- Ну, и где твой Марди Гра? Чего мы ждем? Дай мне немного экстази и пойдем куда-нибудь, потанцуем. (с)
***
— Не желаете ли экскурсию? Зал Гражданской войны пополнился новыми экспонатами. Буклет, которым Жан бодро помахивал перед лицами китайских туристов, в самом деле выглядел жалко, но уж точно не заслуживал подозрительных недобрых взглядов. Хотя, по скромному мнению Жаннотена Дюбуа, азиаты, а особенно азиатские туристы с огромными фотоаппаратами и замызганными путеводителями, бог весть как занесенные нелегкой в дыру штата Мэн, всегда выглядели чуть подозрительными и отчужденными. Городок Сейнт Брукс их не впечатлял. Может, этот местный Кембридж кого и привлекал научно-исследовательской деятельностью, выставками и семинарами, заманивал ежегодно студентов со всех окрестностей попытать счастья в лучших университетах штата, но туристы здесь скучали. Чахли и позевывали среди однообразной городской архитектуры, морщились от прогорклого соленого ветра, шквально атаковавшего со стороны залива Каско. Вековые сосны и отроги Аппалачских гор, вырисовывавшиеся невнятными возвышениями в туманно-облачной дымке на горизонте, давали повод пощелкать местные красоты, да и только. Стоило задуматься о том, что спустя два века после основания первых английских поселений на этой земле большая часть колонизаторов либо передохла, либо свалила нахер, и Мэн пришлось заселять и осваивать практически с нуля. Китайцы поплотнее сбились в кучку вокруг собственного гида с цветастым флажком. Посеменили к кассам, ни разу не обернувшись. — Ну и валите, — досадливо вздохнул Жан. — Все равно от вас проку… На днях голову Дюбуа посетила крамольная мысль выучить китайский и шпарить на нем только так, водя за собой толпы туристов и шурша юанями в карманах. Деньги бы точно потекли немалые. И квартиру он бы снял отдельную, перестав тянуть аренду с соседом Тоби. Но без Тоби стало бы совсем тоскливо. Тот разбавлял обстановку — мило ворчал на университетских преподавателей, ел и хвалил Жанову стряпню (тут, правда, закрадывалось подозрение, что хвалил хитрожопый Тоби, чтобы счастливый и обожающий признание Жан кормил и кормил его дальше), бесконечно щелкал клавишами ноутбука из-за соседней двери. Тоби мечтал стать писателем, хотя ничего, кроме дерьмовых сказок, Жан от него уже два года не видел, а назвать это серьезной литературой не поворачивался язык. А еще Тоби и сам был геем и потому не противился, когда Жан приводил парней из клубов или из тиндера. В общем и целом, идея с изучением китайского умерла в зачатке. — Авраам Линкольн или Роберт Эдвард Ли? Жан встрепенулся, отвлекшись от разглядывания китайских макушек, и взглянул на парня, остановившегося рядом со стойкой информации. Высокий и малость скованный, ввиду, наверное, мощных габаритов собственного тела. Обычный парень в футболке и линялых джинсах. Стандартная стрижка, непримечательное лицо. — Простите? — переспросил Жан. Как единственный обладатель настоящей ученой степени в их музее, Дюбуа вообще редко сталкивался с людьми, которые историю знали и любили. Кто бы сказал ему в студенческие годы, что образование занесет его туда, где на работу принимали после двух месяцев паршивых курсов по Америке девятнадцатого века. — У вас на буклете написано, — словно оправдываясь, сказал парень и скромно улыбнулся. — Вы не здешний? — Да, — удивился Жан. Все-таки даже десять лет вдали от родины не привили чувства, что Мэн — его земля, его дом. — Но как вы догадались? — Акцент… — парень почесал в затылке. — Не такой, как у местных франко-канадцев. Более явный. Французский. Жан оглядел парня внимательнее, подчиненный любопытством. Не смахивал тот на простого зеваку, от нечего делать завязавшего разговор. Он смахивал — недвусмысленный ответный взгляд, вскользь окативший Жана, и довольная увиденным ухмылка это подсказали — на охотника до задницы Дюбуа. Интересно. А главное очень и очень своевременно для скучного буднего дня. — Вы разбираетесь? — спросил Жан, приподняв брови. — Я лингвист. Переводчик, — серьезно кивнул парень. Он протянул руку. — Дэнни. Дэнни Сартр. — Как тот самый Сартр? — уточнил Жан, пожав его руку. — Меня зовут Жаннотен Дюбуа. Просто Жан. — Да, как тот самый. У вас очень красивое имя. Дэнни пожатия не прервал, наклонился и сухо клюнул губами тыльную сторону его ладони. Как ни в чем ни бывало, тут же отстранившись и сунув руки в карманы джинсов. Жан опешил. Дэнни не выглядел как человек, которому запросто давались подобные, выбивающиеся из ряда вон жесты. Но он их делал. Обыденно и легко, что создало у Жана впечатление, будто Сартр равнодушен к общественным догмам. — Вы и сами очень красивы, — добавил Дэнни, вновь окинув его пристальным и жарким, чуть ли не раздевающим взглядом. Жану так и хотелось сказать: «Притормози, парень! Мы же не в постели… Еще». Он усмехнулся. Еще бы не красивый. Эту шаль в индийском стиле он на блошином рынке искал сто лет. Как и повязку для отросших волос ей в тон. Драные черные джинсы — вечная классика. А уж ботильоны, сделанные на заказ — гордость Жана — приплыли к нему из-за океана из родной Франции, щедро вознаградив за три месяца ожидания. Управляющая музея сегодня утром пробормотала тихо: «чучело». Дюбуа остался ее комментарием доволен — у курицы напрочь отсутствовал вкус. — Спасибо. Так вы переводчик с французского? — С китайского, — покачал головой Дэнни, улыбнувшись. На его худых щеках ямочки от улыбки проступали особенно глубоко. Нелепые ямочки, но безумно очаровательные. — Но и другие языки немного знаю. — Удивите меня своим французским? — Жан закусил губу, избрав линию беззастенчивого флирта. «Ну, парень, — подумал он весело, — ты просто обязан теперь меня трахнуть». «Так нельзя, Жан», — вздыхал Тоби, качая головой. «Милый, они уходят сами. Я никого не держу за ногу и не умоляю остаться, — Жана безнравственность собственных действий не волновала ни капли. Разве что в моменты острого одиночества. — А мне никто не мешает влюбляться снова». «Каждый божий день?» — вздергивал брови Тоби. Он третий год сох по своему преподу. Наверное, для него влюбчивость Жана и отсутствие хоть какой-либо тоски по тем, кто уходил, поблагодарив за трах, казались дикостью. «Да хоть каждый час». Хотел ли он нормальной любви? Да кто же, мать ее, не хотел. — Боюсь, разочарую, — поддержал заигрывающий тон Дэнни. Кто-то из группы китайских туристов его окликнул на ломаном английском, и Дэнни обернулся. Как отметил удовлетворенно Жан — не без недовольства. — Извините… работа, — Дэнни кивнул в сторону туристов. В его глазах еще не остыло то выражение неподдельного жадного интереса. — Может, посидим за чашечкой кофе когда-нибудь? Сегодня. Когда вы заканчиваете? Жану его напор понравился. — В семь. — Отлично, — Дэнни улыбнулся. — Тогда встретимся здесь же в семь.***
— Это… — просипел Дэнни, пытаясь отдышаться, и стряхнул резким движением головы мокрые от пота волосы со лба, — даже близко не похоже… на «чашечку кофе»… Жан бы сказал, на что это походило, но занятый рот не позволял. А еще рука Дэнни, которая вцепилась в его волосы так сильно, что Жан при всем желании бы не отвлекся от томительно медленного посасывания и перекатывания головки его члена на языке. Как они оказались у Жана в квартире, он уже не помнил. Наверное, что-то из старых приемов, вроде черепашки Тоби по вычурной кличке Тэтчер, поглазеть на которую никто и никогда не отказывался. Тэтчер, разумеется, была в доле и получала свежих салатных листьев каждый раз, когда гордо вылезала из тени аквариумных растений, как на подиум «Топ-модели по-американски». — Какффие-фо… проблеффмы?.. — все же попытался пробормотать Жан с членом во рту. Дэнни уязвимо дернулся и застонал, когда резцы Жана проехались по чувствительной головке и дали новый виток крепнувшему удовольствию. Жан сделал два вывода — проблем у Дэнни не наблюдалось, и он определенно любил пожестче. Сосать Жан принялся усерднее, ловя ненормальное наслаждение от стонов Дэнни и поступательных движений его бедер навстречу. — Все… — выдохнул Сартр, собрав всю волю в кулак, и отстранил его голову от собственного паха. Посмотрел как завороженный на раскрасневшиеся и припухшие губы Жана и облизнулся, хрипло добавив: — Здесь нужно притормозить. Жан бы обиделся, только спустя пару минут, уже поставленный раком на кровати и с мокрыми от смазки пальцами Дэнни в заднице, которые растягивали его грубо и нетерпеливо, он понял, зачем потребовалась пауза. — Оу, я у тебя не первый? — наигранно удивился Дэнни, когда три его пальца свободно задвигались у Жана между ягодиц с пошлым хлюпающим звуком. — Разве что первый после короткого перерыва. — Ты… издеваешься? У Дюбуа все помутилось перед глазами. Давно его так умело не трахали пальцами — уверенно проезжаясь подушечками сильных пальцев по простате, лаская и нежа, доводя до исступления и заставляя оттопыривать зад навстречу. Жан вжался грудью в подушку, которую Дэнни под него подпихнул, и застонал, глуша этот постыдный сладкий звук в измятой простыне. Яйца ныли, член шлепался о живот каждый раз, когда Жан резко дергался, шипя, и молился про себя, чтобы его поскорее взяли. — Не расслабляйся, — Дэнни вытащил пальцы и легонько шлепнул его по ягодице, приводя в чувство. — Пропустишь самое интересное. — Великие Отцы-основатели! — заголосил Жан, когда Дэнни пальцами развел его ягодицы, подразнил легкими прикосновениями влажной головки к разработанному входу, а потом вдруг с одного толчка и без предупреждения загнал в него крепкий после минета член. Жана заколотило. Бедра свело судорогой, из легких в секунду выбило весь воздух. — Все нормально? — спросил сдавленно Дэнни, схватив его за задницу и от души помяв. Явно наслаждаясь видом сзади. Жан выдохнул, сжал Дэнни в себе до одури сильно и почувствовал, как давление внутри перестает причинять дискомфорт. Плавно, по нарастающей, сменяясь желанием насадиться, быть оттраханным всласть. Уж желаний собственного тела Жан никогда не стеснялся. — Возьми меня, — потребовал, сжав, скомкав простыню в кулаке. — Дэнни, возьми… Тому повторного приглашения не понадобилось. Он скользнул ладонями Жану на живот, притягивая его ближе, плотнее и крепче насаживая на собственный член. До самого упора, пока не осталось и миллиметра между их телами, чтобы выскользнуть до головки, потомить ожиданием два или три рваных выдоха на пределе собственного терпения и вновь войти глубоко, проехаться по чувствительной точке. Заставить Жана выгнуться, всхлипнуть, вжимаясь лбом в изголовье. Вцепиться в руку Дэнни, лежавшую на его животе. Почувствовать остро удовольствие близости. Уверенной, но осторожной. На свободную ладонь Дэнни намотал волосы Жана, потянул, отрывая от подушки, заставляя непослушными дрожавшими руками схватиться за решетку изголовья. Каркас кровати ритмично заскрипел в такт толчкам. Жан стонал, уже не сдерживаясь, запрокидывая голову, позволяя тянуть себя за волосы и драть так, что казалось, завтра и живого места во всем теле не останется. Только воспоминания, как охрененно безропотно он отдавался во власть того, что Дэнни творил с ним. — Красивый, — прохрипел Дэнни, наклонившись, накрыв его спину мокрой от пота грудью. Выпутал руку из его волос и вцепился в пальцы Жана, сильнее впечатав их в столбик изголовья. — Сладкий. Давно никто не сдерживался так упорно, чтобы как следует разогреть и потомить ожиданием разрядки самого Дюбуа. Дэнни всю страсть положил на то, чтобы дыхание Жана сорвалось, тело повело от дрожи, а пальцы у него на ногах поджались от нетерпения и агонии подступавшего, но никак не накрывавшего с головой оргазма. — Прошу… — выдавил Жан с мольбой. Дэнни положил руку на его член, помассировал пальцами головку, размазав по ней предэякулят. Обхватил плотно, провел вдоль всей длины в ритме того, как входил в него — уже медленно, вдумчиво и упоительно сильно. Жан не выдержал пытки, излившись в ладонь Дэнни, забрызгав белесыми каплями простыню и помятую подушку. Растворился в том, что чувствовал. Как пульсировало все внутри, как раскатами по телу прошлось удовольствие. Как на его бедра, в последний момент собравшись с духом и выйдя, кончил Дэнни, издав низкий гортанный стон. Дыхание возвращалось в норму еще долго. Жан упал на кровать, подмяв под себя одеяло, и с улыбкой посмотрел на пристроившегося рядом взмокшего и счастливого Дэнни. Молчания никто из них не прерывал, смакуя ощущения и лениво отходя от секса. Жан хотел предложить выпить или поесть, благо в холодильнике со вчерашнего дня осталась куча салатов. Но у Дэнни зазвонил телефон, заставив того свеситься с кровати, покопавшись в сброшенных на пол вещах. Ответил он, кажется, по-китайски, сухо и без эмоций, которые совсем недавно сквозили в каждом его движении, горели в ясных серых глазах. — Прости, меня вызывают, — объяснился Дэнни, закончив разговаривать. Встал и начал натягивать на себя вещи, озираясь в поисках рюкзака. — И часто тебя вызывают в ночь? — удивился Жан, подтянув к груди одеяло. Стало холодно. Внутри остро кольнуло сожаление. Нет, от него так часто уходили под разными предлогами, оправдываясь больными бабушками, котами и брошенными дома женами, что Жан уже давно отвык удивляться. Но Дэнни оказалось мало. Так чертовски мало. — Только когда нужен хороший синхронный переводчик. На крутых мероприятиях, — сказал Дэнни и усмехнулся, будто поймал себя на нечаянном бахвальстве. — На другие я и не соглашаюсь. Просто беру дорого, а шарашкины конторы много не дают… Жан. — Да? — тот спрятал взгляд. Дэнни вздохнул, наклонившись к его лицу, и крепко поцеловал в губы. Обхватил ладонями его лицо и погладил большими пальцами скулы. — Ты был великолепен. — Спасибо, — комплименты Жан принимал легко. Потому что за ними чаще всего не оказывалось ничего, кроме отступных за скорое прощание. А пустышки принимать куда проще искреннего восхищения. Дэнни улыбнулся ему, подхватил рюкзак и вышел из спальни. Хлопнула входная дверь, и Жан вновь опрокинулся на кровать, закрыв глаза. В голове не осталось ни одной четко оформленной мысли.***
В свободное от работы время Жан вел курсы поддержки молодежи ЛГБТ, что здорово отвлекало от собственных расстройств и тоски, особенно сейчас, когда каждая сторонняя мысль так или иначе выводила на гребаного Дэнни Сартра. Его простую, но такую душевную улыбку, от которой на щеках появлялись нелепые ямочки. Его сильные руки и приятный голос. Подростки Жана, как ни странно, любили. Его байки, его стиль, его манеру говорить. Когда он увлекался пламенной речью и выдавал заковыристую нецензурщину, приплетая к эпитетам «ебучий» и «пизданутый» кого-нибудь из исторических деятелей, они вообще чуть ли не аплодировали от восторга. Наверное, кто-то из них даже брал Жана за ролевую модель. Этого он опасался. Он говорил с ними о любви, вытирал их слезы и обнимал, уверяя, что они не одиноки. Но собственную разверзнувшуюся дыру в душе прятать от доверчивых взглядов и преданных сердец с каждым днем становилось все тяжелее. — Что? — спросила Рафика после очередного собрания, силой оторвав последних подростков от Жана, и закрыла дверь зала, повесив на нее табличку «Технический перерыв». — Уходишь по личным причинам?.. Дюбуа, у тебя что, месячные? — У меня кризис, — фыркнул Жан, скрутив волосы в пучок на затылке и зябко поправив цветастую накидку. — Как я могу говорить ребятам о любви и вечных ценностях, когда в моей заднице побывала половина Сейнт Брукса? Рафика посмотрела на него, поджав губы. На секунду Жану подумалось, будто она скажет «И ничего не половина» или «Ты способен чувствовать, Дюбуа, ты вовсе не плохой человек». Но она усмехнулась, сложив руки на груди. — Как-то же до этого пиздел. С успехом, только и успевай записывать. — Спасибо, Раф… — Всегда пожалуйста. Господи, Жан! — всплеснула руками Рафика, увидев, каким кислым стало его лицо. — Сколько тебе, двадцать шесть? Ты же молодой совсем, отчаявшийся ты искатель любви! А то, что ты признаешь свою сексуальность и потребности твоего тела, не делает тебя плохим или грязным. — Это твое мнение, — заметил Жан, надув губы. — Да, мое, — с достоинством отозвалась Рафика, вздернув подбородок. Сощурилась, вкрадчиво произнеся: — Мне сорок шесть, и если ты заявляешь, блесточка, что трахаться — значит быть грязным… Не смеши мои престарелые титьки. — Раф… — шикнул Жан. — А что? — хмыкнула она. — Я, может, и грязная, зато честная. — Я этого не говорил… — смутился Жан. — Вот, — Рафика покопалась в буклетах на столе и сунула ему расписание следующей недели. — Будешь вести свои курсы. И мне плевать, как ты себя соскребешь из депрессующей массы. Ты нужен этим детям. Они любят тебя. Жан неуверенно кивнул. В конце концов, подводить тех, кто остро нуждался в нем — вот, что он считал по-настоящему грязным.***
Жан страдал с чувством, с толком и с расстановкой. Запасшись пакетами чипсов, мороженым и вином, сидел перед телевизором и размазывал слезы по щекам. — Да, Патрик Суэйзи, да, сукин ты сын… — всхлипывал он, досматривая «Грязные танцы» в позе эмбриона, обхватив согнутые в коленях ноги руками. — Никто не поставит малышку в угол, никто… Тоби, вернувшийся из универа, заглянул к нему в комнату на душераздирающий вой. Окинул пространство критическим взглядом, оценивая масштабы бедствий, и участливо спросил: — Месячные? — Чтоб тебя черти переебали, Тоби! — Жан неуклюже заворочался, садясь в кровати, и швырнул в него подушкой. В порыве чувств он вскочил с кровати и схватил подвернувшуюся под руку клюшку для лакросса — последний из атрибутов студенчества, по недосмотру оставшийся в комнате. — Что ж, мне просто нравится так выражать себя, — выплюнул Жан запальчиво. — И никто во всем гребаном мире не имеет права говорить, что я смешон, слаб или стереотипен. Да пошел ты! — Воу, Жан, — Тоби покосился на клюшку для лакросса в его руке. — Полегче. Извини. Кажется, он не собиралcя настаивать на смехотворности Жана, его стереотипности, а уж тем более слабости. — Это ты меня извини, — Жан остыл быстро, как и всегда. Сел на кровать, кинув клюшку в кучу летних вещей, которые недавно перебрал и сложил в углу, чтобы убрать по коробкам перед долгой дождливой осенью и далекой, но уже неизбежно подкрадывавшейся зимой. — Я расстроился. — Это я заметил, — пробормотал Тоби. — Я могу чем-нибудь помочь?.. — Нет, милый, просто страдания одинокой души, — вздохнул Жан. Приплетать в свои душевные метания Тоби категорически не хотелось. — Я точно не… — Как там твой профессор поживает? — использовал нечестный прием Жан. Тоби густо покраснел и скрылся за дверью, избежав неловкого разговора.***
— Алло. Жан? — Дэнни? — Дюбуа сперва показалось, что знакомый голос на том конце провода ему примерещился. — Откуда у тебя мой номер? Наверное, неделя прошла. А может и больше. Он уже и не надеялся встретить Дэнни когда-либо, хотя периодически, бродя по музейным залам с толпами посетителей и в красках расписывая им ужасы гражданской войны, приглядывался к соседним группам, мечтая увидеть знакомое лицо. — Набрал себе с твоего телефона, пока ты был в душе, — рассмеялся Дэнни. — Дурачок, а как я, по-твоему, узнал бы твой телефон? — Я думал, тебе это не нужно, — пробормотал Жан и едва проглотил ком в горле. Предательские слезы набежали на глаза. — Где ты пропадал? — Не поверишь — летал в Китай с делегацией из Массачусетса. В трубке повисло молчание, а потом Дэнни осторожно спросил: — Тебя… не звал никто больше на чашечку кофе? — Нет. — Тогда я могу тебя пригласить? — в голосе Дэнни послышалось томление, от которого сердце Жана, упрямое, наивное сердце мечтателя, забилось в ускоренном темпе. — На этот раз на настоящий кофе. Расскажешь мне про Линкольна и Ли? А я тебе про дела в Китае. Посидим, я знаю хорошее кафе. Погода... навевает. — Конечно… Конечно, я… — Жан улыбнулся, — буду очень рад тебя видеть… — Я тоже, детка. Я тоже.***
Жизнь, как ни забавляла Жана эта мысль после столь яростных и горьких страданий, налаживалась. Рафика не могла нарадоваться новым записям на курсы Дюбуа, которые внушали надежды на хорошее финансирование центра ЛГБТ от властей. Тоби наконец отказался от сказок, начав писать первую по-взрослому серьезную повесть, и теперь все чаще запирался в комнате, только и слышен был бойкий стук клавиш за его дверью. Дэнни. Дэнни просто был рядом. Если и уходил куда-то, то всегда предупреждая и зацеловывая Жана на прощание до саднящих губ и приятного головокружения. Утешал, когда на Дюбуа свалилось неодобрение родителей, где-то там, за океаном, в далекой и уже столь чуждой Франции, узнавших про его ориентацию. — Они не видели меня настоящего так долго, — упавшим голосом произнес Жан. — А увидев… не захотели больше знать. — Я знаю, — Дэнни прижал его к себе покрепче под одеялом, коснувшись губами его макушки. В его теле почудилась дрожь ярости, гнева за Жана. — Я знаю. И проблемы, когда рядом находился он, уже не наваливались таким невыносимым грузом на плечи. Дэнни не убирал боль, не избавлял от расстройства. Он просто становился рядом и помогал разделить все. От радости до раздиравшей нутро печали. — Как у нас так получилось? — спросил Жан, когда они собирались в клуб. Как пара, как любовники. Не во имя поисков приключений на задницу, но наслаждаясь лишь обществом друг друга. Впервые за долгое время Жан почувствовал, что нашел что-то очень важное. Нашел спокойствие. Нашел уверенность и волю жить и рваться вперед с гордо поднятой головой. — Что именно? Жан улыбнулся, разглядывая их в зеркале. Свою цветастую накидку с перьями, латексные сапоги до самых коленей. И Дэнни, который натягивал белую футболку и влезал в привычные линялые джинсы. Стоило сказать, выглядели они вместе просто отменно. — Ну… как мы так вдруг… — Были-были одни и вдруг стали вместе? — догадался Дэнни, тихо рассмеявшись. Встал позади Жана, обнял его со спины и положил подбородок на его плечо. Поймал взгляд Дюбуа в зеркале и мягко улыбнулся. — Я просто шел по музею. Черт дернул меня согласиться на подработку за гроши на переводе лекции для китайских туристов. И вдруг увидел человека, о котором подумал — кажется, это его я так долго искал... У тебя не было такого чувства? — У меня было чувство, что какой-то наглый перец положил глаз на мою задницу, — усмехнулся Жан. — И ты, конечно, подумал, что надо срочно показать ему черепашку соседа, — серьезно отозвался Дэнни. — И выпить чашечку кофе, — добавил Жан и улыбнулся. — Никогда не стоит недооценивать кофе.