Танец вампиров

Солнце буквально полчаса назад село за горизонт, в замке зажгли свет, и он сверкал во всем своем великолепии. Фронтоны, колонны, статуи и балконы были освещены теплым искусственным светом, а парк, разбитый у его подножия, расцвел сотнями цветных вспышек ламп, и при открытых окнах было хорошо слышно журчание парковых фонтанов. Наблюдать за замком и его гостями было довольно интересно, но за те годы, что прошли в стенах хозяйского особняка в отдалении от суеты тематического отеля, это занятие успело поднадоесть, а потому, войдя в библиотеку особняка, молодой парень не стал раздергивать шторы. Он проснулся не так давно, но успел перекусить, дать Куколю задание подготовить вино и закуски и лишь затем поднялся сюда. Зажечь камин было минутным делом: высушенные дрова весело и быстро были поглощены пламенем и приятно потрескивали в камине, отбрасывая тёплые отблески на лицо парня, очерчивая тенями его острые высокие скулы, играя блеском в коротких волосах, создавая тень на щеках от по-девчачьи длинных ресниц. Парень поднялся, отряхнул колени, хотя брюки были так же идеально отглажены, как и в тот момент, когда он их надел. Стремительно и нетерпеливо пройдясь по не очень большому помещению, мужчина вздохнул. Его возлюбленный еще долго будет прихорашиваться в своем будуаре: несмотря на прожитые годы, он так и не согласился отрезать свою шевелюру, которая требовала постоянного ухода. И пусть он не готов был мириться с тем, сколько времени она отбирала каждый день, парень признавал, что она невероятно шла его дражайшему и он отчасти был благодарен, что тот оставляет всё как есть. Это служит напоминанием об их первой встрече, о робком знакомстве и трепетной дружбе. Задумавшись, парень подошел к шкафу и, пробежав глазами, нашел то, о чем так неожиданно вспомнил. Потрепанный томик советов, как покорить сердце своей возлюбленной. Он сиротливо притулился у самого края книжной полки, но по-прежнему был трепетно любим, пусть и читать его не было больше нужды, разве что в такие моменты легкой ностальгии по старым временам. Достав книгу с полки, парень осторожно, едва касаясь самыми кончиками длинных пальцев, раскрыл её и неспешно прошелся глазами по строчкам. Открыв эту книгу в первый раз, он жадно глотал каждую из них, в желании получить знания и опыт, чтобы покорить сердце красавицы, но, как оказалось, это было напрасно, и теплые воспоминания об этой книге и ситуации, связанной с ней, все еще хранились в его сердце. Герберт шел освещенный мягким желтым светом коридорам замка, думая исключительно о своём возлюбленном. Прошли долгие годы с тех пор, как молодой студент пожаловал в гости к графу в качестве ассистента сумасшедшего профессора, возомнившего себя охотником на вампиров. Герберт был покорён его перепуганным взглядом совершенно невинных прелестных глаз с милейшими в мире длинными ресничками с первого взгляда, и с каждым прожитым годом, казалось, влюблялся в своего уже не маленького и далеко не невинного мальчика только сильнее. От мысли, что они вновь встретятся этой ночью и, как и все прошлые ночи уже многие годы, будут говорить обо всём на свете, пить кровь и вино, танцевать, вспоминать прошлое или думать о будущем, Герберт приходил в восторг, да так, что хотелось летать и танцевать. Виконт насвистывал мотив того вальса, который напевал, кружа Альфреда в танце в тот, первый раз, закончившийся пренеприятнейшей встречей с зонтиком профессора. На подходе к библиотеке Герберт уже услышал треск и учуял запах горевших в камине дров, тонкий аромат старинного вина из отцовских погребов, и, разумеется, самый любимый из ароматов — его дорогого cheri. Также он отметил становившийся несколько нервным стук каблучков на его туфлях по паркету. Герберт думал о том, что отец оставил их почти на весь период отпуска, укатив в путешествие по Европе и желая завершить его каким-то, по его словам, очень крутым рок-фестивалем, на котором обязательно должен был присутствовать. Граф фон Кролок ударился в рок-музыку, к вящему удивлению Герберта, сменил широкий вампирский плащ на косуху, не упускал ни одного крупного фестиваля и вообще вёл себя при этом как восторженный ребёнок, привозя из своих путешествий очередную гитару. Но сейчас это было даже на руку — старый вампир вряд ли бы оставил Герберта с Альфредом наедине, и сам периодически поглядывая на любимого. Таким образом, полный хороших предчувствий, Герберт в своей манере распахнул дверь, в один момент представ перед своим Альфи в черной атласной рубашке, распахнутой во всю белоснежную грудь и блестящими от восторга при виде любимого глазами. — Ммм, что у нас тут? Музыка? Свечи и вино! Как романтично, — промурчал Герберт, подбираясь к застывшему у камина с книжкой Альфреду танцующей походкой. — Меня ждали? — Конечно, кого еще я могу ожидать этой ночью? — произнес парень, не отрываясь от книги в своих руках. — Я тут нашел ту самую памятную книгу. — Произнес он несколько насмешливо, а после аккуратно закрыл и повернул к возлюбленному обложкой. — На ней сохранились следы от твоих клыков. — О да, шери, на мне эта книга тоже оставила неизгладимый след, — произнёс он, обняв Альфреда за поясницу. — Хотя, несомненно, зонтик твоего уважаемого преподавателя нанёс мне удары побольнее, и я говорю вовсе не о физической стороне вопроса. Жаль, что он тогда мне помешал, — вздохнул патетично Герберт, скользнув позади Альфреда и не забыв с наслаждением вдохнуть его аромат. — Тогда стояла зимняя ночь, а сейчас — летняя, и мои чувства к тебе горячи всё так же, как убийственное солнце летним полуднем, — произнёс он, с улыбкой взглянув на своего возлюбленного. — Думается мне, что не помешай тебе в тот раз профессор, земля ему пухом, то всё обернулось бы совсем иначе, — протянул парень задумчиво и печально улыбнулся. Иногда ему не хватало профессора, но с тех пор прошли десятилетия, и бодрый старик несколько стерся из памяти, а боль утери и обида на судьбу-злодейку давно прошли. — В то время я был слишком впечатлительным юношей, и закончи ты начатое, я бы ненавидел бы тебя всю нашу жизнь. А она у нас длинная, — парень полуобернулся к возлюбленному, прислонив корешок книги к своим мягким розоватым губам, бросив хитрый и соблазнительный взгляд светлых глаз из-под ресниц в сторону отошедшего возлюбленного. — Но я ведь таки закончил начатое. В ту же ночь, — припомнил Герберт, подойдя к Альфреду и заглянув в глаза. Герберту было жутко вспоминать окончание того бала. Перед глазами до сих пор стояли снег и растекающаяся по нему из разорванной шеи кровь. Альфред умирал на снегу, и Герберт едва не умер вместе с ним — от горя. — Но я бы с удовольствием повторил тот вальс, ты был очаровательно мил, теряясь от страха и наступая мне на ноги, — сказал вампир парню в ушко, поднимая одну его руку, нежно держа своей, а второй придерживая за поясницу и делая первый танцевальный шаг. — Но тогда ты спасал меня, а не лишал жизни, — не согласился парень, послушно приникая ближе. — И за прожитые годы я научился вальсировать. А ты, неблагодарная скотина, не оценил того, что украл мой первый танец! — рассмеялся Альфред уверенно вальсируя под треск дров в камине, а после, поддавшись ностальгии, начал напевать мелодию, под которую Герберт развел его еще до бала, когда напал, пытаясь укусить. — И второй тоже, — благосклонно кивнул Герберт, вспомнив, как подхватил в танце Альфреда на балу, с удивлением заметив его среди вампиров в бальном наряде кузена Винсента, пытавшимся дотанцевать до папиной очередной пассии, имя которой Герберт забыл на следующее же утро и сделал всё, чтоб оно вылетело из головы и у Альфреда. Милый Шери был тогда всё таким же робеющим и испуганным, но доводам Герберта пойти с ним и оставить девчонку в покое — папа всё равно найдёт способ отомстить, не внял. Что обернулось трагедией. — А потом — и все последующие. Но тот, первый, самый прелестный, стоит в моём сердце рядом с нашим первым поцелуем, — лучезарно улыбнувшись, он крутанул Альфреда в танце и поймал, заключив в объятия, приник к шее, спрятанной воротником, носом, с наслаждением вдохнув запах. — Столько лет прошло, а мне до сих пор хочется тебя съесть, — промурлыкал виконт, аккуратно, ухоженным коготочком отодвигая воротник и уже навостряя клыки. Злобно хохоча Альфред с присущей всем представителям его вида скоростью успел опередить Герберта и сунул ему в пасть ту самую книгу. Смеясь до колик и слез, видя крайне недовольное выражение лица мужчины, он укусил книгу с другой стороны, оставляя на обложке следы собственных клыков. В его глазах плескалось веселье, озорство и безграничное море любви. Видимо последнее и примерило блондина с действительностью. В ответ Герберт «злобно» зарычал, помотал головой, дёргая книжку в разные стороны и тоже рассмеялся, подхватив любимого на руки и коварно таки оставив на шее поцелуй, став кружить по библиотеке. — Вот маленький вампирёныш-шутник, — смеялся Герберт в перерывах между поцелуями в лоб, щеки и нос по той причине, что рот Альфреда так и остался занятым книгой. — Эта библиотека — проклятое для меня место! — Не считая того, что формально прошлый раз произошел там, — достав изо рта книгу, парень указал в сторону окна: за шторами было хорошо видно замок, в котором они жили до того, как сделать из него аттракцион для туристов. — Давай перекусим? Самое время, меня уже немного мучает жажда, — повинился Альфред, мягко касаясь щеки возлюбленного. — Ничего не имею против. Кем мы перекусываем сегодня? — спросил Герберт весело, поставив любимого на ноги и украв ещё один короткий поцелуй в губы. Разумеется, вампир не сосал ежедневно кровь прямо из чьей-то шеи, предпочитая более цивильное употребление пищи из посуды, но не пошутить над стереотипом не мог. — Полагаю, кем-то из доноров, — пожал плечами Альфред. У их небольшого семейства был заключён неофициальный договор с несколькими сотрудниками разных клиник. Те снабжали их чистой, здоровой и не начинённой различными реагентами кровью, а они взамен на помощь и молчание щедро платили. Что не менялось со временем, так это людская жадность. — Эх, хорошо сейчас папе. Вот уж кто точно не упустит шанса приложиться к чьей-нибудь изящной шейке и вкусить свеженького, — вздохнул Герберт, разливая кровь из кувшина по бокалам и протянув один Альфреду. Пригубил свой, наслаждаясь вкусом и будоражащим его собственную холодную кровь ароматом, чувствуя, как от этого удлиняются клыки и испытывая от этого странное, мазохистское удовольствие. Альфред на это только хмыкнул. Он так и не смог понять всей прелести горячей свежей крови. Возможно, даже за десятилетия, прожитые под одной крышей с Гербертом и Графом, он не смог вытравить из себя человеческое. Свежая теплая кровь до сих пор вызывала холодок и мурашки по позвоночнику, а еще противный ком в желудке. Тем не менее, он с удовольствием позволял Герберту кусать себя и кусал в ответ, пусть в их венах крови почти не было, но это все равно было весьма возбуждающе. — Моя любовь, отчего ты вдруг загрустил? — спросил Герберт, по своему расценив настроение задумавшегося Альфреда и тут же подскочил к нему, заключив в объятия. — Я растревожил неприятные воспоминания? Умоляю, прости, если так, — сказал он, нежно смотря вампиру в глаза, лоб в лоб. — Нет, что ты, все прекрасно. Разве может быть плохо, когда ты со мной? — мягко улыбнулся Альфред и с его лица пропала маска задумчивости и легкой грусти. Он немного скучал по теплу кожи и стуку сердца. Его собственное давно билось лишь рядом с Гербертом. — Просто я подумал, что если тебе хочется свежей крови, то мы можем пригласить кого-то из гостей разбавить наш вечер своей компанией. — Не стоит, я просто припомнил Papa. Он вчера писал мне и присылал фото со своего фестиваля. Но пусть развлекается, а мы пока воспользуемся тишиной и уединённостью этого места, чтоб побыть вдвоём, хорошо? — сказал Герберт, зная, что подобное Альфред предложил исключительно ради него, а сам всё так и недолюбливает пить кровь у живых людей, и что он не сильно расстроится отказу от предложения, а может, даже будет рад. — Ещё? — спросил Герберт, кивнув на пустой бокал. — Разве что чуть-чуть. Я правда что-то очень голоден, — неловко улыбнувшись из-за острых и длинных клыков произнес парень. — Видимо, недосып. — Предположил он ненавязчиво, чуть ближе придвигаясь к Герберту. — Но я не против, это лучше, чем коротать жаркие дни в одиночестве. Герберт подлил Альфреду в бокал, а после и себе и, смотря на великолепно голодного вампира, в очередной раз поцеловал того в губы, лизнул, тут же поцарапавшись о удлинившиеся иглы языком, ойкнул. — Тебе надо лучше питаться, — посоветовал он, подхватив Альфреда на руки и опустившись с ним в кресло у камина. — Голодный больше обычного, исхудал, щеки вон как впали. Настоящий вампир после столетнего заточения в склепе, — хмыкнул он, ощупывая под рубашкой Альфреду рёбра. — Закончу свой научный труд и обязательно наберу вес. — Заверил возлюбленного Альфред. — Учеба и исследования отнимают у меня много времени и сил. Сам прекрасно это знаешь. И ты преувеличиваешь. Я вполне нормально питаюсь и выгляжу. — Вечный студент, — усмехнулся Герберт. За все эти годы Альфред почти не прекращал учиться. Герберт был не против, ибо очередное место получение знаний для Альфреда обозначало новое путешествие для них двоих. А путешествовать Герберт полюбил, особенно после нескольких столетий почти безвылазной отсидки в замке папы, до знакомства с шери. — Надо всегда быть на волне. Мир в последние три десятка лет развивается слишком быстро, стоит закрыться тут хотя на пять лет, и мы безвозвратно отстанем от мира, а этого нельзя допускать для нашей же безопасности, — заметил Альфред, удобнее устроившись на коленях возлюбленного. Парень откинулся на спину, оперевшись лопатками в высокий подлокотник. — Думаю, что следующим местом, где я хотел бы учиться — это токийский технический университет, там сильная программа. — Ммм, думаю, мне пойдёт кимоно, — сказал задумчиво Герберт, уже представляя себя в подобном экстравагантном наряде. — А тебе — ещё больше. Я не против, тем более что там мы ещё не были. — Думаю, за полтора года я освою язык достаточно и как раз закончу работать над докторской. Как жаль, что я не смогу защитить её, — печально вздохнул парень, но такова была его участь. Он мог и публиковал свои труды под разными именами и в разных странах, оставляя свой полезный след в истории, но, к сожалению, докторскую защитить из-за своей сущности он был не в состоянии. — И правда жаль, я бы посмотрел на твой звёздный час, — сказал Герберт, улыбнувшись несколько печально. — Но мне казалось, тебе доставляет удовольствие и просто заниматься этими исследованиями, без всяких почестей, а то почему бы тебе не надоедало это за столько прошедших лет? — усмехнулся он веселее. — Исследования — это всегда интересно, — согласился с Гербертом парень. — Но иногда во мне поднимает голову людская половина: та, что несмотря на все прожитые годы всё еще тщеславна и жаждет признания. — Один раз это, пожалуй, устроить можно, — сказал Герберт, поглаживая парню плечико. — Но тогда придётся исчезнуть из этого мира лет, эдак, на пятьдесят-сто. Но ты ведь ещё так ценишь этот внешний мир и не выдержишь. — Именно, я не переживу полной изоляции, — выдохнул парень печально. Кровь в бокале заканчивалась, и он решил разбавить её вином. Вкусы со временем у него тоже сильно изменились, а во всем был виноват Герберт, рядом с ним невозможно было есть простую еду и не предаваться смертным грехам. — Дольешь мне вина? — Один момент, — кивнул Герберт. Чтоб дотянуться до бутылки, ещё не пришлось даже вставать, а соответственно, ссаживать со своих колен Альфреда, достаточно было просто протянуть руку. Вампир подлил вина прямо в кровь парню, как тот любил, налил и себе, а после обратил внимание на этикетку. — Хороший год. Мы с тобой тогда впервые покинули замок папы, — заметил он. — До сих пор помню, в каком он был от этого ужасе. — Да, я помню тот грандиозный скандал, по нашему возвращении. Но он был рад этому, даже слишком, — Альфред с содроганием вспоминал воссоединение в родовом гнезде с графом Кролоком. Отдельные части его тела сильно пострадали, и даже при вампирских способностях он отлеживался несколько дней. — Иногда мне кажется, что граф людей боится едва ли не больше, чем они его, — заметил Герберт. — По крайней мере, отпускать нас с тобой к ним без своего присмотра, — вздохнул он. Иногда отец слишком уж о нём беспокоился, порой доводя это до абсурда. — Их больше, — пожал плечами Альфред, выпрямляясь и пересаживаясь, уложив голову Герберту на плечо. — За последние сто лет количество вампиров возросло в разы, но людей больше семи миллиардов, а нас едва ли несколько тысяч. Начнись противостояние, нас сотрут с лица Земли. — К сожалению, ты прав. Но иногда, смотря на этот странный культ вампиров у смертных, меня посещают смутные сомнения. Прошли уже те времена, когда люди в страхе клали чеснок под подушку, иногда мне кажется, что объяви мы себя миру, нас разорвут не от того, что боятся, — усмехнулся Герберт, вспомнив всех девочек, которых папа приводил в качестве угощения на свои балы и представив, как таких, жаждущих графа и его укуса в одном месте соберётся толпа и разорвёт несчастного вампира, ибо разом на всех его не хватит. — Не забывай про ученых. В каждой стране есть секретные лаборатории, в которых препарируют всё, что не такое как все, всех, кто отличается. Если честно, не хочу оказаться на операционном столе со вспоротым на живую животом, — фыркнул Альфред, передернувшись: слишком ярко представил себе эту картину. Даже аппетит пропал и бокал был отставлен в сторону. — Именно поэтому мы ещё в тени, — пожал плечами Герберт. — Эх, что ни время, так новая напасть. В моей вампирской молодости мы боялись толпы крестьян с вилами и думали, какая будет радость, если этот дикий обычай исчезнет. Им на смену пришли секретные организации с их учеными, надо же. Ну вот, шери, я снова тебя расстроил, нет мне прощения, — Герберт сделал виноватую моську, нежно заправив Альфреду прядку за ушко. — Я не расстроен, — покачал головой Альфред, а после поднялся с колен возлюбленного, тот лениво пытался его остановить, но не особо стараясь, понимая бесполезность. — Просто иногда, очень редко, мне кажется, что было бы спокойней, если бы ты тогда оставил меня на снегу у трактира. — И тогда не было бы всех этих лет путешествий и нашей любви, я бы продолжал покрываться пылью и паутиной в папином замке, тоскуя об очаровательном ассистенте, а для тебя бы жизнь закончилась, толком не успев и начаться. Не говори подобное, любовь моя, это разбивает мне сердце, — попросил Герберт, поймав ладонь Альфреда и поднеся её к губам. — Ты бы меня забыл так же скоро, как граф забывает каждую из своих пассий, — произнес печально, но тепло Альфред. Возраст и опыт избавили его от юношеского максимализма и веры в свою отличительную особенность. Он был таким же как все, немного необычнее, капельку уникальнее, но не более. — Не обманывай и не уверяй меня в обратном. Вы с отцом гораздо больше похожи, чем ты пытаешься меня убедить. — У отца эти пассии десятками в год проходят. А ты у меня был такой один, не умаляй своего достоинства. Прелестные юноши в этом замке были, увы, не так часто, как ты думаешь до тебя. И я всегда буду убеждать тебя в обратном, иначе смысл спасать мне тебя тогда, умирающего, а после лечить твоё несчастное разбитое сердце? Альфред, ты — моя единственная любовь, самое дорогое сокровище, — сказал Герберт и это было чистой правдой. Пожалуй, он тогда влюбился слишком импульсивно, вцепившись в очаровательного гостя, как в новую пришедшуюся по сердцу вещицу, ибо устал в одиночестве смотреть на очередное развлечение графа, но ни разу об этом не пожалел, годы ожидания ради того момента встречи были прожиты не зря. — Ты льстец, — с мягкой улыбкой произнес парень, смотря из-под полуприкрытых ресниц на возлюбленного. Годы оставили на нем свой отпечаток и даже гораздо больший, чем сам Герберт был готов когда-либо признать. Его импульсивность не исчезла полностью, но стала гораздо более взрослой, пусть юношеская непосредственность все еще имела место быть. Тем не менее, вампир отдает отчет в своих словах и действиях. Боясь потерять. — Предлагаю прогуляться. Нам нужно иногда выходить в свет. — В свет? Иронично звучит из уст вампира, — сказал Герберт, рассмеявшись. — Мы можем полетать по лесу, или пройтись по скверу, Куколь чудно за ним ухаживает, — рассуждал он, поднявшись с места. — Я бы предпочел выйти к гостям, — произнес уверенно Альфред. — Мы как узники в собственном доме, а по вечерам в замке проводят на открытой террасе небольшие концерты, живая музыка и сегодня, если не ошибаюсь, должна быть опера. — Парень казался вдохновленным этой идеей. — Черт, папа мне говорил, а я и забыл, — вздохнул Герберт. Он подумал пару мгновений, взвешивая все за и против. С одной стороны хотелось побыть с Альфредом наедине, но ему всегда хотелось быть только с Альфредом и желательно наедине. А с другой нынешний вечер был погожим, а они двое — сытыми, чтоб людской запах артистов и публики мог будоражить кровь слишком уж сильно. Да и оценить нововведение папы стоило, и побыть в обществе, тем более, что волосы сегодня легли особенно хорошо, и эта прекрасная черная рубашка так потрясающе подчеркивала аристократичную бледность кожи Герберта: грех было этим не поблистать. — Любовь моя, это очаровательная идея, как и все, предложенные тобой, стоит немедленно так и поступить. — Тогда накинь плащ и встретимся в холле через десять минут, — предложил Альфред, нетерпеливо переступая на месте. Они достаточно давно не выходили в свет, а сейчас был весьма удачный вечер для этого. Среди гостей не было никого, кто бы видел их достаточно давно, чтобы удивиться отсутствию изменений, в то же время были интересные личности, с которыми можно было приятно пообщаться и узнать новости внешнего мира. — Плащ? — иронично переспросил Герберт. — Могу достать тот, в котором я был на том балу и после укутал тебя, когда нёс обратно в замок… Правда, его немного поела моль, — рассмеялся он. Он до сих пор обожал плащи, банты в волосах, рюши у рубашек и блестки, но увы, времена их прошли и если они с Альфредом периодически выбираясь на какие-нибудь тематические костюмированные вечеринки могли достать какой-нибудь из старых нарядов с гардероба, то в обычный выход в свет приходилось соответствовать современной моде. Так что, чмокнув Альфреда в щечку, Герберт умчался в свои апартаменты и захватил оттуда обычный пиджак, чтобы тут же побежать обратно. К счастью он был вампиром и ему не грозило взмокнуть от пробежки по замку, у Герберта к тому же даже не растрепалась прическа, когда он явился обратно к Альфреду. В холл, куда тот и звал. Сам парень накинул обычный кардиган и был готов к выходу. Заметив возлюбленного, он улыбнулся и протянул руку, предлагая в очередной раз выйти в свет парой, крепко переплетясь пальцами всем злопыхателям на зло. О них и их семье ходило много слухов, подтверждений никто ни о чем не получил, но прецеденты были. Некоторым особо рьяным даже пришлось стать обедом. Во избежание. Герберт с радостью принял руку, сплетя с Альфредом пальцы и ласково сжав. В парке, через который они пошли в сторону замка и той самой террасы, было прохладно и свежо. В этой части парка не включали фонарей, но привыкшим к темноте глазам освещение и не требовалось: двое вампиров всё видели и так. Уже отсюда они слышали отдалённые голоса людей, музыку — сегодня классическую, в исполнении небольшого оркестра, и людскую возню. Пару раз Герберт не удерживался, останавливал Альфреда, чтоб поцеловать под полной луной, очень уж располагающей была атмосфера. Парень отвечал возлюбленному, но на подходах к замку, пытался мягко приструнить его пыл, пусть и на свет парковых фонарей вышли они в обнимку. Альфреду в последнее время все больше нравились подобные выходы в свет. Уединение в стенах небольшого поместья приедалось, особенно если они долго никуда не выезжали. Вообще каждое путешествие было забавным: отправлять багаж почтой за несколько недель в другую страну, чтобы перелетать через границу в облике летучей мыши, потому что документы они сделать не могли по простым и понятным причинам. Они двое всем на зависть выглядели как абсолютно счастливая пара. Публика сегодня принарядилась в элегантные костюмы, фраки и прекрасные вечерние платья, хотя кое-где взгляд Герберта и зацепился за джинсы. В парочке гуляющих по террасе и парку гостей можно было распознать вампиров. Час стоял ранний, так что те только с интересом приглядывались к отдыхающим людям, присматривая себе перекус и развлечение на вечер. В замке на этот счет царили весьма жесткие нравы, к тому же каждая встреча двух видов отчасти контролировалась администрацией отеля, потому что последнее, чего хотелось всем вампирам — это огласки и лишения столь прекрасной кормушки. Но с другой стороны, нередко бывали случаи, когда отдельно взятым особям сносило крышу, и они переставали себя контролировать. Как правило, это принятые на простой вампиры, которые были вынуждены по тем или иным причинам голодать. К счастью, им пока везло и всё обходилось малой кровью и тихо. Альфред, перебирая пальцами ткань пиджака возлюбленного, тем самым щекоча его бок, вежливо раскланивался с теми кого знал, приглядывал за людьми и в целом следил краем глаза за порядком, чтобы в случае необходимости сообщить службе безопасности. Герберт в свою очередь не так волновался — на территории были расставлены камеры, и больше внимания обратил на сцену, откуда пели потрясающие тенор и сопрано на русском, который вампир успел изучить на свою долгую жизнь. Певец тоже обратил внимание на парочку и, завершив свою партию на восхитительной высокой ноте, спустился со сцены и подошел поздороваться. — Господа Кролоки, отрадно видеть вас. Хотя, признаться, я таил надежду наконец познакомиться с графом, долгих лет ему нежизни, — улыбнулся он. — К сожалению, отец пожелал покинуть нас этим летом, но непременно обещал вернуться осенью. Как поживает госпожа Милевская? Всё такая же старая, покрытая пылью и паутиной ворчунья? — усмехнулся Герберт. — О, совсем нет, она расцветает на глазах, нужно было лишь найти подход: её сейчас не узнать. Что не сказать о вас — вы ничуть не изменились с нашей встречи в Петербурге. — Я давно говорил, что ей нужен человек. Живой и активный. Видишь, Альфи, как я был прав, — Герберт определённо был собой доволен. — Иван, вас там, кажется, уже потеряли, — сказал он, кивнув на сигналящую ему со стороны сцены даму. Мужчина удивлённо оглянулся и, извинившись перед хозяевами замка и заставив пообещать ещё хотя бы одну беседу, пока он здесь, удалился. — Надолго ли человека хватит, — задумчиво проговорил Альфред. — Тебе ли не знать, как их век короток. — Произнес парень в очередной раз за этот вечер, напоминая о том, кем он был. Отчего-то на ностальгию его пробивало именно летом, хотя обращен он был по зиме и в целом знакомство и первый бал в замке случился именно зимой. — Пригласим его завтра вечером? На чай? — Может, она обратит его, если посчитает нужным, — пожал плечами Герберт. — Потрясающий же мужчина, из него выйдет красивый вампир, — заметил он. — Я не против того, чтобы пригласить его на чай. — Сегодня явно был день ностальгии, ибо оркестр начал играть вальс, пусть и не тот самый. Нынче публика скромнее и более зажатей, чем даже буквально сотню лет назад, а потому народ не спешил выходить на пространство между столиками, что обычно использовалось как танцплощадка. — Альфред, ты не хочешь подать этим занудам хороший пример? — улыбнулся виконт, кивая на играющих музыкантов и мнущихся людей. — Боже, я чувствую себя тем самым мальчишкой, — весело и удивительно легко рассмеялся Альфред, принимая руку возлюбленного и ступая с ним на площадку. — Хорошо, что сегодня нет никого, кто видел наш первый танец, мне до сих пор за него дико стыдно. Но тогда ты застал меня врасплох и таскал по залу, как куклу, — произнес тихо, словно признание в страшной тайне парень, уверенно выходя вместе с партнером в центр площадки, кладя руку ему на плечо. — Я тогда этого совершенно не замечал, — ответил Герберт с улыбкой, приобняв Альфреда за талию и делая первые танцевальные шаги, чтоб вскоре закружиться в вальсе. — Просто был счастлив, что в замке появился такой интересный молодой человек, а твои реакции на мои приставания были совершенно обезоруживающими и мне хотелось летать от счастья. Желательно вместе с тобой, — шепнул он своего вампирчику на ушко. — О времена, о нравы! В тот год, когда мы познакомились с тобой, исключительно общество приближенное к графу разделяло твоё мнение. В остальном же мире нас отправили бы под суд и после — на каторгу, — парень покачал головой, а после нежно улыбнулся возлюбленному, смотря в его глаза. — А сегодня я могу танцевать с тобой под взглядом сотен глаз и не бояться, что нас отдадут на трибунал. Более того, большая часть присутствующих будет рада оказаться на моем месте подле тебя. — Думаю, на моё место они тоже будут встать не против, — хмыкнул Герберт. Обращение пошло Альфреду на пользу, преобразив его до неузнаваемости. В парне появилась какая-то потусторонняя красота и притягательность, а со временем — дерзкая хитринка во взгляде, сделав прежде робкого скромняшку Альфреда потрясающим хищным красавцем, да так, что Герберт иногда сам себе завидовал. — Из нас двоих я всегда был чудовищем. И потому знаю, что ты любишь меня не за внешность, — произнес парень ласково и тихо, почти интимно, прижимаясь к возлюбленному настолько близко, что редкий стук сердца друг друга был отчетливо ощутим. Они парили над полом танцплощадки, едва касаясь его: настолько легки и плавны были их движения, настолько гармоничен и отточен был каждый шаг. Они перетекали в пространстве, сменяя друг друга. — Конечно не за внешность, — кивнул Герберт, кружа своего Шери в танце. Мир вокруг расплывался от быстрого ритма, вампиры видели только друг друга перед собой среди. — Но твои реснички до сих пор похожи на золотые ниточки, — сообщил он Альфреду с улыбкой. — А уж твоя попка… — Ты неисправим, за это я тебя и люблю, — весело засмеялся Альфред. — Но ты даже не представляешь, как напугал меня тогда этими своими фразами. — Парень выглядел счастливым и влюбленным, как и годы до этого. Он долго пытался принять любовь Герберта, тот, по сути, взял его лаской и измором. — Mon chéri, я помню. Ты ведь после бегал от меня по замку несколько месяцев, — припомнил Герберт. — Признаться, ты был первым, за кем я бегал и ухаживал. Обычно сыновья папиных друзей бегали и ухаживали за мной, так что я понятия не имел, что делать и вёл себя как влюблённый дурачок. — Вероятней всего, для великовозрастного девственника, коим я был, это была лучшая тактика. Я хотя бы не чувствовал себя большим дураком, чем был, — Альфред фыркнул. Их танец замедлялся, переходя от классического вальса в сторону современного «медляка», потому он смог спокойно уложить голову возлюбленному на плечо и прикрыть от удовольствия глаза, наслаждаясь его близостью и ароматом. Герберт был совсем не против, нежно обнимая и щурясь от удовольствия. Ладонь то и дело сползала Альфреду на ягодицы, словно бы невзначай. Герберт отметил, что парочек на танцполе прибавилось, и народ то и дело бросал на них восхищённые и удивлённые взгляды. Пожалуй, сейчас и правда можно было увидеть красивый классический вальс разве что на каком-нибудь танцевальном конкурсе, так что удивляться было чему. — Если честно, я брал пример с папы, следя за тем, как он охмуряет очередную девочку для бала. Они таяли под его ухаживаниями при первом же томном взгляде, а ты бегал от меня. Я был в недоумении и совершенно поражен, недоумевая, почему у меня не выходит так, как у папы. Мыслей, что к мужчине нужен другой подход, у меня совершенно не возникало, — Герберт рассмеялся. Он никогда не обнажал клыков при смехе, а то и вовсе прикрывал рот, в отличие от того же графа, а потому смотрелось это всегда дико мило. — К тому же, меня ты искал не на один бал, — проговорил Альфред, а после уткнулся носом Герберту под подбородок. — Меня ты искал на остаток нашей общей вечности. — Приподняв голову, парень заглянул мужчине в глаза и в его светлых радужках плескалась любовь, она была не ярко выраженной, но по легкому прищуру, по разбегающимся от уголков глаз складочек было и по особенному блеску чуть влажных глаз. — Разумеется, любовь моя. Зачем мне развлечение на ночь, когда можно найти любовь на целую вечность, чтоб посвятить себя ей? — Герберт нежно огладил Альфреда по щеке, склонившись, оставил на губах поцелуй, продолжая медленно двигаться под музыку. — Альфред, я так рад, что смог добиться тебя. — Не только добиться, но и привязать путами, с которыми никакие цепи не сравнятся, — парень был реалистом, как это называется в этом веке, и понимал, что обрати его кто-то другой, скорее всего, между ним и Гербертом не было бы ничего крепче дружбы. Его привязанность к мужчине как создателя была очень сильна, даже против его воли. Он не любил на это намекать. Он смирился с этим фактом, но испортившийся за годы характер не позволял не вставить такую вот шпильку. Всё же изыскания в науке, общение с современным испорченным поколением оставило на нем гораздо больший отпечаток чем хотелось бы, плюс извечная претенциозность вампиров: словно по их венам текло осознание собственного превосходства над людьми, в то время как те считали себя венцом природы. — Ещё бы. Я же коварный вампир, любовь моя! Я бы сам себе не простил, не используй я все свои преимущества, — ничуть не обиделся Герберт, даже самодовольно задрав подбородок с весёлой улыбочкой. Он был рад, что именно ему досталась честь обратить Альфреда, став его Мастером, но к его чести он никогда не использовал это милое преимущество, хоть на самом деле захоти он, и Альфред, особенно на ранних порах, мог бы приползти к нему по щелчку. И Альфреда никогда подобным не шантажировал, да и узнал Альфред эту маленькую особенность самостоятельно, когда принялся всерьёз изучать вампиризм, донимая вопросами его самого и папу. Альфред одарил его мягким насмешливым взглядом. Музыка набирала обороты по новой и им делать на танцполе пока было больше нечего, потому, окончив танец церемониальным поклоном от Герберта и таким же церемониальным кивком от Альфреда, они отправились к бару передохнуть и промочить горло. Младшему вампиру захотелось выпить чего-нибудь крепче вина, что бывало редко. Обычно он отдавал предпочтение чему-то безалкогольному или десертному вину, всерьез опасаясь потерять контроль, но сейчас он был сыт, а потому, окружающим ничего не грозило. Герберт не возражал, идя вслед за Альфредом, приобняв его за поясницу. Бар был зеркальным, но двое вампиров в нём отражались ничуть не хуже обычных людей. Их с Альфредом изысканиями и приказом графа на территории замка в составе зеркал не было ни грамма губительного серебра, благо, современные материалы вполне позволяли создавать зеркала по качеству даже лучше классических, на серебряной амальгаме, что для вампиров стало настоящим подарком судьбы, наконец позволяя приводить себя в порядок и любоваться собой смотря не в простой кусок полированного металла. А сами эти зеркала стали своеобразной фишкой замка: вычурные и искусно выполненные на заказ рамы, росписи и узоры по краям зеркал привлекали внимание и очень часто гости просили сфотографировать их на фоне этой диковинки, потому что каждое зеркало в замке было индивидуальным и неповторимым. Альфреду иногда становилось тошно от воспоминаний, сколько сил и времени было потрачено на развитие идеи о современном отеле, при этом сохранив изначальный антураж и аутентичность замка Кролоков. Но одним из самых больших плюсов современного времени была цифровая техника, которая чудесно запечатлела не только людей и красоты вокруг замка, но и вампиров. Хотя, несмотря на это, фотоаппаратура и видеозаписывающие устройства вплоть до телефонов были запрещены на территории замка: внутри номера сколько угодно, но за дверями — ни в коем случае. Некоторые особо самоуверенные гости считали, что отделаются штрафом и потому игнорировали запрет. После этого их не допускали на территорию отельного комплекса ни с друзьями, ни с семьей, ни в одиночку, поставив в самый суровый из возможных стоп-листов. Люди пытались возмущаться и требовать, но всё зря. Замок оставался частной территорией и единственную претензию можно было предъявить разве что самому графу, а запрет на съёмку как раз и объяснялся причудой хозяев, против слова которых никто ничего не мог поделать. Разве что собрать вещи и ехать отдыхать в другое место. Впрочем, так поступать никто не спешил, смирившись и вполне успешно пользуясь услугами фотографов, работающих прямо в замке с одобрения семьи Кролоков, на выплачиваемую графом же зарплату. Зато именно за отсутствие левых камер замок облюбовала золотая молодёжь, звезды и многие политики. Здесь тщательно охранялась частная жизнь и присутствие журналистов не в качестве отдыхающих и развлекающихся строго каралась. Кролоки даже судились с несколькими изданиями, получив солидные суммы в пользу гостей и подмочив репутацию изданий, которые теперь с завидной периодичностью поливали курорт грязью. Однако, его популярности это никак не мешало, наоборот, многие ехали именно из-за того, что газеты и желтая пресса так тщательно поливает этот курорт помоями. Именно об этом они разговорились с барменом, пока тот наливал Альфреду его заказ, а Герберту сооружал многослойный цветастый коктейль в большом высоком бокале. — Плохая слава — тоже слава, — заметил Герберт, получив свой коктейль и принявшись выдувать его через трубочку. — Альфи, ты как? Держишь себя в руках? — спросил он с беспокойством выпившего возлюбленного, припомнив, что тот жаловался, что его в последнее время жажда терзает несколько сильнее обычного. — Да, всё хорошо, но думаю, что по возвращении стоит еще перекусить, — парень ласково улыбнулся и прижался к боку возлюбленного давая понять, что с ним всё нормально. — Если бы я не был уверен, что все хорошо, то не пил бы виски, — Альфред оставил вполне резонное замечание в ответ на вопрос мужчины. — А вообще, рейтинг возрос, на туристических сайтах у нас очень хорошие отзывы и много положительных комментариев. Своим гноблением пресса только привлекает к отелю дополнительное внимание. Администратор сказал, что номера плотно забронированы почти до следующего года, хотя впереди еще восемь месяцев сезона. — Альфред задумался. — Может, обновить горнолыжный курорт, пока есть время? — обратился он к возлюбленному. — Вы такие милые, что аж зубы сводит, — заметил бармен не очень довольно, протирая бокалы. — Снова поссорился со Штефаном? — сочувственно спросил Герберт. Бармен предпочел красноречиво оставить его, занявшись подошедшим гостем. — Самое время, — кивнул Герберт уже Альфреду. — Я вообще не понимаю, как ты уговорил папу организовать его, он же там как впервые услышал эту идею, чуть не грохнулся. — Это хороший бизнес, — многозначительно проговорил Альфред, пожимая плечами. Он так и не рассказал возлюбленному то, как уговаривал графа на эту авантюру. Он тогда выложился на полную, объясняя, насколько это выгодно, круто и как много пользы принесет для вампиров. Кровь спортсменов приятнее и вкуснее, чем кровь обкуренного и обколотого бомонда. А еще ему пришлось доказывать свою правоту буквально на потолке, потому что графу захотелось чего-то нового, а последнюю пассию он обескровил и сжег буквально пару дней назад. Поморщившись от воспоминаний, парень выпил несколько крупных глотков из бокала. — Как думаешь, кого пригласить? Конструкторов, архитекторов или дизайнеров? — Не думаю, что там стоит что-то перестраивать, мне там сейчас всё дико нравится, хорошо тогда постарались с планированием, так что, по моему мнению, дизайнеров будет довольно. Обновим вид и будет красота, — рассудил Герберт. Он знал, что папа тоже периодически неровно дышит к Альфреду, но графа парень привлекал исключительно в эстетическом и потребительском плане. Герберт, может, был бы и против, да и намекни ему его мальчик, что граф его напрягает, отгородил бы их друг от друга. Но папа не был слишком навязчив, а Альфред пользовался вниманием графа ровно в том степени, как и досточтимый родитель — молодым вампиром, и периодически мог вить из графа верёвки не хуже самого Герберта. — Тогда механики и дизайнеры. Перед сезоном надо проверить и прогнать всю технику и механизмы, не хочу повторения истории в Альпах, когда лыжники четыре часа провисели над пропастью. — Альфред допил свой бокал и размышлял о том, стоит ли пригубить второй или же стоит воздержаться. Решив таки оставить спиртное гостям, подозвал свободного бармена и попросил что-нибудь фруктовое и не приторно сладкое. — Есть интересное агентство на примете или обратимся к проверенным людям? — Обращайся к проверенным. Мало ли что незнакомые наделают, так головы же папа потом нам с тобой оторвёт, — сказал Герберт, даже вздрогнув от такой перспективы. Все нововведения на территории их владений граф всегда проверял лично и крайне дотошно, придираясь к каждой мелочи. — Мы же не пустим всё на самотек, будем согласовывать каждый шаг в проекте. Зато это привнесет новизну и возможно какую-то очередную изюминку. А то уже давно застоялись. — Заметил Альфред, забирая приготовленный фруктовый фреш из рук бармена. — Хм…я подумаю над этим, есть у меня парочка интересных кандидатов, одним из них мы даже ужинали как-то, дома покажу, — заметил Герберт. Его собственный бокал был опустошен едва ли не наполовину — Герберт любил растягивать удовольствие, во всём. — Предлагаю заняться этим завтра плотно. Потому что я тоже присмотрел несколько кандидатов, с которыми хотел бы поработать, — заметил между прочим Альфред и после прижался крепче к боку Герберта, вынуждая того обнять его. — А сегодня просто отдохнуть. Герберт ничего не ответил, только притянул Альфреда к себе поближе, обняв обеими руками и уложив голову тому на плечо. Альфред вечно думал о каких-нибудь сверхважных делах даже на отдыхе, а потом сам спохватывался и предлагал замять разговор. Герберт уже даже привык, не возражал, поддерживая любые идеи и начинания возлюбленного, и только иногда мягко отстраняя Альфреда от дел, когда тот совсем уж увлекался и забывал обо всём на свете. — Я опять заговорился, — печально произнес парень, правильно интерпретируя поведение возлюбленного. — Прости, — повинился он искренне. — Не умею я расслабляться, в том моя проблема. — Альфред опустил руку на платиновую макушку вампира и мягко едва касаясь провел несколько раз по ней, чтобы выказать свою любовь и вину и не испортить укладку. — Как всегда, — улыбнулся Герберт, зажмурившись под лаской, как довольный кот. — Ничего, я готов тебя слушать сутками, о чем бы ты не говорил. Хочешь ещё погулять или пойдём домой? — Предлагаю выбрать что-то среднее. Пройдемся по большому кругу к дому. Уже пора. — Заметил Альфред с легкой ноткой беспокойства поглядывая в сторону востока. До восхода было еще более трех часов, но неясная настороженность была выше этого понимания. Современность дала ему много возможностей, в том числе и спасение от ультрафиолета и теперь он может спокойно наблюдать за солнцем и течением жизни днем за специальными тонированными стеклами поместья, не рискуя при этом сгореть как уголек. Для Герберта, не видевшего солнце гораздо дольше Альфреда, подобное стало полной неожиданностью, пусть и приятной. Первые дни они с Альфредом и вовсе не спали днями, любуясь на яркие солнечные дни, о которых грезил Альфред, а Герберт и вовсе давно позабыл, и старший вампир до сих пор относился к этому новшеству с особым трепетом. Граф же не одобрял, упрямо придерживаясь ночного образа жизни и при упоминании солнца с отвращением морщился. — Как насчет встретить рассвет с бокалом вина и не только на террасе на крыше? — предложил Альфред, прошептав это возлюбленному на ушко. — Я давно не грелся на солнечных лучах и если ты не против, то хотелось бы. — Я за, — кивнул Герберт, заинтересованно улыбнувшись на намеке на не только вино. — Повезло же нынешним вампирам, можно не отказываться полностью от света дня. Помню, я как-то пытался выскочить на солнце, устраивая папе концерт. Под прямые лучи он мне выбежать не дал, но ожоги остались даже от того, что постоял в тени, — Герберта передёрнуло от воспоминаний. Это были первые годы его жизни в виде вампира, когда юный и впечатлительный Герберт не мог смириться с тем, кем стал. — Ну ты и сумасшедший. Я не знал об этом, — удивленно проговорил Альфред, поднимая испуганный взгляд на возлюбленного. — А если бы он не успел тебя увести? Ты бы погиб! — Меня недавно обратили, мне запрещали покидать замок даже в соседнюю деревню, мне было семнадцать лет и у меня был тяжелый характер, помноженный на юношеское бунтарство и максимализм. Характер и сейчас нелёгкий, о чем, mon ami, ты любишь мне так регулярно напоминать, а тогда у нас с папой были настоящие семейные драмы с истериками и драками. Не люблю вспоминать это время, — вздохнул Герберт. Обращение далось ему тяжело как в физическом, так и моральном плане: он как сейчас помнил, что несколько дней лежал в лихорадке, а отец ходил злой и обеспокоенный как судьбой сына, так и собственной — инквизиция буйствовала, сжигая людей, вампиров, их владения, особо не разбираясь, кто есть кто и причастен ли он к тёмной силе на самом деле. Альфред промолчал, задумавшись, а после просто привстал на цыпочки и мягко поцеловал возлюбленного. — Сейчас всё хорошо и будет хорошо, не вспоминай о том времени. Что было, то прошло, — философски заметил парень. — Но спасибо, что поделился. Это важно для меня. — Сейчас у меня ведь есть ты, Альфред, — сказал Герберт, обнимая возлюбленного. — И целый мир в нашем распоряжении. А наша жизнь такая длинная, что никогда не обходится как без драм, так и радостей, этого не избежать. К тому же, думаю, редко какой вампир легко переживал обращение. А те, что относятся к нему легкомысленно, обычно не доживают и до первой сотни. Тебе ведь тоже было тяжело, — печально припомнил Герберт. — Мне было тяжело несколько по иной причине. Сам факт обращения был самым меньшим злом, но из него вытекала большая часть моих проблем, — пожал плечами парень, а после допил свой напиток, удостоверившись что и Герберт почти закончил. — Идем в сторону дома? Я хочу успеть спокойно расположиться до рассвета. — Например, моё приставучее общество? — рассмеялся Герберт, встав с барного стула и предложив Альфреду свою руку. Так, держась за руки, они и пошли, прогуливаясь по мощёным дорожкам. Народу было уже куда меньше, основная масса рассосалась по комнатам и иным ночным развлекательным местам, и лишь изредка в дебрях парка можно было встретить спрятавшиеся в гуще кустов и деревьев и занявшие беседки парочки. — В том числе, но сложнее всего было отказаться от семьи. Они ведь так и не узнали, что со мной случилось. Тело профессора нашли и захоронили на университетском кладбище, а я так и остался числится пропавшим без вести. — Заметил Альфред, стараясь не прислушиваться к тихой возне в ближайших кустах. — Альфред, ты редко говорил о своей семье раньше, я почти ничего о них не знаю…расскажешь мне о них? — попросил Герберт, уводя Альфреда в сторону, где точно никого не было. — Они мертвы, это все что тебе стоит знать, — вяло отозвался парень. Не потому что не хотел говорить о них, просто не видел смысла. Герберт не сможет с ними познакомиться, не сможет увидеть, узнать лично. А бередить никогда не заживающую рану было выше его скромных сил. Герберт благоразумно замолчал, и даже смутился бы, если б мог, но только чуть сильнее сжал ладонь возлюбленного, как бы говоря, что он рядом и любит. К тому же за расступившимися деревьями показался уже особняк. Свет по всему дому и территории был выключен, только виднелись огоньки в окне библиотеки — незатушенные ими медленно догоравшие свечи, о которых не позаботился Куколь, видно решив, что так и надо. — В том, чтобы быть вампиром есть свои плюсы, — заметил неожиданно Альфред стоя посреди холла и смотря через плечо на возлюбленного. — Нет надобности бояться монстров в темноте. Ведь вряд ли есть кто-то страшнее тебя самого, — рассмеялся раскатистым хохотом молодой вампир, привлекая внимание служки, чтобы тот тут же получил распоряжение от Герберта, а сами они поднялись по лестнице вверх на последний этаж, чтобы оттуда выбраться в специально оборудованную стеклянную террасу. — И правда. До сих пор помню, как я себя заволок в этот холл, когда ты дрожал, мялся у порога и дёргал своего профессора, чтобы сбежать отсюда, да подальше, — Герберт усмехнулся, весело идя по лестнице спиной вперёд. — Папа тебя здорово напугал тогда. Он был… Внушителен, — Герберт уже неприкрыто рассмеялся вспоминая образ, который предпочитал тогда граф. Длинные вороные волосы, широкий черный плащ на алой подкладке. Сейчас он волосы отстриг довольно коротко, в модную прическу, сменил вампирский плащ на элегантные костюмы и пальто, а жабо — на бабочку, изменившись до неузнаваемости. — Я не верил в вампиров, но менее жутко от этого не становилось. Скорее даже наоборот, особенно после того, как Куколь на моих глазах напугал и наполовину сожрал стаю волков, — заметил, как нечто само собой разумеющееся Альфред, бодро поднимаясь по лестнице и огибая Герберта. — Папа и Куколь стоят друг друга. Красавец и чудовище, а оба монстры, каких поискать, — кивнул Герберт, посмеиваясь. — Наверное, потому и сосуществуют так мирно и дружно уже столько времени, — Герберт таки перегнал Альфреда снова, чтоб открыть ему дверь, галантно пропуская на террасу первым и заходя следом. — А вообще папе дико идёт его новый образ. Как думаешь, а мне пойдёт короткая стрижка? Альфред обернулся и внимательно посмотрел на Герберта, решая, что на это ответить. С одной стороны, он давно предлагал ему обновить внешний вид, а с другой уже привык и любил длинные волосы возлюбленного, а потому это был сложный выбор. — Ты будешь великолепен с любой прической, — скромно улыбнувшись решив выбрать нейтральный вариант, произнес Альфред. — Но если всё же надумаешь избавить, то скажи заранее, устроим прощальную фотосъемку. Герберт только кивнул с улыбкой, прежде чем закрыть дверь и подхватить Альфреда на руки, целуя его в губы. Они наконец остались наедине, не в счет Куколя, а Герберту хотелось подурачиться и потискать Альфреда, и он предпочел это совместить, роняя того на широкую тахту и нависнув над ним с хищной улыбочкой. — О, невинный маленький студент, коварный и злой вампир положил на тебя глаз и хочет тебя сожрать, — сказал он, склонившись к лицу молодого вампира. На секунду растерявшись, Альфред просто неприлично захохотал, притягивая возлюбленного к своей шее. Продолжая смеяться, он погладил того по спине, пытаясь успокоить клокотавшее негодование. — Тебе ли не знать, что я не студент и невинным назвать меня это просто нонсенс. — Черт, ты как никогда прав! — сказал Герберт возмущённо, оставив на шее нежный поцелуй. — Эх, и во что же превратился мой милый испуганный мальчик? Я взрастил монстра! — вздохнул он, расстёгивая пуговки рубашки Альфреда и обнажая белоснежную шею и плечи. Оставив ещё несколько поцелуев на шее и ключицах, он чуть сильнее откинул Альфреду голову, прежде чем впиться в тоненькую синеющую венку зубами. Альфред под ним неприлично, громко и сладко застонал. Его руки против воли вплелись в волосы Герберта, удерживая голову старшего вампира в том же положении, после секундной боли по телу разлилось удовольствие и нега. Возлюбленный давно не баловал его таким изыском, ведь кусать людей не в сравнении вкуснее. — Герберт, ааах, — протянул сладостным стоном парень, закатывая от удовольствия глаза и прикусывая пухлую нижнюю губу вылезшим клыком. Герберту дико нравилось чувствовать в руках напрягшееся в судороге и дрожащее от удовольствия тело любимого, Альфред был великолепен в удовольствии и страсти. Он достаточно быстро оторвался от его шеи, зализав ранку. Глаза у Альфреда стали диковатыми, взгляд несколько застекленел, а приоткрытые губы с видневшимися удлинившимися иглами не оставили иного выбора, кроме как поцеловать их своими, измазанными в крови, давая Альфреду попробовать на вкус самого себя. Младший вампир отмер не сразу, но как отмер, то принялся с жаром и страстью отвечать на поцелуй жадно и голодно, слизывая свою кровь с губ и подбородка возлюбленного. С силой оттолкнувшись от тахты он перевернулся, седлал Герберта и распластался на нем. Не отрываясь от губ и поцелуев, он скреб руками по рубашке возлюбленного стягивая одежду, чтобы коснуться прохладной гладкой кожи. Герберт, откинувшийся на тахте, жмурился от удовольствия, обнимая и лаская своего Альфреда, целуя губы, шею и плечи, до чего мог дотянуться, пока любимый возился с рубашкой. Благо, что современные рубашки можно было расстегнуть так быстро, не приходилось мучиться с завязками, бантами и петлями, на что первые годы их любви так ругался Альфред. Рядом с грохотом упал торшер, который Куколь неосторожно зацепил, пока расставлял принесённую снедь на столике у одной из стенок террасы. Альфред от звука дернулся и с его глаз пропала жадная кровавая пелена. — Что-то я увлекся, — повинился он, осторожно спускаясь с коленей Герберта, стараясь не зацепить крепкий стояк возлюбленного собственным. Неумело и как-то даже скованно он попытался поправить волосы, но бросил это дело, просто упав рядом с вампиром. — Когда ты пьешь меня, я буквально теряю контроль. — Жаль, что остановился. Ты и представить себе не можешь, как прекрасен, когда тебе сносит крышу, — сообщил Герберт, печально вздохнув. Он всё ещё был возбуждён, иглы и не думали втягиваться, на языке чувствовался терпкий вкус крови Альфреда, а глаза блестели от удовольствия. Он мимолётом кинул взгляд за стекло, где занимался рассвет пока что тонкой белой полосочкой между небом и макушками елей местного леса. — Разливай кровь и возвращайся ко мне. Давненько мы не встречали рассветов вот так безмятежно. Альфред послушно поднялся, сделав это довольно неловко, разлил принесённую по бокалам и довольно красноречивым взглядом выпроводил Куколя вон с террасы, тот и так успел пошуметь достаточно. Вернувшись к Герберту, он протянул один из бокалов больше чем на половину наполненный теплой кровью и прилег рядом. Герберт тут же притянул его к себе поближе, устроив голову у себя на плече и нежно приобняв. Было хорошо, спокойно, а эта ночь принесла ещё частичку воспоминаний в их вечность. Им многое пришлось пережить, через многое пройти: порознь, до встречи друг с другом, а после и вдвоём, но судьба любила двух вампиров, позволив обрести счастье в любви и вечности. Альфред покорно прижался к возлюбленному, его голова была пуста, говорить не хотелось: он успел несколько устать за ночь. Воспоминания и ностальгия всегда выматывали его несмотря на то, что он прожил гораздо меньше Герберта, но его жизнь оказалась гораздо насыщеннее. Из-за горизонта проглянулись первые лучи ярко-оранжевого солнца, знаменуя для вампиров окончание очередной ночи, что прошла без бед и расстройств. Герберт всё ещё несколько побаивался этого небесного светила, каждый раз на подсознательном уровне ожидая, что милый маленький лучик сможет превратить его в яркий фейерверк, и от этого будоражащего ощущения в груди щемило. Но стёкла защищали надёжно, а милый Альфред был рядом, и сгорят они ещё совсем не скоро, станцевав ещё бесчисленное количество вальсов.