don't call me Ben

– Октавия. – Бен. Всего три буквы. Б-е-н. Звук собственного имени бьёт точно в солнечное сплетение, выбивая почву спокойствия из-под ног, и Кайло до боли сжимает челюсти, давя в себе вспышку гнева [и оттеночной боли от всколыхнувшихся воспоминаний]. Маска скрывает лицо, но до ушей всё равно доносится тихий смешок – Октавии, в конце концов, не нужно особо стараться, чтобы узнать правду. Октавия – адепт Силы, и она видит его насквозь, чувствует, знает [его] на клеточном уровне. От этого не сбежать и не скрыться, а её не обмануть вежливым безразличием в механическом голосе и напускной бравадой. Сноук нисколько в ней не ошибся. – Кайло, – поправляет сквозь зубы. Рука машинально тянется к световому мечу, и ему с трудом удаётся напомнить самому себе, что импульсивность не будет прощена. Не в этот раз. Не в этом случае. – Кайло. Не Бен. – Пока нет, – отзывается она и чуть щурится, неотрывно следя за его движениями. Рен ожидает в ответ волну раздражения, ярости, ненависти, однако едва не вздыхает от удивления, натыкаясь лишь на пустое ничего, отдающее, впрочем, лёгким намёком любопытства и насмешливости. – Может быть, для всех остальных – да, но не для меня. За маской не видно лица, но Октавия всё равно вскидывает взгляд и смотрит будто сквозь неё, прямо в глаза, отчего руки непроизвольно сжимаются в кулаки до противного скрипа кожаных перчаток. Сила бурлит под кожей, просит выхода, и Кайло приходится прикрыть глаза, чтобы остановить надвигающийся торнадо. Её нельзя убивать. Не сейчас. Она собирается что-то добавить, когда рядом возникает ещё одно знакомо-раздражающее присутствие – Хакс вежливо склоняет голову и останавливается рядом. Он выжидающе молчит и, несмотря на разливающееся в воздухе нетерпение, не решается прервать разговор. Только выпрямляется, застывая в такой напряжённой позе, что Рен невольно задаётся вопросом, как возникшую тишину до сих пор не разрушил хруст позвонков. А потом запоздало-завистливо думает, что это всё из-за девчонки Блейк, сумевшей добиться уважения гордого генерала Хакса. И снова: Сноук нисколько в ней не ошибся. – Увидимся позже, Бен, – говорит ему, наконец, Октавия и так знающе-насмешливо ухмыляется, что он безотчётно провожает её взглядом, пока она не исчезает из поля зрения вместе с Хаксом. Повисшее обещание горчит на языке угрозой, и Кайло вновь сжимает кулаки, ища глазами кого-нибудь, на ком можно сорвать злость. Её нельзя убивать. Не сейчас. Но кто говорит, что нельзя будет потом? // Они с благоговением и ужасом называют её Скай Риппа – Смерть с небес. Кайло сходит с трапа слишком поздно, когда от битвы остаётся лишь догорающий беспорядок и ветер, шепчущий её нелепое, высокопарное прозвище. В крови всё ещё кипит адреналин от шума воздушного боя, и зверь Сила внутри него не реагирует на исчезающий запах чужих страданий, но разбросанные остывающие тела с ранами от светового меча заставляют его [в восхищении] остановиться, чтобы осмотреться. Одна против отряда сопротивленцев, поддерживаемых неугасаемой надеждой. Сама, собственными руками и силами, без помощи штурмовиков. [без него]. И будто в миллионный раз: Сноук нисколько в ней не ошибся. – Ты опоздал. Не обвиняет, констатирует факт. Октавия гасит алый клинок и, повесив рукоять оружия на пояс, откидывает капюшон тёмного плаща, скрывавший лицо. Её взгляд, как всегда, нечитаем, пристально-внимателен, и Рен подбирается, старательно пряча восхищение и зависть за ментальными щитами. Сила велика в ней, думает он, однако знать ей об этом совсем не обязательно. – Тебе не нужна была поддержка с воздуха, Скай Риппа? Кайло рад бы не чувствовать себя мальчишкой, но в голосе проскальзывает раздражение, которое не скрывает даже маска, и он, злясь, теряет контроль над своими щитами, выпуская эмоции. Гнев смешивается с запахом гари [и смерти], на что Октавия хмыкает и задумчиво наклоняет голову набок. Рен нетерпеливо ожидает от неё чего-нибудь и едва не рычит от разочарования, когда выражение её лица вновь становится безэмоциональным, пустым. – Совсем наоборот, – спокойно, бесстрастно, урав-но-ве-шен-но. Полная противоположность ему. – Да и тебе, кажется, на месте пилота комфортнее. Не так ли, Бен? Бьёт словами, потому что знает, куда бить. Вдох застревает в горле, и Кайло лихорадочно собирает мысли в кучу, чтобы сказать хоть что-нибудь, но Октавия не дожидается ответа – поворачивается в сторону корабля. Бесшумно уходит прочь, в очередной раз оставляя [ненужную] победу за собой. – Кайло, – бесполезно-настойчиво бросает он вслед, заставляя её остановиться лишь на мгновение. – Это Кайло, а не Бен. Многозначная, едва заметная ухмылка в уголках её губ в этот раз раздражает и впечатляет одновременно. // – Октавия. Это входит в привычку – произносить чужое имя вслух и вежливо кивать в знак приветствия, стараясь не вздрагивать от встречного Б-е-н. Растягивать гласные, экспериментировать с интонациями, – учитывая, конечно, возможности фильтра маски, – и вслушиваться в звуки секундной тишины, пытаясь уловить отголоски эмоций. Раздражаться в случае провала, запоминать прищур её васильковых глаз и ухмылку в уголках губ, а после повторять-повторять-повторять, – напрасный цикл без определённой цели. – Ты называешь меня Октавией, чтобы вывести меня из равновесия? В хриплом голосе звучит неприкрытое удивление, которое заставляет остановиться и медленно обернуться. Блейк смотрит вопросительно, не отрывая взгляда, желая заглянуть прямо в глаза, отчего коридор внезапно начинает казаться чересчур маленьким, узким, а расстояние между ними – незначительным. Слишком близко, думает Кайло, подавляя порыв сделать шаг назад, отступить(ся). [слишком поздно для этого]. – Покой – это ложь. Есть только страсть, – цитирует он, зажмуриваясь на долю секунды – слова почему-то кажутся неправильными, неуместными, [не принадлежащими ему]. И растерянно моргает, когда привычное равнодушие, следующее за Октавией по пятам, сменяется на что-то другое. Черты её лица смягчаются, и Кайло замирает, завороженно наблюдая за изменениями и ощущая острую необходимость протянуть руку. Чтобы почувствовать, понять, за-пом-нить. Отправить в копилку воспоминаний, заперев за семью замками. [чтобы никто не узнал, не использовал]. – Мы далеко не Ситхи, Бен, – необычно мягким тоном говорит Октавия и смотрит внимательно-внимательно, почти тепло, из-за чего он вновь не находится с ответом. – Ты ведь знаешь это, верно? Потому что она, конечно же, знает. // – Это имя дал мне мой брат. Кайло вздрагивает, застигнутый врасплох, и оглядывается через плечо, чтобы увидеть, как Октавия, скрестив руки на груди, подпирает плечом стену. Она расслаблена, спокойна и ей нет дела до тихого гудения меча, но на дне зрачка мелькает тень любопытства, и Рен стискивает зубы, моментально вспоминая о снятой маске. Уязвимый, ехидно шепчет внутренний голос. Беззащитный, вторит ему сознание. Слабый, добавляет зверь тьма, и Рен, проклиная себя за утрату бдительности, уже тянется к маске, однако передумывает – деактивирует алое лезвие и разворачивается. Решает ответить доверием на доверие, потому что Октавия отталкивается от стены, делая шаг навстречу. Не собираясь останавливаться. – ‘У Августа была сестра, Октавия’ – сказал он, когда я однажды спросила о своём имени, – говорит она. Её взгляд больше не сосредоточен на его открытом лице, и Кайло [почти] чувствует на корне языка горечь чужих воспоминаний; чужую открытость, уязвимость [– протяни и забери]. – Беллами с детства увлекался историей, и это сказалось на моём детстве. Рассеянно скользя глазами по разрушенным тренировочным дроидам, Октавия произносит слова тихо и безмятежно, находясь в настоящем, кажется, лишь наполовину. В воздухе нет напряжения – только тонкие нити доверия, и Кайло невольно ловит себя на том, что жадно вслушивается в каждый звук её голоса. Запоминая и совсем-совсем не думая. – И где твой брат сейчас? – спрашивает осторожно, хрипло, старательно пряча интерес. Но Октавия – адепт Силы, и она не верит, знает правду в первую же секунду. Цокает языком, качая головой и развевая дымку собственных воспоминаний, и уголок её рта искривляется в ухмылке прежде, чем она отвечает: – Там, где ему и положено быть, – в прошлом. И Сноук, конечно же, нисколько в ней не ошибся. Но к криффу Сноука: он хочет заполучить её в качестве своей союзницы. // Кайло не знает, в какой именно момент начинает замечать. Она всё также сдержана, насмешлива и называет его коротким, мягким Б-е-н, по-прежнему заставляя хмуриться и резко вдыхать воздух сквозь стиснутые зубы. Спокойна, грациозна и смотрит всё также любопытно-внимательно, по-прежнему стараясь что-то рассмотреть и отыскать. Октавия держит дистанцию, наблюдая издалека, и сверлит прищуренным взглядом спину, изучая профиль. [но убивать её совсем не хочется, только делать ответные шаги навстречу и чувст-во-вать]. И всё же он не пропускает – замечает болезненную остроту скул, мертвенную бледность и тени под глазами. Октавия улыбается вежливо, нехотя, и он не пропускает – улавливает мелькающие на дне зрачков образы из ночных кошмаров и немного нервные движения. Кайло вглядывается в каждую деталь, [потому что это не улыбка – оскал]. И замечает, как сжимаются её кулаки, когда Сноук отдаёт очередной приказ. Видит, как напрягаются плечи, а в голубой радужке вспыхивает неповиновение. Чувствует волну раздражения – всего на секунду, прежде чем она безвозвратно исчезнет за дюрасталевыми ментальными щитами, но Кайло чувствует её отчётливо, как свою собственную. Это, конечно же, не связь; это – разрешение увидеть; это – напоминание о том, что они не такие уж и разные. Кайло почему-то кажется, что Октавия понимает [его]. // ( – Убивать в бою – это одно. Убивать безоружного – это совсем другое. Ты поймёшь разницу. Ни капли нравоучительного джедайского тона Скайуокера. Ни жалости, ни сожаления. Сухой факт. В алом свете клинка черты лица Октавии особенно острые, режущие, и Кайло смотрит на неё, не отводя взгляда. Её рука совсем не дрожит, когда она заносит меч перед казнью очередного предателя, – решительно сжимает рукоять, без колебаний и с привычной уверенностью. Они никогда не тренируются вместе – это словно не озвученное вслух правило, но он знает, на что она способна. – Это приемлемые потери. Ради будущего. Значит – необходимо. Значит – любой ценой. ) // – Я убил отца. Слова кажутся простыми, но оглушающими. Они срываются с языка быстро, на одном дыхании, и Кайло не успевает разобрать их по слогам и попробовать на вкус. В ушах гулко отдаётся стук сердца вместе с эхом собственного голоса; в голове всё почему-то звучит иначе. Вслух – становится реальностью. Необратимой правдой. У Октавии острые плечи, несколько ожогов после тренировки и ровное сердцебиение. Она сидит напротив, скрестив ноги, и поднимает глаза в тот же момент, когда заканчивается предложение. Смотрит в лицо, вглядывается, не заглядывая за ответами в Силу, и медленно кивает: – Стало легче? Вопрос вполне ожидаем, но Кайло всё равно не готов. Он душит в себе желание зажмуриться до цветных пятен под веками, чтобы всё исчезло – крик девчонки-мусорщицы, последнее прикосновение отца Бена Соло и сам Бен. Ему нужно время, чтобы собраться, чтобы не сорваться, чтобы дать правильный ответ, потому что это не-об-хо-ди-мо. Потому что Октавия Блейк не поймёт, не примет иного. – Да, – слетает с языка, оставляя после себя горьковатый привкус лжи. – Да, стало. Но Октавия – адепт Силы, и она, конечно же, не верит. // – Верховный Лидер умер. Шаги тихие, осторожные, но Кайло узнаёт походку безошибочно и оборачивается, распрямляя плечи. Октавия останавливается точно напротив, не слишком близко и не слишком далеко, с привычно нечитаемым выражением лица и гордой осанкой. На фоне разрушенного тронного зала она выглядит естественно, свободно; вписывается идеально, словно недостающая часть картины. [часть Хаоса]. Она молчит, и Сила, верная союзница, молчит вместе с ней. Это заставляет чувствовать напряжение каждой клеткой тела, заставляет кровь бежать по венам быстрее, и Кайло едва сдерживается – дышит медленно, вдыхая тошнотворный запах крови и гари, чтобы ничем себя не выдать. В горле пересыхает, першит, а на грудь, сжимая лёгкие, давит пристальный взгляд васильковых радужек. И не то чтобы это важно, потому что Верховный Лидер мёртв и разрубленное тело Сноука – неоспоримое тому доказательство. Потому что армия выполняет его приказы и хриплый голос Хакса – прямое тому подтверждение. Но она молчит, будто впервые изучая его лицо без маски, и ему остаётся лишь беззвучно дожидаться [приговора], пока секунды умирают одна за другой в сводящих с ума тишине и неизвестности. – Да здравствует Верховный Лидер. Всего четыре слова. У Октавии напряжённые плечи и сжатые кулаки, но бесстрастный тон и равнодушный взгляд. Остатки её эмоций скрываются за ментальными щитами, и она почтительно склоняет голову, опуская глаза. Да здравствует Верховный Лидер. Всего четыре слова. Кайло почти [не] жалеет, что не слышит в ответ привычное Б-е-н.