— Есть поверье, — сказал он. — Что мужчина из рода Беора может превратиться в медведя. Оно идет из тех времен, когда наш народ переходил через горы, которые гномы зовут Мглистыми. За проход по своим землям живущий там человек, хозяин этой земли, потребовал себе на год в жены нашу предводительницу, прапрабабку Беора Старого. Она была мудра и прекрасна ликом, а ему нужен был наследник… Гномы не хотели нас пропускать, а с севера были орки… Ради блага племени Имданк согласилась. Тот человек умел оборачиваться медведем. Близнецы, которых родила Имданк, тоже имели это свойство… Одного тот человек оставил себе и сделал своим наследником. Что с ним было дальше — никто из нас не знает. Второго Имданк привела в племя. Он был прадедом Беора Старого, звали его Финбьорн, Полумедведь. С годами и поколениями это умение терялось. Дальний потомок Имданк, такой, как я, — неизвестно, может ли сделаться медведем… (С) Берен. О. Чигиринская."По ту сторону рассвета"
Ты помнишь? Он появился внезапно. Он казался прекрасным видением. У него были волосы цвета солнца, и они закручивались кольцами, как пламя. Его глаза были такими синими, какими бывают только небеса на рассвете. Ты замерла, поражённая его красотой, и забыла представиться. Вас познакомил Финрод. Эльфы почитали его странным - за слишком близкие отношения к людям. Злые языки приписывали ему даже любовь к какой-нибудь аданет (а именно так называл он человеческих женщин). Да, ему, а не его младшему брату со смешным именем Айканаро! Для тебя он назвался Аэгнором, и тебе это имя понравилось больше. Помнишь ваши разговоры, прогулки по окрестным лесам? Вы ни разу не перешли грань. Всё, чего ты удостоилась - прикосновения руки к руке, а однажды, когда он забылся, к щеке. Якобы волосы отвёл, ага. А волосы твои - гордость твоя: густые, тёмные, тяжёлые, шёлковые, и движение его руки было таким медленным, ласковым, словно смаковал он те мгновения, когда... когда можно. И он сравнил твои глаза с густым лесным сумраком, в котором заблудился, но выходить не хочет. Какой-то художник увлёкся и нарисовал вас вместе: он на коленях, уткнувшись лицом тебе в грудь, и ваши объятия крепки и отчаянны*. Словно сопротивлялись неодолимой судьбе, боялись отпустить... Последнее - правда, но в остальном художник соврал. Не было такого. Не стоял он на коленях, и ты не прижимала его голову к себе. Потому что - это уже непозволительная близость. Так могут только женихи с невестами - по эльфийским законам, разумеется. Зато какими словами он говорил с тобой! Все эльфы немного барды, и этот не исключение. Рядом с ним ты забывала, что твоя красота недолговечна, и ум не успеет стать по-эльфийски мудрым. Он говорил, что ты прекрасна, умна, что ты затмеваешь собой его знакомых эллет - и ты верила. И расплачивалась за это счастье тоскливыми, одинокими вечерами, когда проходило очарование его слов - вот тогда наваливалась тоска: не будет у вас общей судьбы, а будет одинокий путь для него и могила для тебя. Он говорил, что его преследует Проклятие, и ты мало понимала, какое. Ты думала о том, что получив его, ты украдёшь у него бессмертие. Горьким было ваше счастье. Горьким и коротким. Помнишь ли ты, как он сел на своего коня, на котором, бывало, катал тебя, а сам вёл в поводу? Он взлетел в седло, не оглядываясь, но ты знала, что и у него глаза мокры от слёз - а ведь мужчины не плачут! И умчался в рассвет, оставив тебя сорванным цветком на обочине смотреть вслед. И больше вы не увиделись. Никогда. Был бы он умным, пожелал бы тебе поскорее найти хорошего парня. Но он был мудрым - и не пожелал. Потому что, как и ты, понял: это навсегда, и никого другого у вас не будет. Помни, Андрет. Память о счастье - тоже счастье... Ей было пятьдесят лет, но никто из несведущих не мог дать ей больше тридцати. В волосах ни сединки, на лице - от силы четыре морщинки. Стан - по-прежнему тонок и гибок - словно и не прошло с тех пор три десятка лет. Она - Андрет, Элессэ или Саэлинд. Она - Мудрая. Шаманка. Самая молодая из шаманов племени Беора - когда-то, после того, как Он покинул её. Она сделала свой выбор и стала почитаемой. Да только много ли ей было радости в этом почитании? Дортонион - сладкая добыча для кровожадных морготовых тварей, и её мудрость, её сны - когда-то не смогут оберечь страну от разорения и гибели. Всё, что она могла - предупреждать, чтобы уцелел хоть кто-то... И в один из таких дней пришёл к ней Финрод. Подружка-пьянчужка, умница и философ. Пришёл он не в первый раз. Понимаете, даже шаманкам иногда нужна жилетка для плача. С соплеменниками такое не прокатит, ибо авторитет, имидж и всё такое. А с эльфом, который родился в незапамятные времена и старше твоего прапрадедушки - вполне. Поначалу оно так и было. Одолевала Андрет обида - на собственную любовь и внешнюю некрасивость, на простодушие. Сердце-то говорило правду, что всё это полная ерунда, и внешне и по уму она вполне устраивала любимого эльфа, да вот разуму тяжко было без доводов, он и придумывал... всякое.** И совершенно зря. Ничего хорошего от таких доводов не получалось. Тут и приходил Финрод. Присмотрел он умненькую девушку при первой встрече, понравилась она ему своим необычно ясным умом. "Вот бы некоторым эльфийкам такой! - думал он. - Хотя бы моей Амариэ. Может, и уговорила бы меня остаться в Валиноре, и не совершил бы я столько глупостей"... И следил за ней и братом, чтобы в беду не попали, да за черту не заступили. А то мало ли что? (И невдомёк ему было, впрочем, как и Аэгнору, что именно этого хотели Валар - чтобы сошлись двое таких разных, не убоялись своей разности и подарили миру надежду. Ох уж эти предрассудки!) А когда Андрет осталась одна, брошенная и сломленная, он подошёл, заговорил с ней - и отпустило её. Пусть и ненадолго, но хватило, чтобы не кинуться в реку с камнем на шее. А дальше - как будто выправилась умница Андрет, да отдала себя духам. Отныне стезёй её были танцы, разговоры с миром потусторонним, целительство духовное и физическое, да философские разговоры. И Финрод никогда не ошибался - приходил именно тогда, когда нужен. - А ты почти не меняешься, Андрет, - сказал он. - Если б я не был столь внимателен, то думал бы, что передо мной сидит дева из прошлого... - Ну спасибо, - иронично поблагодарила Андрет. - Простите, государь, но вы совсем не умеете врать. - И где ты тут разглядела ложь? - скопировал её улыбку Финрод. - Ты себя в зеркале видела? - Видела. Ну чёрная. Ну худая. И что? Это ли красота? - Плохо же ты к себе относишься, Мудрая. Но я хочу спросить иное. Что за тревогу я ощутил сегодня утром? Она была столь яркой, что напугала даже меня. Женщина изменилась в лице. В глубине её глаз серой лесной белкой метнулся страх. Она стрельнула глазами по сторонам, и не обнаружив никого рядом, произнесла: - Дело в моём видении. Я танцевала с духами, и явился мне медведь. Это был мой давний предок... - Постой, не тайный ли муж Имданк? - Да, похоже, именно он. Он был чудовищно, невообразимо огромен. Его когти походили на кинжалы, мех был густым и чёрным, и только на груди виднелось светлое пятно, похожее на полумесяц. А глаза у него были по-человечески мудрые. И он был стар, как само племя Беорингов. Это был он, безымянный отец Финбьорна. И он звал меня. Говорил, что должно случиться что-то ужасное, и что только я могу это исправить. А я онемела от ужаса. Я могла только кивать головой. И наконец он ушёл. Но... Андрет замолчала на добрых пять минут, а Финрод терпеливо ждал. И вот она заговорила вновь. - С тех пор он появляется вновь и вновь. И говорит одно и то же. А я боюсь. Я всего лишь Андрет из рода Беора, всего лишь шаманка. Что я могу сделать, когда это ужасное произойдёт? - Позволь мне пойти с тобой в дом, Андрет-аданет, - тихо сказал Финрод. - Может, я помогу тебе во всём разобраться... Эльфам не нужны лучины. У них есть светлячки - если они синдар. Или тогда уж фонари из стекла, с пламенем внутри. Но то эльфы. Эдайн позволительно освещать темноту факелами и свечами. К тому же это так романтично! Только разговор у этих двоих отнюдь не романтичный. Ведь один оставил в Валиноре свою леди - Амариэ, тихую и добрую, как полевая ромашка. А другая рада бы, но не может забыть золотое пламя волос и утреннюю голубизну глаз эльфа по имени Ярое Пламя. Потому - только о деле. А точнее - о видениях Андрет. Ибо зная её, десять к одному, что они вещие. Такой дар ей дан, что не всякому эльфу достанется. И положа руку на сердце, Финдарато подарил бы этакий подарочек какому-нибудь врагу. Ну их, эти кошмары. - Так просто до истины мы не докопаемся, сказал он. - Не просто так он к тебе приходит. Боюсь, причина намного глубже. Думается мне, что этот безымянный оборотень - один из тех, кто застали Пробуждение людей. Как эльдар вначале разделились на Народы, так и вы, Младшие, тоже. И он вначале отделился от всех, но позже... встретил ту или тех, в ком не было или почти не было Искажения. И подарил её народу свою силу, а себе взял другую плату - возможность создать племя. Так что, Андрет-аданет, ты тоже немного медведица. И при этом - чище и светлее многих. - Боюсь, что твой брат так не думал, - криво усмехнулась женщина. - Эру... - вздохнул Финрод. - Такая взрослая, а всё ещё такая максималистка. Что ты всё: раз ушёл, значит не любит, а раз не любит, значит плохая... Ты лучше многих. Не побоюсь этого слова, многих эльдиэ. Такой бескорыстности, при таком остром уме, я не видел ни у кого. И он тоже. - Тогда - почему? - с болью в голосе произнесла она. - Потому что судьбы эльдар и эдайн слишком разные. Нам дали бессмертие, как бесконечную возможность расти и помнить. Вам - смертность, как стимул расти быстрее и забывать. И в этом вся беда. Наши дары противонаправлены, а стоит эльфу и человеку разделить судьбу, произойдёт нечто страшное. Человек обретет пугающую бесконечность, и не будет знать, что делать с ней. Или - эльф свою бесконечность потеряет, а к человеческому ритму окажется неприспособлен***. И всё же... для того мы, такие разные, пришли в Арду, чтобы помогать и дополнять друг друга. Так было задумано. Но... - Произошло Искажение? - Да. Мы все называем это пришествием Тьмы. - И неправильно. Тьма бывает доброй, а свет злым. Это нечто иное. Мелькор что-то сделал с нашими душами. И мы стали злыми. - Да. Нашу историю, историю Нолдор, ты знаешь. Мы хотели совершить добрый поступок - вернуть Сильмарилли, а в итоге, напоровшись на непонимание, пролили кровь. Невинную кровь. Тэлери не хотели нам зла - они выполняли приказ Валар. А началось всё с убийства Финвэ и безумия Феанора. И ещё до этого Моргот довольно долго втирался нам в доверие. Так Исказилась судьба Эльдар. Но ты не эльфийка. Откуда ты знаешь про Искажение? И тут Мудрая отвела глаза: - Может, не надо? Это очень... тяжело. - Надо, иначе не разгадаем твою загадку. - Хорошо, - сказала она и сжала руки в замок, аж костяшки пальцев побелели: того и гляди, хрустнут. - Хорошо. Было так, что люди отвернулись от Эру и стали служить Морготу. Мы короткоживущие и хотим успеть всё. А Мелькор умеет убеждать - тебе ли это не знать. И он обещал нам всё и сразу, оттого мы пошли за ним. Но... - Что? - Некоторые из нас заметили, что подарки Мелькора достаются нам... тоже искажёнными. Богатство оказывается либо слишком велико - и его владелец бывает раздавлен, - либо слишком мало - и человека обуревает жадность и зависть к более удачливым. Либо же оно как будто проклятое, и внезапный богатей погибает от рук тех, кому мало. И то же с властью, и даже талантами... Когда же таких понимающих стало больше, они собрались в несколько племён и ушли. Вернулись к Эру. С тех пор Моргот нас ненавидит как бы не сильнее, чем эльфов, и убивает весьма жестокими, изощрёнными способами. Во времена те беоринги и повстречались с Медведем. И иногда мне кажется, что имя своё мы взяли не от слова "Беор" - слуга или вассал, а от слова - медведь. Точнее - "беорн", человеко-медведь. Настоящего имени его я не помню, да и никто не помнит. Может, он и не назвал его. Медведь и медведь. Зато все помнят, как он нас спас... - И кажется, хочет спасти вновь, хотя его давно нет в живых, - закончил Финрод. - Не зря же он нашёл именно вас, а не халадин и не хадориан. Ведь вы были первыми, кто Понял... И был вечер, и была ночь. И был разговор, впоследствии вошедший в анналы. И было изречено пророчество, неожиданно для самой Андрет, о том, что будет Дагор Дагоррат, и вернётся герой с чёрным мечом, и сразит дракона, чтобы тот не проглотил солнце и луну. И спустится на землю Эру и исправит Искажение, и тогда... А Эру и знает, что будет тогда. Хотелось бы верить, что счастье для всех несчастных и исправление всех поломанных. И Финдарато попросил Мудрую, чтобы дождалась их с Аэгнором в Мандосе. Но даже мудрая шаманка и провидец-эльф не могли знать, как именно повернется эта просьба и это пророчество. А беда брела тихо, да ударила лихо... Вдруг прорвались столетняя осада, и хлынула лава с горы Тангородрим. И окружили два огненных потока Дортонион, так что не войти и не выйти. Остался лишь узкий перешеек, по которому двинулись войска Моргота. И узнай об этом защитники Дортониона днём раньше - смогли бы грамотно построить оборону. А так - пришлось им отступать, теряя воинов и стараясь забрать с собой как можно больше... Аэгнор был бестолковым провидцем, но даже он понимал: эта битва для него последняя. Слишком неравны силы. Лишь бы задержать их, пока Финрод уводит мирных жителей по чудом сохранившейся тропе... Тропа эта самая вселила в него надежду. собственно, не тропа, а место, где лавовый поток сужается до ширины ладони. Умеючи, может перепрыгнуть даже ребёнок, а малышей и перебросить можно. А когда огненное кольцо сомкнётся окончательно, орки сами окажутся в ловушке... Одно не давало покоя. Как там Она? Она - это его несложившаяся половинка. Она не виновата в этом. И он не виноват. Им обоим не повезло родиться у разных народов. Он - эльф, она - человек. Хороший человек. Умный. Добрый. Была бы эллет, но... не судьба, в общем. Аэгнор знал, что Её мучают комплексы по поводу собственной смертности и "младшести", а его самого мучила совесть. Именно он недоглядел и позволил Ей посмотреть себе в глаза. В этот момент и произошло то, что называют ударом молнии. Вдруг страшно закружилась голова, обмякли ноги и сердце ломанулось куда-то вверх, через горло, а потом вниз, через пятки. А чего ему стоило уйти... Она не знает, что в этот момент он разрывал себя надвое. И хорошо что он не знает, что чувствовала Она. Если бы он почувствовал и эту боль, то умер бы на месте... Какая Она теперь? Согбенная старуха с седыми волосами и морщинами? Время безжалостно к людям. И если бы он мог, то отломил бы половинку своего бессмертия и подарил Ей. И Моргот с ней, с этой бесконечностью. Зачем она ему теперь, когда... ...когда и жить-то осталось всего ничего. - Финрод, передай ей, что я её люблю и любил всегда! И обязательно дождусь в Мандосе! - крикнул он вначале битвы. А сам остался. С братишкой Ангродом и воинами - эльфами и беорингами. Их было немного, но и тёмные твари не пойдут по лаве. И это позволит оттянуть конец и... И, возможно, спасти Её. Ей было девяносто лет, и звали её Андрет. Время не пожалело её, впрочем, что та жалость пустоцвету? Её стан был прямым и стройным, глаза ясными и зелёными, а волосы - шёлковыми. Но и всё! Шёлк этот выцвел до снежной белизны, мраморная кожа покрылась морщинами, руки истончали и сделались угловатыми. И шаманское одеяние висело на ней, как на вешалке. А посох - уже не атрибут, а третья нога. - Уходи, Андрет! - сказал ей Финрод. - Твоя мудрость нужна твоему племени! - Смеёшься, государь? - расхохоталась она в ответ, и Финдарато ужаснулся. Никаких колокольчиков, никакого журчания ручья - только скрежет несмазанных петель. И голос её украло время. - Смерть моя давно кружит рядом. Ещё одно шаманство убило бы меня. Я и так слишком задержалась. Я должна была быть с Ним. Но он бы прогнал меня. А умирать без пользы я не хочу. Уводи племя и моих учеников. - Но, Андрет, ты... - Я знаю, что делаю. Не горюй обо мне. Он на несколько секунд застыл на месте, колеблясь: выполнить ли просьбу Аэгнора или последовать полуприказу Андрет, но увидел глаза женщин беорингов - обречённые, озарённые призраком надежды. Столкнулся с двумя яростными зелёными молниями... - Прости, брат. И ты прости, подруга, - пробормотал он и пошёл замыкающим в толпе. А Андрет - осталась. Когда шаман призывает духов, он осторожен. Иначе унесет его в потусторонний мир, и пиши пропало. Будет его тело жить, пить, есть, но душа в нём будет не его. А какого-нибудь зверя. Или разумного существа. И ладно, эльфа или человека, гнома там, а вдруг орка? Да и светлое создание не всякое подойдет. Хороша будет шаманка, если призовет в своё тело... Феанора! Но Андрет действительно знала, кого зовёт. И она с точностью до шага копировала тот самый танец. Выпевала те самые слова. И безжалостно выжимала себя до донышка. Она не обманула Финрода - это шаманство для неё последнее. В девяносто лет любое шаманство такой силы последнее. После него от неё останется только труп. Так какая разница, сейчас ей умереть или сутки спустя? Лучше уж сейчас попробовать пользу принести. Он явился - такой же огромный, устрашающий и... мудрый. Переступил с лапы на лапу, приблизился, коснулся кожаным носом плеча шаманки. - Ты призвала меня в беде, как мы и условились. Но я вижу, что жить тебе осталось считанные минуты. Ты разогнала своё сердце, и загнала, как лошадь. Оно уже не сможет замедлится и разорвётся от напряжения. У нас мало времени. Готова ли ты принять мою силу, зная о последствиях? - Готова, - бесстрашно мотнула головой старуха. Сердце её действительно выламывало рёбра, и каждый удар отзывался такой болью, что хотелось выть в голос. - Тогда поспешим! Открой мне разум и постарайся вытерпеть боль до конца. Иначе всё будет зря. - Постараюсь, - успела сказать Андрет, а затем нахлынула обещанная боль. Она не шла ни в какое сравнение с болью изношенного сердца. Она была во сто крат сильнее! И болело всё, абсолютно всё, ломало кости, выкручивались мышцы и внутренности, как белье. .. Внезапно всё прекратилось. Андрет лежала на алтаре, а прямо перед глазами виднелось что-то чёрное, в чём она опознала звериные лапы. Пошевелилась и поняла, что эти лапы - её. И она чувствовала, что её переполняет сила - дикая, необузданная, такой у неё даже в молодости не было. Поддавшись порыву, она перевернулся на спину, скатилась с алтаря и засмеялась. То есть хотела засмеяться, но получился громкий, торжествующий рык. "Я медведица", - подумала она. - "Впрочем, что я хотела? И если это единственный способ спасти племя, то да будет так!" Она поднялась на свои четыре лапы, потом с некоторым трудом встала на две: медвежье тело позволяло это. Оглянулась по сторонам. Её шатало - коротковатые задние лапы не без труда удерживали огромное тяжёлое тело в вертикальном положении... И увидела, как отступают поредевшие ряды защитников Дортониона. Сколько их было, и кем они были - разглядеть она не успевала, ибо за ними двигались бесчисленные толпы орков. По сравнению с выжившими людьми и эльфами их было просто удручающе много. Но... какими же маленькими, кривенькими, ничтожненькими они были! И как забавно верещали, надеясь устрашить противника! Это была последняя человеческая мысль, а в следующий миг огромный чёрный зверь на бешеной скорости нёсся туда, где кипел бой. Впоследствии орки не будут отдавать себе отчет в том, почему ненавидят медведей. Точнее, ненавидят и боятся. Ведь было, было уже такое! Встал на пути орков, преследующих взбунтовавшихся людей, медведище - настоящая мохнатая гора с сабельными когтями! И кто увернуться не успел, тех в клочья порвал. А кто успел, тех догнал и тоже порвал. Мало кто из орков спасся, а тупые и неповоротливые тролли, опоздавшие к бойне, не разобравшись, кинулись бежать вместе с выжившими. А медведь... был ли он ранен, или убит? Да без разницы - лишь бы целыми уйти! И вот опять! Такой же точно зверь чёрным ураганом ворвался в тёмное войско - и пошёл крошить всех, до кого только дотянется! И орки, и их противники растерялись, но проклятые светлые опомнились раньше, да сплотились вокруг нового союзника. И орки поняли, что так хорошо начатое дело вот-вот расползётся по швам. И впервые за битву обуял их страх... - Откуда здесь... медведь? - прохрипел Ангрод. На него было страшно смотреть. Раны не слишком опасные - зато их много! Оставь его таким ещё на пару часов - истечёт кровью и умрёт. И где взять целителя, чтобы залечил всё это? Если и выживет, то красавцем точно не будет. - Неважно, главное, что он за нас, - ответил Аэгнор, который наверняка смотрелся не лучше. - Держись рядом брат, он, похоже, нас защищает! А кругом что-то неразборчиво кричали беоринги. Это было похоже на обычное "ура", но звучало как "бьорн". - Что они кричат? - спросил Ангрод. - Похоже, они думают, что вернулся Великий Медведь. Так или не так, но я готов поверить во что угодно. Хха! - Айканаро отбил удар хитрого орка довольно крупных размеров, который вознамерился нанести зверю удар со спины. Медведь благодарно рыкнул. Вообще, у братьев возникло ощущение, что они прячутся за ветряной мельницей весьма приличных размеров. Зверь, стоя на четвереньках, был в холке ростом с Ангрода, а тот никогда не отличался миниатюрностью. Встав же на задние лапы, медведь казался вдвое больше даже Маэдроса и Финголфина, считавшихся великанами среди эльфов. И так месил лапищами, что от орков только клочья летели. В самом буквальном смысле. Вдобавок, он и пастью орудовал, отчего слышался душераздирающий хруст костей незадачливых тварей. И рычал - громко, оглушительно и устрашающе. Постепенно рядом со зверем образовалось пустое пространство. Все эльфы и люди старались не попадать медведю под горячую лапу. Он был силён - неимоверно, чудовищно, нереально даже для медведя столь огромных размеров. Это и впрямь была не живая тварь, а дух, явившийся из прошлого на помощь погибающим потомкам и тех, кто сражается с ними плечом к плечу. Только братья-арфинги**** по-прежнему защищали ему спину. И эта троица находилась на острие атаки. Волны орков и троллей разбивались об неё, как о скалу. Те же, кому удавалось обойти их (а таких было уже меньше, чем могло бы быть, ибо троица продвинулась почти к самому перешейку между двумя языками лавы), получали от воодушевлённых защитников Дортониона. И таяли, как лёд под солнцем. Это могло продолжаться сколько угодно, ибо медведь заткнул перешеек, как пробка бутылку. Но однажды это могло кончиться, ибо медведь принял на себя все возможные удары. И пусть он сражался, как заведённый, но в любой момент силы оставили бы его, и он упал, оставив беззащитными двух эльдар, которые тоже сражались на пределе возможного. Но враг дрогнул: у страха глаза велики. Моргот и его приближённые решили поберечь самые грозные свои силы. Не было здесь балрогов. И драконов тоже не было - то ли Мелькор не счёл нужным атаковать ими пеших и конных, и без того окружённых пламенем, то ли не успел вырастить до необходимых размеров. Как же он теперь, наверное, жалел об этом! Ибо пушечное мясо не бесконечно. И даже такие мощные бойцы, как волколаки, имеют свои пределы. И орки побежали, крича и путаясь под ногами у троллей, попадая на зубок к варгам, в суматохе не разобравшим где свой, где чужой. Они побежали мимо несокрушимой тройки бойцов, уже не обращая внимания на мечи и лапы. Таково свойство этих, несомненно, умнейших из тёмных тварей - инстинкт самосохранения в них сильнее злобы, и уж если одолевает, то перерастает в панику. А следом покинули поле боя тролли - неустрашимые, но тупые, поддавшиеся стадному чувству, и волкоподобные существа, будучи всего лишь зверьём, к тому же зверьём стайным. И вся эта огромная куча-мала покатилась к Тангородрим, из последних сил выплёвывавшей лаву и камни. Тут, наверное, Моргот схватился за голову: одуревшие от страха существа массово гибли, в толчее оступившись и упав в лаву, либо наступив на раскалённую окаменевшую массу. Некоторое время защитники Дортониона преследовали их, потом остановились: их тоже уцелела едва ли половина, и все были ранены. Перевязав то, что можно, чтобы не скончаться от потери крови, они отступили к раскуроченному городищу. Беда миновала. Великая, страшная беда. Но на каком волоске всё висело, они вряд ли когда-нибудь осознают. И это хорошо. Зачем знать, что врага победили не воины, а страх самого же врага... Медведь умирал - это было очевидно. Его шерсть была уже не чёрной, а красноватой от крови из многочисленных ран. Вся трава вокруг была заляпана кровью, чёрной орочьей и красной - самого медведя. Он тяжело помотал башкой, пытаясь её поднять, но не смог; вместо рыка у него вырвался стон. Потом лапы у него разъехались, и он осел на брюхо. Присмотревшись к нему, Аэгнор заметил в его боку стрелу. Она засела по самое оперение, и грязные, бурые перья мелко вздрагивали. И если до сих пор у братьев была надежда, то здесь она умерла окончательно. Медведь может сражаться со стрелой в сердце, но стоит ему остановиться, и он умрёт. Если не скончается во время боя. Даже такой большой медведь. - Эх, братец, ну что же ты так, - прошептал Аэгнор, опускаясь на колени рядом со зверем. И он имел полное право так говорить: во время боя их кровь смешалась не единожды. - Айканаро, вставай, - потрогал его за плечо Ангрод. - Не время отдыхать! Пожар вот-вот приблизится! Пламя от затухающей лавы пересушило мелкую речушку, одну из тех, что поили княжество беорингов, и перекинулось на берёзовую рощу. Вот-вот пожрёт её и нахлынет на луг, где упал медведь. И тогда погибнут все трое. - Уходи, Ангрод. Я ещё побуду с ним. Я нужен ему, - прошептал младший брат. - Дай мне... хотя бы проводить его... Ангарато беззлобно выругался, буркнул "поторопись" и ушёл. И Аэгнор запел песню-молитву, которой провожают павших воинов-эльфов - ибо не знал полностью слов такой же песни беорингов. Он пел и гладил зверя по голове, а тот урчал - всё тише и тише, и вдруг глаза их встретились. Аэгнор вздрогнул и едва не споткнулся: глаза у зверя были зелёные. Прекрасные. Человечьи. И ужасно знакомые. Сердце эльфа пропустило удар. Неужели... Как же он не разглядел, что рядом с ним всё это время сражалась медведица? Ему едва хватило выдержки закончить песнь. С последним словом медведица положила голову ему на колени, закрыла глаза, и оперение орочьей стрелы тоже замерло в неподвижности: сердце зверя остановилось. "Бедная, как же ты выдерживала такую боль?" - подумал Аэгнор, и тут тело медведицы начало меняться... уменьшаться... втягивались когти, шерсть, укорачивалась морда, истончались лапы... на голове отрастали длинные волосы, белые, как паутина... Когда всё кончилось, Аэгнор увидел, что на коленях у него лежит голова женщины из рода людей. Очень старой женщины. И всё равно, он узнал бы её из тысячи. Когда-то она была юной и прекрасной девой, и звали её Андрет. Впрочем, он знал это с того момента, когда они встретились глазами. ...Он нёс её на руках до самого поселения, куда возвращались беженцы. Он даже не рассмотрел, не понял, что пламя пожара сомкнулось за его спиной. К счастью, оно не пошло дальше - путь ему преградила другая река. А в поселении он почти упал на руки Финрода, а Ангрод перехватил из его рук обнажённое тело мёртвой старухи-шаманки. - Эх, Андрет, глупая ты медведица, ну как же так... - пробормотал старший брат, из глаз которого катились слёзы. Победа не радовала. Постепенно вокруг троих эльдар скапливался народ, многие тоже плакали, кто-то накинул на тело женщины погребальное платье. В руки Аэгнору сунули чашку с травяным отваром - он выпил, не замечая вкуса. Ему промыли и перевязали раны - он остался безучастным. А когда мёртвую шаманку возложили на погребальный костёр, он один не подошёл к нему, остался сидеть на бревне, поникнув головой. Вначале показалось, что он заснул, ослабев от ран. Но когда подошли, чтобы разбудить, обнаружили, что он не дышит. Аэгнор умер, хотя ни одна из его ран не была смертельной. Костёр так и не успели разжечь...Слушай, Андрет... Там, за гранью, солнечный свет, Только нас с тобой - нет. Я ушёл за тобою вослед... Одинокий мой путь - в Никуда и Нигде По пескам, облакам и воде. От тебя же ни отклика, ни следа - Лишь песок, облака и вода. Слушай, Андрет. Думал я, для меня смерти нет. Ах, какой был наивный дурак! Ты ушла, и я следом, во мрак. Я иду по следам моей смертной любви - Если страшно одной, позови! Друг без друга мы вечности не проживём, А воскреснем - только вдвоём...
- Остановись, певец! Аэгнор замер. Сквозь его руки просвечивала мгла. И очертания этих рук мерцали, чуть заметно колебались. "Ведь моя Хроа, живая оболочка, осталась там, в мире живых", - подумал он. - "Хотя живой её не назовёшь, она сейчас такая же мёртвая, как те дрова, на которых собирались сжечь Андрет... А я сейчас - фэа. Дунет ветер - и расплывусь облачком. Надо же, не заметил, как пришёл в Мандос"... Грандиозная фигура на сером троне, если можно было так назвать это величественное и жутковатое сооружение, не могла быть никем иным, кроме Намо. Судии. И именно ему принадлежал голос, остановивший Аэгнора. - Впервые вижу, чтобы Старший просил вернуть ему Младшую, отказываясь от бессмертия. Да ещё такими виршами. Нет, я ожидал, что это сделает кое-кто другой, но точно не один из нолдор! Аэгнору почудилось: лицо под маской чуть заметно скривилось. Ну да, это он проклял нолдор. И проклял, кстати, вполне заслуженно. Хоть и жестоко. - Да не проклял, - усталым тоном сказал Намо. - Предсказал! По-моему, даже самому тупому из ёжиков Йаванны было ясно, что с таким настроем нолдор далеко не уйдут. Переругаются ещё в пути... революционеры фиговы. Были бы другими - никто бы и не пикнул против. Ещё бы подтолкнули: ищите свои Сильмариллы, только в пекло не лезьте... Вот скажи: хоть одна сво... один дом из оставшихся двух пришёл к вам на помощь? Молчишь... Так оно и будет. Вечная недосказанность, несогласованность, ссоры на ровном месте. И только любовь да дружба будут хоть как-то спасать ситуацию. Вот ты. Почему только сейчас решился её позвать? Ведь с самого начала было ясно, что вам друг без друга не жизнь, а мучение. Почему? Аэгнор с трудом, тяжело выдавил из себя: - Я... боялся... - Потерять бессмертие. Ну, с дурой-девкой всё ясно - комплексы заели. А ты повёл себя, как обычный эгоист. И прикрылся всякой ересью: мол, человеку и эльфу вместе будет плохо... - Теперь-то я понял, - тихо прошептал эльф, опустив глаза, как провинившийся ребёнок, - понял, что и без неё мне... - А ей? - И ей... Я... виноват... - Хорошо, что понял. Послушай, Аэгнор. Прежде чем я решу твою судьбу, послушай. Мы бы не стали связывать судьбы Старших и Младших без особой нужды. Мы сводим тех, что вместе способны изменить мир к лучшему. И пусть вы не столь важны, как кое-кто другой. Вы должны были прожить свою жизнь вместе и подарить миру маленькую, но надежду. Отказавшись от счастья, вы оставили в мире дыру, в которую просвистывает тёмный ветер. А ведь это мог быть ваш ребёнок! И он... - Намо внезапно замолчал, оглянулся. - Андрет! Я понимаю, что ты обещала его дождаться. Но не в медвежьем же облике! И то, что я его собираюсь тебе подарить, не значит, что ты можешь пугать им мужа! Принимай живо человеческий облик и изволь проявиться! Серенький туман вдруг сгустился этаким пыльным клубочком, потемнел, принял на миг очертания медведя, а потом перетёк в силуэт женщины. Этот силуэт внезапно обрёл чёткость, в нём проявились черты... ...Андрет. И не старухи-шаманки, а юной девы, с которой он гулял по холмам и разговаривал о высоком. - М... мужа? - начал заикаться Аэгнор. - По... подарить? - Да, это не ошибка. Подарить и мужа. Отныне она сможет становиться медведицей, когда захочет. А ты - её муж. Предназначенный. Как и она - твоя жена. Тем более, что вы уже изменили судьбу мира. Теперь благодаря вашей победе многие нити придётся переплетать. Ну, кроме тех, на кого у нас планы. Возможно им придётся труднее, возможно, легче.. Да, мы были готовы к поражению, слишком большие силы были брошены на княжество беорнингов, и вы своё предназначение не выполнили. Но в самый последний момент Андрет призывает своего предка и... переламывает ход битвы, чего от неё никто не ожидал. А теперь ты входишь в моё царство и зовёшь её... Поэтому я подарю вам шанс. Кто-то же должен создать прецедент... И вы воспользуетесь им по полной. Но это будет смертная жизнь. Увы, но подарить Андрет вечность я пока не в силах, мы ещё не знаем, как это сделать. Готов к этому? - Готов, - Аэгнор вздрогнул, но совладал с собой. - Я ведь уже умер. Во второй раз будет не так страшно. И тут молчавшая до сих пор Андрет сказала: - Господин Судия, а... можно, он тогда тоже будет медведем оборачиваться? А то... больно уж я большая и страшная... Тут раздались негромкие, сухие и неприятные звуки. Оба опять вздрогнули, переглянулись... и поняли, что это смеётся Намо. А так как он смеяться не умеет, то и получается у него жуть какая-то. - Можно и медведем! - улыбнулся эльф, - главное, чтоб с ней... Вдруг зашевелились тела, уже приготовленные к похоронах. Думали, раз не получается отправить их по реке к морю, остаётся - в небо, верхом на духе огня. Возложили их рядом, плечом к плечу, рука к руке, чтобы хоть в смерти остались вместе. Ведь души не бывают старыми. Они всегда молодые. А у таких, как Аэгнор и Андрет, ещё и прекрасные. Но вдруг... Налились теплом ледяные руки Аэгнора. Растаяли морщины на лице Андрет. Окрасились её волосы в цвет тёмного каштана - как в юности. Распахнулись синие глаза эльфа... навстречу зелёным - человеческой девушки... Разное потом говорили люди. Одни - на протяжении от Дортониона до самых Гаваней - видели двоих людей. Точнее, эльфа и человеческую девушку. Хотя точно сказать, кто из них кто, не могли. Что-то изменилось в них, отчего они утратили свою разность. Молодые и прекрасные, счастливые. Они сели на корабль, и он унёс их на Эндорэ. И след их затерялся там. Иные же, чьи пути пролегали по бездорожью, говорили, что встретилась им пара гигантских медведей, и вначале эта встреча повергла их в ужас. Она - чёрная и белогрудая, он - мохнатый и удивительно золотистого окраса, мощные, величественные, с сахарными клыками и кинжальными когтями. Но взор их был человеческим - мудрым и понимающим, к тому же не бывает у медведей глаз таких расцветок... И только сами Аэгнор и Андрет знали, куда идут. Их ждали совсем иные земли, дикие и сказочные. Ведь условие Намо было таково, что в обмен на вторую жизнь им придётся принять чужую землю и чужое племя, и сделать их своими. Беорн должен вернуться, сказал Мандос, но как это произойдёт, и чья кровь даст ему жизнь? Уж не самих ли Аэгнора и Андрет? Или тех, кто даст им приют? Об этом он умолчал. Он дал шанс, а воспользоваться им могли только они сами. Бежит время, разделяется на рукава. И с каждым таким разделением мир становится немного другим. А в каком рукаве живёт мы? И какая сила правит нами, добро или зло? Это зависит и от нас тоже...