Вор эмоций

Привет, меня зовут Лукас, и я ворую эмоции.       Я точно не помню, когда стал этим заниматься. Скорее всего, когда пошёл в начальную школу или чуть раньше. Хотя тогда у меня ещё оставались крохи тех чувств, что я мог ощутить самостоятельно. В то время я ещё не понимал, что потерять свои эмоции так просто. Все они с годами стали поддельными, чужими, совсем сухими и безжизненными, каким стал и я, — чужак сам себе. Порой я смотрел в зеркало и вдруг пугался… 《 Кто этот безвольный придурок передо мной? Это не я, слышите, не я?! 》       Конечно, я привык и смирился с собственной безропотностью перед внутренним конфликтом, но сейчас во мне что-то разошлось импульсом, будя уснувшую суть. Привет, меня зовут Лукас, и я хочу измениться. Запись в дневнике от 16 октября 20ХХ года. * * * Восемь лет до начала перемен. Декабрь 20ХХ года.       В классе было уже тепло, и от того сонно, хотя это и понятно: на часах же ещё и восьми утра нет. За окном стоял густой сумрак, настолько типичный для зимы, что и неудивительно; снега нам ждать не приходилось, потому что минусовых температур зимой в этой части страны не наблюдалось ещё с тех времён, как родился я. Вместо долгожданного снега часто шёл дождь, а небо было затянуто пеленой сизых облаков. По крайней мере последние три дня дождя не было, а потому было довольно сухо.       Урок должен был начаться через десять минут, но я был уже мрачнее тучи, и неспроста, ведь каждый школьный день начинался с беседы с психологом. Это стало настолько обыденным делом, что большинство учеников принимали это также спокойно, будто нужно было почистить зубы или списать у соседа по парте, или хотели сделать такую расслабленную мину, но я был этим частично недоволен и не скрывал: каждый день рыться в чужих головах не мерзко ли? И каждый раз эти взрослые и, как нам говорили, образованные люди переходили на снисходительно-мягкий тон, будто говорили не с детьми, а с душевнобольными. Так случилось и сегодня.       В класс вошли двое: учительница, мисс Фостер, и ещё одна молодая особа, мисс Келли, новый школьный психолог. Обе прошествовали к центру классу, встали перед первой партой среднего ряда, я, к слову, сидел за третьей партой первого к двери ряда и мог спокойно разглядывать всех, за исключением двух парт, которые находились за мной. Гомон ребят через пару секунд совсем затих, а мисс Фостер, удовлетворенно вздохнув, заправляя прядь белокурых волос за ухо, произнесла: — Доброе утро, дети. По старой-доброй традиции, новый день сегодня мы начнём с теста, который приготовила нам мисс Келли, — педагог отступила в сторону, присаживаясь за свой столик, который сплошь был заставлен разного рода бумагами.       Её место проворно заняла дама с густыми каштановыми волосами, которые были стянуты резинкой на самом затылке. — Здравствуйте, юные люди. Сегодня я задам вам один интересный вопрос, а вы постараетесь на него ответить. Будьте со мной честны, и тогда я смогу точно оценить вас. А теперь… Закройте глаза, попробуйте представить себе прекрасный луг, лес, цветник или дендрарий, словом все то, где могут находиться растения, — ученики стали, тихо переговариваясь, представлять, — а теперь, каждый представьте себя одним из этих растений… Кем вы себя видите? По классу прошлась ещё одна волна шепота.       Я, лениво растянувшись на парте, делал вид, что мне интересно всё это «грандиозное» действие, хотя мне было глубоко все равно на то, с какими сорняками себя отожествляют мои неугомонные соклассники. Я ждал конца этой высокополезной беседы как-то нервно. Меня окликнули первым. — Сначала мы послушаем Лукаса. Давай, расскажи нам, с каким же растением ты себя сравниваешь, — с энтузиазмом произнесла мисс Келли.       Я плавно поднялся на ноги и было хотел что-то сказать, как за спиной у меня прозвенели два голоса. 《 Даю четвертак на то, что он чувствует себя овощем! 》— прохихикал один, а второй не заставил себя долго ждать: 《 Не-а, овощи себя никак не ощущают! На то они и овощи! 》       На тот момент это так меня задело, что я специально выплюнул что-то едкое и странное: — Кактусом. — Стоп, что?.. — будто не веря своим ушам переспросила психолог. — Если бы я был растением, то точно уж кактусом, — сквозь зубы процедил я, — кактусы прекрасно адаптируются к условиям окружающей среды и могут уколоть того, кто на них покушается, вот… — тело само уселось на стул, мозг же пытался переварить то, что только что сам и выдал. — Х-хорошо, молодец, Лукас, — неловко улыбаясь, произнесла Келли. — Кто следующий?       Я уже и не слушал дальше, а лишь пялился в одну точку на парте, словно там мог прочесть ответы на все свои вопросы. Голова начала гудеть так, словно в черепной коробке поселился целый рой пчёл. Я кое-как дождался перемены и одним из первых вылетел из класса. Накинув на плечи куртку, которую мне купили неделю назад, я выбежал на улицу и, к своему удивлению, понял, что пошёл снег.       Белоснежные, отдающие голубизной в полумраке, мотыльки кружили вокруг, садились ко мне на волосы и лицо, обжигая холодом. Лицо стало покалывать от мороза, непривыкшая кожа покраснела от такого холода, в особенности на кончике моего весноватого носа, но почему-то у меня не возникло желания уйти скорее обратно в тепло, ибо никакого тепла не может быть среди этих лицемерных дураков. Мне хотелось раствориться в метели, стать чем-то значимым и красивым, но вместо этого я услышал один из самых ненавистных мне звуков — ехидные голоса тех двоих, что пытались меня задеть на уроке, и у них это получилось.       Всё моё благоговейное спокойствие улетучилось с одним порывом зимнего ветра, а я во все глаза уставился на своих неприятелей. — Хе-э-эй, выпендрежник, чего ты там наговорил-то на уроке? Не боишься, а? — заговорил Грег. Он был рослее меня, но умом особо не блистал, зато самомнение было ого-го. — Не собираюсь я с вами болтать, не вижу смысла, — я стал проходить мимо них, чтоб попасть обратно в здание, но рука второго, Хойта, больно впилась в моё запястье и рванула обратно, туда, где я стоял раньше. — Сбежать удумал? А как же твое обещание «уколоть»? — Хойт противно хохотнул, в шутку толкнув Грэга в плечо. — Я вам ничего не обещал, — мне правда не хотелось с ними связываться, но что-то внутри начинало клокотать… Ого, да это проснулось одно из чувств — чувство злобы. — Ну, тогда мы сами… — и насколько это возможно быстро, для мальчишки десяти лет, Грэг сшиб меня с ног и, повалив на бетон школьного двора, неумело, но не менее больно, ударил мне по щеке.       Хойт пытался сдержать мои руки, пока второй наносил удары, и не только по лицу. Выдернув одну руку, я зарядил Грэгу в нос, что было мочи, от чего хулиган повалился на спину. Хойт рванулся вверх и ударил меня ногой, спеша к своему закадычному товарищу.       Я, морщась от боли, облизнул губы и почти сразу почувствовал на языке привкус железа. Щека тоже очень сильно саднила, но я смог довольно быстро встать, и посмотреть на того, кто меня избил, свысока. Грэг сейчас был зол, но явно не собирался продолжать меня бить… И только в этот момент я понял, что вокруг нас стали стягиваться люди. Из толпы школьников выбежала психолог и мисс Фостер, а потом кто-то крикнул: — Лукас избил Грэгсона!       От этих слов я потерялся на пару секунд, но понял, что поверят ему, а не мне. У меня из крови на лице лишь разбитая нижняя губа, да алые от ушибов, что можно трактовать как румянец от мороза, щёки. А вот я попал по носу и из него кровь вытекла поболе, да и ещё эти глупые слова о кактусе…