господин Пак

Чимин с шумом вваливается в дом, пошатываясь от большого количества выпитого алкоголя, бросает ключи на полку, но в итоге, не рассчитав силы, связка проскальзывает по поверхности и с грохотом падает на пол. Пак выдыхает и что-то несвязное бубнит себе под нос. — Эй! В этом доме все умерли, что ли?! — недовольно кричит Чимин, пыхтя от того, что не может снять ботинки. — Поможет мне кто-нибудь или нет?! — Господин? — ты пугливо выглядываешь из-за стены, осматривая парня, а затем идёшь к нему. — Пойдёмте, я помогу вам. Чимин капризно, словно маленький ребенок, дёргает руку, когда ты хочешь его поддержать, чтобы не упал, и обиженно бурчит «сам могу». Шатаясь, будто корабль по волнам, Пак с трудом заваливается к себе в комнату и тут же плюхается на мягкую широкую кровать, удобно устраивась на спине. — Раздевай, — приказным тоном говорит парень. Ты находишься в ступоре, смотришь на своего господина и не знаешь, что тебе делать, как вообще расценивать этот приказ. — Ты глухая, что ли?! Раздевай, говорю! — дёргает ногой Чимин и тут же стонет от боли в голове из-за резких движений. И ты, как прислуга, повинуешься молодому господину, отпрыску влиятельной семьи бизнесменов, которые взяли тебя на работу и любезно предоставили кров над головой. Ты не имеешь права сопротивляться приказам Господина, обязана выполнять все, что тебе скажут. — Родители приехали? — еле выговаривая слова, спрашивает Чимин. — Ещё нет, Господин. У них вылет только завтра ночью. Ты осторожно подходишь к кровати и, выдохнув, начинаешь стягивать ботинки, которые парень так и не удосужился снять ещё в коридоре. Чимин капризно ворочается и бормочет недовольно себе под нос, иногда отчётливо матерясь. Закончив с обувью, ты аккуратно убираешь солнцезащитные очки, в которых Пак пришел домой, и отходишь от кровати, чтобы выключить свет и покинуть комнату. — А дальше? — парень поднимается на локтях, изгибая брови и оценивающе пробегаясь взглядом по твоему телу. — Штаны снимай, я не могу, — бормочет он и снова падает в подушки. Щеки краснеют, становится неловко, ведь прежде ты такого никогда не делала. Возвращаешься к кровати, на которой вальяжно развалился Пак, и в недоумении разглядываешь фигуру молодого Господина. — Ты не в музее, живее! — Чимин поднимается и принимает сидячее положение, чтобы тебе было легче снять с него одежду. Руки осторожно тянутся к черной толстовке, поддевают край и тянут вверх. — Сядь сюда, — он хлопает ладонью по постели, приглашая сесть и продолжает, — так ведь неудобно вещи снимать. — Господин, я… — Это приказ, выполняй, — твердое убеждение, которое заставляет проглотить все свои неповиновения и послушно сесть рядом, поджав ноги под себя. Снова поднимаешь край толстовки и медленно снимаешь ее с мужского тела, которое пропахло сигаретами, алкоголем и женскими приторными духами, но тем не менее естественный запах парня, напоминающий аромат мяты и какой-то свежести, шлейфом тянется за ним. Ты всегда с удовольствием, прикрыв блаженно глаза, принюхиваешься к молодому Господину, что проходит утром мимо тебя, торопясь в институт. Взору предстает красивое тело цвета бронзы, с подкаченной грудью и прессом, на котором красуются шесть кубиков, широкие плечи и острые ключицы. Чимин красив, а его тело — нечто прекрасное. Ты несколько раз видела его полуобнаженным (когда молодой Господин после душа просил принести ему полотенце, или та тренировка в спортзале, где он без малейшего стеснения стянул с себя майку, отдав тебе, и начал выполнять упражнения) и каждый раз ты восхищаешься им, твой взгляд внимательно следит за каждой перекатившейся от движения мышцей. Но ты никогда не была настолько близко к нему как сейчас; никогда не прикасалась к его голому телу и никогда не ощущала подобную дрожь от предвкушения. Пальцами слегка касаешься его кожи и как бы невзначай чертишь дорожку до ремня джинс. Пак что-то продолжает бессвязно бормотать, а ты решаешь воспользоваться ситуацией пьяного, ничего не соображающего Господина, и хотя бы ощутить упругость его мышц в своих ладонях. Садишься между его ног и медленно расстегиваешь пряжку кожаного ремня. Ты едва касаешься его разгоряченной кожи на подрагивающем животе, который от твоих холодных рук покрывается мурашками и втягивается. Смотришь на Чимина — он упал в подушки и даже головы не поднимает, прикрыв глаза, о чем-то говорит, но ты не понимаешь: то ли он бормочет невнятно, то ли ты просто этого не хочешь услышать. Стягиваешь ремень, а дальше только джинсы и ширинка, которая так и манит прикоснуться к ней. И ты это делаешь, не раздумывая. Вся твердость и в то же время упругость мужского тела ощущается тобой. Его крепкие бедра задевают и немного сжимают тебя, когда Чимин капризно дёргает ногой. Ты не контролируешь себя и позволяешь себе большее: аккуратно поглаживаешь паховую зону, ощущая, как Пак напрягается всем телом и поднимается на локтях, фокусируя взгляд на тебе. — Что ты делаешь? — без какой-либо злости спрашивает он, изгибая брови и томно дыша. Ты лишь пожимаешь плечами и уже хочешь убрать руки, как слышишь настойчивую реплику, — продолжай. И ты продолжаешь: мягко гладишь подкаченные бедра, на которых мышцы выпирают даже через тугую ткань. Затем осторожно тянешься к ширинке, смотря на Чимина и находя в его взгляде одобрение к дальнейшим действиям. Расстегиваешь молнию и снимаешь джинсы с парня, который для удобства приподнял таз. Полувозбужденный орган уже виден через белые боксеры, а у тебя слюна начинает выделяться обильнее и губы зачем-то приоткрываются, смакуя возбуждение на языке. Ты уже давно намокла и ноги поджимаешь, ерзая на месте, потому что чувствуешь влагу от естественной смазки. Ладонями скользишь по животу вниз, так и не решаясь отодвинуть кромку трусов, но Чимин помогает, стягивая их вниз и открывая вид на подрагивающий член, головка которого приобрела ярко-красный цвет. Орган красивый, длинный, с выпирающими темными венками, что будто змейки под кожей рассыпались; смазка пустила белую каплю, которая растеклась тонкой струйкой по стволу. Ты не можешь оторвать взгляд, пока Чимин расплывается в самодовольной улыбке, оглядывая твое удивлённое лицо. — Возьми, — тихо, с хрипотцой, говорит Пак. Ты аккуратно сжимаешь член у основания, ощущая жар мужского тела. Чимин прикрывает глаза, выдыхая шумно, томно и настолько сладко, что тебя это возбуждает неимоверно и ты начинаешь плавное движение рукой. То, как парень меняется в лице, как на пухлых губах рождаются стоны удовольствия, а брови хмурятся и изгибаются — поистине прекрасное зрелище, будто инсталляция чего-то невообразимого, фантастического. Тебя это завораживает, заставляет приоткрыть рот и стонать в унисон, упиваясь дрожащим, хриплым голосом своего Господина. Его щеки покраснели, на лбу испарина, ресницы подрагивают, а язык часто смачивает губы. Живот втягивается от каждой твоей манипуляции, сильные руки, на которых вены вздулись, хватаются за простынь и мнут ее; бедрами Чимин нетерпеливо толкается вперёд, навстречу твоей руке. И ты, признаться, впервые видишь своего Господина таким беспомощным, нуждающимся, впервые слышишь эти протяжные гортанные стоны и мольбы о том, чтобы ты не останавливалась. А ты не думаешь об этом, наоборот, накрываешь плоть губами и даришь нежный, невесомый поцелуй, затем осторожно, на пробу, начинаешь двигать головой, вбирая член до середины. А Пак стонет, дышит рвано и мечется по постели даже от таких твоих неумелых действий. Ты пропускаешь орган в горло, мягко поглаживая ладонями бедра парня, но чувствуешь, что рвотный рефлекс близко, поэтому отстраняешься. — Ещё! Ещё! — словно избалованный ребенок хнычет Чимин, продолжая толкаться бедрами вперёд. А тебе ничего больше не остаётся, как послушно вернуться к незаконченному делу. Языком чертишь размытую дорожку от основания до головки и заглатываешь на середину член, чувствуя как он дрожит внутри. Секунда и горячая белесая жидкость волной растекается в горле. Давишься, но проглатываешь до последней капли, большим пальцем вытирая нижнюю губу. Смотришь на Чимина, как преданная собачонка на своего хозяина, и ждёшь похвалы. — Раздевайся и ложись в мою постель, — после передышки командует Пак. Кажется, похвалу ты все же получила.