Платочек

Теплая весенняя ночь – как же это хорошо. Как славно получить такой подарок от природы накануне дня рождения. Королева подходит к окну, сбрасывает шаль, подставляя лицо и плечи лунному свету. Хороша. Как хороша Луна, и как хороша эта свежая иссиня-черная глубина вокруг. Ночь стрекочет хором цикад, нежно поёт соловьем. Умиротворяет и манит, хочется скорее слиться с ней, утонуть в приятном, легком сне без сновидений. Немедленно, прямо сейчас. Но так не бывает… - Клариче. - Да, Ваше Величество? Катари садится в кресло и склоняет голову, позволяя служанке заняться прической. Проворные пальчики ловко выбирают шпильки, освобождают локон за локоном из хитросплетенья кос, разглаживают завитки гребешком. Сложное почти обращено в простое, и вожделенный отдых близок как никогда, осталось лишь переодеться и дойти до постели. Тихий настойчивый стук в дверь - словно гром посреди ясного неба. Клариче вопросительно округляет глаза - если гостей ждали, отчего же переоделись не в нарядное? - Впусти. На пороге возникает стройный силуэт. Против света – а в приемной он намного ярче, чем во внутренних покоях - лица не разглядеть, но спутать этого человека с кем-то другим слишком сложно. Катари улыбается – она не ждала гостей, но этому визитеру можно сделать исключение. Рокэ не из тех, кто является на ночь глядя с плохими вестями, кэналлиец для этого слишком... кэналлиец. За что и бывал не раз допущен в этот будуар. У всех свои прихоти – иметь свидания с официальным фаворитом не только по известной надобности, но и для удовольствия - одна из самых невинных... "Почему бы нет, в самом деле?" Катари велит служанке удалиться. Герцог провожает свою шпионку насмешливым взглядом. - Ваше Величество, Катари, - стоит Клариче прикрыть дверь, как он оказывается рядом и склоняется к протянутой руке. Но не целует её, а мягко переворачивает и, придерживая снизу, кладет в раскрытую ладонь нечто маленькое, теплое, почти невесомое. - Создатель, что это? - Катари требуется время, чтоб отвлечься от мелко дрожащего в руке комочка и заглянуть в смеющиеся синие глаза. - Что-то из семейства кошачьих, - пожимает плечами Рокэ и отстраняется. Катари насмешливо фыркает. «Что-то»? «Из семейства кошачьих»? Не слишком ли нежные слова, герцог? Крохотное тельце все еще сотрясает дрожь, но Катари не страшно – надо просто приласкать его, успокоить. «Тихо, тихо, маленький, тихо…» - шепчет она и подносит котенка к лицу. Он так мал, что и вблизи толком не разглядеть, не налюбоваться на белую как снег шерстку, хвост, что не толще мизинца, розовый нос и… Катари не может сдержать усмешку. - Он чем-то похож на вас, герцог… - Неужели? - Рокэ осторожно поворачивает усатую мордочку к свету, щурится, не хуже настоящего кота. – И чем же, простите? - Вы посмотрите, какие у него глазки, - тонко улыбается королева. – Синие. - О, это решительно меняет дело… Катари хочет что-то ответить, но котенок, отчаявшись понять, где он и зачем он, вдруг широко разевает рот и оглашает комнату пронзительнейшим писком. - Могу забрать сие чудо с собой, - благородно предлагает Рокэ. – И вернуть, когда он научится петь поприличнее. - Нет, нет, нет! – смеется Катари, прижимая к груди подарок. – Кэналлийские баллады мне не по душе. К тому же, с вами он станет слишком хищным… - Вас это пугает? Как он угадал? Ей на самом деле не смешно. Ей страшно, и от этого смех и шутки. Все фрагменты дивной ночной мозаики – и теплая весна за окном, и трогательный зверек на ладони, и красавец-военный, который что-то хочет от неё, но медлит сказать… Всё это слишком красивое и ненастоящее в обманном свете Луны. Так не бывает, это неправда, прикоснись – и растает как дым… - Госпожа… Проснитесь… Катари открывает глаза и переводит удивленный взгляд с лица служанки на… В правой руке покоится белый, почти невесомый комочек – любимый батистовый платок с монограммой "Р.А."...