***
Так как спала я всегда с открытым окном, утро моё начиналось с лёгкой утренней прохлады, звучной трели птиц и гипнотизирующего шелеста листвы. Я вдыхала цветочный аромат, что ветер обрывками доносил ко мне в комнату, вперемешку с влажно пахнущей травой, и эти первые секунды, когда уже проснулась, но ещё не открыла глаза, казались просто сказочными. Эти первые секунды, когда понимаешь, что сегодня будет ещё лучше чем вчера, что, судя по запаху из кухни, на завтрак бабушка испекла вишнёвый пирог (и когда только успела?); первые секунды, когда вспоминаешь, что договорилась с местной ребятней отправиться на речку… Потянуться, чтобы разбудить ещё спящее тело, улыбнуться приятным мыслям в предвкушении и, услышав урчание проголодавшегося желудка, окончательно проснуться и прошлепать босыми ногами на кухню. А там — навстречу прекрасному дню.***
Большую часть своего времени я проводила на свежем воздухе: играла на заднем дворе, собирала сладкую малину или сопровождала бабушку в ее вечерних прогулках. Нередко меня со старшими детьми отпускали на речку, благо она совсем рядом была, рукой подать — и тогда лето казалось ещё краше. Плеск воды, звонкий смех, блеск беззаботности и свежей молодости в глазах — вот оно, счастливое детство! После купания было приятно греться на солнышке, прикрыв глаза рукой или панамой от ярких лучей. Было приятно лежать в высокой траве и ничего не видеть, кроме верхушек полевых цветов и голубого неба сверху. Было классно кататься на одном велосипеде вчетвером — и неважно, что порою мы часто падали, случайно наехав на камень или свернув в кусты крапивы у тропинки. Смех и слезы, боль от разбитых коленок и зуд от укусов прожорливых комаров — таким мне помнится детство. Оно искупано деревенским солнцем, напоено свежим воздухом и вскормлено бабушкиными невероятно вкусными пирогами… Но в лес позади дома меня не пускали. Никого из детей не пускали.***
— Бабушка, — спросила я как-то в разгар сильной грозы, — а почему никого из детей в лес не пускают? — И посмотрела в окно, как раз в момент, когда молния разрезала темноту. В тонкой полоске света мелькнула мрачная стена из качающихся и стонущих деревьев, а затем бахнул оглушающий раскат грома, и бабушка под шум дождя по крыше поставила перед мной чашку с горячим чаем. Ароматный пар едва заметным облачком медленно тянулся вверх, и смотрела я только на него. Почему-то вдруг стало страшно поднимать взгляд на бабушку и слушать ее ответ. Не знаю даже, почему так. Может, всему виной стал глубокий вечер и разразившаяся гроза за окном? Или же подслушанные ужастики от других? Бабушка вздохнула и села напротив. Я слышала, как она сделала глоток, а потом чашка с глухим стуком опустилась на стол. — Не нужно оно тебе, — говорит. — Нет, нужно! — вскинув голову, упрямо смотрела ей в карие, почти что черные глаза. Гляделки занимают меньше трёх секунд — бабушка сдаётся первой, сокрушительно качает головой и смаргивает плескавшуюся в них решимость промолчать. Но не в этот раз. Смирившись с тем, что если она ничего не скажет, если хоть слово из того, что мне так интересно, не произнесет, то я не отстану — начинает рассказывать: — Если зайти в лес поглубже, — голос ее мягко звучит, будто сказку говорит, — то можно встретить дивных существ, существ из самих сказок, добрых и злых… — Правда?! — восклицаю нетерпеливо и едва на месте не подпрыгиваю. Бабушка кивает и наконец серьезность с ее лица сходит, и она тепло улыбается мне: — Правда, — продолжает говорить. — Но они не показываются просто так, это нужно заслужить… Мне так интересно было, что, помню, аж ладошки зачесались, и я покрепче схватилась за край стула, позабыв о чае и грозе на улице. Слушала, разинув рот. Слушала и верила всему, что говорила бабушка. Наивный и ещё совсем глупый ребенок. — …От самого человека зависит: от того, сколько добра он сделал или сколько зла причинил, послушным он был или вот такой вредной непоседой, — она щёлкнула меня по носу и снисходительно улыбнулась, заметив, как я надула губы. Я узнала, что у существ тех есть свой Король. Он строг, но справедлив и за это его все почитают и уважают. И зовут его Хозяином Леса. В образе птички Король наблюдает за всем, что происходит в лесу. Он может спутать тропки, чтобы непрошеные путники, что ему не по нраву пришлись, не зашли куда не нужно; или же наоборот — может просто вывести из лесу, если заплутали. А ещё у них есть свои обычаи и даже свой язык. Да-да, но бабушка говорила, что нам их никогда не понять. Или уже не понять, потому что мы — люди, и мы часто стали отворачиваться от природы. — Я бы очень хотела их увидеть. И я бы точно смогла их понять. — Почему ты так думаешь? — спросила она, явно веселясь, наблюдая за моей наивностью и стремлением доказать. — Я не отворачиваюсь от природы! Я каждый день на нее смотрю. И ты тоже сможешь. Тебе вообще проще всего будет, ты всю жизнь прожила здесь, глядя на природу вокруг… Бабушка долго смеялась, а потом мы продолжили пить чай и она все рассказывала и рассказывала, а я, как под гипнозом, завороженная слушала и внимала тому, что Король может перевоплощаться в любое животное, что живет в лесу: он может быть трусливым зайцем под кустом малины или же огромным и разъяренным медведем… Бабушка всегда рассказывала эту историю по-разному, в ней необычными обитателями леса были и волшебные феи, и воинственные эльфы, и хозяйственные гномы, и много-много других разных существ… Ох, уж эти сказки на ночь! И детское воображение. И упертость верящего ребенка.***
В тот день было пасмурно. Небо заволокли тяжёлые тучи, ни намека на просвет не было. Ветер вовсю гулял по двору и гнул к земле траву. Цветы в саду молитвенно склоняли головы каждый раз, как их касались невидимые руки. Единственная яблоня в бабушкином дворе протестующе скрипела и размахивала зелёными ветвями в попытках поймать надоедливый ветер, что трепал ее листья. Удручающая погода. В такую и не погуляешь толком, а в доме сидеть скучно. Помню, бабушка на кухне готовила для нас обед, а в это время я сидела на ступеньке крыльца и перебирала фасоль (до сих пор ненавижу это!). «Раз, два, три…», — считала я, чтобы работа не казалась еще скучнее. «Раз, два, три…», — на кухне что-то звонко упало и стукнула дверца шкафчика. Я оглянулась на звук и встретились со взглядом бабушки, которая перегнулась через подоконник открытого окна проверить, не волыню ли от работы. И я бы с радостью — будь другая погода, меня бы уже не было здесь! Я бы носилась по склонам, или же покоряла вершину одинокой груши у края дороги, что вела прочь с деревни… Улыбка для меня, улыбка для нее. А с налетом хлесткого ветра ее седая голова скрылась в доме, и мне пришлось вернуться к самой, должно быть, монотонной работе в мире. «Раз, два…», — мимо меня промчалась черная собака. Удостоила меня одним презрительным взглядом и, просунувшись сквозь небольшой лаз в заборе, унеслась в сторону леса. Вот ведь странно! Я даже шею вытянула, чтоб ее взглядом проводить. Да так старательно это делала, что сильно подалась вперед и свалилась с крыльца. Фасоль, соответственно, рассыпалась и, только что не подмигивала мне, прячась в траве. Вот же!.. Но дикостью была даже не подмигивающая фасоль, а то, что следом за собакой через наш двор пробежал самый настоящий заяц, большой, ушастый и цвета мокрого пепла. Пробежал, взглянув мимолётно на оторопелую меня, к лазу в заборе, а потом — в сторону леса. Я тогда очень удивилась. Вернее, поначалу испугалась, и была готова позвать в любой момент бабушку, но потом так невовремя вспомнила сказки и решила все-таки увильнуть от работы. Так почему детям нельзя в лес? Не потому ли, что мы невинны и чисты душой? Не потому ли существует вероятность увидеть живущих там существ? Глаза ребенка видят мир таким, каков он есть. Они не обмануты ложью и миражами повзрослевшего человека. Ребенок в состоянии видеть сказку там, где взрослый видит только будни. Нельзя лишать детей сказки, нельзя — и уверенная в этом, я украдкой выскользнула со двора, направившись в шепчущий тайнами и волшебством лес.***
Лес вырос внезапной стеной густо растущих ровных стволов деревьев. Он вырос с шелестом и стоном могучих крон, и так как бежала я из дому без оглядки, то едва не врезалась в него. Чуть не столкнулась с растущей у самого края сосной, старой, пышнолапой и невероятно приятно пахнущей хвоей. Но в тот момент меня это никак не трогало. Я думала, как бы поскорей отдышаться и не спохватилась ли меня бабушка. Совестно было не послушаться и сбежать — ровно до того момента, когда тяжёлые тучи разверзлись дождём. Пришлось войти в лес. Войти, чтобы укрыться — и мне уже не были интересны ни собака, ни заяц; я позабыла о витавших в мыслях сказках и переживала лишь о том, что по глупости своей вымокну до нитки и вторую половину лета проваляюсь с простудой. Первым, что действительно удивило меня, был запах леса. Аромат настолько осязаемый был, что, казалось, его можно коснуться рукой. И, да, я даже попыталась это сделать, но пальцы, как это и должно быть, мазнули по воздуху. Пахло древесной корой, не вытоптанной человеком зелёной травой и прелью опавших когда-то листьев. До сих пор помню и, кажется, чувствую горьковатый вкус. Я стояла у самого края — боялась заходить дальше, и первое время лишь глубоко вдыхала воздух. По верхушкам крон барабанил дождь; по ту сторону он угрожающе шумел, но здесь было сухо и спокойно. Да и как же иначе, когда кроны деревьев так плотно сплелись ветвями между собой, что, кажется, даже в знойный день сюда и лучику солнца не пробраться. Помню, подумала, что бабушка, должно быть, сильно волнуется за меня и что влетит мне потом! Но это «потом», а сейчас, оглянувшись по сторонам, я двинулась вдоль границы — это все лучше, чем просто стоять и ждать, когда закончится дождь. И вот тут-то я услышала жалобный скулеж. Такой отчаянный и душераздирающий, что сердце сжалось. Ребенку испугаться бы стоило, стоило сразу вернуться домой, да и вообще не сбегать, но я, уперто поджав губы, пошла на стоны вглубь леса. Леса, которого совсем не знала. Леса, в который нельзя ходить детям. Дождь мерно барабанил по живой крыше, не в силах пробраться внутрь. Каждый мой шаг сопровождал хруст мелких веток и жухлой листвы. Расстояние от границы увеличивалось, и чем глубже я заходила, тем темнее становилось вокруг. И никакого пения птиц, только звук моих шагов. Когда я зашла так далеко, что мне стал мерещиться рваный на клочья туман у самой земли, я поняла, что совершила ошибку. Впереди — деревья, позади — деревья, вокруг… одни деревья! И как мне найти дорогу назад? Я начала паниковать. Я не знала, что мне делать. Я крутилась на месте, совсем потеряв ориентацию и ещё больше запутавшись. Стало так страшно, что на глаза навернулись слёзы, коленки затряслись и в животе все в тугой узел свернулось. И я наконец испугалась бабушкиных сказок! В голове сразу же столько вопросов возникло, столько ужасных картинок перед глазами промелькнуло, что в пору было умом тронуться. И, должно быть, так и случилось, потому что я увидела две маленькие светящиеся зеленью точки, низко-пренизко, у самой земли, в клочке странного тумана. — Только не медведь, пожалуйста, не будь медведем, — взмолилась я, чувствуя, как вокруг похолодало. — Пожалуйста, только не… — и это не был медведь, и даже не чудище — собака, черная, лохматая и раненая. Она прихрамывала на переднюю левую лапу. Прихрамывала до скулежа, но упорно придвигалась ко мне. И эти невероятно зелёные глаза… — Только не кусайся, хорошо? — зачем-то сказала я животному и вытянула руки вперёд, показывая, что ничего у меня нет, ничего такого, что могло бы причинить ей вред, что могло бы стать для меня оружием, если она вздумает напасть на меня. Влажный нос дёрнулся, вдыхая прохладный воздух, и собака, скуля от каждого шага, подошла ближе к моим ногам, где завалилась на бок. Из лапы торчал обломок тонкой ветки. Насквозь проткнул. — Я помогу, — сказала я, собирая волосы в хвост и перебрасывая через плечо. И откуда у меня столько храбрости взялось? До сих пор понять не могу. — Только не укуси. А теперь представьте картину: лес, запрещённый лес, маленькая, заблудившаяся девочка посреди этого леса и собака. Достаточно большая собака, наверняка с очень острыми зубами и уж никак не понимающая просьбу «только не укуси». И эта девочка, переполненная храбростью и решимостью, тянется к раненому животному, чтобы помочь, тянет руки к лапе, не осознавая в какой опасности находится — ведь страшнее раненого зверя нет ничего, тем более для такой глупышки, как она. Дрожащими пальцами я схватилась за торчащую из лапы «занозу» и дернула. Собака завыла от боли, оскалилась и едва не сцапала своими зубами в знак благодарности. Шерсть на загривке вздыбила, голову низко опустила — и я смогла отчётливо увидеть, насколько остры её зубы. Даже представила, как бросится она на меня и убежать я не смогу. Но собака облизнулась, гавкнула, а потом, удостоив злым взглядом, в мгновение ока затерялась в клочке ползущего тумана. Я осталась одна. Одна посреди леса с колотящимся сердцем в груди и каплями крови на ладошках. Помню, пялилась на них и думала лишь о том, что рану нужно было перевязать. Из лесу выбраться удалось лишь к глубоким сумеркам. Просто невообразимым чудом мне посчастливилось отыскать тропку и даже небольшой ручей, где я смогла отмыть испачканные руки. И, да, дома меня ждали не с распростёртыми объятьями, а с ремнем наперевес.***
Я так и не решилась рассказать, что со мной приключилось в лесу. Мне стыдно было за свое детское поведение, что сбежала из дому в такую ужасную погоду и что рассыпала фасоль. Боялась, что получу ещё и за то, что так необдуманно повела себя, поставив под угрозу свою жизнь, что не подумала о чувствах бабушки и о том, как переживания могут сказаться на ее здоровье. Куда мне было, ребенку, о таких вещах думать. — Несносное дитя! Я чуть с ума не сошла, разыскивая тебя! — причитала бабушка, держась за сердце. Ее морщинистое лицо я в жизни таким бледным ещё не видела. Меня наказали. Жёстко. Жёстко по моим меркам, но со стороны взрослого человека наказание было слишком мягким для такого проступка. Сейчас могу с уверенностью сказать, что наказала бы себя, ту маленькую негодницу, куда жёстче. Так, чтобы и подумать о подобном больше не могла. Так, чтобы след от ремня о себе долго давал знать. Бабушка — мягкая женщина, и злиться долго не умеет, потому по прошествии нескольких дней просто молча подошла ко мне и обняла, крепко прижав к себе. Помню, от нее пахло розами. — Я так волновалась, — прошептала она мне в макушку. И слезы сами потекли из глаз. Я не хотела плакать, но не смогла сдержаться. По прошествии нескольких дней, я впервые взаправду раскаивалась в том, что без спросу убежала в лес.***
Странности начали случаться внезапно. Поначалу я считала их обычным везением, но когда редкие моменты удачи превратились в обыденность, то задумалась: почему я, почему со мной и со мной ли только? И это, хочу признаться, меня не пугало, но изрядно напрягало. Казалось, будто Вселенная выделила меня из множества и стала любить больше остальных. Но хорошей или плохой была та любовь? Это сейчас я о таком задумываюсь, как взрослый человек. А в ту пору у меня вовсе таких мыслей не было. Не знала я, что подобные вопросы и ответы на них могут быть важны не меньше, чем вода для тех же цветов или объятья родного человека, когда одиноко. Так вот, странности… Скажем, козы. Я не то чтобы боялась коз, просто недолюбливала и у меня с ними это было взаимно. До определенного дня. По утру, когда я открывала двери небольшой хилой пристройки, где бабушка держала домашнюю живность, меня встретили большущие глаза козы Ромы — и выглядела она так, будто безумно счастлива видеть меня, будто я ее самый близкий и едва ли не единственный друг среди людей. Как дрессированная собачонка, она подтолкнула ко мне свою привязь и замерла в ожидании того, чтоб я ее подняла. И взгляд при этом был такой… осмысленный? Это был первый раз, когда она покорно далась себя вывести на пастбище. Первый раз, когда мне было неловко от того, что она так послушна. Ещё, помню, был момент с бабочками. Они собрались в небольшую стайку и окружили меня, будто я единственный цветок на их лугу. Одна села на подставленную руку, одна запуталась в моих волосах… Завораживающее зрелище. Я, должно быть, тогда правда стала походить на цветок. А может все дело в том, что от меня пахло сладкой выпечкой, которую я несла с собой в небольшой корзинке? Так оно или нет, но, завороженная, я шла следом за ними, не в силах отвести взгляда от перламутровых крылышек. Шла, не сильно обращая внимание на дорогу, и очнулась лишь когда перед моим носом вырос лес. Бабочки смело влетели в него. Я же осталась на месте и смотрела как они, одна за другой, исчезали в его зеленой глубине… — Нет. Ни за что! — Я покачала головой. — Не пойду за вами, — и, развернувшись на пятках, умчалась домой. Бежала так быстро, будто сам Хозяин Леса гнался за мной. Странности преследовали меня всегда и везде: когда падала с велосипеда, трава казалась мягче; когда плескалась с ребятами в речке, вода с моей стороны была теплее; а когда лазили по чужим садам в поисках фруктов, мне доставались самый спелые и сочные и, если нас замечали разгневанные хозяева, только мне удавалось найти поблизости густой кустарник, чтобы спрятаться в нем… А одним прекрасным утром я проснулась от того, что ко мне в комнату влетел воробушек и, если это тоже выглядит странно, то, да, это однозначно можно включить в список странных событий, что со мной происходили… Это лето не было похоже на все предыдущие.***
— А что жители леса могут сделать? — спросила я, наблюдая как бабушка старательно вышивает, как ровно ложатся стежки на ткань. — Многое могут, — ответила и даже головы не подняла. — Болезни лечить тоже могут? Я была не так старательна в этом деле, потому у меня получалось так себе. — Думаю, да, — наконец посмотрела она на меня поверх своих очков. — Бабушка, так почему мне нельзя в лес? Ты так и не ответила тогда. — Не ответила, — согласилась со мной. — Почему? — я старалась не уколоть себе палец, но не вышло. Вышивание, однозначно, в список моих любимых дел не войдёт. — Потому, что ты ещё слишком мала, можешь заблудиться. — А как же Хозяин Леса? Разве он мне не поможет? — затаив дыхание, я ждала бабушкиного ответа. Бабушка поджала губы и молчала, обдумывая ответ. — Если в лес зайдет мальчик, то Король заберет его в свое войско, — ответила она. — А если девочка? — Женой своей сделает.***
Женой мне быть однозначно не хотелось. И не потому, что Хозяин Леса мог оказаться страшно уродливым с бородавками, кожей цвета болота и оленьими рогами вместо волос на голове. Стать его женой — это же обречь себя на жизнь в лесу! А питаться чем: ягодами и личинками? Бр-р-р… Я старательно избегала леса. Не смотрела даже на него. А что, вдруг из него стража выскочит или ещё что и уволочёт меня? И спать стала с закрытым окном. Пожалуй, бабушке следовало раньше рассказать, чем чревата банальная прогулка в лес. Тогда, скорее всего, я бы не сунулась в него, даже если бы дорогу к нему конфетами устелили. «Но если не хочешь так, тогда — вот», — явно решил лес, и в дворе я стала находить разные вещи, что ни как не могли принадлежать ни бабушке, ни мне. И деревенские друзья на вопрос «не вы ли подбросили?» отрицательно мотали головами. Куча шишек на крыльце, жёлуди, каштаны. Могла быть древесная кора, а на ней — горсть ароматной земляники или других ягод. (И, да, спасибо, что не личинки.) А как-то утром обнаружила горку из грибов. Очень даже съедобных и вкусных — так как убрать их я не успела, бабушка, поверив мне, что грибами поделился сосед, приготовила их на ужин. «Спасибо тебе, кто бы ты ни был, но в лес меня не заманишь. Уж теперь точно», — у меня была стопроцентная уверенность, что бабушкины сказки никакие не сказки и что я обзавелась большой проблемой. Но если скажу хоть кому-то — никто не поверит! Я была в растерянности, в замешательстве, и боялась. По ночам кошмары сниться стали и, бывало, пару раз на мой крик прибегала встревоженная бабушка. Она никак не могла взять в толк, что со мной происходит, а я, глупый ребенок, боялась рассказать ей, думая, что она посмеется надо мной, сочтет большой фантазеркой и попросит не выдумывать эти бредни. Но это не были бредни! И черная собака, которой помогла в тот занимательный день, правда появлялась у нашего дома и смотрела на меня своими неестественно зелёными глазами. У самых ворот сидела. Не знаю как долго и когда приходила, но как только я выбиралась на улицу, уходила прочь. Знаете, даже мысль закралась, что это не «она», а «Он» — пес, черный, лохматый и с пронизывающим взглядом. Как вспомню, аж мурашки по телу бегут. И пока я притворялась, что у меня все отлично, что хорошо провожу время, бабушка притворялась, что здорова и мне лишь кажется, что она порой принимает лекарства. Так и жили мы: каждая со своей маленькой ложью, каждая со своим маленьким секретом. И страшным было даже не то что обе молчали, а то, что это молчание могло привести к плохому результату. Иногда простой разговор может оказаться целебней и спасительней самого дорогого лекарства в мире!***
Как бы там не было, а пес порою приносил немалую пользу. Поначалу никак не могла привыкнуть к тому, что он тенью следует за мной и все ожидала, когда же он схватит за ногу и уволочёт в лес. Но этого не случилось ни в этот раз, ни в следующий. Когда я шла совсем одна, пес чутко следовал по моим следам, когда же я встречала кого на пути или с друзьями гуляла, он куда-то девался — но я знала, чувствовала, что он следит за мной если не из-за кустов, то на отдаленном расстоянии. Был случай — ко мне пристало хулиганье. Что на них нашло, понятия не имею, но они задирали меня, дразнили и едва ли до слёз не довели. (Да-да, такое тоже случалось). Но как только завидели пса, севшего у моих ног и показавшего зубы, тут же рванули прочь, да ещё и оглядывались, пока не скрылись за поворотом. Удивительно то, что я поблагодарила его за это, а пес в ответ лишь фыркнул и, гордо задрав голову, посеменил вперед. А ещё он спас меня от змеи — правда, змея та ужом оказалась, но это уже не столь важно. — Кто это? — настороженно спросила бабушка, увидев нас вдвоем. Я подходила уже к нашему двору, а пес просто шел рядом и потягивал воздух влажным носом. Я не имела понятия, как правильно ответить на вопрос. Визуально он был похож на собаку и вел себя, как собака, но вправду ли это была собака? Может ли быть, что одно из существ леса вспомнило о правилах вежливости и решило отблагодарить за помощь? После стольких прошедших дней… — Собака, — пожала плечами, пытаясь быть спокойной и не выдать волнения. Хотя, если бы она и заметила, то, скорее всего, восприняла это так, будто меня напрягало присутствие животного. — Только не говори, что хочешь оставить, — тут же вставила обеспокоенная бабушка. Меня аж передёрнуло от ее слов. — Оставить? Никогда, — ответила я, а после — вошла во двор, оставив пса по ту сторону ворот. Улучив подходящий момент, я закрыла лаз куском древесины. «Извини, дружок, но ты, кажется, не совсем собака, и я тебя ещё побаиваюсь, так что, если очень хочется, дежурь по ту сторону ворот».***
— У вас что, собака есть? — спросил как-то один несносный мальчишка, который в нашей дружной компании был главным по части «поискать приключения на свою пятую точку». — Нет, — покачала я головой, подумав о черной тени, прятавшейся в кустах недалеко и зыркавшей на меня своими зелёными глазами. Я этого не видела, но чувствовала спиной. Его лицо вытянулось. — Тогда чья это собака гнала меня от вашей малины?! Штаны мне порвал, паразит… — Понятия не имею, — состроила лицо ничего не знающего человека. — Подожди! — Меня осенило. — Ты воровал нашу малину?! Дальше, помню, он осознал, что проговорился, покраснел не хуже той же малины и поспешно сбежал, на ходу крича слова извинения.***
Сидя на ступеньке крыльца, я смотрела, как два жёлтых пищащих комочка не могли поделить червяка. Они так смешно махали своими маленькими крылышками! Но курица все быстро решила: каждому досталось от нее по тумаку в макушки, даже несчастному червю. Его-то мне жалко больше всех стало. Цыплят у бабушки в этом году было мало — всего два, и я время от времени наблюдала за ними. Смотрела, как они носятся по двору за мошкарой или царапают землю в клумбе; следила, чтобы их не съели ни чужой кот, ни какая хищная птица. Пес из леса был не в счет. Его, кстати, цыплятки любили больше меня. И что удивительно, пес не был против, когда они по нему лазили, пока он спал в тени дома. Только фыркал, если больно клевали. Вот такими тихими и спокойными были дни. Бабушка на кухне готовила. Из открытого окна доносился приятный, будоражащий аппетит аромат. Солнце стояло над самим лесом и вот-вот должно было спрятаться за ним. Я периодически бросала в его сторону взгляды, и пёс делал то же самое. Должно быть, скучал по дому. Я думала о чем-то важном (не помню, какая мысль вертелась в голове), когда из открытого окна раздался странный звук. Звук, который ни с чем не перепутать. Звук падения. У меня сердце ушло в пятки. Я так резко сорвалась с места, что напугала цыплят с курицей и задремавшего пса. Первые с криками разлетелись кто куда, а второй — оторопело осматривался по сторонам. Мой страх подтвердился — упала бабушка. Помню, я замерла на пороге и никак не могла взять в толк, почему она лежит на полу, почему рядом с ней разбитый стакан, а вокруг него натекла небольшая лужа воды. Почему она лежит и не встаёт? Почему не отзывается на мой зов? У меня задрожали руки. Я прижала их ко рту, чтобы не закричать, но вовремя спохватилась, что все наоборот: кричать как раз нужно. Нужно звать на помощь!.. Мой крик наверное вся деревня слышала. Смутно помню, когда и кто первым пришел мне на помощь. Отрывки лишь, будто мозг был настолько шокирован, что не смог запомнить детали. Знаю, что кое-как пришла в себя только после второго стакана теплого молока — но всё равно не могла подняться с дивана в гостиной. Я слышала обрывки голосов наверху, со второго этажа, слышала, что говорили о моей бабушке, что спорили, как лучше сделать, а кто-то, похлопал меня по плечу и сказал, что позвонил родителям. «Все будет хорошо». Ложь. «Родители уже в дороге». И что? Что они сделают? «Нужно успокоиться». Легко вам, взрослым, так говорить. Я сидела на диване, а вокруг творился хаос. Для меня это был крах всего. Все рушилось просто у моих ног и так быстро, что перед глазами плыло. «Кто-нибудь, помогите!» Мой немой крик никто не слышал, а взаправду кричать я не могла — сорвала голос ещё в первый раз. Так и просидела на диване до вечера. Так и просидела до слов «бабушка очнулась», а потом приехали родители, и меня наконец накрыло…***
Двери в мою комнату были открыты. Я не спала — не могла уснуть, поэтому просто лежала, натянув одеяло к самому подбородку, и слушала приглушённые голоса родителей из соседней комнаты. Они шептались вполголоса, разбавляя непонятные мне диалоги тихим шагами и скрипом половиц. Я повыше натянула одеяло, уткнулась в его край носом и слушала… Время уже было позднее — глубоко за полночь, но в доме никто не спал. Я видела, как свет из комнаты родителей стелился по полу коридора. Видела тени в нем… Пришлось зажмурить глаза, до белых пятен, до тянущей боли в веках. А когда открыла, увидела на пороге черного пса. Он стоял неподвижной статуей, и его зелёные глаза спрашивали позволения войти. И я разрешила. Не знаю, как он пробрался в дом, не знаю и знать не хочу. Главное — он здесь, рядом со мной. Он точно знает, что я сейчас чувствую и что мне нужно. Отодвинувшись к стене, я приглашаю его к себе и пёс запрыгивает ко мне на кровать. Старые пружины тут же страдальчески скрипят, но умолкают, стоит ему улечься подле моего бока. Он вытягивает передние лапы, положив на них свою лохматую голову. От него пахнет лесом. Тем лесом. Это точно не простая собака. Не простая, но я гоню эту мысль прочь и просто прижимаюсь к животному. Зарываюсь пальцами в его длинную шерсть и плачу: — Это я во всём виновата. Только я… …Он будит меня на заре, легонько толкаясь мокрым носом в щеку. Но я просыпаюсь не от этого. Просыпаюсь от того, что меня страхом сковало, липким и холодным. От воспоминания, что у меня мало времени осталось, что нужно успеть до полного рассвета, перехватывает дыхание. Перед тем, как провалиться в сон, краем уха я слышала разговор и там четко были произнесены слова «лишь до утра». До утра что? Что случится утром? Помню, очень хотела спросить об этом, но переживания, усталость и изнеможение навалились на меня, придавив тяжёлым прессом… Быстро одевшись, я проскользнула мимо спальни родителей, а вот мимо бабушкиной пройти не смогла — тихонько заглянула внутрь. Она была бледной и морщин, кажется, стало больше обычного. Бабушка спала. Возле кровати, на тумбочке стояла куча бутылочек и пузырьков. Сильно пахло лекарствами. Я чувствовала себя виноватой. Я была уверена, что это мой необдуманный поступок пошатнул ее здоровье, да и после того послушным ребенком я так и не стала: спорила, не слушалась и вредничала… — Бабушка, — тихо произнесла тоном, переполненным извинениями. Став у постели на колени, взяла ее за руку, такую лёгкую и холодную, и уткнулась лбом в край кровати не в силах смотреть на нее спящую. — Вижу, ты все-таки решила оставить его, — произнесла она хриплым, уставшим голосом. Я вскинула голову и встретилась с ее выцветшим взглядом. Поражённая тем, что бабушка очнулась и заговорила, я не сразу поняла, что она имела в виду. Когда же смысл слов дошел до меня, оглянулась и посмотрела на пса, что стражем застыл на пороге. Улыбка сама скользнула на мои губы. — Он хороший, — повернула к ней голову. Бабушка устало улыбнулась в ответ, прикрыв глаза. — Позаботься о нем, — сказала, легонько похлопав меня по рукам, что все ещё держали ее худое запястье. «Я позабочусь, бабушка. Я со всем разберусь и справлюсь. Вот увидишь, все будет хорошо».***
Идея, конечно, так себе была. Глупость на грани бреда. Но я всем сердцем верила, что поступаю правильно. Всем сердцем верила в Хозяина Леса и в его милость… Какая же дурочка. Пес довольно вилял хвостом, ведя меня к лесу. Прохлада ещё не наставшего утра будоражила тело и мысли. Моя цель такой четкой казалась, осуществимой. Мы шли по неизвестным мне тропкам. Ноги были мокрыми от росы, и пальцы просто заледенели. Я слепо доверилась своему провожатому и даже толики страха не испытала, когда нырнула следом в темный спящий лес. Запах прелости и хвои вскружил голову. Деревья тихо шептали что-то, а туман путался в ногах. Я будто по молочной реке шла. Созданная мною рябь будила крошечных существ. Они вспархивали из-под моих ног, загорались яркими точками жёлтого света и собирались в волнующиеся стайки. Я чувствовала лёгкий ветерок от взмаха их крылышек, но не могла видеть их самих. Пес шел, не обращая на них внимания. Ему всё равно было, даже когда несколько светящихся точек село на его лохматую спину. Почему-то я была уверена, что глаза их были направлены на меня. Они точно смотрели на меня. И они точно сопровождали нас, делая дорогу чуть светлее. Это сказка, не иначе. Или же сон. Сон ребенка, верящего, что поход в предрассветный лес может спасти жизнь человеку; сон ребенка, верящего, что здесь могут обитать волшебные существа и они смогут исцелить бабушку… Просто сон. Просто воображение взбудораженной и напуганной девочки пытается так успокоить, пытается страшную правду превратить в сказочную реальность, где все может быть по другому. Внезапно все деревья куда-то исчезли, и мы оказались посреди большой поляны. Просто необъятной! Я слышала шелест листвы, но не видела — знала, что лес кольцом растет по границе. Над головой было видно небо, его край с востока занимался зарёй. Ещё чуть-чуть и случится рассвет, ещё чуть-чуть и наступит утро. Ещё чуть-чуть… На поляне мы были не одни. Больше не одни. Нас встречал сам Хозяин Леса. Я знала, что это был он, но нисколько его не боялась. Меня переполняли чувства восхищения, радости и облегчения. И чем дольше смотрела на него, тем больше видела. Я видела, как он высок и могуч, видела, что в накидке его из бурой шкуры застряли опавшие листья и мелкие сучки. И, да, рога… У него были оленьи рога. Но правда его они, или просто украшением к глубокому капюшону служили, сказать трудно. Мне, по-большому счету, было все равно. Даже сбрось он свой капюшон и покажи лицо в бородавках, мне было бы все равно. Пес гавкнул, радостно завилял хвостом и, подбежав к Хозяину, стал ластиться. Сказочный повелитель немного подался вперед, из-под накидки показалась вполне человеческая рука, если не брать в расчет длинных ногтей, и почесала за лохматым ухом четырёхногого друга. Так я, что, его собаке тогда помогла? Пес уткнулся в протянутую ладонь, потерся в нее головой, а потом, став серьезным, сел подле своего господина. И глаза его зелёными не были. Я видела, как поляна понемногу наполнялась различными тенями, видела, как они то росли, то уменьшались, обретая четкие очертания и цвет. Видела целое море светлячков, снующих между существ, и их сказочный свет озарил удивлённые лица. Видела столько всего, что голова кружилась. Шепот волнами омывал меня, и я не стеснялась в нем купаться. — Я знаю, зачем ты пришла ко мне, — сказал Хозяин Леса. Голос его властно звучал, устрашающе. До дрожи в коленках. — Моя бабушка, — промямлила я, поняв, что его дальнейшее молчание — знак говорить, и сделала шаг вперед. Светлячки кружили вокруг меня, медленно танцевали над головой, и кто-то из них сел мне на макушку. — Она больна. — И что? — бросил он небрежно. Сколько я ни всматривалась в существо перед собой, никак не могла увидеть лица. Накидка скрывала его всего. Накидка из шкуры делала его устрашающим, грозным. Незнание того, кто же под ней, отвлекало и пугало. Как он выглядит? Как выглядит в действительности Хозяин Леса? — Я… — мой голос дрогнул, и от этого уверенности поубавилось в разы больше, нежели когда я взглядом скользнула по мельком освещенному лицу ближайшего существа и увидела вертикальные зрачки. Говорить сложно оказалось, неловко и стыдно. — Мне нужна помощь. Для бабушки. Она больна, и я… Можно ли… Не будете ли вы так милостивы… — мои пальцы дрожали и их пришлось сцепить в замок перед собой. — Вы можете вылечить мою бабушку? — В вопрос я вложила всю боль, что испытывала, все переживания и искренние эмоции. Глаза щипало от слёз, но я упорно их сдерживала. По толпе теней, что ещё не обрели полноценных форм и очертаний, прошёлся шепот. Полупрозрачные головы завертелись, глаза блестели, отражая свет молчаливых светлячков и в одночасье все посмотрели на Хозяина. Даже пёс поднял вверх голову и он, пожалуй, был единственным, кто сейчас мог видеть выражение лица под капюшоном. — Это будет иметь цену. Ну конечно. Что б что-то получить, нужно заплатить. Почему меня это не удивило? Почему не испугало меня, тогдашнего ребенка? — Я согласна, — ответила так легко и непринужденно, что своим же ушам не поверила. Голос не дрогнул, а слова так четко слетели с языка, что ещё какое-то короткое время эхом витали над поляной и головами тех, кто на ней находился. — Тогда подойди и возьми, если не страшишься, — сказал Хозяин Леса. Страшно мне не было, ни капельки. Хоть самую малость бы наскрести, может, ещё раз подумала бы о том, что собиралась сделать. Но копаться времени не было — небо светлело с каждой ушедшей секундой, и я пошла на встречу. Помню, это заняло у меня ровно десять шагов. Десять шагов к Хозяину Леса и их преодолела я быстро, без сомнений. Хозяин протянул ко мне две руки, раскрытыми ладонями вверх. На одной лежал прозрачный пузырек, заткнутый жёлудем, а на второй, — моё сердце пропустило удар, — лежало маленькое колечко, сплетённое из стебля травы. Вот тебе и сказки. Вот тебе и детская страшилка. Аж смешно стало. Ну что он, в самом деле, меня своей женой сделает? Ребенка? Я подняла на него взгляд. Хозяин Леса был высок. Намного выше меня и, должно быть, выше обычного человека. Раскрытые ладони казались огромными, а ногти — очень острыми и опасными, и уж точно не хуже настоящих ножей. Небо над головой стремительно светлело. Солнце вот-вот должно взойти… Помню, когда приняла его дар, он приподнял голову и я увидела половину его лица. Я увидела острый подбородок и довольную ухмылку губ. Очень красивых губ.***
Я бежала со всех ног. Бежала на перегонки с самим рассветом. И сердце в груди бешено колотилось. В одной руке — волшебный пузырек с лекарством, а на второй, на безымянном пальце — плетёное колечко. Но о втором я не думала. Все мои мысли были приглушены желанием успеть. Все мои мысли были похожи на «только не упасть» или «не потеряй лекарство». Я бежала из-за всех последних сил и все равно слишком медленно. Нужно быстрее, в сто крат быстрее, быстрее рассвета. От леса до дома дорога прямая, но почему-то именно сейчас она стала поистине непреодолимой преградой. Тропа извивалась, терялась в мокрой траве, и я то и дело поскальзывалась, теряла равновесия и даже упала, разбив колено в кровь. Удивительно, но боли не почувствовала. Правда, разрыдалась. С трудом мне удалось поднять себя на ноги и ринуться вперед. Превозмогая боль в горящих лёгких, бежать к дому, что так неохотно приближался. Таиться времени не было, поэтому я влетела во двор, хлопнув калиткой. Цыплята с курицей, что остались ночевать на улице, всполошившись, разбежались по углам. Разбуженная грохотом Рома блеяла за дверями хилой пристройки. Как же много препятствий! Сначала преодолеть ступеньку крыльца, открыть дверной замок, открыть сами двери, а там, через гостиную на второй этаж. Быстро, быстро, быстро… На пороге бабушкиной комнаты замерла всего лишь на миг: чтобы вдохнуть и увидеть, что ее грудь все ещё вздымается и опадает, что она все ещё спит. Сжимаю пузырек в руке и шагаю внутрь. Всего три шага. Всего три шага и дать выпить лекарство. Всего три шага…***
Проснуться в своей постели было не то что удивительно, а, по меньшей мере, неожиданно. Настолько неожиданно, что стало шоком. «Нет, нет, нет… Это не могло быть сном!» — первое, о чем я подумала в тот момент, и тут же посмотрела на пустующий безымянный палец. Как же так? В голове промелькнула мысль, что колечко во сне могло соскользнуть с пальца и затеряться в складках одеяла. Но нет. Под кроватью и вокруг нее его тоже не наблюдалось. Так это правда был сон? Как и была в ночной рубашке, я спустилась вниз, на кухню. Сквозь открытое окно заглядывало утреннее солнце. Птичья трель по громкости соревновалась с пением опоздавших петухов. Обеденный стол был почти накрыт, а бабушка стояла спиной ко мне у плиты. Бабушка. Я так рада была ее видеть. С меня будто камень свалился, когда увидела ее. Она оглянулась на меня, а я, расплывшись в улыбке, бросилась обниматься. Повисла у нее на шее, крепко-крепко сжав в объятьях. — Что с тобой? — спросила она еле отодрав от себя. — Что случилось? — Ее взгляд был взволнован, а я была безумно счастлива видеть эти карие глаза настолько живыми. — Прости меня, непослушную, — пробубнила в ответ. — Тебе нелегко со мной, но я обещаю, что впредь буду очень послушной. Правда-правда. Бабушка лишь покачала головой на это, коротко обняла меня, прижав к себе, а после отправила сесть за стол и, как полагается, позавтракать. Сдобные булочки, кусочек масла на блюдце и ароматный чай — она удивила меня не меньше, чем я ее минутой ранее. А в центре стола стоял пузырек с букетом полевых, необычайно красивых, ромашек…***
Это было последнее лето, проведенное у бабушки. Больше я к ней не приезжала. Находилась тысяча и одна причина почему «нет», почему «не в этот раз», хотя сильно скучала. Так прошло время, и я выросла, наконец стала взрослой и самостоятельной. Нашла прекрасную работу, обзавелась надёжными друзьями и освоила профессию художника. Правда, «освоила» — слишком громко сказано. Я скорее играла в него, нежели взаправду была им. Я пачкала холсты краской под звуки шепчущего леса из наушников и рисовала странных существ. У них не было четких форм и лиц, всего лишь цветной силуэт на фоне зелени и белого тумана, и множество, просто огромное множество светлячков… Но больше всего мне нравилось рисовать губы. Всегда одни и те же. Всегда искривлённые в довольной ухмылке. И каждый раз заканчивая рисунок, я задумывалась: действительно ли мне нравится всего лишь процесс их создания, а не они сами?***
В деревню к бабушке я все-таки приехала. Но меня там уже никто не встречал. Неумолимая жизнь не останавливалась ни на секунду и для кого-то она впереди, а для кого-то… Я опоздала. Не успела. Всё-таки — нет. Жалела ли я об упущенном времени? Да. Сильно. До рыданий навзрыд, да так, чтобы душу наизнанку вывернуло. Но что толку от них. Я прошлась по пустому двору, заглянула в пристройку, где жила Рома, и меня встретил только полумрак пространства без окон, толстый слой пыли и занавеска из паутины при входе… В дом я не вошла. Не хватило храбрости. К тому же я чувствовала себя ужасно виноватой перед бабушкой, и стыд не пустил в дом. Гуляя по деревне, я с грустью поняла, что многое забыла, что не помню некоторых мест, которые были самыми любимыми. Но было приятно заставить мозг работать и выуживать их далёких глубин сказочные детские воспоминания: звонкий смех, наивность и непосредственность детского мировосприятия… Так я бродила, понемногу вспоминая, пока не остановилась на «пороге» леса. Деревья исполинами тянулись вверх и верхушками шепчущих крон касались самого неба. От него веяло прохладой и спокойствием. Веяло давно забытым воспоминанием и обещанием, которого, кажется, мне уже не вспомнить. Я стояла у самого края, на границе широкой поляны и леса. Трава доходила мне до колен и щекотала ноги. Все тропки, что вели сюда, были глубоко спрятаны под зеленью. Это значило лишь одно — в лес уже давно никто не ходил. Грустно. Даже сердце сжалось от мысли, что он остался сам по себе. Я вглядывалась в тени между деревьями и все не решалась войти. Вглядывалась пристально, будто пытаясь что-то увидеть. Или кого-то. Кого-то, кому принадлежат те губы… Он появился просто из ниоткуда. Отделился от тени и вырос высоким нечто из мха, шерсти и опалых листьев. Он появился у самого края леса, в шаге от меня. И я не испугалась. Не убежала. Как завороженная, смотрела на существо, чувствуя неимоверное спокойствие. Что-то внутри меня ликовало и вздыхало с облегчением. Он не произнес ни слова, только протянул мне левую руку. Солнечные лучи скользнули по коже и зажглись короткими бликами на кончиках острых ногтей. Рука — ладонью вверх, а в центре — маленькое, плетёное из стебля травы, колечко прикрыло значительный шрам. Осознание, как молнией, прошибает. И будто кто-то нужный ключик повернул в нужной дверце — воспоминания вихрем врываются на свободу. Воспоминания и чувства, с которыми трудно совладать. Поражённая, я поднимаю голову вверх и встречаюсь взглядом с неимоверно зелёными глазами. Его губы кривятся в довольной ухмылке и я понимаю, что сильно расстроюсь, если это окажется сном.Конец