот моя единственная неприятность. Жан-Поль Сартр

На часах около десяти вечера. Лучи теплого летнего солнца плавно, будто нехотя, сползают по железным, где-то давно проржавевшим, крышам домов центра города. Говорят, что Санкт-Петербург никогда не спит. Но в эту минуту те Двое готовы были поклясться, что время, должно быть, остановилось. Они сидели на самом краю крыши пятиэтажки, болтая ногами в воздухе и подставляя лицо мягким лучам и долгожданному холодному ветерку. Духота спала, и они могли вздохнуть полной грудью. На протяжении двух недель стояла жуткая жара. Порывы ветра поднимали клубы пыли и уносили в неизвестном направлении. Лучи обжигали не привыкшую к солнцу кожу, ветер беспорядочно путал волосы, а пыль оседала где-то в легких, вызывая жуткий кашель. Хоть на небе и не было ни облачка, оно все равно давило, душило такой странной и непривычной атмосферой. Люди старались не выходить на улицу, кондиционеры работали на всю мощность, а ЖКХ, должно быть, разбогатело благодаря счетам за воду. Но будто по календарю, июльская баня уступила место августовской прохладе. Он сидел, опустив голову и пытаясь разглядеть что-то в окне соседнего дома. Она встала и медленно, с разведенными по сторонам руками, пошла вдоль края крыши, будто канатоходец. Из открытого окна на фоне тихого гула телевизора послышался детский плач, надрывистый, безумно громкий. Послышались шарканье обуви и недовольный бубнеж женщины. Громкий мужской голос пробасил пару ругательств и вскоре затих, как и плач ребенка. Встряхнув головой, Он протер глаза и, устроившись у какого-то выступа поудобнее, кинул на Нее заинтересованный взгляд. А Она все так же продолжала ходить взад-вперед, слегка покачиваясь, но с каждым шагом все увереннее ставя ногу. Сумерки уже опустились на город, постепенно начал выключаться свет в окнах, оповещая о наступлении ночи. Он окинул взглядом город. Внизу красные огни машин, где-то вдалеке, у залива, полоса ярких желтых огоньков, точно очерчивающая линию горизонта. - Ты никогда не думала, что будет, если сделать шаг? — хриплым голосом спросил Он. Она остановилась в ступоре, и со все еще разведенными по сторонам руками оглянулась на Него. Ничего не говоря, Она села рядом в ожидании продолжения речи. - Просто сделать шаг. Порой я чувствую себя уже давно… мертвым? И с каждым новым разом эта апатия все растет и растет, и все сложнее уходит, вцепившись мне в душу, если от нее еще что-то осталось. Нет, даже не так. Я не чувствую себя живым. Ничего не чувствую, кроме банального существования, и от этого тошно. Помнишь, как Сартр писал… «Беспричинно все. Когда это до тебя доходит, тебя начинает мутить и все плывет…» А что, что если единственный способ почувствовать себя живым это умереть? Или быть на грани. И я просто представляю, как сделаю шаг. Как мое тело просто куском мяса полетит вниз, как распластается по асфальту в лужице крови. И начнется вся эта суматоха, кто-то вскрикнет, кого-то стошнит, кто-то судорожно будет набирать 112 на телефоне дрожащими руками, еле попадая на нужные цифры, кто-то просто поспешит побыстрее пройти мимо. А через несколько дней будут похороны. Народу будет немного, но они все будут жалеть. Еще немного позже, на поминках будут вспоминать мою жизнь. И вот тут загвоздка. А что вспоминать? Я же ничего не успел сделать. Какой смысл заканчивать жизнь, если ничего не испытал. Моя реальная история, без пустующих пробелов безделья и прожигания времени - она же невероятно коротка. Нечему пролетать перед глазами в последнюю секунду жизни. Я никогда не испытывал особо сильных эмоций, чувств. Да я банально никогда не любил. Я никогда не путешествовал дальше пригорода, не боялся до дрожи в коленях, не испытывал неимоверного счастья, что аж прыгать и хлопать в ладоши хочется, я просто существовал, я.. — А разве этого недостаточно? — Она проговорила тихо, но четко, плотно поджав губы. Взгляд был холоден, а руки вцепились в железный пласт крыши. — Разве это не заставляет жить? Желание испытать все это и намного большее? — брови на Ее лице поднялись в немом вопросе, а глаза предательски заблестели, — я не сделаю шаг, пока не испытаю все, что только можно. И только если я пойму, что все это чушь собачья, только тогда сделаю шаг. Он молчал. Просто молчал и смотрел вниз на уже затихающую ночную жизнь. — Слышала историю о выжившем самоубийце, прыгнувшем с моста? Который говорил, что в ту секунду полета все кажется таким ничтожным, будто покой приходит немного раньше нужного, и не остается уже никаких проблем… — Кроме того, что ты летишь с моста. Вымученная улыбка появилась на лице обоих, и эти Двое больше не сказали ни слова в ту ночь на самом краю крыши той пятиэтажки, болтая ногами в воздухе. Говорят, пути Господни неисповедимы. Тогда так ли необходимы те нужные слова в ту нужную минуту, если все предопределено? Уже прошло три дня, а молчание все так же висит невидимым напряжением между этими двумя. На часах около десяти вечера. Солнце светит ярче обычного, посылая лучи багряно-красного цвета, отчего небо стало какого-то кровавого цвета. Говорят, что Санкт-Петербург никогда не спит. Но в эту минуту для Него время остановилось. Он сделал шаг.