hooligan spirit

      Последние лучи закатного солнца с трудом цеплялись за край обветшалой советской пятиэтажки. Их едва хватало, чтобы осветить маленький, скрытый между двумя хрущёвками двор. –Дерьмо, а не пиво, - фыркнул Игорь, недовольно морщась. Кажется, будто недовольство - единственное, что может отражаться на его точёном лице. Тонкая струйка дыма устремилась ввысь и развеялась в душном августовском воздухе. –Ну, прости, не думал, что ты будешь нос воротить, как телка, - хрипло хохотнул Артём. Огонек, что всегда поблёскивал в его глазах, вспыхнул лесным пожаром. Он уже говорил об этом вслух и не раз: в действительности Дзюба готов побежать за другим алкоголем хоть на противоположный конец города, стоит только Игорю попросить. Но Акинфеев не просит. –Мудила, - одинокие железные качели изнеможённо скрипнули на ветру - на эту площадку уже давно не приводят детей. Вечерами, когда темнота убаюкивает их провинциальный городок, здесь особенно тоскливо и тихо. Именно поэтому это место и стало для подростков личным. –Баба, - дотлевшая до самого фильтра сигарета болезненно обжигает пальцы, и Артём безразлично откидывает ее в траву. Единственное, что приковывало его взгляд в сизых летних сумерках - хмурое лицо друга.       Игорь пахнет осенними листьями и дождем. Одного только его присутствия вполне достаточно, чтобы сердце Артема загудело, как громоздкая линия электропередач. Дзюба всегда был честен с окружающими и главное - с собой, даже если эта правда бороздила сердце глубокими ранами. Именно поэтому, когда легкие, точно тонкие крылышки мотыльков, зарождающиеся чувства к Игорю начали заявлять о себе, Артём не смалодушничал, не стал убеждать себя в обратном. Не пытался он погасить уже разгоревшееся в душе пламя и через несколько месяцев, когда смотреть на Акинфеева спокойно стало просто невыносимо.       Артём помнит тот вечер в малейших деталях. Он, пьяный в дрова Игорь, чужая квартира. Кажется, хозяином самобытной вечеринки был одноклассник Артема, чьи родители, оставив сына дома, уехали за город на все выходные. Вокруг, будто лесные пчёлы, роились незнакомые, уже подвыпившие подростки. Кто-то продолжал заливать в себя алкоголь, кто-то обжимался по углам, а кто-то - безудержно двигался в ритме какой-то модной попсы. –Сядем или пойдём танцевать, как те сопливые парочки? - язык с трудом поворачивался, а взгляд был таким же мутным, как тот напиток, бутылку с которым Игорь опустошил практически залпом - всего в несколько глотков. Он кивнул в сторону кучки прижимающихся друг к другу сверстников. Где он приметил «сопливых парочек» оставалось загадкой, но Артём, лишь взглянув в мутные глаза напротив, готов был пойти с ним куда угодно. А потом все закружилось яркой цветной кинолентой. Картинки пролетали со скоростью метеора. Танцы, алкоголь, ещё алкоголь, мерзкий неоновый свет, и опомнился Артём, уже прижимая друга к кафельной плитке в ванной. Из освещения было лишь небольшое пространство между дверью и полом, но его было по-правильному недостаточно. Кромешная темнота лишь обострила оставшиеся чувства. Игорь сопел, как ёж, забравшийся в ночной сад за едой, и жадно кусал чужие губы напротив. Чернильная тьма застилала собою глаза, вынуждая подростков искать друг друга наощупь. И именно в тот момент Артём понял - именно этого он и жаждал все это время. Он будто нашёл подходящий пазл.       А на следующий день Игорь отказался даже разговаривать с Артёмом. Бросил что-то холодное о том, что, мол, в темноте перепутал громадного, словно шкаф, Дзюбу с девушкой. О маленькой детали, связанной с анатомией человека, он, кажется, на какое-то время забыл. Прошло около месяца, когда Акинфеев согласился на разговор, и месяц этот напоминал Артёму девятый круг ада. Он приложил титанические усилия, лишь бы заставить Игоря поговорить и при этом не выдать себя окружающим. –Слушай, мечтатель, не знаю, что ты себе там напридумывал, но... - начал Игорь, наблюдая, как беззаботно играют с листвой ускользающие прочь солнечные лучи. Где-то вдалеке, за пятиэтажкой, слышался галдёж расходящихся по домам малышей. –Мой тебе совет - держись подальше. Артём вздохнул, и в голосе его сквозила такая тоска, что на мгновение что-то в душе Игоря замерло. Взгляд голубых, словно шумный океан, глаз изучал вытоптанную траву. –Лады, - выдохнул Дзюба через тянувшиеся, точно дикий мёд, секунды. –Я обещаю, что свалю из твоей жизни, но только если ты дашь мне один единственный шанс. –Че? - в свойственной только ему надменной манере изогнул бровь Игорь. С какой стати ему пускаться в «голубые поля» - так он называл презираемые им отношения - и тем более с бывшим лучшим другом? Но за прошедший месяц Артем, кажется, изо всех сил досаждал Игорю, отчего нервы у того накалились до предела. Акинфеев просто не мог упустить возможность вернуть свою спокойную жизнь. –Хотя, знаешь что? По рукам!