distraction

Бу Фань торчал под дверью Юэ уже минут десять и пока безрезультатно. Телефон старшего был недоступен, на дверной звонок Юэ не реагировал, а орать на него через дверь Фань не решался из уважения к соседям. Времени на то, чтобы доехать до кинотеатра, куда они собирались сходить уже месяц, еще оставалось, но выходить нужно было уже сейчас. — Сука, ну договорились же… - Он в пятнадцатый, наверное, раз набирал один и тот же номер, как вдруг за дверью послышалась возня, а затем на пороге появился Юэ собственной персоной. Он смотрел на Бу Фаня так, будто никак не мог сфокусироваться: сильно щурился и часто моргал воспаленными, покрасневшими глазами. Волосы, которые Юэ обычно тщательно укладывал или завязывал в хвостик, были в страшном беспорядке и с правой стороны свалялись - он явно только что оторвался от подушки. Фань заметил: несмотря на то, что Юэ дрожал и кутался в одеяло, футболка у него на груди была промокшая от пота, как и пряди светлых волос на лбу. Вдобавок к удручающей картине он оглушительно чихнул и закашлялся куда-то в глубины одеяла. — Пиздец. Ты выглядишь максимально хреново. Юэ снова чихнул и слабо улыбнулся. — Чувствую я себя соответствующе. Бу Фань продолжал смотреть на него, сочувствующе заломив брови, и Юэ ощутил себя ужасно жалким. Внезапно ему стало неловко, он засуетился и забормотал: — Прости, что я не позвонил, теперь билеты пропадут, я сейчас верну тебе деньги, подожди... Он развернулся и скрылся в квартире, чтобы не видеть этих ужасных глаз, из-за которых хотелось удавиться. Копаясь в рюкзаке в поисках кошелька, он услышал, как входная дверь хлопнула, а через секунду перед ним стоял Бу Фань. Выглядел он очень решительным и почти злым. — Ты точно умереть захотел, - сказал он сурово, затем вырвал у Юэ из рук рюкзак и указал на кровать. — Ляг туда и не двигайся, пока я тебе не разрешу. Юэ, думая, что он слишком слаб и болен, чтобы спорить, послушно повалился на смятые сырые простыни и закрыл глаза. Когда Фань накрыл его вторым одеялом и аккуратно подоткнул края, он решил, что мог бы счастливо умереть прямо сейчас. Очень болела и кружилась голова, горло саднило нещадно, но ему все равно было очень хорошо - ведь Фань, кажется, решил о нем позаботиться. Раньше все выходило наоборот: это Юэ без конца таскал ему еду, помогал с уборкой, будил с утра, чтобы этот двухметровый увалень не проспал экзамены, и даже никогда не думал о том, чтобы получить что-то взамен. Сначала это было способом показать свою глупую, никому не нужную симпатию, а когда безнадежность этой затеи стала очевидной, то превратилось просто в привычку. Он как дурак наслаждался заботой о том, кого любил — а теперь выяснилось, что принимать заботу приятнее в тысячу раз. — Чем ты лечишься? - Голос Бу Фаня звучал уже не так грозно. — Ничем. — Давно так лежишь? К врачу ходил? — Второй день, болею четвертый. Не ходил. — Ну что ты за дурачье. Бу Фань вдруг опустился на колени у изголовья кровати, осторожно убрал с лица друга жесткие, растрепанные волосы и прижался губами к горячему влажному лбу. Юэ слабо дернулся, хотел отмахнуться, отбиться, сказать, что он уже больше суток не был в душе, что он, возможно, заразный, что у него сейчас сердце остановится от этой адской близости, но потом просто потерялся в этих прикосновениях. Губы Фаня были прохладные, пальцы запутались в непослушных прядях, ровное дыхание над ухом успокаивало, и снова, снова хотелось умереть - неважно, от счастья или от простуды, лишь бы это острое чувство никуда не исчезало. Спустя несколько секунд Бу Фань отстранился и тихо вздохнул: — Ты весь горишь. — Снова вздох. — Я в аптеку. Юэ чуть не завыл от отчаяния: нет, не уходи, просто останься здесь. Но вместо этого он просто зажмурился и кивнул — иди, мол. И с головой поплотнее закутался в одеяла, под которыми почему-то стало еще холоднее. Когда Бу Фань вернулся, то застал Юэ выбирающимся постели, причем двигался он как пьяный, медленно и беспорядочно, как будто не соображал, что делает. — Эй, ты чего? — Фань помог другу стянуть одеяло с шеи и понял, что тот даже глаз не открывал. Одежда на нем была совсем мокрая, от него страшно несло жаром — лихорадка усилилась. — В туалет... Следующие полчаса Бу Фань чувствовал себя сиделкой при старике. Он помогал другу не упасть сначала в туалете, потом в душе, куда засунул его прямо в одежде и поливал водой как растение. Затем надел на Юэ сухую футболку (с шортами и бельем тот, к счастью, справился сам, что заняло раза в три больше времени, чем обычно), усадил его, трясущегося от озноба, в кресло и принялся перестилать постель. Юэ в это время едва соображал что происходит: перед глазами у него все плыло, пол то и дело норовил выскользнуть из под ног, холод никуда не уходил, а еще страшно хотелось пить. Он кое-как влил в себя жаропонижающий напиток и мгновенно заснул, стоило Фаню уложить его в кровать. Заснул и не почувствовал, как к горящему лбу снова прижались мягкие губы.

***

Юэ проснулся спустя несколько часов из-за того, что совершенно не мог дышать - во время лихорадки он слишком тепло закутался, а теперь, когда температура немного спала, ему стало ужасно жарко. Голова гудела, все снова промокло от пота, ужасно хотелось пить,а сил на то, чтобы встать, не было совершенно. Распутывая клубок одеял, которые намотались на него, пока он спал, Юэ глухо застонал. — О, проснулся, — вдруг раздался в квартире голос Бу Фаня. — Живой? — Не очень, — глухо отозвался Юэ, продолжая выбираться из постели. Он кинул быстрый взгляд на окна — было темно. — Я думал, ты уже ушел. — Мне было лень идти домой, а еще там ливень, — Фань загремел чем-то на кухне, и Юэ забеспокоился. Ему надоело искать конец одеяла, и он побрел на поиски друга, завернутый в беспорядочный теплый кокон. На кухне царил полумрак, рассеиваемый только светом настольной лампы в углу, тихо играла музыка и пахло чем-то вкусным. Фань заканчивал мыть посуду, и Юэ защемило в груди, когда он заметил, что младший взял его одежду, чтобы переодеться. Дышать стало еще труднее, но уже не из-за температуры. Он никак не мог перестать думать о том, что о нем сейчас заботится тот, чья забота ему была важнее всего. “Скорее бы он уже ушел, господи, я слишком отвратительно счастлив сейчас”, — вертелось в голове, и Юэ решил заговорить, чтобы не слышать самого себя. — С каких пор ты готовить умеешь? — С тех самых, как съехал от родителей и начал сам отвечать за то, чтобы не сдохнуть с голоду, — язвительно ответил Фань. — В самом деле, я уже четвертый год один живу! — Ладно, ладно, я понял, — Юэ смутился и машинально начал кутаться в одеяло. — А что приготовил? — Бульон для болящего. Садись, я принесу. Последняя тарелка отправилась на полку, и Фань наконец повернулся к нему лицом. Он был в капюшоне, тени мягко очерчивали его лицо, и то ли из-за освещения, то ли из-за того, что Юэ совсем размяк из-за эмоций, выглядел нереально, невозможно красивым. Он улыбнулся старшему, который все еще был похож на взъерошенного воробья, потрепал его по жестким волосам и начал накрывать на стол.

***

Дождь похоже, не собирался заканчиваться, и Бу Фань решил остаться у Юэ до утра. Тот не возражал (еще бы) и предложил посмотреть что-нибудь перед сном. Фань хохотнул и напомнил, что Юэ никогда не досматривает фильмы до конца - засыпает, как старый дед, не дождавшись кульминации сюжета. — Тем лучше, — огрызнулся Юэ, удобно устраиваясь у него под боком. — Я болею, мне надо хорошо спать. Бу Фань пожал плечами и включил “Амели”, которую они начинали смотреть уже два раза, но финал которой Юэ так до сих пор и не узнал. Сам он этот фильм знал почти наизусть и почему-то очень его любил, хоть и считал его очень девчачьим и сопливым. Ему очень нравилась эта девушка, которая очень трогательно заботилась об окружающих, совершенно забывая о себе. Иногда он думал, что хотел бы иметь такого друга, как она, просто чтобы она тоже узнала, что такое забота и участие. — Да как она эти блинчики делает? — проворчал Юэ, когда Амели ловко пустила камушек по каналу Сен-Мартен. — У меня ни разу не получалось. — Нужна практика, — ответил Бу Фань. — А нам до ближайшей реки час на автобусе пилить. — Знаю я, — буркнул старший и положил голову ему на плечо. “Еще и половины не посмотрели, а он засыпает”, — мысленно усмехнулся Фань и позволил обхватить себя за локоть мягкими лапками, в которые превратились укутаные в одеяло руки Юэ. Совсем скоро старший ровно засопел и снова пропустил, как Амели ловко вернула Нино альбом с фотографиями незнакомцев, как составляла “потерянное” письмо для полусумасшедшей женщины, как сводила с ума вредного продавца овощей, как с замирающим сердцем писала меню на стекле, забывая дышать - все те моменты, которые Фань очень любил и хотел показать вечно спящему Юэ. Когда по экрану поползли титры, Юэ издал какой-то странный сдавленный полустон-полухрип — у него снова поднялась температура. — Ох ты горюшко, — прошептал Фань и ушел заваривать жаропонижающее. Юэ на кровати кашлял и задыхался, звуки были душераздирающие, и Фань молился, чтобы чайник закипал быстрее. Вернувшись уже с кружкой, он начал осторожно поить не приходящего в сознание друга. — Вот так, аккуратно… — Горячо, — выдохнул Юэ, слабо отталкивая кружку дрожащими руками. — Пей, блин! — Фань не отступал. — Это ты тут самый горячий, так что не ной. — О да, я горяч, — старший слабо улыбнулся, не открывая глаз. Даже после бурной ночи в баре ему не было так плохо, как от лихорадки — а ведь он даже не взял больничный. Бу Фань влил в него оставшееся питьё и в очередной раз прикоснулся губами к повлажневшему лбу — тот снова был раскаленный, как печка. Отстранившись, он хотел было уйти, но его остановило касание завернутой в одеяло “лапки”. — Зачем ты это делаешь? — тихо спросил Юэ. — Делаю что? — Целуешь. Фань почувствовал, как у него мгновенно вспотели ладони. Целует? — Я температуру проверяю вообще-то. — Ты точно мелодрам насмотрелся, — Юэ вдруг открыл глаза и как-то очень серьезно посмотрел на него. — Так только детям температуру меряют. — У тебя все равно градусника нет, умник. — Просто сделай так еще раз. Почти не задумываясь, Бу Фань присел на край кровати, наклонился и поцеловал — да, в этот раз точно поцеловал. Перед глазами у него вдруг вспыхнула финальная сцена из “Амели”, которую он видел буквально только что — первые, нежные касания двух влюбленных, которые еще даже не познакомились толком. Поцелуй в уголок губ, поцелуй в шею, поцелуй в левое веко — странная, ужасно чувственная траектория, так что внутри все сжимается. Он отпускает все мысли и повторяет. Медленно. В уголок губ. В шею. В левое веко, вздрогнувшее от прикосновения. Дышать не получается совсем. — Ты что делаешь... Последний поцелуй — прямо в губы, еще сладкие после жаропонижающего, ненормально горячие, безответные, но судорожный выдох выдает Юэ с головой. Он осторожно зарывается пальцами в темные волосы, чуть сжимает и убеждает себя, что это все — просто очередной сон, бред, галлюцинация, да что угодно, только не правда. Но ему не дают поверить в это. Бу Фань приподнимает его с постели и прижимает к себе — очень, очень бережно, как будто Юэ сейчас рассыпется. Целует глубже, выбивает очередной выдох и наконец-то добивается ответа от совершенно ошалевшего от жары и чувств тела — Юэ облизывает губы Фаня и находит его язык своим. От пальцев, которые поглаживают Бу Фаня затылку, сводит плечи и вся спина покрывается мурашками. Он начинает чувствовать, что и ему становится невыносимо жарко — целовать Юэ, который буквально плавится в его руках, ему слишком нравится. Он осторожно укладывает его обратно, на секунду прерывая поцелуй - Юэ громко вдыхает и цепляется за него, но Бу Фань и не собирается уходить. Он сам ложится рядом на узкую кровать и прижимает к себе еще ближе, крепче, и жара точно вот-вот перевалит за сотню градусов. — Я сейчас умру, — еле слышно шепчет Юэ и сам требовательно, нетерпеливо целует. “Мне тоже недолго осталось”, — смазанно думает Фань и ощущает, что здравый смысл окончательно его покинул. Хочется больше, хочется раздеть и раздеться самому, вжаться кожей в кожу, обнять все, что можно, касаться везде, куда получится дотянуться — и он лезет руками под чужую футболку, просовывает ладони под мокрую спину и прижимает Юэ к себе еще сильнее. — Ты заразишься, — успевает сказать старший, но Фань держит очень крепко. — Плевать. — Я дышать не могу. — Не дыши.