***
Через полторы недели они оба стояли в келье Всеведенья, и с тихим ужасом смотрели на картину, представшую перед их взором. Немного отойдя от шока, Даламар тихо и обречённо пробормотал, пытаясь оправдаться: — Шалафи, я же не знал, что он не прочтёт дальше первых трёх слов. Но Карамон продолжал кричать что-то про юный клён.Часть 1
28 сентября 2018 г. в 22:43
С недавнего времени в обязанности Даламара стала входить, помимо всего, регулярная проверка писем, посланных в Башню. Их было больше, чем ожидал увидеть ученик нелюдимого чёрного мага. Однако значительная часть писем представляла собой бесполезные бумажки: жители Палантаса, маги Вайрета и остальные неравнодушные существа присылали угрозы (иногда настолько забавные, что Даламар завёл специальную полку под них — на память) или мольбы о помощи. Ничто из этого шалафи и его ученика не волновало, и занятие казалось бесполезным. Потому эльф первое время заподозрил, что таким образом Рейстлин попросту решил отвлечь сующего нос куда не следует ученика. Но после стали попадаться и интересные письма, стоящие драгоценного времени Даламара. Это были уведомления торговцев об обнаружении ценных или редких книг и артефактов; иногда приходили и личные письма от друзей и знакомых шалафи. Такие конверты эльф старался не вскрывать и сразу же передавал учителю — на случай, если в письме говорится о чём-то важном.
Эта обязанность облегчала эльфу жизнь. Отправлять регулярные письма Конклаву стало проще, потому как больше не нужно было искать предлога для выхода в город, вызова голубя... Но в то же время Даламара грызло чувство вины, благодарность за оказанное доверие и горечь от того, что он это доверие не оправдывает. Вполне было возможно и то, что шалафи прекрасно знает о письмах, отсылаемых в Вайрет, и новое поручение — лишь забавное представление для него.
— Ученик? — слегка вскинул брови маг, намекая, что молчание длилось дольше, чем того требовало приличие.
Даламар протянул не слишком аккуратно запечатанный и подписанный неровным почерком конверт, золотые пальцы на какое-то мгновение коснулись его собственных.
— Твой брат пишет. Я не рискнул распечатывать, — доложил он. Лицо Рейстлина на мгновение исказила гримаса неприязни, едва тот завидел оборот письма. Читал шалафи по диагонали, явно без какой-либо заинтересованности, и Даламар даже не смог угадать содержимое письма. Через несколько секунд учитель вернул конверт.
— Нет брата у меня, — прозвучало резко и жёстко. Эльф бегло посмотрел в написанное, но так и не определил, что не понравилось шалафи. — Так и напиши.
Не решившийся перечить Рейстлину, хоть и сильно озадаченный, Даламар молча подчинился: не стоило задавать вопросы, когда шалафи был раздражён. Эльф притянул к себе перо с чернильницей и, увидев, что учитель совершенно невозмутимо продолжил писать что-то в своей книге, быстрым взглядом окинул ещё раз пухлые кривые буквы. Как и ожидалось, ошибок здесь было больше даже, чем у Даламара, когда тот только начал осваивать язык после изгнания. Но ничем другим письмо не выделялось. Брат шалафи в порыве чувств решил написать какие-то глупости и, видно, даже не перечитывал, отправляя.
Даламар старательно выводил последнее продиктованное слово, когда раздался тихий уставший голос:
— И ниже: «пока ты не выучишь грамматику, Карамон», — хмыкнул маг. Эльф едва не вздохнул от облечения: не мог ведь шалафи быть настолько чёрствым, чтобы отречься от брата! Рейстлин, глядя в противоположную стену, задумчиво добавил: — И пока не перестанет пить, как последний бродяга.
Только после этих слов Даламар понял, почему не мог определить горький запах, исходящий от бумаги. Гномья водка.
— У меня не получится ниже, шалафи, — ответил Даламар, глядя на свой крупный, хоть и по-эльфийски витиеватый почерк.
— Можешь где-нибудь в ином месте, если так хочется, — усмехнулся шалафи и небрежно махнул рукой, отпуская ученика. — И исправь ошибки, какие найдёшь. Потом покажешь.
Даламар кивнул, слабо улыбнувшись. Когда-то шалафи сам исправлял ему ошибки в записях, долго и терпеливо объясняя каждую правку. Сейчас, видимо, решил проверить эффективность своих уроков.
Дописать получилось только на обороте пергамента, иначе вышло бы мелко и некрасиво. Шалафи на это только фыркнул и сказал запечатать письмо в тот же конверт.