— Ну, как всё прошло?
Драко нечеловечески устал. За неделю, проведённую в Азкабане, он ни разу толком не выспался. Усталость давила на плечи, раскалывалась голова. И от вида радостно улыбающегося во все тридцать два зуба Поттера хотелось взвыть. Или отпинать ни в чëм, по сути, не виноватый чемодан. Или поколотить Поттера. Или наложить на него Силенцио — или Петрификус — и спокойно пойти принять ванну и лечь спать. И какая нелёгкая принесла Драко в поместье Блэков? Надо было на квартиру аппарировать.
Он не успел ничего сделать. Поттер буквально вырвал у него чемодан из рук и принялся стягивать уличную мантию. Хоть бы рот приличия ради закрыл…
— Ну так что, как там зелье? Сработало же? Да? Патентовать будешь? Чур, мне контрамарку на свою защиту достанешь! И меня не волнует, как ты это сделаешь. Чëрт, Драко, помоги мне уже с мантией! Ну что ты застыл, пойдём я тебя накормлю? Драко?
— Господи, можешь просто помолчать минуту? — взмолился Драко шёпотом и выдрал-таки рукав мантии из цепких пальцев. — Я сам могу…
Окончание фразы утонуло в приступе сухого лающего кашля. Драко прижал кулак к губам, пытаясь остановить рвущиеся из горла хрипы.
— Говорил же, не надо было тебе сразу ехать… — проворчал Поттер, похоже, даже не обидевшись. — Раздевайся, давай. Сейчас Кикимеру скажу, он тебе ужин разогреет. А я пока ванну приготовлю.
И ушёл, оставив Драко в прихожей с чемоданом, так и не снятой толком мантией и дерущим горло кашлем.
Потом Поттер вернулся, всë-таки отобрал у него мантию и на этот раз молча проводил Драко до ванной. Драко, правда, устал. Сил препираться уже не осталось. Вода в ванне волшебно пахла чем-то хвойным. От запаха буквально подгибались ноги. Драко оборачивается, чтобы поблагодарить, но Поттер тут же закрывает ему рот поцелуем. Вся раздражительность последних дней куда-то исчезает, пропадают все ощущения, кроме умопомрачительно горячих губ и языка, так властно ласкающих его рот. Драко стонет в голос. И как он неделю жил без этого? Как вообще можно без этого жить? Бедром он чувствует твёрдый возбуждённый член. Хочется сорвать всю одежду немедленно и полностью погрузиться в ощущения. Нетерпеливая рука ложится на его ширинку, жадно, почти грубо стискивая сквозь ткань. Драко закидывает голову и прикусывает губу, открывая шею горячим поцелуям, неосознанно толкаясь в чужую ладонь.
— Попроси меня, Драко… — раскалённое дыхание касается разгорячëнной кожи. Драко передёргивает от наслаждения и острого ощущения беспомощности.
— Пожалуйста… — шепчет он. Смешок возле уха звучит нестерпимо громко, перекрывая даже шум воды.
— Мало, Драко… Пожалуйста, что?..
Чёртова рука двигается в невозможно рваном ритме, то поглаживая, то сжимая до боли. Руки настолько недостаточно! Знающие его так хорошо губы находят то самое чувствительное место за ушком, рука сжимается, замирая, и Драко стонет в голос от острого разочарования.
— Пожалуйста… Перестань меня мучить… — на выдохе говорит он, пытаясь справиться с дыханием.
— Мне остановиться? — словно противореча словам, рука и губы начинают вытворять что-то уже совсем немыслимое — и Драко не выдерживает. Почти яростно вбиваясь в ласкающую руку, вцепившись пальцами в твёрдые плечи, он гортанно стонет и выплескивается прямо в брюки.
— Привет… — улыбаясь, шепчет Поттер ему в ухо.
— Дурак, — тяжело дыша, отзывается Драко.
— Ни капельки не изменился! — радостно чмокнув Драко в нос, Поттер принимается стаскивать с него одежду.
— А нельзя было сначала раздеть? — вяло от накатившей усталости осведомляется Драко, пытаясь выпутаться из длинных рукавов.
— Неа. Так неинтересно.
Брюки наконец оказались на полу рядом с остальной одеждой, и Драко сам стянул влажные трусы. От горячей воды поднимался пар, а душистая пена так и манила упасть в ее объятья. Блаженно вздохнув, Драко погрузился в приятно пахнущую хвоёй воду.
— Лежи, отмокай. Я попозже приду потереть тебе спинку, — пообещал Поттер и вышел, притворив за собой дверь.
Драко положил голову на бортик, со стоном вытянув ноги. Вода ласкала натруженные плечи, затëкшие мышцы, убаюкивая и усыпляя. Глаза закрылись, видимо, по собственной воле. Он так устал…
В Азкабане время замирает. Всё замирает. Здесь нет ни дня, ни ночи — только вечный полумрак. Здесь нет тепла — всё время сыро и промозгло. Здесь нет людей — только дементоры неслышно скользят по коридорам, да полуживые тени гниют в вонючих камерах.
В Азкабане никогда ничего не меняется — времена Тёмного Лорда, когда дементоры покинули свой пост, разумеется, не в счёт. Вечно голодные, жадные, пустые, у дементоров никогда не было особого выбора. Лорд предложил им больше, чем гниющая плоть, и они переметнулись к нему. А после Второй Магической пришлось вернуться к заключённым. Опять же — выбора особо не было.
Первым делом они опробовали зелье на Джагсоне.
— Где я? — спросил он хриплым голосом после выпитой порции.
Драко внимательно посмотрел на Браун, которая отслеживала жизненные показатели бывшего Пожирателя смерти. Поймав взгляд Драко, она растерянно кивнула, и Драко снова переключил внимание на заключённого.
— Вы в Азкабане, — спокойно ответил аврор, державшийся ближе к дверям на случай форс-мажора. На этот раз им выделили другого сопровождающего, но Драко было всё равно. Он смотрел, как на лице Джагсона отражается понимание — и страх.
— Сколько?..
— Пять лет. У вас пожизненное заключение.
И вот тут Джагсон рванулся к выходу из камеры. Звонко брякнули кандалы, Пожиратель запнулся и тяжело рухнул на каменный пол. Скрюченные пальцы с обломками грязных ногтей заскребли по полу. Драко помнил: о брезгливости Джагсона ходили легенды. Беллатриса вместе со своим мужем Родольфусом часто издевались над ним по этому поводу. У него всегда была ровно выстриженная бородка, ухоженные усы, идеально выглаженные мантии по последней моде. Волосы, собранные в аккуратный хвост, до блеска начищенные туфли. И как он морщился на памятном обеде в Малфой Мэноре, когда Лорд убил учительницу Драко по маггловедению! Как брезгливо одёргивал мантию, чтобы — не приведи Мерлин — не запачкаться… Смотреть, во что всё это превратил Азкабан, было страшно.
— Выпустите меня отсюда! Выпустите! Сволочи… Я не хочу!..
Выкрики перемежались рваными всхлипами, стонами и проклятьями.
— Мистер Малфой. Мне кажется, он… здоров… — голос Браун подрагивал от волнения и страха. Драко только кивнул. Он тоже уже насмотрелся. Зелье работало. Именно так, как он и предполагал.
— Господин аврор. Мы закончили здесь. Проводите нас к мистеру Яксли.
Нужно было удостовериться, что зелье работает на всех, а не только на Джагсоне. Не хотелось бы, чтобы это был единичный случай.
— Следуйте за мной.
Браун, приподняв подол мантии, осторожно обошла бьющегося на полу в судорогах Джагсона и прошла к выходу. Драко пропустил её и тоже вышел. Дверь камеры тяжело закрылась за ними, щёлкнул замок. Но крики Джагсона еще долго метались по коридорам.
На Яксли зелье подействовало, как и на Джагсона. Полное исцеление. Он не закатил истерику, просто опустил руки на колени и спокойно поинтересовался, сколько ему ещё находиться в Азкабане. В тот момент Драко впервые за всё время по-настоящему порадовался, что с ними в камере был аврор. Как раз для таких вот объяснений. Он не смог бы сам сказать абсолютно спокойному, уравновешенному, вменяемому человеку, что ему, собственно говоря, предстоит всю жизнь гнить в этой сырой камере. Аврор озвучил приговор недрогнувшим голосом. Яксли только пожал плечами.
— Я так и думал… — и отвернулся к стене, где под самым потолком было маленькое зарешёченное окно. Свет слабо проникал в камеру, хотя за окном и был жаркий солнечный май.
Однако самым страшным в эту неделю стало не безразличие Яксли к своей судьбе. И даже не неожиданный приступ Джагсона. Самым страшным стало исцеление Долохова. Если, конечно,
это можно было назвать исцелением.
Они пришли к Долохову накануне отъезда. Драко до конца так и не был уверен, что хотел узнать, подействует ли зелье на этого Пожирателя. После исцеления Джагсона и Яксли они почти четыре полных дня бились с поцелованными, но Браун так и не удалось заметить ни малейшего изменения в состоянии их психики.
Долохов, казалось, ждал их. Безумный смех словно отражался от голых стен камеры — его было слышно даже в коридоре. Однако, как только они зашли в камеру, Долохов замолк, радостно-настороженно поглядывая на вошедших из-под упавшей на глаза грязной челки.
Драко достал приготовленный флакон и направился к Пожирателю. Он прекрасно помнил, что в прошлый раз влить зелье в этого человека получилось только после парализующего проклятья. Сам Драко не имел права применять какие бы то ни было заклинания к заключённым: лечебные заклинания использовала только Браун — Драко ведь не был целителем в полном смысле этого слова. Он уже хотел было предупредить аврора, что вряд ли обойдётся без Петрификуса, но Долохов неожиданно с готовностью открыл рот, с жадностью поглядывая на пузырёк.
— Давай, мой маленький Пожиратель, что ещё ты припас для меня?
Драко пожал плечами — так, в общем-то, было даже лучше — и молча закапал положенное число капель в открытый рот Долохова. Браун уже напряжённо вглядывалась в ореол заклинания вокруг косматой головы бывшего Пожирателя.
Сначала ничего не происходило. Только хриплое дыхание Долохова рвало тишину на части. Он сидел, низко опустив голову, так что волосы почти полностью скрывали его лицо. От ухмылки, появившейся вдруг на растрескавшихся губах, у Драко по спине пробежал холодок. Он не успел ничего сделать.
Долохов не стал биться в истерике. Не стал вырываться.
Он просто запрокинул голову к потолку и разразился счастливым смехом.
— Я снова страдаю за Вас, мой Лорд!!! — выкрикнул он в потолок, и с блаженной улыбкой на губах застыл у стены.
Драко покосился на Браун. Трясущимися руками она отменила заклинание.
— Он здоров, мистер Малфой…
Драко проснулся посреди ночи от ставшего уже знакомым за эту неделю жжения в груди. Стараясь не разбудить Поттера, он выбрался из кровати и быстро пошёл в ванную. Включив воду, он наконец позволил себе расслабиться и захлебнуться кашлем.
Всю неделю в Азкабане он исправно пил противопростудное. Между прочим, собственного производства, с усовершенствованной формулой.
Дурацкий кашель никак не проходил.
Наверное, придётся попробовать что-нибудь другое. Кажется, где-то в лаборатории у него даже были какие-то разработки.
Он ненавидел болеть.
Успокоившись и отдышавшись, Драко попил воды, закрыл краны и вернулся в постель. Поттер спал на боку, уткнувшись носом в подушку Драко.
— Гарри, подвинься… — прошептал Драко, укладываясь. Поттер заворчал, приоткрыл глаз и сонно улыбнулся.
— Куда ты ходил, иди сюда… — и откинул одеяло. Драко забрался к нему, и горячая рука тотчас обвилась вокруг талии, прижимая его к тёплому сонному телу.
Вчера вечером Драко-таки задремал в ванной, и Поттеру пришлось его будить. Драко смутно припоминал, как они добрались до спальни — очень хотелось спать — как Поттер уложил его, как сам лёг рядом, а потом Драко заснул.
Драко до сих пор очень хорошо помнил, как однажды остался у Поттера — как раз после очередного рейда. Рейд был долгим, тяжёлым — ловили группу молодых волшебников, которые вдруг решили, что режим Тёмного Лорда был не так уж и плох, и что они готовы возродить его с новым Лордом во главе.
Идиоты.
У них и мозгов-то хватило всего на то, чтобы пару магглов захватить и потаскать по улицам, как когда-то Пожиратели смерти на турнире по квиддичу. Небось, в газетах прочитали в своё время. Больше-то в прессе ничего не печаталось. Цензура бы не пропустила. Не описывать же в подробностях, что на самом деле творилось на приёмах Темного Лорда? Хотя, наверное, стоило бы. Может, тогда детки умнее были бы. И знали бы, чем можно шутить, а чем нельзя.
А потом оказалось, что во главе всей этой шайки стоял не кто иной, как Уоррен, Драко смутно помнил этого молодого человека, который всё вился около Пожирателей, видимо, отчаянно желая вступить в их ряды. Но Тёмный Лорд всегда был избирателен, определяя своих приспешниках, так что метку Уоррен всё же не получил. Да и в Мэноре он бывал всего несколько раз. Драко его и запомнил-то только из-за ярко-рыжих длинных волос, так напоминавших ему семейство Уизли.
И, видимо, не только ему…
В итоге достойное сопротивление при задержании смог оказать только Уоррен: двое из группы Поттера были серьёзно ранены, да и сама слежка тянулась не одну неделю, в итоге после всего этого уже и сам Поттер еле держался на ногах .
К сожалению, этой мелюзге повезло. В Азкабан отправили только Уоррена, как зачинщика. А ребят пожалели: не отправлять же таких молодых магов в тюрьму! Хотя, может, и стоило бы. Глядишь, мозгов прибавилось бы.
А так — занесли в личное дело да взяли под присмотр.
А потом Поттер отличился. Достал через связи в Аврорате воспоминания Родольфуса и Рабастана Лестрейнджей — обычно перед поцелуем заключённых заставляют предоставить воспоминания, которые потом хранятся в Архиве, как неоспоримое доказательство их вины — и заставил недоделанных Пожирателей просмотреть кое-какие воспоминания. Поттер потом объяснял, что показал далеко не самые страшные вещи. Так — несколько Круциатусов. Ни крови, ни убийств…
Когда они досмотрели всё, Поттер поинтересовался, заглядывая в насмерть перепуганные глаза:
— Вы действительно хотите быть
этим?
Во время того рейда и при задержании аврорам пришлось очень туго. А если добавить к этому несколько ночей без сна, пока они выслеживали маленьких ублюдков… Ничего удивительного, что после рейда Поттер буквально валился с ног. Однако он все равно зашел за Драко в Мунго.
Драко и сам во время рейдов Поттера выкладывался на полную: только так можно было не думать… Вот и получилось, что, когда они наконец добрались до поместья Блэков, обоим хотелось спать больше всего на свете. Тогда они в самый первый раз просто легли спать вместе.
Для Драко это было неожиданно. Они тогда уже довольно долго встречались, но их свидания всегда заканчивались сексом. И спать они ложились только после этого. Та ночь что-то изменила в них обоих. Оказалось, что можно просто спать вместе и становиться от этого только ближе.
И нет, они всё ещё не жили вместе.
* * *
В жизни Гарри Поттера всегда всё шло наперекосяк. Сейчас, оглядываясь назад, Гарри уже ничему не удивлялся. Это тогда было страшно, жизнь казалась до ужаса несправедливой.
Сплошная ложь. Родители погибли в автокатастрофе — ложь. Снейп ненавидел его — ложь. Он кому-то нужен — тоже ложь. Взять хотя бы Дамблдора. Гарри был абсолютно уверен, что этому волшебнику можно было доверять, что уж он-то никогда не предаст. Тоже ложь.
Когда Тёмный Лорд вернулся, убив Седрика Диггори, Гарри обвинили во лжи, хотя он был единственным из них всех, кто говорил правду.
I must not tell lies
Надпись, вырезанная на его теле, каждый день напоминала ему об этом.
Её невозможно было скрыть: длинные рукава всё равно имели свойство задираться, а работать в перчатках он так и не смог — хотя и пытался. Конечно, шрамы побледнели со временем, но, если знать, куда смотреть, не заметить их было сложно. Гарри до сих пор помнил, как Малфой взял его за руку, впервые увидев бледные буквы на его руке. И неподдельное удивление в его голосе. Гарри не стал ему ничего объяснять: просто не смог. И Малфой просто принял это. Как Гарри принимал побледневшую метку на его руке…
И хотя врать он больше не должен был, ложь всё равно окружала его…
Самая главная ложь в его жизни заключалась в том, что он искренне верил в любовь Джинни Уизли. Эта любовь, которая вела его сквозь все испытания, которая была его путеводной звездой, оказалась фальшивкой.
Жаль, что он не понял этого сразу, тогда удалось бы избежать ещё большей лжи.
Джинни была девственницей. Гарри — тоже. Её опыт ограничивался объятьями где-то под лестницей с Дином Томасом. Его — поцелуем с Чжоу под омелой и рассказами в факультетской спальне из-за задёрнутых пологов.
Потом, конечно, были те прекрасные весенние дни у озера в Хогвартсе, которые Гарри считал своими самыми счастливыми воспоминаниями… У Джинни была маленькая аккуратная грудь. Гарри всегда нравилось ласкать её, сжимать в ладонях, наслаждаясь непередаваемой упругостью, перекатывать между пальцами горошины сосков. Она так стонала, что Гарри был уверен: ей тоже нравится. Уже потом, когда они расставались, она орала ему в лицо, что он хуже медведя в постели, что у неё синяки вообще не сходили, а лифчик надевать было сплошной пыткой — воспалённые соски не переносили соприкосновения с тканью.
Их первый раз оказался
незабываемым. Гарри так долго ждал этого, мечтал о ней в темноте спальни, в той несчастной палатке, изливаясь в простыни под тихое похрапывание Рона, изнывая от неудовлетворённости, представляя, как им будет хорошо, когда он уничтожит все крестражи, вернётся домой — и сможет снова быть с ней.
Реальность оказалась далеко не такой радужной. Гарри чувствовал себя настоящим хирургом. Или мясником. Кровь была везде. На её бедрах, животе, на его члене, бедрах, животе, руках… Её промежность вся была в крови. Гарри до сих пор помнил, как у него тряслись руки, когда он пытался войти в нее. Как она всхлипывала от боли, пытаясь отползти от него подальше, а он держал её за бедра, оставляя кровавые отпечатки на её ногах, притягивая ближе, чтобы было удобнее. А самое страшное — у него стояло, как никогда в жизни. Она была нестерпимо узкой, настолько узкой, что ему самому было больно, но остановиться он уже не мог.
Ему не понравилось причинять ей боль. И в следующие разы он был осторожнее, долго ласкал её, пока Джинни не начинала всхлипывать, и она была такая влажная… У Гарри отшибало мозги от всего этого, и он тянулся к ней,
туда… А потом в самый ответственный момент у него вдруг перед глазами вспыхивали собственные окровавленные руки, и всё чаще и чаще эта кровь ассоциировалась у него не с любимой девушкой, а с Фредом Уизли, Северусом Снейпом, Альбусом Дамблдором, Римусом Люпином и Нимфадорой Тонкс. Этот список можно было продолжать до бесконечности…
Ничего удивительного, что Джинни долго не выдержала. Гарри уже давно её не винил. Она потеряла брата, и ей совсем не хотелось вправлять кому-то съехавшие набекрень мозги. Кому нужен неуравновешенный, больной на всю голову Гарри Поттер, когда рядом есть добрый, сильный, богатый и успешный Невилл Лонгботтом? Правильно…
Его даже пригласили на свадьбу. Он ожидал, что будет больно. Как минимум больно. Он специально ради этого пошёл, чтобы почувствовать хоть что-то. Но боли не было. Ничего не было. Только холодный колючий комочек свернулся где-то в районе солнечного сплетения, который никак не давал толком вздохнуть.
Он не запомнил и половины церемонии. Он даже не смог бы сказать, какого цвета платье было на Джинни. Точно не белое — она ненавидела белый цвет.
В себя он пришел в каком-то тёмном баре, и в глаза ему озабоченно заглядывал Рон. На столе перед ним стоял полупустой стакан виски, видимо, уже далеко не первый. И не второй… Порванная бабочка — узел никак не поддавался, и он в какой-то момент просто рванул её, пытаясь избавиться от удавки. Рон дотащил его до дома на площади Гриммо, уложил спать, а утром Гарри проснулся, принялся разбирать почту — и долго и с удовольствием сжигал письма от Джинни. Одно за другим.
Тебе всегда было на меня плевать!
Даже в постели ты обо мне не думал!
Ты даже не мужчина!.. Эгоист чертов! Ты хоть в курсе, что я с тобой НИ РАЗУ не кончила?!
Он вспоминал, как она, когда они ругались, выкрикивала всё это ему в лицо, красная от злости, выплескивая свою ярость, и думал о том, что её любовь тоже была ложью. За все эти месяцы — а они были вместе почти два года — Джинни даже ни разу толком не спросила, как у него дела. Нет, разумеется, этот вопрос она задавала часто, но таким тоном, что никакой ответ, кроме как «всё хорошо, спасибо» её бы не устроил.
В итоге она вышла замуж, а он остался разбираться со своими демонами. Один.
* * *
— Мистер Малфой.
На самом деле Драко до ужаса боялся этого момента. Сегодня его наконец-то вызвал Картер. Вернувшись из Азкабана, Драко на следующий же день отправил все результаты исследования главному целителю Мунго. Он ожидал, что его вызовут если не сразу же, то как минимум на следующий день. Однако ждать пришлось почти неделю. За это время он извёл Поттера, Браун, да и самого себя за компанию. Ходил по больнице с таким лицом, что от него едва ли не шарахались во все стороны как больные, так и целители. И вот наконец его вызвали. И остались только страх и неуверенность в себе. От волнения потели ладони и противно тянуло в животе.
— Я внимательно изучил ваши отчёты. Вы с мисс Браун, безусловно, отлично поработали. Судя по результатам, никаких побочных эффектов у зелья не было выявлено?
— Нет, сэр, — выдавил Драко. — У всех больных мы наблюдали полное восстановление психики.
Картер ещё раз задумчиво перелистал документы, сверился с какими-то записями и, наконец, вынес вердикт.
— Завтра будем пробовать. Сообщите мистеру Лонгботтому, пусть приедет, поприсутствует. Часов в двенадцать, наверное. Я сообщу нашему психиатрическому отделению, надо будет пригласить лечащего колдомедика, целителя из общей практики, мисс Браун… Всё, наверное. Пусть наблюдают.
— Хорошо, мистер Картер.
В палате Лонгботтомов было людно. Алиса и Фрэнк сидели на своих кроватях, немного удивлённо оглядывая собравшихся людей. Драко было неуютно под их взглядами. Как, наверное, и большинству присутствовавших.
Только Картер невозмутимо наблюдал за всеми, устроившись в кресле у дальнего окна.
— Мне кажется, можно начинать… — дрогнувшим голосом объявил целитель Лонгботтомов. Драко вздохнул. Пора. Матильда Браун настороженно смотрела на него, и Драко кивнул. Действительно, пора.
Браун уже привычным жестом кинула диагностирующее в Алису, и вокруг её головы засиял ореол мягкого жёлтого света. Драко подошёл к женщине с приготовленным зельем. Яростно записывающий эксперимент целитель Лонгботтомов тут же бросил свои заметки и наклонился к больной, шепча ей что-то успокаивающее. Драко отмерил нужное количество зелья в бокал и протянул его женщине. Миссис Лонгботтом без промедления выпила всё до дна.
В палате повисла тишина. Только перо целителя скрипело о пергамент, описывая ход эксперимента. Драко покосился на Невилла, замершего у стены. Он тоже напряжённо следил за реакцией матери. Драко вздохнул. Он не знал, что бы чувствовал сам на месте Лонгботтома. Надежду? Боль? Слава богу, ему и не предстояло никогда этого узнать. Наверное…
— Мистер Малфой! — радостный голос Браун почти заставил Драко вздрогнуть от неожиданности. Золотой ореол вокруг головы Алисы Лонгботтом изменился, а женщина неотрывно смотрела на своего сына.
— Невилл, это действительно ты? — спросила она хриплым голосом.
Драко вышел в коридор. После применения зелья и к Фрэнку оставаться в палате стало невыносимо. Все набросились на пациентов, снимали показания, спрашивали… На Невилла смотреть вообще не было сил. Да и присутствие Драко в палате больше и не требовалось. Как главный зельевар он свою работу выполнил. Дальше дело было за целителями.
— Малфой.
Драко, вздрогнув от неожиданности, обернулся на голос и почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз.
Джинерва Уизли. То есть Лонгботтом…
— Добрый день, миссис Лонгботтом, — подчёркнуто вежливо поздоровался он недрогнувшим голосом. Только рука сжалась в кулак, так что ногти впились в ладони. Она поморщилась от обращения.
— Ну зачем же так официально… Есть минута?
Драко не боялся её. Он пожал плечами.
— Минута есть.
Лонгботтом всё ещё был в палате с родителями. Джинни, видимо, ждала его, когда Драко вышел в коридор. Она сидела на скамейке для посетителей, и Драко сел рядом. От неё пахло чем-то цветочным. Кажется, сирень.
Драко ненавидел сирень…
Она заметно похорошела. Рыжие волосы были собраны в высокий хвост, открывая аккуратные уши с золотыми сережками. Насколько мог судить Драко, весьма дорогими. Похоже, Лонгботтом хорошо заботился о своей жене.
— Как родители Невилла? — спросила она. Её прямая спина почему-то ужасно раздражала. Наверное, потому что Драко помнил её другой — ещё по школе. И этот новый образ холёной богатой женщины ему не очень-то нравился.
— Я думаю, с ними все будет в порядке… — ответил он, смотря прямо перед собой, но всё же наблюдая боковым зрением за Джинни.
Таких, как она, просто нельзя выпускать из поля зрения…
Джинни не улыбнулась.
— Хорошо.
Повисла напряжённая тишина. Драко зябко передёрнул плечами. Он очень устал и хотел пораньше вернуться домой, чтобы выспаться.
— Вы что-то хотели? — спросил он, скорее для проформы, не особо рассчитывая на ответ.
Однако Джинни неожиданно повернулась к нему, сверкая ярко-карими глазами.
— Как дела у Гарри?
Драко опешил. Кто позволил ей называть
его по имени?!
От неожиданности он даже повернулся к ней, ловя нечитаемый взгляд.
— Что? — переспросил он удивлённо. Джинни чуть улыбнулась уголками губ.
— Гарри, — повторила она негромко. — Как у него дела?
Она сидела, закинув ногу на ногу, руки сжимали кожаный клатч, на руках сверкали дорогие кольца, вроде бы гоблинской работы. Вся её поза выражала всего лишь вежливое любопытство.
— Вы же вместе, я думала, ты знаешь, как он?
В её голосе сквозила насмешка, и Драко почувствовал, что закипает.
Откуда эта сука знает?
Хотя нет, это неудивительно. Она же всё ещё Уизли. Да и с Грейнджер они дружны. Вряд ли Джинни не знала бы о чём-то таком важном…
Драко просто давно не встречался с ней один на один, как сейчас.
Да он, признаться, вообще очень давно её не видел…
— Не твоего ума дело, — светским тоном ответил Драко, не сводя с неё глаз.
Она пожала плечами.
— Я слышала, он был ранен. Уже поправился? Я беспокоюсь о нём.
В её голосе слышались волнение и беспокойство, но Драко совершенно не поверил ей. Закинув ногу на ногу, он невидящим взглядом уставился на стену. Рыжая сука. Пусть убирается отсюда!
— Я бы предложил тебе спросить у самого Гарри. Но, видимо, раз ты спрашиваешь у меня, это означает, что он тебя просто пошлёт куда подальше с такими вопросами, — убийственно вежливо и спокойно сказал он, краем глаза наблюдая за её реакцией.
— Однажды ты ему надоешь. И он уйдёт, а ты останешься гнить, один, никому ненужный… — горячо выговорила она. Драко похолодел. До скрипа сжав зубы, он снова повернулся к ней и тихо выговорил:
— Ты сама ушла от него. Бросила, когда была ему нужна. И не надо мне рассказывать, что это целиком и полностью его вина. Ты слабачка и трусиха, сбежала туда, где тепло и хорошо. Так что сиди теперь на своём месте и не смей приближаться к Гарри.
— Да как ты смеешь… — задохнулась она от возмущения.
Знакомое жжение в груди начало разливаться от солнечного сплетения вверх. Драко замер. Этого не должно было происходить. Но это происходила. Рваное дыхание рвалось из горла. Он заставил себя вдохнуть полной грудью. Это помогало. Иногда.
Вдох. Выдох. Вдох. Джинни что-то говорила, он слышал голос, но не разбирал слов.
Огонь разгорался. Ещё немного — и остановиться уже не получится.
Драко сорвался с места, наплевав на рыжую стерву, метнулся по коридору в сторону ближайшего туалета, рванул на себя тяжелую дверь — и, беспомощно хватаясь рукой за стену, согнулся пополам, давясь приступом безудержного кашля.
Дверь тяжело бухнула за его спиной, закрываясь.
Драко почти не обратил внимания. Огонь рвался из груди тяжёлым кашлем, от которого, казалось, лёгкие просто вывернутся наизнанку, и он выплюнет их. Вдруг внутри словно натянулась какая-то плёнка — и лопнула, наконец принося с собой облегчение.
Драко судорожно вытер рот рукой и взглянул на дрожащую ладонь.
Чисто.
Слава богу, в туалете никого не было.
Драко кинул беглый взгляд в зеркало на свое отражение. Бледный, тяжело дышащий, с едким страхом, похороненным на самом дне мечущихся серых глаз.
Жалкое зрелище.
