***
Сентябрь сгорел, октябрь взял правление в свои руки, а значит вот-вот наступит Хэллоуин. Для однокурсников Сычена это был ещё один повод устроить вечеринку с литрами алкоголя и всевозможными психотропными веществами и вновь испытать острые ощущения, забравшись в какое-нибудь жуткое место. Винвин тысячу раз успел пожалеть, что подружился с этими безбашенными ребятами, когда они, будучи не в самом трезвом состоянии, поставили парня перед фактом, мол идёшь с нами и всё тут. Вот не мог Ренджун просто походить ночью по кладбищу, нет, ему нужно было заставить всех тащиться в особняк на окраине города, в котором уже как полвека никто не живёт. – Я нашёл пару статей в Интернете, чтобы вы прониклись атмосферой, – начал Хуан, ведя за собой Тэёна, Джисона и Сычена к месту назначения. – Здесь говорится, что в этом доме с начала по середину двадцатого века жила семья какого-то японского чиновника, – он сбавил шаг, не отрываясь от телефона, – а, вот, нашёл. «В тысяча девятьсот сорок пятом году, после поражения Японии во Второй мировой войне, вся семья была зверски убита одной из радикальных корейских группировок, считавших террор единственной действенной мерой по уничтожению следов японского вмешательства.» Ли выхватил гаджет из рук китайца и продолжил читать: – «Очевидцы утверждают, что в доме происходят паранормальные явления: в окнах горит свет, двери захлопываются сами по себе, а температура воздуха в несколько раз ниже, чем на улице. Некоторые говорят, что слышали посторонние звуки, такие как шаги и детский лепет.» Вы точно хотите туда сходить? – Конечно же хотим! – воскликнул Джун и приобнял побледневшего Пака за плечи. – Ведь хотим, Джисон-и? – Д-да, хён... Старшие переглянулись, поняв, что спорить бесполезно, и подошли к высокому кованому забору в готическом стиле. Старые ворота скрипнули, и узенькая дорожка, выложенная камнями, стала свободна. Все тридцать метров до крыльца были пройдены в полной тишине, только ветер качнул пару раз железную цепь, которой были обмотаны ручки дверей. Зайти внутрь не составило большого труда. В огромном помещении было очень темно и пыльно. Вся мебель стояла на своих местах, кроме перевёрнутого и разломанного комода в одном из углов, на столе лежала недочитанная газета с пожелтевшими страницами, а на кухне остались высохшие кружки чая. Осматривая всё, что попадалось под руку, Сычен заметил висящие на стене рамки, в которые были вставлены картины. Это были несколько работ каких-то неизвестных Дуну японских художников и чёрно-белая фотография семьи. На мягком стуле сидела женщина лет сорока в длинном светлом платье; уголки её губ были чуть приподняты, волосы собраны в модную причёску того времени. На своих коленях она держала девочку, которой было не больше семи. Малышка улыбалась так, что её глаза почти не были видны. Мужчины, стоявшие за ними, напротив, сохраняли серьёзное выражение лица. Глава семьи был намного старше своей супруги. В нём не было ни намёка на расслабленность, будто он вот-вот собирался сорваться на очередное заседание государственной важности. Его сын, стоящий по правую сторону, был достойным преемником своего отца: такой же строгий вид, такие же холодные глаза, такие же острые скулы, о которые можно было порезаться. Они с Винвином были почти ровесниками, но морально юноша был намного старше. От рассматривания фото его отвлекло громкое копошение в письменном столе. Джисон усердно пытался что-то найти. – Готов поспорить, что где-то здесь завалялась карта Великой Японии, – кореец обернулся, что посмотреть на реакцию друзей, но поймал лишь косые взгляды. – Согласен, плохая шутка. – Парни, если что, то я на втором этаже! – крикнул Хуан, начиная подниматься по широкой лестнице. С каждым новым шагом тишину разрывал скрип старых досок; это было жутко. Вскоре свет его фонарика исчез в стенах коридора. Через пару минут китаец на трясущихся ногах бежал вниз. Джисон как самый близкий друг Ренджуна пытался выяснить, что же случилось, но тот не мог сказать ни слова. Ребята, всерьёз обеспокоенные состоянием друга, направились в первую встреченную комнату. Судя по маленькому столику и большой коробке игрушек, это была детская. – Инджун-и, здесь нет ничего страшного, – Тэён искренне не понимал, чего мог испугаться младший, – сам посмотри! – Серьёзно? А ты на кровать посвети, – выглянув из-за спины Сычена с издёвкой ответил он. Ли закатил глаза и с видом задолбавшегося человека осветил фонарём мебель, и в ту же секунду из его рта вырвалось протяжное «Твою маааать». Постельное бельё нежно-розового цвета было почти полностью окрашено тёмно-бордовыми, почти чёрными пятнами. – Так это правда?.. – голос Пака был очень тихим, но его вопрос остался без ответа совсем не из-за этого. Тэён как самый быстро вышедший из оцепенения начал выталкивать младших из комнаты, бормоча что-то вроде «нервы ни к чёрту» и «ноги моей здесь больше не будет». Никто не сопротивлялся.***
Вернувшись домой, Сычен заметил, что на его руке не было тонкого серебряного браслета. Видимо, потерял в особняке, когда бежал вниз по лестнице. Хоть парню было неприятно туда снова идти, он не мог остаться без этого своеобразного оберега. Винвину повезло, что Ли часто брал на себя роль "мамочки" их компании, иначе бы тот ни за что не согласился проводить китайца хотя бы до ворот. Сычен заставил Тэ обшарить весь первый этаж, пока сам хотел проверить второй, не заходя в ту ужасную комнату. От одной мысли шли мурашки по коже. Основной коридор был очень длинным, с множеством комнат, в которые лучше не соваться (мало ли, что там ещё можно найти); от него отходили коридорчики поменьше, постоянно меняющие своё направление и уходящие в глубь дома. Создаётся ощущение, что архитектор умышленно сделал этот дом похожим на лабиринт, чтобы никто, кроме хозяев, не смог найти то, что ему нужно. Вот и Винвин никак не мог отыскать свой браслет. – Сычен-а, я ничего не нашёл. Пойдём уже домой, – позвал парня Тэён. Китайцу оставалось только последовать на улицу за своим измученным другом. Он, конечно, расстроился, что не удалось отыскать такую ценную вещь, но что поделать? Это место и правда жуткое. Ли старался не показывать своё напряженное состояние, однако старший не мог устоять на месте, переминаясь с ноги на ногу, пока Винвин медленно шёл к дверному проёму. В последний момент Дун слегка повернул голову, чтобы окинуть взглядом помещение, в которое больше никогда не вернётся, и замер. В конце зала, под лестницей, стояла маленькая девочка. На ней была лишь ночнушка, прикрывающая колени, и какая-то лёгкая кофточка на пуговицах. – Хён, а кто это? – еле слышно спросил парень, будто боясь спугнуть ребёнка. Кореец нахмурил брови и чуть отодвинул донсэна, закрывающего обзор. – Ты что, издеваешься надо мной? Там никого нет! По коже прошёл холодок. Раз Тэён её не видит, то... – Да-да, прости, неудачно пошутил, ха-ха. Ты иди без меня, я, кажется, телефон на втором этаже забыл, – протараторил Сычен и начал подталкивать хёна в спину подальше от выхода. – Ну как знаешь, – Ли был немного озадачен поведением младшего, – и аккуратнее, там доски гнилые. «Да-да-да, понял, принял, обработал, иди давай», – последнее, что услышал кореец, перед тем, как дверь захлопнулась прямо перед его носом. Винвин прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Сейчас нужно было выяснить, кто эта девочка и что она здесь делает, или же набрать номер психиатрической бригады, если крыша всё-таки поехала. Увидев, что девчушка не собирается выходить из своего укромного местечка, китаец не придумал ничего лучше, как просто поговорить. – Эм... Привет? Она только немного выглянула из-за угла, растерянно хлопая ресницами. У Дуна появились кое-какое очень сомнительное и почти нереальное предположение, которое он всё же решил проверить. – Не говоришь по-корейски? – парень перешёл на японский. Благо, знания позволяли. Ребёнок сразу же стал чуть увереннее и отрицательно покачал головой. – Меня Сычен зовут. А тебя? Теперь она совсем перестала бояться, и между ними было не больше полутора метров. – Акира, но для друзей я просто Кира, – девочка протянула маленькую ручку, в которой что-то держала. – Это, наверное, твоё. В раскрытую ладонь Винвина упал его потерянный браслет. – Поиграешь со мной, Сычен-сан?***
Парень сидел на старом, пыльном, но мягком ковре и смотрел, как Кира заботливо раскладывает перед ним и ещё парочкой фарфоровых кукол игрушечный сервант. Даже как-то не верилось, что она мертва. В детских глазах светились огоньки, чёрные шелковистые волосы можно было попробовать на ощупь, только холодная, почти белая кожа явно отличала её от людей. Тут китайца посетила одна пугающая мысль: если Кира – призрак той самой девочки с фотографии – была здесь, то в доме вполне мог находиться кто-нибудь ещё. Кто-нибудь не такой наивный и доброжелательный, как эта девчушка, а озлобленный на весь мир и желающий отомстить. – Кира, могу я кое-что спросить? – девочка, не переставая разливать несуществующий чай, лишь коротко "угукнула". – Ты здесь одна? – Нет, просто братик не любит спускаться на первый этаж. Он боится, что в любой момент могу вернуться мама и папа. – А где мама и папа? – Уехали на работу. Обещали, что не будут там задерживаться. Сычен не понимал ровным счётом ничего. Как родители могут вернуться? Чисто логически, если их не убили в тот же день (что мало вероятно), то они уже давно умерли своей смертью. И почему старший брат их боится? Он же просто жертва, как и его сестра. Винвина немного пугало, что он так спокойно рассуждает о трагедии, произошедшей в этом доме. Его активная мозговая деятельность затмила инстинкт самосохранения, который буквально кричал о том, что опасность где-то рядом и пора валить. Он даже не заметил, как температура воздуха ощутимо понизилась до такой степени, что изо рта шёл пар. – Накамото Акира, с кем ты там беседуешь? Ну всё. Пиздец. Мужской голос, который, на самом деле, был довольно-таки приятным, вернул парня в реальность, и осталось только два варианта развития событий: либо его сейчас убьют, либо всё равно убьют, но чуть позже. Одинокие шаги отдавались эхом в полупустом помещении. Любопытство взяло верх над страхом, и Сычен приподнял голову. Засунув руки в карманы классических чёрных брюк, по лестнице медленно и лениво спускался молодой человек в объёмной белой рубашке, будто та совсем ему не принадлежала. Внешне он был совершенно спокоен, только не сводил подозрительного взгляда с парня. В это время Кира даже не пыталась спрятаться за Сычена. Она покорно ждала, пока старший брат не окажется рядом с ней. Скрестив руки на груди, Юта выжидающе смотрел на девочку. – Ты не ответила на мой вопрос. Кира не решалась поднять глаза. Сестра нервно перебирала руками край кофты и пыталась подобрать подходящие слова. Скажи она что-нибудь не то, брат бы моментально пришёл в ярость; в такие моменты от него можно ожидать чего угодно. – Юппи, я... – Сколько раз я тебя предупреждал: не разговаривай с незнакомцами, – и ты никогда меня не слушаешь! Хочешь, чтобы это место снесли к чертям?! – если бы японец мог сорвать голос, он бы это уже сделал. К сожалению, Винвин не остался без внимания. Его схватили за грудки и больно припечатали к стене. Холодные руки старшего сильно сжимали горло, и у парня все начало плыть перед глазами из-за недостатка кислорода. Он не особо вникал, что ему там яростно шипели на ухо, но понял одно: Юта не очень хочет снова его здесь увидеть. Думаете, Сычен послушался? Конечно же нет.***
Кира, в отличие от брата, была чертовски милой, и китаец не мог просто взять и перестать с ней общаться, даже если под угрозой оказывалось его здоровье. Винвин приходил каждый день и каждый день ловил на себе испепеляющий взгляд, но ко всему можно привыкнуть, и спустя неделю Накамото бросил лишь усталое «Опять ты», прежде чем развернуться на пятках и скрыться в одной из тёмных комнат второго этажа. Нельзя сказать, откуда взялось это противоречивое чувство, –Сычену очень захотелось его догнать и просто по-человечески поговорить. Дун никогда не умел оказывать хорошую моральную поддержку, но он просто не знает, как ещё понять, что творится в душе у японца. Парень тихо поднялся по лестнице, стараясь не скрипеть старыми досками, и нашёл Юту лежащим на большой двуспальной кровати в светлой просторной комнате. Сложенные в замок руки покоились на его груди, а абсолютно пустой взгляд был устремлён куда-то в потолок. Казалось, он совершенно не замечает присутствия младшего***
Старший щёлкнул пальцами, и они в миг оказались в гостиной. За окном был вечер. Парни стояли возле лестницы, и Сычен видел, как куда-то спешно собирались господин и госпожа Накамото, попутно раздавая указания своим детям, которые смирно сидели на диване. Точнее, сидел только Юта, а Кира хвостиком бегала за матерью, что то и дело шикала на неё и безуспешно просила не мешаться под ногами. Юноша усадил сестру себе на колени, чтобы та точно никуда не сбежала. Пока женщина вновь напоминала сыну не забыть уложить малышку спать, отец уже был на улице и прогревал двигатель машины. Муж всё поторапливал, и она, поцеловав обоих детей в лоб, выбежала из дома, даже не застегнув пальто. За окном послышался скрип шин, старший устало вздохнул. Ничего не понимающий Сычен обернулся на Накамото, который стоял позади него. – Ты что, отправил нас в прошлое? – Типа того, – он пожал плечами. – Они тебя не видят и не слышат. Просто смотри. Полная энергии девчушка начала носиться по гостиной, сбивая всё на своём пути; брат тоже бегал, но по той же траектории, чтобы ловить падающие следом вазы эпохи Хэйан. Он пытался поймать сестрёнку, угрожая сразу же отправить её в кровать, но та была слишком проворной и каждый раз со звонким смехом выбиралась из крепких объятий. – Кира, ради всего святого, пойдём спать, – заныл лежащий пластом Юта, когда девочка начала бить его подушками. – Только после того, как проиграешь со мной в парикмахерскую. У тебя очень хорошие волосы! – воодушевленная предстоящей игрой, она быстро-быстро побежала за всем необходимым. – Которые ты сейчас испортишь... Юта, который призрак, пихал задыхающегося от смеха Винвина локтем, когда тот увидел "творение" младшей: чёрные волосы парня были собраны розовыми ленточками в маленькие хвостики по всей голове, а на чёлке красовались две переливающиеся заколки. – Всё, пора в постель, – японец закинул погрустневшую девочку на плечо и двинулся в сторону её комнаты. – Но я хочу дождаться родителей! – Солнышко, они вернутся очень поздно. Ты сейчас пойдёшь спать, а завтра утром обязательно их увидишь, обещаю. – Честно-честно? – Честно-честно. Сычен взглянул на Юту. Тот сидел, прислонившись спиной к стене, и смотрел куда-то в пустоту. В его глазах было лишь отчаяние, тесно граничащее с безразличием; он прекрасно знал, что будет дальше, и это не могло не угнетать. Вскоре послышались шаги. Молодой человек быстро спустился по лестнице и, взяв в руки недочитанную книгу, сел в кресло. Он не совершал никаких действий, кроме чтения, около получаса, лишь нехотя потягивал вино. В это время китаец почти успел задремать, но неожиданно зазвонил телефон. Звук разбивающегося стекла и негромкие японские ругательства развеяли остатки сна, и ВинВин заметил, как по чистому ковру растекается тёмно-красное пятно. Ничего не говоря, На поднял трубку и, раздраженный тем, что его отвлеки от любимого занятия, просто слушал говорящего. Длинный провод не позволил бы так просто разбить аппарат вдребезги, поэтому ему приходилось нервно сжимать ни в чём не повинную столешницу. Но с каждой минутой на его лице сменялись эмоции: сначала – злость, потом – недоумение, а под конец – сомнение. Пару секунд он стоял неподвижно, стуча длинными пальцами по деревянной поверхности, словно что-то обдумывая; пристально посмотрел в окно, в котором толком ничего не было видно ввиду отсутствия каких-либо фонарей, и рванул на второй этаж. Дун не знал, что должен сейчас сделать. Он развернулся, прося ответа у старшего, но японец лишь кивнул головой куда-то в бок, мол "иди за ним". Иди за мной. Сычен ориентировался только по стуку ботинок, потому что найти парня самому было просто не реально. Тот оказался, судя по дорогому письменному столу и высоким стеллажам с книгами, в кабинете отца, и судорожно перебирал все ящики, которые попадались под руку, повторяя, как мантру, "ну где же, где". Куча бумаг уже давно валялись на полу, руки дрожали от напряжения. Юта на мгновение замер, всматриваясь в содержимое стола, а потом со всей силы ударил по нему ногой. – Сука! Сука! Сука! Это была самая настоящая паника. Руки продолжали дрожать, грудь быстро вздымалась; ноги подкашивались, и он осел на пол, откинув голову назад. Комнату заполнил негромкий (чтобы не разбудить сестру), но истерический смех. Когда китаец подошёл поближе, то увидел, что пистолетный сейф был пуст, как и чехол от катаны, что висел на стене. Парня всё ещё пошатывало, но На уверенно продолжал идти вниз. Сычен – за ним. Японец окинул глазами первый этаж, и не придумал ничего лучше, как приставить к входной двери комод, который был довольно-таки увесистым. Кроме кухонного ножа обороняться было нечем, здесь больше нельзя оставаться. Юта почти дошёл до комнаты сестры, чтобы разбудить и увести малышку куда подальше, но стали слышны грязные корейские ругательства и сильные удары в дверь. Вскоре та не выдержала, и они, как голодные хищники, ворвались, забирая всё, что можно продать по хорошей цене на чёрном рынке. – Господа, вас разве не учили, что нужно стучать, прежде чем войти? – Винвин поражался, как быстро человек может взять себя в руки и надеть очередную маску. – А тебя разве не учили, что нельзя быть мудаком? – прошипел один из них, крепче сжимая в руке револьвер. – Ошибаешься. Будь я мудаком, я бы давно уже выломал дверь в чужой дом, собрал все ценные вещи и угрожал владельцу оружием. Кореец засучил рукава и хотел было ударить с левой, но Юта увернулся, и тот упал на пол, оглушенный бутылкой с недопитым вином. Парень пробовал обороняться ножом, но он просто не мог отправить в нокаут всех семерых, поэтому оружие выпало у него из рук, когда сильный удар пришёлся в солнечное сплетение. Сычен догадывался, что будет дальше, и он не мог допустить, чтобы вот так закончилась жизнь невинного человека. Китаец успевает сделать только шаг, перед тем как На, словно прочитавший его мысли, крепко сжимает хрупкого юношу в кольце рук, не позволяя двигаться. – Отпусти, я должен ему помочь! – он кричал, будто от этого что-то изменится. – Ты знаешь, что такое «эффект бабочки», Сычен-а? – Пожалуйста! – его никто не слушал. – Каждое незначительное событие, каждое принятое второпях решение, каждая брошенная на эмоциях фраза может коренным образом изменить ход последующей жизни, – Юта полностью игнорировал протестующие крики и полные боли стоны, от которых тело младшего тряслось, а глаза вот-вот наполнятся слезами, – взмах крыла бабочки в Сингапуре может привести к сильному торнадо в Северной Каролине, а ты хочешь спасти детей министра милитаристской Японии. Никто не знает, что бы было, если бы мы выжили, поэтому не иди ва-банк, подумай о себе. Тем временем лежащий на полу и корчащийся от боли парень продолжал получать удары туда, куда только попадали их ноги. Некоторые специально били в одно и то же место, явно наслаждаясь его страданиями, и японец не пытался дать отпор не только потому, что рука и пара рёбер были сломаны, но и потому, что он хотел подольше задержать их возле себя, давая сестре возможность убежать (Юта надеялся, что от такого шума она проснётся), пока не стало слишком поздно. Но вскоре им стало скучно с несопротивляющимся телом; перед тем, как уйти на второй этаж, один из них поднял нож и замахнулся и воткнул его юноше в грудь, оставив захлёбываться в собственной крови. У Винвина помутнело в глазах. Только холодные руки не давали ему упасть. Он слышал, как тяжело дышит и кашляет японец недалеко от него. Топот шагов. Скрип двери. Детский крик. Выстрел, после которого продолжающее бороться за жизнь тело вздрогнуло. Вот они, все семеро, спускались с чувством выполненного долга, гордые тому, что помогли очистить страну. Парень лет двадцати, такой же непримечательный, как и его товарищи, заметил, как грудная клетка японца всё ещё вздымалась, и лениво достал из-за пояса пистолет. Несколько секунд он искал запасные пули, перезаряжал его, и перед выстрелом с недовольство вздохнул: – Какой живучий ублюдок. Попал прямо в сердце. Они ушли, и Накамото, совершенно не брезгуя, переступил через своё бездыханное тело, чтобы дойти до двери, ведущей в подвал. – Пойдём, я более чем уверен, что ты хочешь напиться, – он взглянул на Сычена, который не мог отвести взгляд от трупа. – Ох, раз уж тебя это смущает, – по щелчку пальцев обстановка вокруг сменилась на ту, что была в первый день прихода китайца в дом.***
Бутылка, две или даже три, – Винвин не помнит, сколько он влил в себя, пока пытался привести свою нервную систему в относительный порядок. Хотя о каком порядке может идти речь, если сейчас он, пьяный в стельку, лежит на коленях у довольно-таки осязаемого призрака, чью смерть видел со всеми подробностями пару часов назад. – И всё равно я считаю, что ты зря меня остановил. У тебя ж ещё вся жизнь была впереди! Ну и что, что меня могло бы вообще не быть? Ты, кстати, очень красивый. Я уже говорил? Нет? Тогда скажу ещё раз. Ты... – Да-да, красавчик, говорил. К чему ты клонишь? – А к тому, что мы могли бы с тобой мутить, если б ты меня не схватил, – Сычен говорил всё, что было у него на уме. В трезвом состоянии он бы никогда не решился на такое. – Мм, думаешь? Тогда бы тебе пришлось ложиться под старика, которому вот-вот стукнет девяносто шесть. Китаец представил эту картину, и ему стало совсем не весело. – К чёрту. – А я о чём. Между парнями повисла неловкая пауза, которую младший решил восполнить своим любопытством. – Слушай, я хотел спросить... После того случая... вас кто-нибудь искал? – увидев задумчивое лицо На, он поспешил добавить. – Если не хочешь, можешь не рассказывать. Я не настаиваю. – Нет, всё нормально. Каждый день наша соседка – миссис Ким – приходила выпить чашечку чая. По праздникам она всегда приносила яблочный пирог. Я съедал кусочек, несмотря на то, что у меня была аллергия на яблоки, потому что не хотел её обидеть. Наверное, эта женщина была самым искренним и добрым человеком в моей жизни. Она всегда вставала очень рано – часов в шесть, семь утра, а мы наоборот – очень поздно, но она никогда нас не будила. Думаю, ей показалось странным, что в такую рань, да ещё и в выходной у нас горит свет, и миссис Ким решила проверить, всё ли в порядке, – Юта вздохнул и продолжил. – Я помню, как она подбежала к моему телу, плача и моля, чтобы я открыл глаза и сказал, что это просто розыгрыш. Отказываясь верить в происходящее, она кинулась наверх, к Кире, и уже оттуда позвонила в полицию. Те, конечно, приехали, но в их глазах было столько скептицизма, что захотелось ударить их по лицу. Она спросила, поймают ли этих ужасных людей, на что патрульный ответили: «Мы в Корее, мэм, а они японцы. Не думаю, что кому-то это будет интересно». Ну а дальше – похороны и огромный железный замок на двери, чтобы никто не узнал, что здесь произошло, но, судя по тому, что даже ты смог пробраться сюда, сохранить это в тайне не вышло. – он улыбнулся уголками губ и машинально начал перебирать пальцами высветленные пряди китайца. Холодно. После всего увиденного и услышанного Винвин твёрдо решил, что останется с ними на столько, на сколько это возможно. Вообще в его голове давно крутилась страшная для обывателей задумка, которую он никак не решался воплотить в жизнь. Да, он успешно учился за границей в одном из лучших университетов. Да, у него были хорошие друзья, готовые поддержать в любой момент. Но Сычен чувствовал, что это всё не то. Это не то, чего он хотел от реальности. Странное чувство поселилось в его груди. Он боялся, что это может быть любовь. Любовь из жалости. Это, прежде всего, низко для того, к кому обращено такое чувство, – понимать, что человека рядом с тобой держат не твои поступки, мысли и взгляды, а банальное сострадание твоей никчёмной персоне и желание помочь, потому что так надо, так делают хорошие люди. Юта не заслуживает такой любви, и Сычен хочет доказать самому себе, что его чувства выше.***
Обычный осенний день. Винвин идёт по заученной дороге к особняку. В груди неприятно щемит, ноги заплетаются из-за выпитого для храбрости коньяка, но алкоголь не помогает. Ему всё равно страшно. Конечно же, есть большая вероятность, что на просьбу китайца Накамото ответит отказом, пошлёт его куда подальше и больше никогда не появится. Неизвестность пугала вдвойне. Он поднимается по лестнице и улыбается, когда слышит звонкий смех. «Кира опять мучает брата», – подумал парень и оказался прав. Если бы не девчушка, Сычен никогда бы не узнал, что японец боится щекотки. Но им предстоит серьёзный разговор, поэтому он выжидающе смотрит на старшего и ждёт, пока тот приведёт себя в порядок. Дун тащит их в одну из спален и закрывает дверь на защёлки, хотя в доме нет никого живого, кроме него, а Кира в любой момент может пройти сквозь стену, если захочет, но он об этом совершенно не думает. Просто ему так спокойней. Юта непонимающе смотрит на донсэна, когда тот толкает его в кресло и усаживается на бёдра. Младший сплетает их руки и всматривается в уже такие родные черты лица. Тишина становится слишком давящей, и он шепчет, будто их может кто-то услышать: – Убей меня. – Сычен, ты пьян. – Но я всё ещё в состоянии нести ответственность за свои слова и действия. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, помнишь? – Я этого не сделаю. – Юта, – он провёл ладонью по бледной щеке, – пожалуйста. Я больше не могу. Я хочу быть рядом с вами, наконец почувствовать твоё тепло, играть в прятки с Кирой, лежать в твоих объятиях и ни о чём не думать. Я стану спокоен только рядом с тобой. Я хочу быть вместе. Всегда. Накамото приблизился так, что между их губами оставался несчастный сантиметр. Он не спешил отвечать, только глядел на подрагивающие ресницы и пылающие розовые щёки, заставляя китайца нервно ёрзать на его коленях. – Ты грёбаный эгоист, Дун Сычен. Сначала поцелуй был мягким и совсем невинным, будто они боялись спугнуть друг друга. Ладони младшего легли на широкие плечи, и он приоткрыл рот, позволяя Юте делать всё, что тот захочет. Холодные руки сомкнулись на его шее, и от недостатка кислорода включился инстинкт самосохранения, но японец не позволял вырваться. Прокушенная губа продолжала кровоточить, но это было уже не важно. Он чувствовал лишь тепло.