Тёмно-синие цветы: Корона проклятых

      Время после битвы за Ланту не остановилось, продолжая нестись вперёд семимильными шагами. Казалось бы, вот ещё вчера ночью я плакала Фениксу в плечо, разрываясь от чувств, а вот я уже отметила своё пятнадцатилетие на Моби Дике, который пару раз в год всё-таки причаливал к маленькому райскому острову недалеко от Ред Лайна.       Здания, сгоревшие в пожаре битвы, восстанавливались с поразительной скоростью, и очень быстро я заподозрила, что дома тут строят из ДСП и пенопласта. Ну не может быть такого, чтобы здание мэрии, сгоревшее почти дотла, воздвигли за месяц! Или может?.. Эх, понимать логику этого мира всё ещё было сложновато для меня.       С Фениксом мне логика тоже не всегда помогала, отключаясь в самые неподходящие моменты. Многие на Ланте (да и на Моби Дике, что уж там), очевидно, подозревали, что между нами теплились некие отношения, которые многие обозначали для себя как «пират и его наложница», или же «они спят», что, впрочем, отличалось друг от друга только формулировками. Было ли это на самом деле? Сказать сложно, так как технически мы всё-таки спали друг с другом, но несколько в ином плане, нежели думают люди. Когда команде это всё-таки надоело, нас с Фениксом заперли в тесной каморке, заставляя обсуждать наши отношения.       — А зачем, я так и не поняла? — тупо спрашивала я у двери, за которой сидел, подпирая деревяшку собой, Виста.       — Границы обозначьте, дурни! — рявкнул он нам.       Зачем, мне никто так и не ответил, к слову. Внятно, по крайней мере.       Нет, мы, конечно, обсудили, что думаем на этот счёт, и даже постарались взглянуть со стороны, но пришли к несколько иным выводам, нежели команда. Всё было точно так же, как и раньше, что вызывало вой и скулёж, однако, теперь мы хотя бы осознавали, что чувствовали друг к другу.       Обожание, щенячий восторг, доверие и, даже, в какой-то степени, любовь.       Однако воспринимали мы друг друга всё же чуть по-разному. Он видел перед собой девчонку, к которой рвались все его инстинкты и чувства, стремясь защитить и оградить от странных вывертов этого мира, я видела в нём мужчину, который был частью моей души, которая по нелепой случайности отделена. Вполне возможно, когда-нибудь наши странные отношения таки довели бы нас до точки невозврата, но ни он, ни я не хотели быть кем-то большим для друг друга, чем мы были сейчас. Не знаю, почему так выходило, но что-то в моей душе всё же не могло принять Марко именно как нечто вполне себе из плоти и крови. Но я, пообещав себе подумать над этой проблемой, если уж действительно станет невтерпёж, тему закрыла. Далёкие от возлюбленных, и ближе друг к другу, чем самые крепкие пары. Ирония судьбы? Возможно.       «Больше, чем любовь», — выразилась как-то Леночка, глядя на то, как Марко всюду таскает меня то за спиной, то на ручках.       Может быть, так оно и было.       Ровным счётом, ничего в наших отношениях не поменялось. Он был моим самым близким человеком в этом мире, частью меня, моей души, оплотом разума и каменной стеной безопасности, самым тёплым и надёжным мужчиной, который только мог быть. А выходить за рамки столь необычной "дружбы" мы не собирались и так.       — Ладно, сойдёт, — махнул рукой на это Сатч, который сидел за общим столом с перевязанным бинтами телом и кушал только пюре да каши.       Вот уж о чём, так об убийстве Тичем накама я не забывала, и когда однажды кок приволок из неких ебеней дьявольский фрукт, опознанный Чёрной Бородой как Ями-Ями но ми, всё моё естество взвыло раненой псиной, и на несколько дней я буквально переселилась на Моби Дик, всё так же ночуя в каюте старпома и бдя.       Бдила не зря, так как уже через неделю нашла окровавленного Сатча в кладовой, где милый сердцу кок до этого весело стругал картошку. Повара оперативно прооперировали медсестрички, сделали переливание крови, и ещё недели две он очухивался от нападения, питаясь мягкой пищей и, иногда, куриным паштетом, который я на досуге забацала по рецепту своего покойного дедушки Андрея. Томить, кто же так вероломно напал на накама со спины и спёр фрукт Сатч не стал, называя имя Тича и вызывая горение пятой точки у небезызвестного принца, который уже на следующий день двинулся по следу Чёрной Бороды. Засранца не остановил даже капитан.       Феникс после этого случая ещё некоторое время подозрительно поглядывал на меня, очевидно, помня мою нелюбовь к Маршаллу, однако объяснить внятно я ситуацию не смогла.       — Блин, Марко, пожалуйста, не спрашивай меня об этом, так как мне бы очень не хотелось врать тебе, хорошо, солнце? — тыкалась я носом в его плечо, лёжа на его груди в коконе из одеял.       — А без вранья тут не сможешь? — спросил меня Феникс, перелистывая страничку смоченными в слюне пальцами, и, видя яростное мотание головой, отстал.       На острове Портгас теперь появлялся нечасто, однако, едва появляясь, начинал неистово тренировать меня, теперь всерьёз становясь параноиком и боясь, что я не смогу в какой-то момент защитить себя.       — Ягура, пойми, малышка, ты очень дорога всем нам, и как-то не слишком хочется потом выкупать тебя у работорговцев и убивать всех, кто узнает о твоей чешуйчатой сути, зайка. Так что повтори-ка Хосенку*.       И я снова, и снова повторяла свою магию, сосредотачивая энергию в огненные шары на невидимой орбите вокруг меня, чтобы использовать их как щит и оружие одновременно. Сложно, затратно, но действенно. Да и красиво, что уж тут сказать.       Приёмов у меня, несмотря на достаточно имбовый фрукт, было немного, и всё больше в драках я их использовала редко, либо забывая их названия, либо концентрируясь и выдавая нечто невразумительное, но сильное. Именно таким образом я, кстати, создала пару классных, действительно зрелищных техник.       Иногда, каюсь, из-за них я впадала в состояние берсерка, однако чётки, вовремя впихиваемые ребятами (пока они их окончательно не намотали на мою руку в качестве своеобразного браслета), ситуацию сглаживали магическим образом. Изредка я даже могла контролировать это, но с переменным успехом. Феникс, единожды увидев это моё состояние, строго настрого приказал мне накручивать себя на эмоции разве что в совсем безнадёжных ситуациях, либо он выкрутит мне уши и хвост.       К тому, что я почти всё время провожу в гибридной форме, или же оставляю в человеческой внешности элементы нагов, он привык достаточно быстро, первое время лишь странно реагируя на мои слишком заострённые зубы или бьющий во все стороны хвост.       — Ты так на демонов похожа, — немного смято проговорил мне Феникс, теперь защищающий свою шею и бока волей Вооружения, когда я забывала убирать излишнюю клыкастость и по привычке кусала его.       Ощущения были такими, словно я попыталась куснуть гранит и металл одновременно, хотя солоноватый привкус пришёлся мне по душе, о чём я, конечно, никогда ему не скажу.       Тренировки с Изо и Дрейком, который уплыл примерно через недели две после битвы, тоже дали свои плоды, и мало-по-малому я училась пускать электричество по руке без вреда для самой себя, так как некоторые неприятные ощущения всё же присутствовали при эксплуатации. А в книге об этом не предупреждали, черти! С ускорением, кстати, всё было чуть лучше, так как гонять по телу энергию было легче, да и неприятных ощущений от молний было значительно меньше.       — Ты же рыбочеловек, — поджимал губы Изо, ударами кисеру подравнивая мои стойки, — Внутри твоя регенерация значительно выше. Да встань ты прямо, в конце концов!       Я корчила страдальческую мордашку, но всё же слушалась, получая трубкой по темечку уже для профилактики. Поговаривают, именно удары этой волшебной палочки на корабле Белоуса несут +100 к просветлению и бафф «Ускоренное понимание». Для поддержания эффекта Изо никогда не скупился на магию.       Потом прошёл и шестнадцатый мой День Рождения, в который я, впервые нажравшись в этом мире, не удержавшись, переспала с милашкой Эйсом. Отношений между нами это не испортило, а я была не настолько сентиментальной личностью, чтобы плакать над потерянной невинностью. Я ведь, в конце концов, была подростком, в котором бушевали гормоны!       — Так сильно чесалось, что ли? — для проформы поинтересовался Марко, заживляя небольшие царапины и громадные синяки на бёдрах.       — Ага, — предельно честно ответила я.       — И ты снова это повторишь, да?       — Естественно.       Так и повелось. Все были довольны, все были счастливы, а меня и Портгаса, кроме невероятно крепкой дружбы и тайны моего попаданства, которую он нагло подслушал ещё в Ишгаре, связала ещё и ниточка любовных отношений, которые, впрочем, долго не продержались, и расстались мы вполне удовлетворённые друг другом.       Примерно через месяц после этого, чуть подумав, я таки начала встречаться с Лисой, которая сидела у всех белоусовцах уже в печенках со своей твердолобостью и настойчивостью. Однако и тут я долго не продержалась, так как очень быстро я поняла, что красивые накаченные спины, острые кадыки и крепкие мужские плечи на мягкие и соблазнительные формы йуных дев я не променяю никогда. Расставание вышло громким и очень слезливым со стороны Лалисы, которая вскоре после этого уволилась и, по слухам, забеременела от лантийца, у которого имелась неестественная для местных бледная кожа, красивые голубые глаза и кудрявые волосы цвета воронова крыла. Изредка мы с ней встречались в продуктовых магазинах, а так же она иногда заходила в наш клуб-кафе, которое за два с половиной года стало одним из лучших на этом острове благодаря своим музыкальным шоу, высококлассной кухне и милым персоналом.       Благодаря также нашему делу и приличным чаевым, которые иногда оставляли неравнодушные посетители, у меня накопилось достаточно средств, что бы жить на пару с Фениксом около трёх лет, в ус не дуя, однако потратить я их собиралась на нечто другое. Замену милой зайке Лалисе мы нашли быстро, и стала ей одна из медсестричек Белоуса, которая решила отойти от пиратства и пожить в райском уголке. Мариам была весёлой девушкой лет двадцати трёх с пепельными волосами и задорными серыми глазами, которые постоянно искрились от счастья, которое девушка выпускала из себя огромными волнами. Уж я то, как сирена, это видела.       Совершенно нежданно-негаданно, в какой-то момент, когда я медитировала, я вдруг поняла, что видеть и слышать песни души людей мне стало легче, равно как и напевать их, из-за чего моя популярность на Моби Дике возросла, так как услышать свои души внезапно захотели многие. К моему удивлению, такую же просьбу я однажды услышала и от Белоуса.       — Ягура, — да, теперь я стала Ягурой, а не просто соплёй или несносной Шинджу, — спой-ка мне, маленькая сирена.       И я спела. Совершенно детскую, несколько наивно-мечтательную песню, в которой слышались голоса множества китов и моря. Отчего-то текли слёзы, а звёзды лишь мигали над нашими головами, отражаясь в тихом, без единой волны море. Где-то на фоне вспыхивали ярко огни громкого смеха и пиратских песен, которые семья пела после ужина прямо на камбузе, а мы, лишь я и капитан, сидели на пустой палубе, хранившей жизни множества маленьких душ, и слушали, как песня души этого великого человека отражается от зеркальных вод Гранд Лайна.       — Вы нашли то, что искали? — тихо спросила я у пирата, смотрящего вдаль как-то печально, с лёгким оттенком ностальгии в глазах.       Эдвард Ньюгейт, также известный, как Белая Борода, Белоус и сильнейший человек на планете, по-мальчишески улыбнулся и тряхнул головой, а я будто бы наяву увидела его золотые кудри, выбивающиеся из-под черной банданы.       — Да. Семью. ***       Вы слышали, как поют киты?       Я бродила по скалистому берегу Ланты, куда всё ещё не решались идти местные жители, боясь ветров и волн. На большом валуне, привалившись к стене грота, разложился на лоскутном пледе Феникс, почитывающий сейчас очередной томик поэзии.       Начало весны на скалистом берегу ознаменовалась оживлением жизни меж скал. Невидимое человеческому глазу течение колыхало блестящие полупрозрачные анемоны всех видов и расцветок, скрывающие в себе стайку перламутровых морских коньков, по песчаному дну, покрывающему каменистую основу, ползали крабы, таская в небольшие норки непонятные веточки и случайные растения, а среди травянисто-зелёных водорослей то и дело сновал планктон пёстрых расцветок. Маленький, бесконечно прекрасных мирок, скрытый от любопытных змей и неистовых волн плотной каменной стеной. Жизнь естественного аквариума настолько захватила меня, что я не сразу поняла, что около меня уже сидит Феникс, с таким же детским любопытством рассматривающий скалистый мирок.       Крупная на фоне прочего планктона рыбка, имеющая плоскую форму и синие полосочки, вдруг неожиданно подплыла к синему анемону, начиная наворачивать круги вокруг и будто бы кого-то зазывая.       — Это ты! — радостно ткнула я пальцев в рыбку, слушая тихий смех Марко.       — А это ты.       Феникс вновь захихикал, наблюдая, как из зарослей анемонов сонно выплывает маленькая синяя сопля вдвое меньше жёлтой рыбки. Я тоже захихикала, глядя на то, как малышка пристраивается под боком у большого брата, а потом, уже вместе плывут по своим важным рыбьим делам.       — И правда я, — согласилась я, с нежностью глядя на улыбающегося Феникса.       Потом мы устроили небольшой пикничок на том самом валуне, где чуть не сдуло ветром наш лоскутный плед, один из двух, которые я сшила из поносившихся моих и Марко футболок. Зажевали тарелку бутербродов, выпили целый термос душистого отвара шиповника вместо чая, почитали вслух стихи.       — О, Марко, а я знаю, какой стих ты точно не слышал! — весело прищурилась я, задирая пятки к небу и ощущая тёплый ветер.       — Йой, таких не бывает, — смешливо покачал головой Феникс, наблюдая за моим лицом. — Или ты только что его придумала.       Я расхохоталась.       — Ну, такой стих я точно придумать не смогла бы, солнце.       Я прокашлялась и, глядя на поднявшего к небу глаза Феникса, начала:       — Глаза полузакрыв, как сладко слушать шепот Едва звенящего ручья И в вечном полусне внимать невнятный ропот Изжитой сказки бытия. И грезить, и дремать, и грезить в неге сонной, Как тот янтарный мягкий свет, Что медлит в высоте над миррой благовонной Как будто много-много лет. Отдавшись ласковой и сладостной печали, Вкушая лотос день за днем, Следить, как ластится волна в лазурной дали, Курчавясь пеной и огнем. И видеть в памяти утраченные лица, Как сон, как образ неживой, — Навек поблекшие, как стертая гробница, Полузаросшая травой… Есть музыка, чей вздох нежнее упадает, ‎Чем лепестки отцветших роз, Нежнее, чем роса, когда она блистает, ‎Роняя слёзы на утёс; Нежней, чем падает на землю свет зарницы, ‎Когда за морем спит гроза, Нежней, чем падают усталые ресницы ‎На утомлённые глаза; Есть музыка, чей вздох как сладкая дремота, Что сходит с неба в тихий час, Есть мшистая постель, где крепко спит забота ‎И где никто не будит нас; Там дышит гладь реки в согретом полумраке, ‎Цветы баюкает волна, И с выступов глядя, к земле склонились маки, ‎В объятьях нежащего сна.*       Я учила этот стих наизусть ещё в шестом классе, поражённая его красотой, которая навечно отпечаталась в моей голове. Длинный, на пару листов А4, я заучивала и повторяла его ежегодно, как какой-нибудь завет или же гимн, и сейчас, прочтя отрывок, наблюдала раскрывшего в восхищении глаза Марко.       — Что… Кто этот автор? — восторженно спросил меня мужчина, переводя взгляд на мою смешливую улыбку и сияющие глаза.       — Хах, этого человека звали Альфред Теннисон. У него есть парочка красивейших стихов, которые я знаю наизусть. Я знаю много стихов, которые ты не слышал, Феникс, — прищурилась я, глядя в жадные глаза собеседника.       Это была правда, так как стихи являлись моим небольшим хобби. Ещё в школе я частенько участвовала на конкурсах чтецов, и самые красивые стихи до сих пор плавали у меня в голове. На память я никогда не жаловалась, однако все тексты песен и стихи, которые я помнила, были выписаны в толстую книгу, которую мне на День Рождения подарил Марко. Записывала я туда и те песни, которые пели приезжие пираты и местные, пополняя свою коллекцию.       — А почему раньше не говорила? — несколько обиженно протянул Марко, зарываясь своими пальцами в мои волосы.       Я захихикала. Приятно…       — Так ты не спрашивал, птиц!       Я получила заслуженный шлепок и, расхохотавшись, вновь повалилась на плед.       Я хочу записать, узнать, как же на самом деле поют киты. ***       — И скоро ты нас покинешь? — развалился на моём животе Эйс после тренировки.       Я блаженно прищурилась, зарываясь в удивительно мягкие, как у детей, кудрявые волосы парня.       — Примерно в начале мая, наверное.       — Что, Ягура, даже до семнадцатилетия не дотерпишь? — недовольно проворчал Портгас, поглаживая мои руки.       Я повела плечами. Море звало, а мечта жгла душу, прося отправится в путь. И Эйс, и Марко, едва услышав новость о том, что скоро я отправлюсь в путешествие, останавливать меня не стали, хотя, судя по подслушанному разговору между ними и Отцом, всё было куда проще.       — И долго вы собираетесь её в вате держать, дурни? — гаркнул на возмущающихся парней Белоус. — Сопля сильная, выживет!       Были ли у меня какие-то особые планы? Возможно, так как попутешествовать с небезызвестным будущим Королём Пиратов было бы познавательно. Интересно, как же сияет его душа?..       — Ты же знаешь меня, Эйсу, я не могу по другому, хах, — неловко усмехнулась я, проводя тонкими бледными пальцами по его лицу.       Даже живя на Ланте, где постоянно пекло солнце, я так и не смогла загореть. Особенности кожи рыболюдей, скажем так, ведь под водой нам светит только Ева, которая была лишь подобием небесного светила. Почти все русалки и рыболюди, выбравшие жизнь на поверхности, никогда не загорали, так как меланин у нас вырабатывается в очень малых количествах, и за пигментацию в нашем организме отвечают другие элементы. Некоторые на солнце наоборот выгорали, становясь бледней, а некоторые вообще зеленели или синели. Ко мне, кстати, относилось последнее, но не из-за солнца, а из-за холода, и зрелище это было не для слабонервных, так как синела я не равномерно. Темнели вены и капилляры, и по скромному мнению Эйса, который лишь единожды видел это моё состояние (когда я уснула в пещере грота после тренировок), я напоминала оживший двухдневный труп.       За комплимент я поблагодарила, светло улыбнувшись, многозначительно задвигала бровями, узнавая, где это он видел двухдневный труп настолько близко.       — На что это ты намекаешь, засранка? — подозрительно прищурился Эйс, согревая меня своим телом далеко не только посредством простых обнимашек, но я лишь отмахнулась, хихикая.       Портгас перехватил мои пальцы и, сплетая их со своей крупной ладонью, обречённо прикрыл глаза.       — Я обязательно тебя навещу, малышка.       — Звучит, как угроза, принц. ***       О том, что я собираюсь отправится не просто на Гранд Лайн, а начать с Ист Блу, Марко узнал в последнюю очередь и, скрепя зубами, неожиданно согласился помочь мне пересечь Калм Белт примерно на уровне острова Курайгана, который находился в юрисдикции Дракуля Михоука.       — Сначала доплывём до туда, потом на рыбацкой лодке уже в Ист Блу направимся, — проворчал Марко, закидывая в рот ещё бутерброд и снова помечая в документах что-то карандашом.       — А это безопасно? — поинтересовалась я, сидя в одеяловом гнезде.       — Знаешь, Ягура, ты меня удивляешь. Только сейчас об этом подумала? — обречённо вздохнул мужчина, по привычке откидываясь на стуле и потирая переносицу пальцами. — Хочешь секрет? Калм Белт работает лишь в одну сторону, детка. Выплыть с Гранд Лайна по тихим водам ничего не стоит, а вот в обратную сторону так не работает. В течение попадают либо с помощью Реверс Маунтин, либо на пассажирском корабле Дозора с кайросеки на днище. Военные корабли покрывают кайросеками редко, в конце концов, это очень дорого. Да и пассажирские корабли плывут лишь около Ред Лайна, так намного безопаснее.       Марко пожал плечами, а я застыла, так как даже и не подозревала о таких мелочах. А ведь и правда… Как Шанкс, Гарп и прочие попадали в Ист Блу? А тут вот оно что! Всё так просто, оказывается…       Феникс, видя моё ошарашенное состояние, мягко усмехнулся, беря меня на ручки и выходя из каюты. На палубе, откуда просматривалась почти вся Ланта, был виден ало-фиолетовый закат, который я тут же сфоткала.       Фотки… За два с половиной года я всё же смогла понять, как можно распечатывать фотографии. Это делалось с помощью маленькой, примерно с мою ладонь, металлической конструкции, которая переносила изображение на бумагу. Был и минус, конечно, так как с помощью таких домашних машинок фотографии выходили примерно такими же, как если бы я снимала со старенького полароида, а соединять саму конструкцию с телефоном было просто нереально сложно в своё время, так как приспособлены они были лишь к ден-ден муши. Две чёртовых недели я думала, как быть, пока Идея не пришла в мою голову. Попросить Намура выточить мне из проводов и железа что-то вроде зарядки для телефона было воистину гениальной мыслью, а уж пускать по нему ток, пока машинка считывала изображение было и вовсе плёвым делом.       Эйс, завороженно наблюдающий за всем процессом, ничего не говоря убежал в трюм, чтобы спустя двадцать минут вытащить из хлама пыльный, но достаточно компактный и толстый фотоальбом.       — На, будешь всё сюда складировать, — довольно шмыгнул он носом, не замечая налипшей грязи.       Я и складировала. Занят фотоальбом был теперь примерно на треть. Фотки были разными, но все — живые. Были там и мои фотографии. На фоне заката, в объятиях спящего Феникса, на руке у Отца, в кольце рук Эйса, и даже глупые фотки Сабо, которые я делала просто от балды. Неожиданно в телефоне я также находила и снимки, которые лично я не делала, но как оказалось, ушлый Портгас частенько брал мой телефон по ночам, что бы бегать по кораблю и снимать его с разных ракурсов. Так и появились мои живые фотографии.       — Эй, Феникс, — тихо позвала я, зная, что Марко обязательно услышит, — Собирай команду, сфотографируемся все вместе.       Я смотрела на то, как в закате исчезает синяя птица, а уже через десять минут все мнутся на палубе, стремясь встать в позу. Вышел даже Белоус и я, доверив телефон Бесу, который фоткаться не захотел, мигом взобралась на коленки к Марко.       — Раз!       Сатч тихо запричитал, так и не выпуская из рук тесак и картофель, стремясь поправить свой чуб. Изо судорожно размазывал помаду по лицу.       — Два!       Портгас, вольготно облокотившись на моё плечо, чуть подумав, пустил в закатное небо тысячи светлячков, успокаивая накама и заставляя их радостно улыбаться.       — А теперь кричим!.. ***       На фотографии застыл маленький мирок, на котором пираты Белоуса, который величественно восседал среди своих детей, смеются, играют и дурачатся, крича в маленькую телефонную камеру.       — СЫР!       — СОСИСКИ!       — Сиськи!       — Эйс! ***       Я с нежной улыбкой вставила фотографию на первую страничку альбома. Ночь перед отплытием могла показаться тихой на взгляд человеческих глаз, но тут и там я слышала разговоры, взрывы смеха и вечное «Саке Бинса» в разных уголках прибрежного города. Моби Дик величественно покачивался в бухте средь прочих пиратских корабликов, которые стремились отдохнуть перед финальным прыжком в Новый мир. Две наплечные сумки и рюкзак, набитые одеждой и прочим накопленным хламом небрежной кучей были свалены в совсем небольшую яхту, напоминающую ту самую, на которой я путешествовала с Марко в самом начале моего пути.       — Ну что, венценосная, будешь скучать? — неожиданно зазвучало за спиной, и я тихо рассмеялась.       — Уже, Сатчи, уже.       Мужчина стоял, прислонившись к косяку двери, и весело подкидывал в руке пакет с шоколадными булочками. Глаза мои загорелись.       — Сатчи, а ты, случаем, не для меня всё это подготовил? — в восторге облизнулась я, ощущая, как от избытка эмоций у меня начинает дёргаться глаз.       — Нууу, — показательно задумался кок, кокетливо прислоняя палец к губам, — Я отдам их тебе, если ты ответишь мне на ма-а-аленький вопрос. Ты уверена в своём решении?       Я замялась, но тут же выпрямила плечи, твёрдо глядя на мужчину.       — Нет, Сатчи, но я должна это сделать. Понимаешь? Я не знаю, исполню ли я свою мечту, или же быстро прибегу обратно зализывать раны, но лучше попробовать и пожалеть, чем не попробовать совсем, верно?       Кок, старающийся меня переглядеть, лишь рассмеялся, отводя глаза и признавая моё право.       — Лови, малышка, — он кинул мне сладкие булочки. — И никогда не забывай, что ты уже давно являешься членом нашей семьи.       Я ярко улыбнулась.       За окном медленно поднималось солнце. __________ __________ * — Хосенка — Цветы феникса * — Альфред Теннисон, «Вкушающие лотос»