В старом парке тенистом, где в задумчивый вечер
Спит листва на деревьях под гирляндами звезд,
Захотелось мальчишке мальчишкой быть вечно,
И желание это его почему-то сбылось…
Небо над Гайд-парком склоняется сегодня необычайно низко и полнится, полнится бесчисленными звездами — внеземными отражениями высоких фонарей, что горят вдоль дорожек. Если остановиться, если поднять голову и присмотреться, среди кроткого мерцания можно найти другую тропинку. Каждый человек — так или иначе — однажды ступал по ней, но время стирает эти моменты из памяти практически у любого. Узкая аллея плавно сворачивает и заводит в дальний конец парка, где деревья дремлют, обнимая друг друга ветвями, и ветер не тревожит их покой. Мужчина, до этого идущий неспешно, но уверенно, здесь замирает и на пару секунд устремляет взгляд вверх. — От второй звезды направо, и прямо — до самого утра… — повторяет он, отступая к скамейке под сенью дуба. Столько лет прошло, и эти слова кажутся слишком призрачными, нереальными. Прохладный влажный воздух наполняет легкие, проникая внутрь, и возвращается наружу теплым паром. Мужчина упирается спиной в деревянные ламели скамьи и закрывает глаза. Вечером небо было затянуто тучами и шел дождь, поэтому сейчас плотная ткань пальто намокает, соприкасаясь с влажной древесиной, но мужчина совсем не замечает этого. Где-то под сердцем упрямым ростком бьется боль, требующая жизни, как и все, что есть в этом мире. Разум знает, что противиться ее влиянию бессмысленно, но сердце всегда упрямее. Все растет, все изменяется, и разве есть исключения? Есть... Справа с тихим шорохом падает пожелтевший дубовый лист — этот едва различимый звук заставляет открыть глаза. Взгляд устремляется вверх, к кроне, когда короткий порыв ветра забирается в ветви старого дерева и щедро осыпает землю золотистым ворохом. — Тони… — тихо окликают спереди, и мужчина переводит взгляд на дорожку. Перед ним стоит юноша. Черты его лица едва перестали быть детскими, но его еще никак нельзя назвать взрослым. Он находится в том прекрасном возрасте, когда забавы остаются позади, но взгляд еще полон наивности и радости, а на губах играет улыбка, и мир вокруг не воспринимается всерьез. — Питер, — Тони улыбается, как и в любой другой раз, когда они виделись прежде. — Как же ты изменился! — Питер тихо смеется, разглядывая мужчину, и слышит в ответ: — А ты — ничуть. — Я скучал по тебе! — признается юноша и спешит обнять мужчину, встречая ответное стремление. — И мальчишки скучают тоже, особенно по твоим шуткам… Тони, как же я рад видеть тебя! Даже не верится… Кажется, мы только вчера пробирались в пещеры… — Ты все-таки нашел клад? — Тони улыбается, и на душе теплеет от воспоминаний. Как давно это было, а он помнит. Когда-то и ему было пятнадцать, и сердце радостно стучало и просило приключений. А рядом был верный, отважный друг с беззаботной улыбкой и горящими глазами. Когда-то, тридцать лет назад. — Да. Жаль, что это случилось без тебя, — огорчение звучит в голосе лишь на мгновение, и тень едва успевает коснуться лица юноши, потому что он тут же улыбается вновь. — Ох, ты бы видел лица мальчишек, когда я приволок его домой! — Могу представить… — смеется Тони. Как много воды утекло, но какими реальными кажутся воспоминания. И Тони может назвать имя каждого его друга из тех далеких дней. И помнит сырой воздух пещер и гулкое эхо под каменными сводами. Помнит золотистые холмы и вечнозеленые кроны деревьев. Помнит соленый привкус моря на губах и ракушки, спрятанные в теплом песке. И то, что стало казаться сном, снова реально. — Почему… Почему ты так редко вспоминаешь обо мне? — вдруг спрашивает Питер. — Почти не зовешь. И порой, когда я лечу к тебе, я не нахожу дороги… Ты ведь не забываешь меня, Тони? — Нет, Питер, конечно же, нет, — мужчина улыбается, качает головой. — Разве я могу забыть тебя? — Тогда почему? — в голосе юноши звучит искреннее удивление. — Тут все совсем иначе, — Тони смотрит на Питера внимательно и задумчиво. Когда юноша вздыхает, пар не срывается с его губ. — Здесь совсем не так… И порой одолевают мрачные мысли. Настолько, что совсем не успеваешь помечтать перед сном. — Звучит… Ужасно, — Питер вздрагивает. — И тебе… Тебе это нравится? Разве ты не жалеешь, Тони? — Бессмысленно жалеть о том, что исправить не в силах. Нет, Питер… Этот мир тоже полон волшебства и очарования. Я думаю, он бы понравился тебе, если бы только ты решился взглянуть. — Значит, ты позвал меня, чтобы показать его? — в голосе Питера слышится удивление, которое тут же сменяется азартом. Увлеченный очарованием своего острова, он почти не всматривался в мир, откуда прибывают все мальчишки. — Здесь есть какие-нибудь приключения? — Ну... Давай начнем с прогулки, — улыбается Тони, поднимаясь со скамьи. Мокрая листва не шуршит под ногами, когда двое идут по аллее. Грязь цепляется на ботинки и засыхает на них темными пятнышками. Питер отбегает на некоторое расстояние вперед и возвращается к Тони, пытаясь развлечь себя. Пусть в этом мире деревья имеют привычку лишаться листьев, а воздух неприятно холоден, и нельзя согреться по одному-единственному желанию, но раз это нравится Тони, то Питер готов признать, что здесь, пожалуй, неплохо. Они добираются до озера, и Питер негромко зовет, ожидая, что по темной воде пойдет рябь и на поверхность вынырнут русалки. — Здесь их нет, — замечает Тони. — Пустое озеро? — для юноши это звучит удивительно. — Когда-то оно нравилось тебе и таким… — улыбается мужчина. — Ты просто не помнишь. Питер хмурится, кажется, стараясь понять, о чем говорит Тони. Но этот вопрос недолго занимает его внимание, потому что взгляд выхватывает раскидистую иву, и юноша спешит к ней. Гибкие ветви почти касаются земли и на несколько секунд скрывают Питера от взора его спутника. — В этом мире совсем нет приключений, — разочарованно произносит Питер, когда Тони оказывается рядом. — Не будь к нему слишком строг, — мужчина прислоняется спиной к дереву и на мгновение хмурится, отзываясь на боль в груди тихим вздохом. Тень не позволяет Питеру заметить это, а через секунду голос Тони уже ровный. — Да, сейчас он увядает, но пройдет совсем немного времени, только подожди — наступит весна, и он оживет, станет ничуть не хуже, чем твой. — Почему же ты не позвал меня весной? — удивляется Питер. Мужчина вслушивается в тихий щебет одинокой ночной птицы. — Потому что это наша последняя встреча, — голос звучит как-то глухо. — Что? Нет, ты шутишь… — Питер фыркает и коротко смеется. — Правда, раньше шутки у тебя выходили лучше! — Не шучу, Питер, — голос Тони звучит слишком серьезно. Слишком неправильно. — Нет! — Питер хмурится, и во взгляде вспыхивает упрямый огонек, словно одно только слово может что-то исправить. — Нет… Что ты такое говоришь! — Прости меня… — Тони качает головой. — Но так оно и есть. — Так измени это, — упрямо возражает юноша. — Это не зависит от меня, — Тони отводит взгляд и опускает голову. — Иногда случается то, что неподвластно никому. Даже тебе… — Нет, — повторяет юноша уже тише. — Ты говоришь, как… Взрослый. Все можно изменить! Нужно только захотеть этого всем сердцем! Ты просто забыл, не помнишь… — шепчет Питер, и голос его вздрагивает, как не случалось раньше. — Ты забыл об этом в этом ужасном мире! — Не забыл, но здесь царят другие законы. Питер вздрагивает и хватает Тони за руку. Пальцы мужчины оказываются холодными — и это так странно, так неправильно. — Тогда полетели со мной, — отчаянно шепчет Питер. — Пожалуйста, Тони… Сожми мою руку, ну же!.. Плевать на правила, я готов нарушить их, прошу тебя! Я унесу тебя, я все исправлю! Ты увидишь, как это легко! Направо от второй звезды, помнишь? Питер отчаянно сжимает его руку, словно сам ищет спасения, и Тони не в силах поднять на него взгляд. Он лишь отрицательно качает головой. — Прошу тебя… — плечи Питера вздрагивают, а хватка ослабевает. Когда Тони решается взглянуть на Питера, ясные глаза полны слез. Юноша больше не улыбается, и боль, застывшая на его лице, искажает привычный образ. Питер смотрит испуганно и машинально касается щеки, когда первая слеза скатывается по ней. — Что это? Что со мной, Тони? Питер никогда не плакал и никогда не знал ни боли, ни страха. Тони делает шаг навстречу и бережно убирает слезы большим пальцем. — Все в порядке, Питер, — успокаивающе шепчет он. — Иногда такое случается. Давай… Давай найдем какое-нибудь приключение?***
Остывают вулканы, и деревья стареют,
Гаснут в небе созвездия, и растут города…
Только Питера Пэна не трогает время,
Беззаботным мальчишкой останется он навсегда…
Небо над Гайд-парком склоняется сегодня необычайно низко. Питер бесшумно ступает по дорожке, и свежий воздух наполняет грудь. Он гораздо теплее, чем несколько месяцев назад, и напоминает о приближении весны. Земля еще не проснулась от долгого сна, но уже выбралась из-под объятий снега, а ветви деревьев усеяны почками. Узкая аллея плавно сворачивает и заводит в дальний конец парка. Питер останавливается напротив старого дуба. Замерзшие ветви тянутся ввысь в поисках тепла и жизни, не зная, что ждать уже поздно. Юноша опускается на скамью у подножия дерева и устремляет взгляд вверх — на небо. Сегодня оно пусто. Пожалуй, как и весь этот мир. Но Питер готов подождать, и, может быть, тогда он увидит его таким же волшебным, каким видел его другой пятнадцатилетний мальчишка. Тони. Тот, который выбрал не бессмертие, а опадающую листву и холодные зимы. То тут, то там звучат голоса ночных птиц. Питер остается в парке до утра — дольше нельзя. И когда горизонт окрашивается в розовый, бесшумно отталкивается от земли, устремляясь вверх и в сторону.Направо от одинокой звезды.