На-все-гда

Осень, такая безжалостная и холодная, уже прочно укрепилась не только в городе, но и в моем сердце, не давая возможности ни на нормальную жизнь, ни на банальное существование. Сейчас три часа дня, а в квартире так серо и темно, что рисунок обоев превращается в какую-то однородную, непримечательную смесь. Хотя, как ты всегда говорил, мои обои и были мешаниной чего-то непонятного: красный мазок тут, синяя линия там, огромное желтое пятно прямо посреди одной из стен… что поделать, я люблю яркие цвета, и мне совершенно плевать, как мой интерьер смотрится со стороны. Главное, что он нравится мне. Экран телефона загорается, оповещая меня о новом сообщении. Кто это решил мне написать в выходной день? Новое сообщение от тебя, которое в этот раз я решаю проигнорировать. Если я этого не сделаю, все пойдет прахом, и я не сумею решиться на то, что должен сделать. Лениво потянувшись, встаю с кровати и зашвыриваю телефон как можно дальше, чтобы не отвлекал: все равно он мне больше не понадобится. А потом я сажусь за компьютер и даже поеживаюсь от яркого света, ударившего мне в глаза. Я ищу нужную программу в куче всякого мусора и довольно хмыкаю, наконец, наткнувшись на нее. Все уже готово, осталось только написать и осуществить…        Привет, Миша. Хах, необычно писать тебе что-то вот так, в текстовике, даже не зная, когда ты это прочтёшь и прочтёшь ли вообще… впрочем, неважно. Напишу, а дальше как пойдет. Это началось, как мне кажется, с самого нашего знакомства, то есть с той вечеринки для первокурсников. Сейчас, осознавая, что прошло уже десять лет, мне аж страшно становится. Десять лет! Десять чертовых лет я хранил в себе все эти чувства, не решаясь рассказать тебе всего, что есть в моей голове и моем сердце. Поначалу, конечно же, было тяжело. Казалось невозможным признать, что я действительно чувствую к тебе что-то подобное. Ну ты только представь: я, самый натуральный натурал, запал на парня. Долго боролся с самим собой, не желая принимать то, что происходит в моей душе. Пытался «поставить себя на путь истинный», начиная встречаться с абсолютно разными девушками, пытался найти кого-то, кто сможет надолго приковать к себе мое внимание и вырвать из моей головы мысли о тебе. Все без толку: отношения заканчивались, не успев толком начаться. Моя последняя, уходя, сказала, что мне не нужно притворяться другим и пытаться «исправиться», стать «правильным». С ней мы, к слову, до сих пор общаемся, хотя я тебе этого раньше и не говорил… Ты всегда был рядом со мной, как бы плохо мне не было. Из-за меня ты даже сорвал собственную свадьбу, потому что именно в тот момент, когда тебя спрашивали, готов ли ты взять в жены ту девушку, я разбился на машине, спеша к тебе и выехав на встречку. Эх, видеть бы мне этот момент! Когда ты понимаешь внезапно зазвонившую трубку и чужой голос с моего номера говорит: «Вы знакомы с Андреем Вертинским? Он сейчас попал в больницу в тяжелом состоянии, а в избранных только Ваш номер…». Не могу сказать, что мне было жаль расстроить твою свадьбу, ведь именно для этого я туда и ехал. И успел бы, если бы не долбанный лифт, в котором я имел счастье застрять! Но судьба мне помогла. Сотрясением мозга, двумя сломанными ребрами, но помогла, а большего мне и не надо. И снова мы стали одинокими, снова ты приходил ко мне по вечерам, даже оставаясь на ночь, а я снова пускал на тебя слюни, мечтая, чтобы когда-нибудь на ночь ты обратился ко мне не как к Андрею или другу, а как к любимому и единственному. Каждую ночь ложился с этими мыслями. Думал о том, как хорошо бы было нам вдвоем. Что мы уедем в Европу, распишемся и заживем счастливо, что никто нам не будет нужен, кроме нас двоих. И как состаримся вместе, где-нибудь в загородном доме, возможно, у моря проведем свои последние деньки. Но все мечты разбивались о твое «Андрюха! Я такую девушку сегодня встретил! Ты не поверишь!». И мне действительно не хотелось верить, что ты нашел себе новую пассию. Поэтому я шел в бар и напивался до чертиков, лез на рожон, получал пиздюлей, а ты лечил меня, причитая. Я пробовал с другими парнями: ходил в клубы, знакомился в интернете... но нет. На других у меня даже не встал. Только на тебя. Только тебя я могу, порой, раздевать глазами, только тебя могу представить с собой в постели и не важно даже, кто из нас будет главным. Порой ты смотришь на меня так, будто понимаешь, в чем дело. Будто знаешь, почему с каждым днем я становлюсь все более плохим, чаще болею. Просто у меня не осталось сил. Не осталось сил, чтобы удержаться и не сказать, как сильно я тебя люблю. Не сказать, насколько ты мне дорог. И насколько сильно я хочу закончить этот цирк с постоянными интрижками на одну ночь — просто чтобы снять напряжение — тоже не могу не сказать. Я всегда думал, что за любовь нужно бороться. Что не важно, любит тебя человек или нет, ты должен бороться, преодолевать трудности и стремиться к завоеванию сердца того самого. Но знаешь, что я понял за все годы общения с тобой? Любовь невозможно завоевать. Она либо есть, либо ее нет. И ее не распечатаешь, как печатают органы на 3D-принтере. Это чувство появляется само и никогда не уходит без следа. я всегда старался его искоренить, но, ты можешь заметить, вышло у меня это паршиво. Если быть точнее, не вышло совсем. Мне настолько надоело это все, настолько хочется покончить со своими чувствами, что не остаётся ничего иного, как покончить со своей собственной жизнью. О, представляю, как ты сейчас хмуришься и ругаешь меня, на чем свет стоит. Представляю, как ты хочешь в меня сейчас что-нибудь швырнуть, желательно тяжёлое, чтобы боль от полученного удара ещё долго не давала мне покоя, заставляя вспоминать причину, по которой я, собственно, и получил. Помню, ты не раз говорил мне про то, что ни один нормальный человек не станет убиваться вот таким образом из-за кого-то. Ты не раз говорил, что пережить можно все и только полный идиот может думать иначе. Поздравляю, Миша, твой лучший друг — тот самый полный идиот. Ты, возможно, спросишь, почему я тогда не уехал? Почему не попытался исключить из своей жизни тебя, переехав если не в другую страну, то хотя бы в другой город? А я отвечу тебе сразу: потому что это мне не по силам. Я никогда не отличался особой стойкостью, хотя ты и говорил мне об обратном. Я никогда не смогу жить от тебя далеко, не видеть и не общаться. Это будет даже не жизнь, это будет просто нелепое существование, которое закончится через месяц-два. Я ведь сорвусь и просто приеду к тебе, понимаешь? По правде говоря, мне было нелегко решиться на такой шаг. Долго взвешивая все, я принял всё-таки именно такое решение, ибо, я знаю, в твоей жизни я не занимаю столько же места, сколько ты в моей. Ты для меня — как солнце для растений, без которого я просто зачахну. Я для тебя, очевидно, не так много значу. Только, прошу, не обижайся на меня за такие слова, я же не хочу сделать тебе больно! Это всего лишь констатация факта, Миша, не больше. Телефон разрывается уже 15 минут к ряду, а ты даже не думаешь переставать звонить. Конечно, я ведь не отвечаю тебе уже сутки. Разумеется, ты уже придумал до сотни способов медленной и мучительной смерти для меня. И, наверняка, уже едешь сюда, чтобы привести приговор в действие. Спешу тебя огорчить: у тебя ничего не выйдет, дорогой. Я сам все сделаю и без твоего вмешательства. Пожалуйста, будь счастлив. Найди себе того, с кем тебе будет так же хорошо, как мне с тобой. И пусть это будет взаимно, а не как у меня. Я всегда желал тебе только добра и не могу не пожелать сейчас, когда это, по сути, последний наш разговор, хотя и односторонний. Прости. Миша, прошу тебя, прости меня за все, особенно за то, как я сейчас поступаю с тобой. Мне правда не хочется причинять тебе боль, но иначе поступить у меня не получается. Ты погорюешь немного, но, уверен, со временем боль утихнет и тебе станет гораздо легче. Ты справишься, поверь мне. Но не забывай меня, умоляю. Не забывай о тех веселых днях, что мы провели вместе. Вспоминай, пожалуйста, как мы совершали глупости, как справлялись с разными трудностями, как провели бок о бок треть своих жизней. Дай мне жить в твоей памяти, хотя бы в виде лучшего друга. Знаешь, что было самым особенным в моей жизни? То, как мы сидели с тобой на нашей крыше, смотря на наш огромный город, мечтая о светлом будущем и ты. Ты особенней всего. Всегда. А теперь мне пора уносить ноги, пока ты не ввалился в квартиру и не прибил меня за мои выходки. Улетаю, так сказать. «Беги, умник, и помни»… Последние строки даются слишком тяжело. Тяжелее, чем я себе представлял, но назад отступить нельзя. Что я скажу тебе, когда ты спросишь меня о причине пропажи? «Миша, я хотел самоубиться, потому что люблю тебя уже десять лет»? Да я на месте чувств лишусь, если мне придётся тебе рассказать об этом вслух. Все готово к тому, чтобы уйти. Квартира прибрана, письмо тебе оставлено, а сам я уже обуваюсь и выхожу на улицу. Здесь как-то неожиданно светло и будто даже потеплело, а на сердце становится очень легко. Может это из-за того, что я решился? Кто знает… Какой же красивый всё-таки осенний город. Весь золотой, озаряемый солнцем, он выглядит великим и ярким, ожидая холодную и не менее прекрасную зиму. Сейчас я понимаю, что всегда любил это время года. Я обожаю этот разноцветный ковёр из листьев, по-особенному яркое солнце, очень нежно согревающее последние цветы. Даже дожди я люблю, ведь именно во время них думается особенно хорошо и легко, сочиняются шедевры и рождается великое. Странно, что понимаю я это именно сейчас, стоя на самом крае крыши, буквально в метре от погибели. Буквально в пяти минутах. Как мне жаль, что так получилось! Но жаль не себя, а просто жаль. Что не смог набраться смелости тебе все рассказать, боясь, что потеряю тебя. Но нисколько не сожалею я о чувствах, что испытываю к тебе. Эти десять лет, проведённые рядом с тобой, были лучшими в моей жизни. Даже в моменты, когда мне было плохо, даже в моменты, когда я понимал, что в данную секунду тебя целует и обнимает кто-то другой, а не я. Никогда не сожалел о своих чувствах. И никогда не стану отказываться от них. Шаг. Один шаг отделяет меня от вечности. Один шаг отделяет меня от покоя. Один шаг и я больше тебя никогда не увижу. Один шаг и я больше ничего не увижу. Один шаг… Кто бы мог подумать, что мне станет страшно. Да, я признаю это. Мне страшно. Страшно больше тебя не увидеть, но я понимаю, что больше ничего не буду чувствовать. Меня просто не будет. Был когда-то Андрей Вертинский, а теперь нет. Вышел весь. Тю-тю. Уже заношу ногу над краем. Глубокий вдох. Закрываю глаза. Резкий рывок назад и я падаю на что-то мягкое. Вернее, на кого-то. Тут же меня скидывают с себя и я слышу разъяренное: — Мудак! Сукин ты сын, как посмел вообще подумать о самоубийстве?! — орет знакомый голос мне в ухо. Берёшь за грудки, вскидываешь на ноги — силой ты всегда отличался богатырской — и трясёшь перед собой. — Идиот! Ты хоть подумал, как я переживал?! Оставляешь меня и отходишь, делая круг рядом со мной, а я никак не приду в себя. — Конченный придурок ты, Андрей! Немного погорюю? Немного, блять, погорюю? — резко останавливаешься около меня и со всей силой даёшь мне кулаком в глаз, отчего я чуть не падаю, но ты меня задерживаешь. Лицо твоё, сначала яростное, теперь становится более мягким и скорее измученным. Привлекаешь к себе и крепко обнимаешь, продолжаешь говорить уже с горечью: — Какой же ты дурак, Вертинский… я так спешил, боялся, что ошибся местом или что опоздал. Да, ты тот ещё дурак, но я ещё больший, — судорожно выдыхаешь мне в затылок, а я, наконец, отхожу от шока. — П-п-почему и т-т-ты? — откуда-то начинаю заикаться, но сейчас плевать на это. — П-п-потому что я тебя тоже люблю, но всегда боялся тебе это сказать! — передразниваешь меня и вдруг заливаешься хохотом. Сначала снова ступор, а потом до меня доходит. Спустя полминуты только доходит, что ты только что сказал. И хохочем теперь мы оба.

***

Солнце медленно уходит за горизонт, озаряя лишь верхушки домов. Уже виднеются первые звездочки, но на улице до сих пор тепло. Мы сидим на крыше, на той самой, где ещё полгода назад я собирался покончить собой, думая, что никогда не услышу от тебя заветных слов. На той самой, где ты мне впервые прописал хук справа и сказал, что любишь меня. — Миш, а, Миш, — говорю, поднимая голову с твоего плеча. — Чего тебе, самоубийца? — теперь ты часто меня так называешь. Хочешь подколоть меня, укусить за то, что собирался тогда сделать, даже не поговорив прежде с тобой. — А как думаешь, это все у нас надолго? — спрашиваю с надеждой в голосе совершенно дурацкий вопрос, который обычно задают только девушки. Закатываешь глаза, но, немного подумав, отвечаешь: — Я думаю, что нет, не надолго, — невозмутимо говоришь, не позволяя отстраниться. — Я думаю, навсегда. Улыбаясь смотрю тебе в глаза и снова опускаю голову. Я счастлив. Тоже на-все-гда.