Единственно верное решение

Тсузуки ворвался в кабинет, улыбаясь во весь рот и сжимая в руке какой-то мятый клочок бумаги. - Эй, Хисока! Я получил письмо с признанием в любви, представляешь? - с этими словами он подошел к столу напарника и попытался аккуратно, насколько данное слово вообще к нему применимо, присесть на свободный край. Фиалковые глаза светились такой неподдельной радостью, как у ребенка, получившего на день рождения игрушку, о которой он даже мечтать не смел. "Ну и кто этот несчастный? Кому мне посочувствовать?" - хотел было съязвить эмпат, но вовремя сдержался - ни к чему сейчас. Только глаза закатил, выдергивая из-под филейной части аккуратного Тсузуки квартальный отчет. - Тебе что, совсем не интересно? - Улыбка на лице того сменилась обиженной гримасой. Младший шинигами едва заметно усмехнулся - его всегда забавляла столь быстрая смена настроений партнера. Вот он сидит такой задумчиво-печальный, уставившись в одну точку, и мысли его явно очень далеки отсюда, а через секунду уже весело смеется над какой-нибудь шуткой Ватари или приветственно машет рукой проходящим мимо знакомым сотрудникам. Что удивляло Куросаки больше всего, так это искренность, натуральность его эмоций. Напарник никогда не притворялся, не играл, каждое выраженное чувство он испытывал в полной мере внутри себя. Наверное, именно поэтому Тсузуки и был всеобщим любимцем, несмотря на многочисленные проблемы, которые он приносил Департаменту, а для самого эмпата еще и непостижимой загадкой. - Нет, - отрезал Хисока - я работаю. И тебе советую заняться тем же, если не хочешь снова опозориться на завтрашней летучке. "И вообще, шел бы ты с этим к Тацуми. Уж он наверняка не останется равнодушным". - пронеслось у парня в голове. Тсузуки надулся еще сильнее и, словно прочитав его мысли, вышел за дверь. Куросаки облегченно вздохнул. С тех пор, как выяснилось, что в отношениях между старейшим шинигами и суровым секретарем Секана ставить точку еще очень рано, Хисока пообещал себе даже не смотреть в сторону напарника лишний раз. Слишком, слишком долго они мучали друг друга, прежде чем признать это и принять очевидное для всех, но такое трудное для них самих решение. И нельзя допустить, чтобы его глупое детское увлечение напарником встало на пути настоящих чувств. Молодой человек недовольно поморщился от чрезмерной пафосности и банальности выражения, но иначе это было не назвать. С самого начала его отношение к партнеру носило двойственный характер. Даже будучи погруженным полностью в свою влюбленность, мальчик понимал, что Тсузуки никогда не сможет дать то, что ему нужно. Требовать от этого вечного ребенка решительных действий - все равно, что пробовать выстрелить из катаны, любому понятна абсурдность и невозможность затеи. Но иногда Хисока все же пытался. Он вел себя отвратительно: абсолютно не стесняясь в выражениях комментировал все действия Асато, устраивал выволочки за малейшие проступки, не говоря уже о постоянной оценке его умственных способностей... Весьма неудовлетворительной оценке. В такие моменты Куросаки часто чувствовал, что его конкретно "заносит", но остановиться не мог. Ему хотелось, чтобы Тсузуки начал орать в ответ, залепил ему пощечину, а еще лучше - прижал к стенке и заставил замолчать самым приятным и надежным способом. Но тот только понимающе улыбался и уходил, оставляя мальчика сжимать кулаки в бессильной ярости. Сейчас он вспоминал об этом с ужасом и стыдом, но слабое утешение все-таки было - Асато все равно не понял главного. И уже никогда не поймет. Лезть в чужие отношения, портить жизнь людям, которые стали для тебя настоящей семьей - да он скорее предпочел бы умереть еще раз. Хисока придерживался такого мнения: если ты можешь объяснить себе причины привязанности к чему-либо, значит, избавиться от нее будет не так уж сложно. Ведь зачастую мы становимся рабами собственных желаний, даже не пытаясь выяснить их истинную природу, и совершаем ошибку за ошибкой, в стремлении как можно скорее достигнуть поставленной цели. Но так ли мы в ней нуждаемся? Маленький шинигами не имел опыта реальных романтических отношений, все свои знания он почерпнул из книг и поэтому им была свойственна некоторая идеалистичность. Свою привязанность к Тсузуки он мог объяснить без труда - тот был первым и, как тогда казалось, единственным, кто искренне заботился о мальчике, кто был с ним ласков и всегда готов был прийти на помощь. Тогда Куросаки еще не понимал, что это лишь чрезмерная доброта и отзывчивость напарника, пусть очень редкая, но черта характера, а вовсе не выражение особого отношения, как бы ему хотелось. Он справился. Конечно, разве могло быть иначе? И теперь, видя, как эти двое вместе приходят на работу и вместе уходят с нее, нет, не держась за руки, но настолько близко друг к другу, почти соприкасаясь плечами, что ни у кого уже не возникало сомнений, видя сияющие глаза Асато и такую незнакомую прежде мягкую улыбку Тацуми, эмпат осознавал всю правильность принятого когда-то решения. Из всех возможных, как показало время, оно оказалось единственно верным. Как трудно порой бывает отступиться от того, что кажется таким нужным и желанным. Отсутствие результата только добавляет отчаянной упрямости, с которой ты продолжаешь цепляться за это, заставляет идти все дальше и дальше, пока однажды ты не осознаешь всей глупости и бессмысленности собственных действий. Нельзя получить новое-большее, не отказываясь от прежнего-меньшего. (чем раньше человек поймет эту простую истину, тем меньше непоправимых ошибок он совершит) А ведь это большее может оказаться так близко. В бесплодных попытках привлечь чье-то внимание, мы часто не замечаем того самого Настоящего, того, кто все это время был рядом с нами, стоило только повнимательнее присмотреться... Додумать Хисока не успел. Слишком увлеченный своими мыслями, он не заметил появления в кабинете нового действующего лица. Чьи-то сильные руки сомкнулись на его груди, лишив возможности двигаться, жаркое дыхание опалило нежную кожу шеи, заставляя пробежать по всему телу сладкую дрожь. Острый запах дыма и табака, с примешивающейся к нему ноткой сандала, сводил с ума, проникая все глубже, медленно отравляя клетку за клеткой... Этот запах мог принадлежать только одному человеку. Человеку, который вошел в его жизнь так просто и незаметно, с уверенной настойчивостью обходя все преграды, которые возвел вокруг себя мальчик, он все-таки сумел растопить огромный кусок льда в его сердце. Внутри этого человека, в каждом его слове, в каждом действии горел настоящий огонь, и эмпат с удовольствием грелся возле него, пока не понял, что и сам уже охвачен пламенем. - Хадзиме. - попытался произнести Куросаки как можно равнодушнее. Всего лишь констатация факта? Но, судя по довольному мурлыканью Терадзумы ему в ухо, актер из него вышел никудышный. - Опять курил, дурак... Черт, ну не здесь же! - вскинулся Хисока, ощущая, как настойчивые губы находят его мочку. В ответ руки на мгновение сжались еще сильнее и тут же исчезли. Куросаки только успел подумать, что легко отделался, как в следующую секунду ловкий брюнет наклонился и, развернув его к себе, жадно впился губами в приоткрытый рот. ...Да, это решение было единственно верным из всех возможных, с каждым днем Хисока все больше в этом убеждался. *** В то же самое время в секретариате. - Тацуми, ну как я мог догадаться, что это был ты?! Это же очень дорогая бумага! Тсузуки Асато, сильнейший шинигами Энма-Те и, по совместительству, главная его неприятность, присел на диван рядом со своим непосредственным начальником, по-прежнему сжимая в руках многострадальную записку. "Идиот", - подумал Тацуми, поправляя очки, - "Какой же ты, все-таки, идиот", и притянул любимого к себе. "Ты совсем ничего не знаешь о распродажах".