Последствия

Чтобы сбежать от егерей, Рону приходится сделать несколько аппараций подряд. О том, что шесть прыжков все-таки не проходят для него без последствий, он замечает уже потом, когда одного адреналина оказывается недостаточно, чтобы притупить боль. После беглого осмотра выясняется, что на левой руке не хватает двух ногтей, на правой — еще одного, а по виску от небольшой ранки идеальной треугольной формы стекает капля крови. Крови, если подумать, вообще неприлично много для таких незначительных повреждений, и Рон невольно начинает паниковать. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Он злится на самого себя и имеет на это все основания. У него нет запасов, и лечиться банально нечем. Нет ни бадьяна, ни даже относительно чистой футболки, которую можно порвать на лоскуты — та, что на нем, даже на половую тряпку едва ли сгодится. А еще Рон уверен, что не сможет трансфигурировать не то, что дубовый лист в кусок бинта, но сосновую иголку в швейную иглу такого же размера и толщины. Впрочем, это не значит, что он не попытается. После нескольких неудач и десятка ругательств что-то да получается, хотя вместо одного белоснежного бинта Рон получает парочку темно-рыжих кусков марли с клейкими краями. Последнее внезапно играет ему на руку, потому что к коже эти куски клеятся будь здоров — не отдерешь, только и успевай Очищающие перед наложением кидать. Рону кажется, что его беды позади, осталось только найти пристанище на ночь, а утром отправиться обратно к Гермионе и Гарри, но его покой нарушает едва слышное рычание. Рон оборачивается резко, сжимает в правой руке палочку, готовый атаковать. Волков — едва ли это дикие псы, — наверное, приманил запах свежей крови. Они скалятся, обнажая желтоватые клыки, шерсть их стоит дыбом. Волки пришли, чтобы убить его, и Рон не намерен ждать, пока они нападут. Двух волков он сразу откидывает плетью из раскаленного воздуха, и они, жалобно взвыв, отлетают в сторону валежника. Еще одного Рон успешно парализует Петрификусом, четвертого заковывает в цепи Инкарцеро. Пятый и последний волк прыгает на него откуда-то сбоку, целится в шею. Он бы не промахнулся, но Рон успевает подставить под клыки свое предплечье. Зубы сжимаются, прокусывают одежду, впиваются в кожу. Это куда больнее, чем расщеп. Заорав, Рон тыкает волка в глаз своей палочкой. Это почти что рефлекс, неосознанный жест, но свои плоды это дает, животное разжимает челюсти, падает на землю. Очередной Петрификус обезвреживает и его. «Нужно бежать», — понимает Рон. Он не уверен, что за этой стаей не придет следующая, но теперь у него достаточно времени, чтобы аппарировать снова. Рон даже не успевает подумать, что может получить еще один расщеп, но, к счастью, на этот раз все проходит спокойно. На новом месте он больше не совершает ошибок, сразу поднимает над собой купол из защитных заклинаний. Место укуса болит кошмарно, крови становится еще больше. Нет ничего удивительного в том, что следующие несколько часов стираются из его памяти почти полностью. Он приходит в себя ночью, уже в полной темноте. Его рана на предплечье кое-как обработана и залеплена желтой марлей, в форме которой угадываются листья бука, спина и шея болят от того, что лежать пришлось на голой земле. К руке Рон даже боится притрагиваться, старается лишний раз ей не двигать. Подсветив себе Люмосом, он остервенело роется в сумке, к которой не прикасался еще с того момента, как ушел от Гарри и Гермионы. Рон словно пытается найти на ее дне совет насчет того, что делать дальше. Внутри лежат увесистый и подробный справочник по зельеварению — он читал его, чтобы убить время, и, видимо, случайно захватил с собой, — два яблока, сухарь и никаких советов. Раздраженный, испуганный и вымотанный, Рон кутается в свитер, подкладывает сумку себе под голову и забывается, проваливается в череду беспокойных снов. В этих снах Гермиона умоляет его вернуться. Разумеется, он не высыпается. Рон просыпается весь в поту, и его лоб горячий, даже слишком. Весь жар, кажется, сконцентрирован на левом предплечье, пульсирующими волнами он расходится по телу. Рон знает, что это значит, но ему требуется несколько очень долгих минут, чтобы собраться с духом и снять с раны повязку, потому что он и так видит, насколько все плохо. Рон не уверен, что готов это видеть, и он действительно не готов. — Мерлин! — выдыхает Рон. Отек настолько большой, что следов от зубов почти не видно, они оплыли и разъехались в стороны, под вздувшейся кожей можно рассмотреть гнойные очаги, наполненные желтовато-белой жижей. Не нужно быть целителем, чтобы понимать, насколько это плохо. И дело даже не в том, насколько кошмарно все смотрится, но в том, насколько быстро произошли изменения. Остается только гадать, что их вызвало — инфекция, неправильно наложенное Очищающее, странные клейкие края у марли или что-то совершенно другое. Если приглядеться, то в оттенках красного уже можно рассмотреть маленькие черные точки отмирающих тканей, и это значит, что надо действовать. Немедленно. Рон кусает губы, не без труда сдерживая слезы, будто ему есть перед кем сдерживаться. Он хватается за единственную спасительную соломинку — справочник по зельеварению, — потому что его собственная голова не может придумать или вспомнить ни одного подходящего решения, не надеясь, что отыщет хоть что-то. Удивительно, но Рон действительно находит решение в этом самом справочнике. «Зелье обеззараживающее и заживляющее. Примечательно тем, что все ингредиенты можно найти в свободном произрастании на территории Англии, Уэльса и Шотландии. Побочный эффект: не купируемая боль, которая и послужила причиной отказа от зелья в пользу других, более сложных, но безопасных декоктов, зелий и эликсиров». Рон только в общих чертах знает значение слова «купируемый», но подозревает, что ничего хорошего оно не несет. Ингредиенты, правда, действительно находятся легко. В лесу он собирает немного коры бука, срезает пару веток с подходящего кустарника, набирает воды в речонке в усиленный водонепроницаемыми заклинаниями внутренний карман сумки. До ближайшего верещатника Рон аппарирует — ему снова везет на отсутствие расщепа, — и среди былого великолепия находит даже пару засохших соцветий вереска. Этого, небольшого костра и пары заклинаний хватает, чтобы в итоге в кривом-косом, но котелке, трансформированном из какого-то бревна, получить зелье. По цвету и консистенции оно похоже на то, которое описывалось в справочнике, и эта новость безмерно радует Рона. Не радует его разве что усиливающаяся пульсация в руке и пункт: «Зелье должно быть не менее пятидесяти градусов при наложении. Ожог будет залечен сразу же самим зельем». Не радует, потому что выбора у него нет; рука начинает отливать неприятной синевой, пальцы едва двигаются. Либо «не купируемая боль, которая послужила причиной отказа от зелья», либо потеря конечности. — В квиддич с одной рукой не поиграешь, — убеждает он себя. — Давай, Рональд Уизли, это все-таки не слизнями блевать, переживешь. В зубы он на всякий случай сует себе брусок, сделанный из увесистой ветки. Когда зелье выливается ему на рану, он забывает и о квиддиче, и о слизнях, обо всем на свете, что еще мгновение назад имело какой-то смысл. Котелок падает из рук, катится прочь, расплескивая остатки содержимого по листьям. Гнойные очаги лопаются — сразу и все. Рон не может вспомнить ни одного слова. Он сучит ногами по трухлявой листве, сжимает зубами брусок до треска — не разобрать, зубов или дерева, — воет волком в безразличную тишину окруженного заклинаниями убежища. Рана дымится, гной вперемешку с зельем медленно стекает по предплечью к кисти, и зелье по-прежнему обжигает, безжалостно вгрызаясь в кожу. Особенно болезненно оно проходится по следам былой славы — шрамам, оставшимся на руках после путешествия в Отдел Тайн. Впрочем, свое дело зелье вполне себе делает. В ране больше нет гноя, чернота сходит на нет, отек спадает, кожа на кисти и пальцах теряет синюшный оттенок. Рон узнает об этом еще не скоро. Застывшую корку темно-коричневого цвета он наберется смелости сковырять только тогда, когда после долгих поисков Гарри и Гермионы попадет в «Ракушку».