Из сотен повестей солдата

Сегодняшний летний день был одним из тех, когда хотелось уехать самому, с друзьями или родственниками в путешествие, на какие-либо курорты или попросту прогуляться в центре и по прилегающим к нему улицам небольшого городка, наслаждаясь ясной безоблачной погодой и открывающимися иногда видами на леса и равнины, что расстелились ярко зелёной пеленой аж до самого горизонта. Хотя не все предпочитали длительные прогулки. Всем живущим рядом вполне хватало места во дворе, вне зависимости от возраста человека. На сделанных местным мастером лавочках можно было заметить по паре, а иногда по три и более старушек, болтающих о всяком разном, от своих домашних хлопот до обсуждения всего происходящего в мире в общем и в стране в частности, хотя нередко эти беседы были ворчливого тона, а на самом дворе разыгрывались многочисленные, бывало, даже не шуточные игры в футбол между мальчишками. Случалось, что сюда приходили с других дворов и проводились матчи за титул лучшей команды, хотя все взрослые понимали, что дети просто развлекаются. — Я попал! Попал! — крикнул кто-то из ребят, размахивая отломанной веткой, что походила на пистолет. Его лицо было окрашено в такие оттенки красного, что его можно было перепутать со спелым помидором. Оперевшись на стену дома, за которой пару минут назад прятался, он смахнул с лица пот и уставился вверх, в небо. Вскоре к нему начали подходить с разных сторон ещё трое мальчишек, у которых в руках виднелись похожие и не очень ветки. — А ты докажи, что попал. Я-то этого не видел. — с небольшой ухмылкой на лице сказал один из подошедших, опустив вниз свою длинную ветку, похожую на старинную винтовку. Как и остальные из собравшихся, он тоже достаточно активно провёл несколько предшествующих минут и, как ни странно, не собирался останавливаться. Ему хотелось продолжить игру, поэтому известие о том, что в него попали, его полностью не устраивало. Благо ещё двое мальчишек могли ему в этом помочь. В результате недолгого, но ярого спора парнишка, что некогда стоял спиной к стене, надув щёки от недовольства и будто ещё больше покраснев, выкинул в сторону палку и пошёл к одной из скамеек, что были недавно сделаны местным мастером для этого двора. Настроение было хуже некуда, поэтому желание играть во что-либо другое бесследно исчезло, хотелось вылить всю злость от несправедливости, но парнишка прекрасно понимал, что в случае драки может стать только хуже.  — Не злись, будет ещё повод, — прозвучал спокойный голос сверху, отчего он резко поднял голову и встретился с пустыми, блекло-серыми глазами, выражавшими полное спокойствие и некую заботливость. На бледном лице, которое, как ни странно, не покрылось многочисленными морщинами старческих лет, виднелась слабая, но искренняя улыбка, а короткая стрижка ещё не потерявших цвет светлых волос еле-еле проглядывалась под серой шляпой. Это был дядюшка Фридрих. Похоже, он опять решил прогуляться по городу в своём уже давно выцвевшем чёрном кителе, больше походившем на пальто, и шляпе, которой, как поговаривали мальчишки во дворе, лет больше, чем им всем. — Я слышал, на площади разместилась ярмарка, не хочешь пойти туда?  — Правда? — не сразу поверив сказанному, спросил мальчик, забыв обо всей своей злобе, а когда всё подтвердилось кивком и небольшим рассказом о том, что старику удалось увидеть и услышать там, на молодом лице удивление сменилось широкой улыбкой и неким блеском в глазах. — Спасибо, дядюшка Фридрих! Фридрих не убирал улыбки с лица, наблюдая, как парнишка быстро забегает в один из домов, откуда после с таким же радостным лицом выходит вместе со своей матерью, молодой женщиной в летнем белом платье, после чего уходит вдаль, в конце скрываясь за поворотом. Старику было легче на душе, когда он видел и понимал, что с его действиями чаще появляется счастье у других людей. Как же ему хотелось, чтобы это было бы всю его жизнь. На мгновение его улыбка исчезла с лица, а взгляд медленно пополз вверх, остановившись на чистом голубом небе, которое не могло скрыть ни одно из облаков. Когда-то его взгляд встречался лишь с серым или покрытым непроглядным дымом небом. Когда-то давно, но порой кажется, что это было будто вчера, так свежи эти воспоминания. И где-то вдалеке словно доносятся крики и возгласы… голоса давно минувших дней. Закрыв глаза и шумно выдохнув, Фридрих опустил голову, разворачиваясь в сторону, куда изначально собирался — домой. По пути к своему дому он, встречая знакомых, возвращал свою улыбку и, поздоровавшись, перекидывался парой фраз в диалогах ни о чём. Зайдя в дом, старик снова выдохнул, снимая свои китель и шляпу, после расположив их там, где они и ожидали следующей прогулки своего хозяина. Переобувшись в домашние тапочки, он покинул не блещущий красотой гардероб, деревянные стены которого были окрашены в светло-синие тона, и направился в сторону гостиной, где смог с удобством сесть на диван, закрыв глаза и с такой же небольшой улыбкой понимая, как же порой хорош отдых и покой. Но долгому отдыху не суждено было сбыться: послышался звонок в дверь, после которого Фридрих, с парой вздохов и немного недовольным лицом, отправился встречать новых гостей. Кем оказалась молодая девушка в лёгкой кожаной куртке с карманами на груди, серых классических брюках и шляпе-федоре; из-под шляпы выглядывали светлые волосы, а на старика глядели яркие голубые глаза; перед тем как открыть дверь, Фридрих через дверной глазок заметил, что девушка волнуется, но когда они встретились лицом к лицу, она стала намного увереннее, хоть и не избавилась от волнения полностью.  — Господин Фридрих? Здравствуйте, я Аннели Майер. Мы познакомились на одном из мероприятий, посвящённых победе в Большой Европейской войне, помните? — представилась девушка. Старик вспомнил — когда-то он договорился с ней о том, чтобы рассказать о прошедшей войне для документального сюжета. Что же, в планах на сегодняшний день вроде как ничего не было, да и оставлять гостью у порога не хотелось, так что после приглашения войти в дом девушка, провозившись пару секунд в гардеробе, пошла за хозяином дома в гостиную, попутно осматривая некий минимализм в стенах этого дома, где, казалось, было лишь самое нужное по части мебели. В самой гостиной были один диван да два кресла, расположенные напротив, один книжный шкаф да стол посередине, который будто завершал некий образ места, где проводятся различные беседы, обсуждения и дискуссии, хотя здесь, вполне возможно, появляются различные небольшие игры, например, в карты. Бросался в глаза камин, расположившись напротив которого, наверное, можно погрузиться в свои мысли и размышления. А ведь когда-то Аннели тоже хотела в своём доме камин, рядом с которым она могла сидеть вечерами и мечтать о всяком разном, но, увы, ей не повезло, да и после с работой пришлось забыть о хоть каком-то отдыхе дома. Приняв предложение старика сесть в одно из кресел, Аннели достала из своей сумочки блокнот с ручкой и, собравшись с мыслями, решила продолжить беседу. — Что же, вы знаете, зачем я здесь, так что не считаю нужным растягивать время. Ах да, для работы это вряд ли понадобится, но мне бы хотелось послушать именно вашу историю, ведь вы удивляете многих тем, что смогли пережить столько тяжёлых моментов в нашей стране. И… Если что-то будет слишком тяжёлым для вас, не стоит рассказывать, я всё пойму.  — Как скажете. — вернув свою слабую улыбку, ответил Фридрих, встав с дивана и подойдя к шкафу, из которого достал нечто, что через пару мгновений оказалось старинным фотоальбомом. Бережно открыв его, он на секунду закрыл глаза, скорее всего собирая все нахлынувшие воспоминания в кучу, после чего его рука мелкой дрожью медленно прошлась по, наверное, самой старой фотографии, лишь чудом дошедшей до наших дней. На ней были изображены на фоне голой стены два человека: молодая девушка в лёгком кружевном платье с белой шляпкой и подросток со светлыми, почти белыми волосами и серыми глазами, внимательно смотрящими в сторону фотографа, снимающего эту картину. На секунду Аннели показалось, что на глазах старика мелькнули слёзы. — Нет… Я попробую рассказать вам всё, иначе вы мало что поймёте.

***

На небольшой городок опустилась непроглядная ночь, погрузив эти восточные края королевства Ирлеми во тьму. Почти все жители, за исключением нескольких утихомиренных пьяниц возле местного кабака, в данный момент разошлись по своим домам и спокойно спали, перед сном выстраивая догадки и размышления, каким же будет следующий день и что их в этом дне ждёт. В одном двухэтажном домике, коих здесь было большое количество, жила молодая семья, которая не отличалась от других. На втором этаже, в детской, молодой парнишка со светлыми волосами пытался заснуть, уставив свои серые глаза в белый деревянный потолок, хоть эти попытки и были тщетными. Вместо этого он размышлял, размышлял обо всём. Различные мысли заполоняли его, не давая покоя, отчего он уже несколько раз переворачивался с боку на бок. Чтобы отвлечься, парень стал изучать тёмную комнату, однако в итоге остановился взглядом на семейной фотографии. На ней был он сам в раннем детстве, рядом сидела с улыбкой, которая казалась ему одной из лучших, если не самой лучшей, его мама, а позади… а позади, сделав из себя оловянного солдатика, с уверенным лицом стоял папа. Парень на пару мгновений прикрыл глаза. Уже примерно месяц как в стране началась гражданская война, которая развилась из революции, и уже полмесяца как его отец, солдат императорской армии, отправился на, как он сам говорил, этот фронт. Вот бы папа вернулся… С ним было так весело… Но что-то неизвестное появилось среди ночной тишины. Оно было похоже на слабый хлопок, который парнишка пропустил мимо ушей, хотя до него этот звук дошёл. И если бы он знал, что это такое… Внезапно весь дом заходил ходуном, а со стороны улицы послышался мощный грохот, отчего все стёкла в виде мелкой крошки влетели в сторону детской, хотя парня не задело.  — Мам? — первое, что смог произнести он, когда, наконец, отошёл от того состояния, которое не позволило ему сдвинуться с места или пошевельнуться. Снаружи вроде как всё стихло, но страх не давал покоя, заставляя оставаться на своём месте и не двигаться. Тишина, что уже начинала звенеть в ушах, прервалась новыми хлопками, которые ещё больше напугали ребёнка. И снова на улице раздался грохот, вселяя страх и ужас, а несколько больших досок, находившихся где-то в стене, громко растрескались. — Мама?!  — Я здесь! — донёсся из дверного проёма женский голос, который был тем немногим, что смогло успокоить парня, после чего его взору предстала его мама с растрёпанными золотистыми волосами в одной ночнушке, в глазах которой читался такой же страх, как и у него. Пару мгновений, и она уже прижимала его к себе, не скрывая своих слёз, и, не останавливаясь и будто не сдерживаясь, говорила без умолку. — Слава богу, ты жив… Родной мой… Господи… Господи, что же здесь происходит… Но очередной грохот прервал её слова, полные страха и непонимания, заставив быстро думать, как же выбраться из сложившейся ситуации. Буквально вылетев из детской, где стены стали покрываться трещинами, а в некоторых местах уже разрушаться, они сбежали вниз по лестнице, прикрываясь руками от падающих на них оторванных кусочков некогда мощных брёвен, держащих на себе потолок. И вот он — выход, всего лишь в паре шагов от них, казалось бы, до него можно было даже достать рукой. Но выйти из дома суждено было лишь одному... Парень услышал рядом с собой чей-то крик, а когда повернулся в ту сторону, то застыл на месте — его мать придавило мощным бревном, отчего она не могла выбраться сама. Его пронзило то самое чувство, которое было с ним в детской, отчего он не смог даже пошевельнуться.  — Иди… — подняв свой взгляд на сына, смогла сказать его мама, что помогло вывести паренька из этого странного состояния, после которого он попытался стащить упавшую на неё тяжесть. Но все попытки в итоге становились тщетными. Вокруг матери всё увеличивалось странное тёмно-красное пятно, а грохот не собирался уходить полностью, отчего все стены вокруг покрывались всё новыми трещинами и будто лопались от нарастающего напряжения, отправляя всё новые щепки в сторону паренька. Тут в дом вбежал незнакомый мужчина, который, судя по лицу, тоже был напуган. Сперва он кинулся помочь мальчику, но как только увидел то пятно, стал оттаскивать парня ближе к выходу под его крики. — Иди… Род… ной… Взгляд парнишки помутнел, отчего он видел лишь размытые отрывки происходящего: бегающие вокруг люди, загоревшиеся дома, запах гари и клубы дыма, крики… Всё это будто стало отдаляться, становясь всё тише и тише, а глаза медленно закрывались, отправляя во тьму, где помимо всего шума был слышен слабый женский голос, с которым ему совсем не хотелось расставаться. Придти в себя ему удалось лишь тогда, когда его погрузили на повозку, так как он был без сознания, и вместе с теми, кто сейчас находился рядом, давно покинул разрушенный, горящий городок, который оставлял упоминание о себе лишь горящими и почерневшими руинами. Оглядевшись, мальчик заметил, что эту большую колонну сопровождают солдаты, которых он видел в городе и которые, по слухам, расположились недалеко от самого города. И судя по дороге и местному пейзажу, хоть и не сразу, но стало понятно, что они направляются в сторону более крупного города — Хендельдорфа.

***

 — Значит, вам досталось с самого детства? — закончив последнее предложение точкой и на секунду отложив блокнот в сторону, спросила Аннели. Она чувствовала с начала рассказа некую напряжённость в этой комнате, однако же после того, как Фридрих поднял на неё глаза, невольно отвернулась от него, не решившись ещё раз встречаться с ним взглядом. — Простите.  — Ничего, — будто успокоив внутри себя непонятное чувство и выдохнув, ответил он, вернувшись к изучению фотографий в альбоме. — Хм… Дальше идут фотографии из школы, хотя кое-что лично для меня пропущено. Это время подарило мне отличного друга на всю жизнь, однако же заставило усомниться в некоторых вещах. Я… Я расскажу об этом, а уж потом дойду и до школьных дней. Думаю, если вас заинтересует, можете записать некоторые заметки о том, что творилось до Большой Европейской войны.

***

Возиться с появившимися беспризорниками никто не собирался, так что молодого парнишку, для окончательного решения расспросив парочку людей, которые приехали из разрушенного городка вместе с ним, отправили в близлежащий детский дом, коим оказалось не очень большое одноэтажное здание. Зелёная краска давно потеряла свою яркость и начала отслаиваться от неё, а немного сгнившие двери сильно скрипели при каждом движении. Внутри же атмосфера забытого места тоже чувствовалась, хотя краска бежевого цвета не слезала под различными предлогами. Проводив парня до кабинета - в нём хозяйничала женщина, внешний вид которой явно указывал на возраст - двое солдат быстро направились в сторону выхода, оставив его на произвол судьбы в этих стенах. - И как же зовут нашего новенького? - наконец оторвавшись от разбора различных бумаг, спросила старуха, бросив свой взгляд на мальчишку и достав из многочисленных выдвижных ящиков повидавшую многое тетрадь с записями и ручку. Ответ не заставил себя долго ждать, отчего она без всяких эмоций стала записывать новую информацию - Фридрих Нойманн, десяти лет от роду, прибыл из небольшого городка Нойсланд, чудом выжил при обстреле города, но потерял мать, об отце ничего не известно. Посмотрев на полученные записи и кивнув, возможно, самой себе, старуха снова вернула свой взгляд на мальчика. - Что же, давай знакомиться - я Альберта, главная в этом доме. Все свои усилия стараюсь направить на ваше благополучие, ведь вам сильно достаётся в это неспокойное время. Ох, будь эти користы неладны... Ну да чего болтать попусту, пойдём, я определю тебя в одну из групп. После того, как они вышли из кабинета, главная отправила за собой Фридриха направо по коридору, а на его расхождении повернула налево, где через буквально пару шагов взору открылись несколько деревянных дверей. Как оказалось, старуха взяла с собой ту тетрадь с записями, так как в данный момент что-то бубнила себе под нос, держа её в руках и иногда поглядывая на двери. В итоге, проворчав про то, что больше не стоит принимать детей, она подозвала Фридриха к последней двери, которая открыла проход в небольшое помещение. В нём находились две двухэтажные кровати, причём почти все места были заняты. Из-за того, что дверь громко скрипнула, все спящие здесь ребята неохотно проснулись и недовольно уставились на пришедших сюда людей. Без всяких представлений старуха подтолкнула парнишку, после чего закрыла дверь, оставив его наедине с недовольными ребятами. Хотя разбираться никто не хотел, предпочитая сейчас сон, от которого их оторвали, так что Фридриху только и оставалось, что подойти к свободной кровати и, сняв ненужную сейчас одежду и расположившись поудобнее, заснуть, тем более как только он лёг, ему сразу захотелось спать. Его снова поглотила тьма, сквозь которую увидеть хоть что-то было совершенно невозможно. Фридрих ощущал всё своё тело, но разглядеть собственные руки было очень сложно, так как они почти полностью сливались с абсолютно чёрным нечто, что заполнило это место. Так как больше здесь заняться было нечем, он решил прогуляться куда глаза глядят, да и то местная картина всё не менялась. Но вот нечто новое появилось здесь, и в первую очередь Фридрих узнал об этом по запаху - пахло чем-то горелым... или сгоревшим. Пару мгновений спустя впереди тускло и размыто виднелось нечто жёлтое, порой переливающееся с тонами красного или оранжевого. Это очень заинтересовало парня, благодаря чему он ускорил шаг, пытаясь понять, что же здесь происходит. Вскоре он перешёл на бег, потому что стал слышать чей-то голос, коим оказался... голос мамы?! Он был тихим и будто шептал, просил идти. Фридрих пытался бежать как можно быстрее, чтобы добежать до неё, старался изо всех сил, но заветное пятно во тьме слабо приближалось к нему. Неожиданностью стали несколько хлопков где-то вдали, из-за которых он будто разрывался внутри перед выбором - бежать дальше или же остановиться, не желая двигаться. Но Фридрих быстро подавил странное чувство, вернувшись к тому темпу, с которым бежал ранее, однако же его попытки были жалкими. Над ухом что-то просвистело, после чего позади раздался страшный грохот, который он так старался забыть. Но ни он, ни два последующих таких же не смогли сломить решимость паренька добраться до голоса матери, который неустанно твердил ему идти, что и было его стимулом. Но кто-то решил оборвать это, так как что-то прилетело прямо перед ним, раздался оглушительный грохот и нечто мощное не только остановило Фридриха, но и откинуло его назад, отправив обратно во тьму.

***

- Эх... Однажды, когда мне в очередной раз приснился этот кошмар, я поймал себя на мысли, что мама хотела отгородить своё родное дитя от всего того ужаса... но я направлялся прямо к нему в лапы, - после небольшой паузы сказал Фридрих, чем снова заставил Аннели отвлечься от работы в блокноте. В комнате повисла небольшая пауза, тишину которой нарушал лишь слабый шум с улицы. - Знаете, я тут подумала... Как вам кажется, сон был для вас вещим? - прервав наконец тягостную паузу, спросила она, будто озвучивая свои мысли вслух. Её удивил ответ, что этот сон оказался частично таким, каким она его назвала. Неожиданно в горле пересохло, из-за чего Аннели спросила, где здесь можно попить воды. Старик ушёл в другое помещение, откуда вернулся уже с графином воды и двумя стеклянными стаканами, также добавив, что ему самому захотелось воды. Закончив с этим маленьким делом, они вернулись к рассказу.

***

После подобных сновидений Фридрих быстро проснулся, также обнаружив, что со лба стекает что-то холодное. Как оказалось, на улице уже давно рассвело, солнце освещало небольшую спальню, оставляя на стенах солнечных зайчиков, а те, кто здесь спал, уже куда-то ушли. - Что, родители приснились? - раздался сверху чей-то голос, отреагировав на который, Фридрих увидел мальчишку в зелёной полосатой майке, которую немного закрывали подтяжки со штанов, имевших парочку карманов. Каштановые волосы были взлохмачены, хотя из-за короткой стрижки не могли хоть как-то закрыть лицо, а необычно яркие зелёные глаза изучали взглядом новенького в здешних стенах. - Да... Н-Но как ты узнал? - спросил Фридрих, не отойдя ещё от этого кошмара и потому не совсем понимая, откуда этот незнакомый ему парень знает об этом. Незнакомец же ухмыльнулся, потянулся к лестнице, по которой спустя секунду-другую слез, а после сел на кровать, стоящую напротив. - Всё просто - я тоже потерял своих родителей... многие здесь их потеряли. - ответил он, уставившись в окно, где многое указывало на мирную и спокойную жизнь, будто и не было всего того, что творилось вокруг, понурив голову при последних словах, где также чувствовалась печаль в его голосе. Однако же после на его лице быстро восстановилось то настроение, с которым он начинал разговор. - Меня Генрих зовут, будем знакомы. Тебе ещё повезло - скоро нас позовут на завтрак. Почему повезло? Всё просто - если тебя не было на завтраке, можешь даже и не просить что-нибудь до обеда. Словно подтверждая слова Генриха, живот Фридриха предательски заурчал, отчего один немного отвернулся и сморщился от недовольства, а второй снова хмыкнул, после чего последовало предложение отправиться в столовую, ответ на которое был очевиден для обоих. Пройдя по коридорам, где они успели повстречать как Альберту, так и пару других заметно более молодых воспитательниц, их взору предстала столовая, которая представляла из себя не самое большое помещение с несколькими столами и стульями, где отличительной чертой являлось то, что кухня была отделена небольшой стенкой, хотя назвать её полноценной не получалось. Было хорошо слышно и видно, как кухарка вместе со своим помощником быстрым темпом двигается от одного места до другого, где-то подготавливая ложки и вилки, где-то перекладывая еду в тарелки, где-то оставляя их уже готовыми для последующей подачи детям. Как оказалось, те двое, что спали в той же комнате, что и Фридрих, уже стояли в сторонке, дожидаясь, пока для них освободиться место. Проблема столовой заключалась в том, что она была рассчитана на десять человек, однако же с началом гражданской войны уже многие люди пострадали, да и беспризорников становилось всё больше. Как рассказал Генрих, когда-то некоторые помещения в этом здании имели другое предназначение, однако не были заполненными, а уж когда всё началось, то наспех были сооружены спальни и в этом детдоме числятся двадцать молодых ребят, которые в том или ином случае оказались здесь. - А вот и места появились... - будто высказывая свои мысли вслух, сказал Генрих, после чего кивком указал на один из столов, который только-только стали освобождать. Фридрих и двое других не стали тянуть время и сразу же отправились за ним. Дальше стала известна одна хитрость - если всем встать за едой, которую сейчас подавала кухарка, стол могут занять, но если хотя бы двое останутся сидеть, то место останется за ними. Действовали так - двое неизвестных Фридриху парней решили по одиночке забрать сегодняшний завтрак, коим оказалась пшенная каша вместе со стаканом чая. Вскоре Фридрих, при поддержке Генриха, тоже взял себе завтрак и направился к столу, где их уже дожидались остальные. - Так, вроде все... Ну, приятного аппетита всем. Как их учили родители, говорить с набитым ртом было не принято, да и большинство тем были такими, о которых вспоминать совершенно не хотелось, так что весь завтрак съели молча. Обстановка была спокойной, но после прихода новых детей случился конфликт: новоприбывшие требовали освободить для них стол, хотя, вроде как, сидевшие за этим столом ещё не закончили. Смотря на всё это, Генрих вместе со своими знакомыми лишь невесело хмыкнул, после чего направился в сторону кухарки, дабы сдать оставшуюся после еды посуду ей. Фридриху оставалось лишь последовать их примеру. Когда они выходили из столовой, ему хотелось понять, кто же это был, но у остальных были такие мрачные лица, что он не решился. - Хм... Генрих, а что за парень был там, в столовой? Который больше всех требовал? - вернулся к своему вопросу Фридрих, когда они находились в своей комнате, занимаясь каждый своим делом или просто отдыхая. Он всё не мог понять, чем же тот парень мог запомниться: - рыжие волосы, наглые карие глаза, оборванные в некоторых местах полосатая футболка и штаны рабочего, державшиеся лишь с помощью изодранного ремня. Будь дело у него в городке, ему бы показалось, что он видит оборванца из бедной семьи. - Йозеф... - задумчиво протянул Генрих, уставившись в одну известную лишь ему точку в окне, через которое можно было увидеть надвигающие тучи, предвещающие дождь, а возможно даже грозу, отчего все, кроме Фридриха, понурили головы, на лицах которых выразилось некое печальное состояние. Глядя на вопросительное выражение лица Фридриха, Генрих, вновь хмыкнув, устроился поудобнее. - Да уж, интересная история. Познакомились мы с ним давно - его родители, как и мои, работали на одном из заводов здесь, в Хендельдорфе. Что интересно, они были беженцами, пытались уйти от гражданской войны где-то в далёкой стране. Я вместе с моими родителями сочувствовал их участи и порой, в свободное время, мы пытались помочь им. Если бы мы знали, что будет дальше... Как оказалось, эта семейка была переполнена наглыми людьми, ставящими в приоритет лишь свои жизни. И однажды нам стало понятно, что это уже не люди, это твари, и если начнёшь им помогать, то они станут требовать всё больше и больше. Но вот однажды они перестарались - люди в открытую либо их игнорировали, либо прогоняли. Очередь дошла до нас. Хех, видели бы вы их лица, просящие помощи... Но наши двери были уже закрыты... Фридрих, хочу дать тебе совет - если тебя так или иначе интересует какой-либо человек - не спеши с действиями, изучи всё, что можешь. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь повторял моих ошибок... - Я понял. - также задумавшись и глядя сквозь стекло на улицу, с невесёлым выражением лица ответил Фридрих. Раньше в Нойсланде он не замечал чего-то такого, что ныне видит сейчас. В городке царила умиротворённая атмосфера: многие друг друга знали и, в случае чего, могли помочь в делах, а проблемы бывали лишь по пустяковым причинам, которые через пару минут быстро пропадали. Но прошлого уже не вернёшь, как бы того ни хотелось, оставаясь лишь с тем, что видишь вокруг себя. Вот только все эти почерневшие тучи, двигающиеся в нашем направлении, разрушенные здания, напоминающие об уничтоженном доме, люди, что с самой ночи и по сей момент идут вглубь города, на лицах которых, кроме печали, злости и горя, мало что можно увидеть... От всего этого внутри становится тяжелее, силы будто понемногу покидают тело, и желание принимать не то что новый день - новый час всё больше исчезает. Из раздумий вывел неожиданно появившийся в дверях парень, сообщивший, что скоро начнётся урок, отчего почти все находящиеся в комнате, вздохнув, слезли с кроватей и направились к выходу, а Генрих жестом руки позвал Фридриха, чтобы он пошёл за ним. Так как больше ничего не оставалось, да и ничего не делать, лёжа или сидя на кровати, начало надоедать, все прошлись по коридорам здания, пару раз свернув, после чего остановились у одной из немногочисленных дверей, на которой была небольшая табличка с именем - Гертруда Кауфман. Несколько секунд все восемь человек, стояли в нерешительности, однако после один, шумно выдохнув, потянулся к ручке и, приоткрыв немного дверь, спросил разрешения войти, на что получил положительный ответ от, судя по голосу, молодой девушки. Фридриху предстала картина с несколькими столами и стульями, явно сделанными кустарным методом из первых попавшихся на глаза досок. Как оказалось позже, это называлось классом, где он будет учиться. Когда-то давно мама задумывалась об обучении Фридриха, отчего после в доме стали появляться разные учителя, нанятые, либо просто решившиеся помочь в этом деле, имеющие как знания, так и опыт. Отец говорил, что подобное поможет ему в будущем, да и было то там всего ничего. Тогда Фридрих не любил, когда его отвлекали от прогулок по городу или игр с другими мальчишками какими-то странными, монотонными, как ему в те времена казалось, делами. Но сейчас... сейчас это дело он встречает с лицом, полным безразличия ко всему происходящему. Как будто там, в сгоревшем родном доме остался тот паренёк, что, не то что с радостью, а хотя бы с какими-нибудь эмоциями встречал все свои дни. Он перевёл взгляд со столов и стульев на своего, похоже, нового учителя, коим была молодая девушка, одетая в жакет серого цвета с короткими рукавами и классические чёрные брюки. Золотистые волосы спадали до плеч, а тёмно-карие глаза вкупе с общей мимикой выражали небольшое недовольство, где очень уместной добавленной деталью было бы ворчание. - А, так ты тот новенький? Представься, пожалуйста. - выделив из общей толпы Фридриха, попросила она, добавив к своему недовольству толику удивления и заинтересованности. Дальше последовал вопрос о возможном обучении на дому, на который был дан положительный ответ. Девушка кивнула и предложила Фридриху сесть на одно из свободных мест. Недолго думая, Фридрих выбрал то место, которое находилось рядом со столом, за которым сидел Генрих. - Итак, сегодня мы будем закреплять прошедшие на прошлом уроке знания практической работой - вы просто перепишите текст с листов, которые я вам сейчас выдам. Несколько минут ожидания, и на столе у каждого ребёнка лежит по два листка и перьевая ручка с чернильницей. Как только учитель занял своё место за столом и, кивнув, дал знак начинать работу, все восемь учеников уткнулись в листки, изучая выданный им тёкст, с которым немного позднее придётся работать. Текст был небольшим, явно созданным на печатной машинке, и содержал в себе слова, напоминающие Фридриху нечто знакомое:

"Я, гражданин Користской Республики Ирлеми, всегда готов помочь рабочим и крестьянам в достижении свободы и равенства всех народов в нашей стране. Я имею право голоса и голосования, так как в нашей стране желание народа является высшей ценностью и самым важным моментом."

- Такое ощущение, что я читаю присягу. - донеслись тихие слова от Генриха, будто бы он высказал свои мысли вслух, и тут Фридрих понял, что же это ему напоминало. Однажды, когда отцу таки удалось отправиться в свой родной дом, его встретили с такой радостью, что это осталось в памяти, наверное, у каждого из членов семьи. Когда с первыми минутами встречи, наполненными нескрываемой радостью, и подготовкой к праздничному ужину было покончено, за столом одна за другой появлялись истории со службы в императорской армии. В основном они были о его сослуживцах, которые, несмотря на различия в характерах или интересах, стали ему как родные братья, и он был готов стоять горой за них, а они - за него. Тогда-то он и рассказал Фридриху о такой вещи, как присяга, мол, с ней ты даёшь обязательства перед своей страной. И сейчас на листке, получается, написана эта самая присяга? Хотя перед кем даются эти обязательства, о которых давным-давно рассказывал ему отец? Перед этой Гертрудой? Перед теми, кто сейчас сам работает над этими словами? Да и нужно ли Фридриху быть частью тех користов, о которых всё больше вспоминаешь с неким отвращением и сомнением? - Генрих, почему ты не пишешь? - видимо, заметив что-то неладное, спросила Гертруда, показав некую озабоченность в голосе, хотя на её лице можно легко было прочесть напряжение, объяснение которому пока не появлялось. Как оказалось, оно появилось чуть позже - когда Генрих заявил, что не собирается писать это, учитель сильно возмутился, после чего встал из-за стола и направился к нему, попутно просматривая работы других учеников. Судя по немного меняющемуся выражению лица, многие, на кого упал взгляд, увлеклись работой и не собирались отвлекаться. Недолго думая, Фридрих тоже уткнулся в лист с переписываемым текстом, благо кое-что он всё-таки переписал, после чего его вместе с работой быстро окинули взглядом, но, похоже, так и не обнаружив вещей, к которым можно было бы придраться, лишь неслышно фыркнули и обратили всё своё внимание на человека, сидящего рядом. А там началось нечто такое, куда не хотелось смотреть совершенно, дабы не схлопотать лишний раз - было слышно, что Генрих упорно стоит на своём, несмотря на все восклицания учителя, в которых было слышно далеко не самое приятное мнение о нём, после которого в ход пошли, в некотором смысле, угрозы. В итоге, в очередной раз несильно стукнув кулаком по столу, Гертруда направилась к выходу в коридор. - Всё, моё терпение лопнуло, Генрих! Сейчас я позову директрису... О, госпожа Альберта! Мне нужна ваша помощь. Представляете, Генрих не хочет выполнять данное ему задание лишь из-за своих хотелок! - А можно поподробнее... - судя по лицу, серьёзно задумавшись над данным вопросом, попросила Альберта, после чего, с разрешения от одного из учеников, чьё рабочее место оказалось ближе всех, взяла листок с набранным текстом и стала его изучать. Каково же было её удивление, когда она увидела эти не совсем понятные Фридриху строки. - Вы что, совсем с ума сошли?! Как такое можно давать детям?! И потом вы ещё удивляетесь, почему некоторые чуть ли не ненавидят вас? Вам ещё повезло, что вы работаете только с детьми - я даже боюсь представить, что с вами сделали бы взрослые люди. Дети, урок окончен! Решив не испытывать терпение директрисы, все быстрым темпом удалились из класса, отправившись дальше по своим комнатам, хотя на выходе Фридрих заметил, что у многих на лице появилась улыбка и некое облегчение. Немного замедлившись, до него донеслось заявление Альберты, что этого несостоявшегося учителя больше не будет в этом доме. Хорошо это или плохо, Фридрих не знал и не мог понять. Но вероятность попасть под взор рассерженной директрисы явно ничего хорошего не сулила, так что за пару минут, правда немного запутавшись в коридорах, он добрался до своей комнаты, где уже сидели все остальные. - О, так вот ты где. Нам как-то не довелось раньше познакомиться. Зови меня просто Карл, - донёсся откуда-то сверху голос. Его владелец глядел на Фридриха своими ярко-голубыми глазами с неким интересом, делая приветливое выражение лица, отчасти закрытого тёмными волосами. Одет он был в белую клетчатую рубашку, на которой виднелись несколько пятен, и мешковатые штаны цвета хаки, к которым были прикреплены подтяжки. - Если будут проблемы с написанием чего-либо, то обращайся - я в этих делах уже давно. - Альфред. - донеслось с другой стороны, и человек, что вклинился в этот диалог, явно был не самым общительным. Он был одет в серую рубашку без каких либо узоров, а вместо мешковатых штанов были серые, или даже чёрные брюки. Когда же этот парень на пару секунд посмотрел в сторону остальных, взору предстало немного сморщившееся недовольное лицо, карие глаза подтверждали его настроение. Решив вернуться в прежнее положение, он закрыл лицо ладонью и тихо вздохнул, наверное раздумывая о чём-то своём. Когда участники диалога непонимающе уставились на него и он это заметил, Альфред снова вздохнул, что-то буркнув нечленораздельное. - На охоте особо не поболтаешь. Да и в последнее время мне всё больше стала нравиться тишина. - Вот и познакомились. Будем надеяться, что мы найдём общий язык. - подытожил этот разговор Генрих, устраиваясь поудобнее в своей кровати. Недолго думая, Фридрих тоже лёг на кровать, уставившись наверх и расслабившись. Разговаривать особо не хотелось, а вот пищи для размышлений было хоть отбавляй. За достаточно короткий промежуток времени ему довелось побывать на своего рода уроке, прервавшемся из-за текста, который, судя по мнению директрисы, не должен находится у детей, да ещё и учителя, что подготовил это задание, выгнали отсюда за такие дела. Хотя всё чаще в голове начал появляться вопрос - А ведь действительно, зачем давать детям то, что может напомнить им об их утрате, от которой жизнь если не ломается полностью, так сильно меняет человека и его характер? Исходя из собственного горького опыта, Фридрих всё ещё не понимал, как такое может приходить людям в голову. Ему даже сложно было представить это в чём-то другом. Будто... Будто если бы незнакомый человек убил почти всю семью, оставив в живых лишь ребёнка, а после, спустя время, этот же самый человек предложил бы ребёнку новую семью. Но глубоким рассуждениям и поискам ответов на появившиеся вопросы, похоже, не суждено было продолжаться. - Ребят, я тут недавно слышал, что користы завтра придут в город. Незнаю, будет ли бой... В общем, будьте готовы ко всему. Осознавая не самую хорошую ситуацию на данный момент, остальные с мрачными лицами согласились с ним. Все четверо понимали, что кому-то, возможно, не удастся сбежать из этих стен, которые с лёгкостью могут стать его могилой. Им не хотелось вспоминать тот свист и грохот, которые в пару мгновений превращали их родные дома в сплошные руины и отнимали у них самых близких людей, но мысль о том, что от этого кошмара наяву им, похоже, не удастся сбежать, всё не давала покоя. В остальном же весь день проходил как обычно, по крайней мере, это видели все, кроме Фридриха, который появился здесь совсем недавно. Кто-то гулял по коридорам, убивая время и нахлынувшую скуку, кто-то отправился на улицу, где на небольшом дворике договорились сыграть в какую-нибудь игру, а кто-то находился в комнатах, предпочитая тишину, спокойствие и книгу вместо шумной компании. В какой-то мере всё проходило даже тихо и спокойно, и в столовой, когда подходило время обеда или ужина, не было каких-либо ссор или перепалок, из-за которых, порой, все немного напрягались, готовясь к тому, что могут попасть под раздачу. Под конец дня все четверо отправились в свою комнату, уже чувствуя некую усталость, от которой хотелось поскорее избавиться путём сна, тем более у Фридриха и Альфреда начали понемногу закрываться глаза. Однако же всем было и интересно и страшно ждать следующего дня, ведь кто знает, что преподнесёт этот самый день. Всех пугала неизвестность, за которой могла прятаться их смерть. В этот раз сон у Фридриха, к его радости, был без тех сновидений, которые пугали его не меньше реальности. Вместо них была та же сплошная тьма, в которой он всё никак не мог что-либо разглядеть. Да и сам сон будто длился несколько минут, хотя прошло намного больше времени. Кончалось же это пустое сновидение чётким ощущением, что кто-то интенсивно дёргает его за плечо, дополняя это ещё, как оказалось, и голосом. С неохотой открыв глаза, Фридрих увидел обеспокоенное лицо Генриха, который то и дело поглядывал в сторону окна. Ответа на вопрос "В чём дело?" не последовало, так что его пришлось искать в том месте, что так привлекало внимание остальных. Когда же он разглядел происходящее за оконным стеклом, остатки сна как рукой сняло, чьё место заняли удивление и непонимание происходящего. По ещё чудом уцелевшей асфальтовой дороге, на фоне разрушенных зданий устало маршировали користы, которых, как узнал Фридрих позже, можно было отличить по еле заметным с их ракурса красным воротникам на шинелях. В их строю были видны простые люди разных возрастов, одетые, в основном, в рабочую одежду, которые пытались не развалить строй, хотя общая усталость давала о себе знать. У многих были заметны красные пятна либо на самих шинелях, либо на белых тряпках, скорее всего сделанных из разорванной одежды. Смотря на их лица, в голове мелькали мысли не попадаться им лишний раз на глаза. Все, находившиеся в комнате, совсем не ожидали такого развития событий, отчего не решались двинуться, завороженно наблюдая за происходящим. Но, судя по всему, больше всего эта картина удивила Генриха, который даже пытался что-то сказать, но от такой неожиданности не мог то ли подобрать нужных слов, то ли собраться с мыслями, отчего он лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Мотнув головой, Генрих выбежал из комнаты, чем сильно удивил оставшихся в комнате. Никто не мог понять, что же творилось у него в голове. Карл предложил отправиться за ним, ведь не хватало ещё такого безумного поступка, чтобы он выбежал прямо к користам, а ведь всем было известно его мнение об этих людях. Фридрих решил присоединится, также удивившись безразличию Альфреда, после чего двое друзей Генриха пошли по коридорам, в первую очередь к выходу, спрашивая встречавшихся на их пути ребят, мало ли кто мог его увидеть. Чем больше они двигались вперёд и спрашивали остальных, тем меньше становилось их желание добраться поскорее к выходу. Как оказалось, Генрих со своим непонимающим выражением лица ходил по комнатам, спрашивая находящихся в них ребят лишь один вопрос - неужели город сдали без боя? Кто-то отвечал, что не знает последних новостей и удивлён не меньше, но большинство отвечало, что имперские войска действительно отдали користам город. Реакция Генриха не заставляла себя ждать - с его лица всё не сходил непонимание, но постепенно это лицо становилось всё мрачнее и мрачнее. Некоторые говорили, что он даже отправился к Альберте, мол, она точно должна знать, и тут особых сомнений в определённом ответе у Карла и Фридриха не было. Внезапно Карл остановился, чем удивил Фридриха не меньше происходящего вокруг, и, прислонившись к стенке, крепко задумался, хотя раздумье было не таким уж и долгим. Он заявил, что Генрих может прятаться где-нибудь на чердаке. Само собой, взрослые не любят, когда кто-нибудь забирается в это место, но остановить детский интерес сложно, так что многие знают про это место, и Генрих не стал исключением. Согласившись с предложением отвести Фридриха туда, Карл пошёл в сторону, где предположительно находился тот, кого они искали. Когда они повернули за очередной угол коридоров, их взору предстала деревянная лестница, поставленная аккурат к люку в крыше, которая не оставляла каких-либо сомнений - на чердаке лежат вещи, до которых особо нет дела, так что взрослых здесь быть не должно. Взобравшись наверх, они не сразу сориентировались на чердаке из-за поглотившей всё темноты, но как только их глаза немного привыкли, то стало видно, что вокруг стоит множество коробок, покрытые немаленьким слоем пыли, среди которых… сидел Генрих, прижавшись к стене и подтянув колени к животу и лицу, тем самым закрываясь от окружающего его пространства. Был слышен его тихий голос, однако разобрать слова не представлялось возможным. Когда Карл окликнул Генриха, тот лишь вяло поднял свою голову в сторону голоса, после чего обратно уткнулся ей в колени, погружаясь в свои собственные, скорее всего не самые приятные для него рассуждения. – Город без боя взяли… - тихо сказал он, когда его двое друзей подошли поближе, после чего снова спрятался за коленками, не особо желая продолжать эту дискуссию или начинать новый разговор, чем озадачил Карла и Фридриха. Они оба стали звать его обратно в комнату, однако все попытки приводили к неутешительным результатам. Неожиданно Фридриху показалось, что нечто в одной из коробок блеснуло, отражая солнечный свет. Пока Карл безуспешно пытался достучаться до Генриха, который не менял своего положения, всё также закрываясь от всего остального, Фридрих решил разобраться, что же это было. Добравшись до коробки и чуть не чихнув от собравшейся в этом месте пыли, он достал оттуда прямоугольную раму с многочисленными узорами, внутри которой через стекло можно было разглядеть портрет молодой женщины, смотрящей куда-то вдаль. Фотография была чёрно-белой, однако это не мешало Фридриху почувствовать в этом силуэте нечто знакомое, что с каждой секундой будто согревало душу. Тут он понял, что эта девушка была немного похожа на его мать, которая всегда оставляла в его душе что-нибудь хорошее и тёплое. – Генрих, - всё ещё не отрывая своего взгляда от этой фотографии, с неким спокойствием в голосе позвал Фридрих своего друга, который, вместе с Карлом, непонимающе уставился на него. Аккуратно вернув раму с фотографией на место, он начал свой небольшой монолог, попутно приближаясь к ним двоим и протягивая руку, точно предлагая свою помощь. - Совсем недавно, будто вчера, я потерял самого дорогого для себя человека. И когда желание ждать новый день всё уменьшалось, я встретил молодого парня, у которого была такая же трагедия, однако он всё ещё держал улыбку на своём лице. Со временем мы стали хорошими друзьями. И теперь я вижу похожую ситуацию, вот только меня не покидает чувство, что с кем-то точно поменялся местами… Ладно, хватит прелюдий - Генрих, ты нужен нам. Мне даже представлять не хочется, что может произойти без твоей поддержки.

***

– С тех пор мы стали, пожалуй, лучшими друзьями, которые готовы были поддержать друг друга в любую минуту. По крайней мере, в моей памяти вбитыми оказались похожие слова. - усмехнувшись и немного откинувшись на диване, видимо, вспоминая те хорошие для него дни, рассказывал Фридрих, пока его собеседница лишь внимательно слушала этот рассказ. – И долго же вы там были? - возможно, желая немного забежать вперёд, спросила Аннели, чего старик не сразу понял. - А… Всмысле, в том детском доме? – А, вы про это… два года, - разобравшись с данным непонимаем и успокоившись, ответил Фридрих, вернувшись к рассмотрению фотографий в старом альбоме. Добравшись, видимо, до школьных лет, он остановился и, похоже, не мог оторвать глаз от фотографии, сделанной в младшей школе. - Те дни пролетали один за другим, не представляя чего-то особенного. Так, день за днём, неделя за неделей... С того случая прошло два года, и в тот день моя жизнь сильно изменилась. Пришла она - моя будущая сестра и, в какой-то мере, моя опора. Но до тех событий ещё далеко…

***

То был один из многочисленных однообразных дней, которые всё время шли один за другим, не принося толком ничего нового, отчего единственным спасением для Фридриха от часто настигающей скуки становились различные игры, весёлые и забавные истории и, порой, даже проделки, к счастью всё-таки не создающие каких бы то ни было серьёзных проблем, что проходили в кругу его новых друзей. По времени уже давно остался позади завтрак и скоро должна была прийти пора обеда, чего некоторые из ребят здесь ждали больше всего. Сейчас Фридрих находился на небольшом дворе, где искал последних двух своих друзей, которых он ещё не нашёл, играя вместе с ними в прятки, а точнее Альфреда и Генриха. Карл был найден почти сразу же после начала поисков, так как привлекал внимание других детей, что не могло не радовать того, кто искал. А вот с остальными приходилось туго - они оба умудрялись почти не шуметь прямо у него под носом, причём больше всего в этом отличился Альфред, от которого, когда он водил, вообще не было шансов где-либо спрятаться. И ведь он не сразу давал понять, что тебя нашли - когда подходил вплотную, якобы изучал место в поисках, а потом, будто не найдя необходимого, начинал уходить, но после резко появлялся прямо перед тобой, оставляя тебя в непонимании и проигравшим. Здесь было достаточно много кустов, за которыми или в которых можно было спрятаться, хотя лишний шум мог привлечь внимание воды, и несколько коробок, различающихся по размеру, которые поставили рядом с дверью, ведущей прямо на кухню. Однако никто не использовал эти коробки, чтобы спрятаться, ведь того, кто решился отсидеться там, довольно быстро находили. Фридрих решил не спешить с нахождением оставшихся игроков на этой площадке, напряжённо думая, где же их стоит искать, отчего со стороны выглядел так, будто хотел просматривать через кусты. Долго пришлось бы ему стоять на этом месте и с таким выражением лица, или же он решился бы отправиться на поиски - ответа на данный вопрос так и не появится. А причиной тому был прибежавший мальчишка, оповестивший о том, чтобы все шли к Альберте. Как только паренёк скрылся за дверным проёмом, Фридрих, немного подумав и печально вздохнув, согласился со своим поражением и сказал чтобы они выходили. Однако лишь на слова о том, что они победили, из кустов в дальнем углу дворика вышли те самые Генрих и Альфред, сияя своей победоносной улыбкой перед водой, который уже направлялся в сторону входа. Наконец парни добрались до кабинета, где уже успели собраться все двадцать ребят, хотя нет, уже восемнадцать. Дело в том, что как только грохот и пламя гражданской войны стали уходить всё дальше от Хендельдорфа, то неравнодушные люди и семьи, которым было, к сожалению, не суждено иметь собственных детей, приходили в подобные детские дома и забирали в свой дом детей. В это место уже успели придти несколько молодых пар, но Фридрих всё ещё был здесь, да и он сам не думал о том, чтобы попасть в новую семью. Да ещё и то, что какая-то незнакомка станет заменять его родную мать... Лишь однажды подумав об этом, Фридрих понурил голову и словно потерял свои силы, после чего, когда его друзья отвлекли от этого тяжёлого воспоминания, решил больше не возвращаться к этой теме. Тем временем Альберта, открыв дверь главного входа и появившись здесь, увидела, что все в сборе, и жестом позвала за собой, что практически незамедлительно сделали дети. Оказавшись по ту сторону входа в здание, они выстроились своеобразным полукругом, чтобы всех было видно тому, кто пришёл кого-то забрать. Ими оказались молодые люди, мужчина и женщина, он был одет в белую, немного потерявшую свою яркость рубашку и коричневые брюки, а она - в летнее лёгкое платье жёлтого цвета и с небольшой жёлтой шляпкой, сделанной вручную, он, словно оловянный солдатик, стоял смирно и своими карими глазами неторопливо осматривал собравшихся здесь, а она не скрывала в своих глазах, зелёный цвет которых Фридрих видел впервые, заинтересованность в происходящем. Хотя больше всего внимания собирала на себе девочка, одетая в однотонную синюю блузку с небольшой шляпкой на голове, которая плохо закрывала золотистые волосы, а её ярко-голубые глаза увлечённо, с нескрываемым интересом двигались из стороны в сторону. В голове появлялась странная ассоциация с вещью, из-за чего нависшее хмурое настроение слегка было подпорчено, а идея о том, что именно он станет тем, за кем пришли эти незнакомые люди, была отброшена в самый дальний ящик. Тем временем уже немного разочаровавшаяся в предложенном выборе девочка подобралась ближе к Фридриху и, остановившись взглядом на нём, примерно на минуту остановилась, раздумывая о чём-то своём. Ему было всё равно, ведь этот итог, как ему казалось, повторил бы предыдущие, отчего он смотрел на неё своими серыми глазами, лишёнными каких-либо чувств, будь то радость или же злость, а она, тем не менее, отвечала на подобное искренной заинтересованностью. Как только девочка стала двигаться дальше и продолжать свои поиски, Фридрих лишь выдохнул и чуть-чуть опустил вниз голову - похоже его дни здесь продолжаются. Немного позабыв про гостей и задумавшись над тем, что же ему вместе с друзьями делать дальше, он не сразу отреагировал на то, что она быстро вернулась к нему и, подтянув за руку, вытащила его из общего ряда. Фридриха, пока он непонимающими глазами смотрел то на девочку вместе с мужчиной и женщиной, то на остальных ребят, обняли за шею, уже, похоже, принимая за родного человека. От всего происходящего ему было непонятно - радоваться ли или же сожалеть. Одно было точно известно - теперь его жизнь изменится.

***

Фридрих двигался немного позади тех, кого уже мог называть своей новой семьёй, однако всё ещё не решался на подобное, попутно глядя на многочисленные небольшие дома, которые могли немного похвастаться своими яркими стенами, хотя чёрные следы, оставленные после немногочисленных боёв, ещё можно было заметить. Как ни странно, на улице кроме них было замечено от силы несколько человек, скорее всего двигающихся по своим делам, хотя задать вопрос, отчего здесь так мало людей, если в том же Нойсланде их было видно заметно больше, он не решился. Из-за угла по проезжей части, гудя своим мотором и выпуская еле заметный пар из своей направленной вверх трубы, выехал небольшой, на половину заполненный автобус, своими формами отдалённо напоминая Фридриху паровоз, что однажды довелось видеть в парке развлечений, когда... Дальше воспоминания захотелось как можно скорее забыть. Идея снова возвращаться к горю была самой плохой, а показывать другим слёзы нельзя, ведь он пообещал отцу. Тем временем автобус неспешно проехал рядом с ними, скрывшись за их спинами и заявляя оттуда лишь своим частым пыхтением и гулом мотора. - А вот и наш дом. - вытащив Фридриха из собственных мыслей, сказал мужчина, приближаясь к очередному двухэтажному зданию, зелёные стены которого уже не имели чёрных пятен чего-то сгоревшего, как и недавно уложенная черепица, находящаяся на крыше. Дверь в сам дом не имела какого либо рисунка или узора, однако, после того, как её открыли с помощью ключа, сложно было не заметить её внушительную толщину.

***

- Вот значит как... - остановившись и выдохнув от проделываемой работы, после же придерживая ручку и блокнот одновременно одним пальцем, задумчиво сказала Аннели. Повисла небольшая пауза, в ходе которой она думала о сказанном и том, каково было в те времена, однако в итоге лишь закрыла глаза и, выдохнув, решила прервать свои размышления. - Знаете... Мой дед, когда я была маленькой, рассказывал о подобном по памяти, ведь об этом говорил его отец. Ему сильно запомнились слова о радостных лицах детей, что видели приближающихся взрослых к детским домам, хотя для него, как и мне, не совсем были понятны эти истории. А уж когда он повзрослел... И, если честно... Я всё ещё не могу представить себя в то время, что бы я тогда делала, какие решения принимала... Простите, я отвлеклась. Давайте продолжим.

***