Начинался новый день

      На Патриарших прудах в утренние часы было тихо и спокойно. Одинокие ранние маленькие птички уже копошились в кусах и кронах деревьев, наслаждаясь своей незамысловатой, но счастливой жизнью, пока совершенно иные ранние «пташки» спешили к себе на осточертевшую работу сквозь живописные места старого парка.       В общих чертах, город все еще спал в своей умиротворенной тишине и покое. И не мудрено, что этот покой кто-то должен создавать и охранять. Невидимые стражи сновали по притихшим улочкам города, выполняя свою благородную работу. В основном, конечно, они ошивались по темным переулкам и старым крышам, ругаясь, чертыхаясь, сражаясь, но выслеживая все неординарное и запрещенное старым-престарым документом, чей текст уже давно нельзя найти на бумаге.       Но здесь и сейчас, на Патриарших прудах, на той самой лавочке, где когда-то произошел наиинтереснейший спор между будущим сумасшедшим и его пока еще непосредственным начальником, сидел одинокий мужчина средних лет в клетчатом пиджаке и пил чай из керамической кружки, время от времени подливая его из термоса.       Он ждал своего давнего знакомого.       Над городом, освещая крыши домов мягким оранжевым светом, поднималось солнце. Мужчина сидел, наблюдал за этим великолепным зрелищем и прихлебывал благородный напиток, размышляя о великом и извечным.       Однако, таков мир. Если где-то появилось солнце, значит где-то должна появиться тень.       — Надеюсь, на этот раз мне не приестся изображать немецкий акцент? – мужчина, словно сошедший с обложек журнала «Форбс», в костюме и черных ботинках, появился словно бы прямо из воздуха и подсел к мужчине в пиджаке. Сделал он это так, будто бы всегда только здесь и сидел. Этим своим совершенно обыденным и абсолютно невыразительным, невпечатляющим действием он будто бы дополнил собой картину, которой для полноты композиции не хватало ровно этой половины холста.       — Честно говоря, — мужчина поправил пиджак и вновь глотнул горячего напитка, — в прошлый раз не очень хорошо вышло.       — Но ведь вышло же, — нахально улыбнулся подошедший и достал из внутреннего кармана серебряный портсигар, выбирая себе сигарету, — Понтия Пилата из «Саркофага времен» вытащили, Равновесие сохранили, новых Иных в Дозор набрали. И провернули, раз уж на то пошло, так, что Инквизиция и носу не подточила. Будешь? – он протянул своему собеседнику открытый портсигар с элитными, импортными сигаретами.       — Нет, спасибо, у меня свои. И к тому же не хочется что-то сегодня.       — Ну как хочешь.       Портсигар привычным движением руки вернулся хозяину обратно под пиджак. Достав коробок спичек из кармана брюк, стильно одетый незнакомец вынул оттуда одну, прикурил, затянулся, глубоко-глубоко, подождал, пока спичка не догорела почти что до самого основания, после чего потушил спичку и убрал коробок обратно. Только выполнив этот небольшой ритуал он с наслаждением выдохнул, выпустив густой табачный дым через ноздри.       Мужчина в пальто все это время умиротворенно пил горячий напиток из чашки и наблюдал за игрой лучиков света на водной глади пруда.       — Говорят, — человек в костюме вольготно развалился на лавочке, выставив ноги вперед, а свободную руку перекинув через спинку, — после вчерашнего ты опять своих красавиц-целительниц в Артек на восстановление отправил? Это уже какая партия по счету? Четвертая?       — Третья. Этим летом нас хорошенько потрепало.       — Что не может не радовать такого добропорядочного Темного, как я. То-то я чувствую, как в воздухе разливается что-то неуловимое, прекрасное, гармоничное. Равновесие…       — Ну, это ты загнул, конечно. Так говоришь, словно у вас все так идет гладко, без сучка и задоринки…       — К слову, задоринки сейчас хватает, этого не отнять…       — …Скольких уже под прикрытием в качестве рабочих на тот долгострой отправили оборотней нелегалов, в обоих смыслах, выслеживать? А та шайка Диких шаманов из Бутово? Уж нервишки то нам обоим подпортила.       — Да, тоже верно. Кстати, это жасмин?       — Не без него. Еще немного бергамота, мяты и малины, для вкуса.       — От нервов самое оно. Сам небось собирал?       — Обижаешь...       Потушив и выкинув в урну докуренную сигарету, Темный достал свою личную, счастливую, еще фронтовую металлическую кружку из правого кармана брюк – как она там незаметно помещалась, знал только старый Сибиряк, но своими секретами он делиться не любил.       — А не угостишь? Уж больно вкусно причмокиваешь.       Светлый все с тем же невозмутимым видом разлил оставшейся в термосе напиток на две кружки, продолжая смотреть на водную гладь пруда. На весь парк пахнуло чудесным ароматом, над кружками завился легкий пар.       — Ух, хорош! – прихлебнув, выдохнул Темны, — Слышал, что вчера что с трамваем на Пречистенке приключилось? Тот чуть не задавил переходившего в неположенном месте пешехода, а тот с дружками оказался. Они набежали, водителю угрожали, и даже умудрились перевернуть общественный транспорт набок. Чудеса, да и только.       — Да, мир сходит с ума. Что-то озлобились люди в последнее время. Я уже даже начинаю подозревать, не ваших ли рук это все дело?       — Хе-хех, — Темный в костюме улыбнулся, — может быть, может быть. А может это какой-нибудь очередной Светлый из твоих со всей Москвы все добрые эмоции высосал. Кто знает...?       Светлый улыбнулся, но смолчал.       Солнце поднималось все выше и выше, прогревая остывший за ночь воздух, даря уют и успокоение.       А в это самое время, где-то в Наро-Фоминске, еще не так далеко, шли переговоры между парламентерами обоих Дозоров о праве занять общественное здание под новый штаб. А в далеком Новосибирске сотрудники Ночного Дозора решили устроить забастовку против их слишком маленького штата в пять человек на весь большой город, одевшись в нелепые костюмы электромонтеров. В Лондоне орудовал оборотень маньяк, съехавший с катушек после смерти своей маленькой дочери. В Америке объявился неизвестный Светлый «Шухарт», исцеляющий прихожан в своей церкви-палатке, не боясь ни Иных, ни последствий. В Праге Инквизиторы выносили смертельный приговор двум влюбленным Иным, покусившихся на Договор. В глубокой пустыне объявилась очередная Сумеречная сущность, метающая гром и молнии во все стороны, но этого никто не заметил, потому что даже там нет ни людей, ни Иных. Через пару часов она успокоилась и вернулась обратно на глубокие слои, спать до следующего тысячелетия.       Где-то умирали Дозорные, проливали кровь Иные, гибли люди.       А эти два старых знакомых из Ночного и Дневного Дозоров не метались друг в друга боевыми заклинаниями, не спорили до хрипоты о том, кто должен забирать преступника, не клялись Светом и Тьмой, не гонялись за миражами, убийцами, интригами, не выясняли за бутылкой водки, что есть Тьма и что есть Свет. Нет. Они просто сидели, с удовольствием, легко и без каких-либо предубеждений, тихо пили чай, сидя на лавочке в городском парке, и ничего более.       — Да нет, — Светлый допил свой чай и протер кружку чистым носовым платком, — Вру. Люди всегда были людьми. И всегда останутся, что бы ни случилось. А мир всегда был безумным.       — Ну не скажи, вот когда…       — Мамонтов в расчёт не берем…       — А, ну тогда да, колесо изобрели и все, закрутилось, завертелось…       Пели птицы. Шумели деревья. Свистел легкий ветерок. В парке начали появляться первые бегуны, увлеченно попеременно слушающие музыку в наушниках и пульс в ушах.       — Погода сегодня хорошая, — отхлебнул чая Темный, подогревая его ладонями через стенки металлической кружки, чтобы тот не остыл раньше времени, — тепло. И не жарко, кстати.       — А я вот скучаю по жаре. По сухому такому жару, обволакивающему, успокаивающему. Как в Ташкенте. И по самому Ташкенту, если честно, тоже скучаю немного. И по Багдаду.       — В Багдаде тогда было хорошо. Математики, астрономы, летописцы. Всегда было с кем поговорить на умные и заставляющие задуматься темы. А в Вавилоне было еще лучше. Только еще до Договора...       — Ну, до Договора я дважды разносил твои "песчаные" замки до основания только в одной Персии, про Междуречье я вообще молчу.       — Да, хорошее время было. А Реку Жизни помнишь? Как мы тогда?       — Даже вспоминать не хочу.       — И то верно. Много славных ребят тогда полегло. Но тот зуб, что ты мне тогда выбил, до сих пор иногда перед грозой ноет.       — Иш ты, зуб у него, я тебе еще колена своего до сих пор не простил.       Вот так вот, изо дня в день, из года в год, они сидели на одинокой лавочке в парке, пили чай, курили или же играли в шахматы, пока вокруг них летели эти самые дни и года. В мире разгорались войны, сменялись власти, справлялись праздники и вымирали целые народы, а они каждое утро встречали новый день за товарищеской беседой. И, наверняка, будут и дальше сидеть здесь, или в каком другом месте, городе, стране, даже когда мир рухнет в тартарары.       Докурив очередную сигарету, Темный хлопнул себя по коленям:       — Пора, а то засиделись мы уже. Ну что, где встречаемся завтра? Место встречи изменить нельзя?       — Ой, даже и не напоминай мне про ту маленькую шалость, — Светлый убрал свой термос и поправил клетчатый пиджак, — до сих пор перед Жегловым неудобно. И вообще, завтра твоя неделя начинается, тебе и выбирать.       — Да, точно-точно. С этой работой все на свете забыть можно. Давай в Измайловском, на моей любимой.       — Договорились.       Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Светлый направо, Темный налево. Если бы кто-то захотел проследить за этими двумя, то увидел, как Темный заходит в тень от старого клена и растворяется в ней, словно в тумане. А Светлый садится в свой автомобиль и медленно едет по утреннему городу, не встречая на своем пути ни пробок, ни красного света светофоров.       А потом тяжелый день, тяжелая ночь, полная забот, тревог и радостей. Сутки, полные жизнью.       И как бы ни был ярок день, как бы ни была длинна ночь, в конце концов всегда наступает очередное утро. И эти двое снова появлялись на какой-нибудь лавочке. Сидели и курили. А может быть пили чай. Или играли в шахматы.       Два старых Иных, которым есть что вспомнить.       Может быть это были Гессер и Завулон, две главы двух самых больших Дозоров России. Может быть, Семен и Юрий, два фронтовика из одной роты. А может, Медведь и Шагрон, чьи истории никто не знал наверняка. А может это были олицетворения самих Света и Тьмы. Но это и не важно, кто это был.       Ведь начинался новый день.