JPB

Алые глаза с черными вкраплениями, расширенные ноздри, жадно глотающие совершенно ненужный ему воздух, поджатые бледные губы — все в Чонгуке кричит о том, как он зол. Все его тело напряжено, и Тэхену страшно даже пошевелиться под холодным, пронизывающим до костей взглядом. Он понимает, какую огромную ошибку совершил, только ничего уже не исправить — чужой, доводящий до тошноты запах въелся в каждую клетку тела, раздражая чувствительные рецепторы Гука. Вампир стоит в нескольких метрах от Кима, с трудом себя контролируя, и понимает, что, если сейчас окажется рядом, выпьет его до последней капли. Он ощущает чужое незримое присутствие, почти видит чужие холодные конечности, прикасающиеся к его человеку. Тэхен дрожит, обняв себя тонкими руками, и предпринимает попытку подойти ближе, успокоить, но, услышав звериный рык, останавливается, тихо всхлипывая. — Гук-и, он… — Тэ проглатывает комок в горле, сдерживая слезы, копящиеся в уголках глаз, — он умирал, понимаешь? Я не смог ему отказать, — парень прикрывает шею рукой, пряча укус и наливающийся синяк. Он еще никогда не боялся Чонгука так сильно. Чон вздыхает сквозь сжатые губы и расслабляет напряженные руки, позволяя им просто упасть вдоль туловища. Дикое животное внутри рычит, но Гук решает, что вполне способен удержать его в узде. — Подойди, — властно, собственнически. Тэхен смотрит своими большими влажными глазами и улыбается, радуясь, что не прогнали вон. Он подходит быстрым шагом, спотыкаясь о собственные ноги из-за сковывающего волнения, и останавливается в сантиметре от вампира, выдыхая горячий воздух ему в губы. Все вокруг накаляется. — От тебя воняет, — словно плевок в душу. Ким опускает голову, втягивая ее в плечи, и больше не сдерживает слез, градинами потекших по бледным щекам. Он не знает, куда себя деть, еле удерживаясь от желания сбежать в свою старую комнату, в которой жил до того, как перебраться в хозяйскую спальню. — Прости меня, я больше никогда, — жалостливый всхлип, — никому не позволю, — частые вздохи в надежде успокоиться, — я… — наивно протянутые для объятий руки в попытке найти такую необходимую сейчас поддержку. Трогательно до зубного скрежета. Чонгук делает резкий выпад вперед, не контролируя собственную силу, и впечатывает опешившего Тэ в стену, вызывая болезненный стон. Ким на несколько секунд отключается, теряя сознание, чтобы прийти в себя от острой боли в шее. Гук вгрызается зверем, всаживая клыки прямо в чужой укус, и крепко сжимает родные хрупкие запястья, удерживая их над головой. Тэхен не сдерживает крик. Отвыкший от такой резкой, он плачет, понимая, почему Чон не обезболил, но с ума сходить не прекращает, закатывая мокрые от бесконечного потока глаза. Тонкая струйка багровой стекает вниз, вымазывая рубашку, и останавливается в ямочке между ключиц. Чонгук слизывает ее шершавым языком, царапая бархатную кожу клыками, и грозно сопит, подхватывая человека под округлые бедра. Тэхен тянется к его губам, превозмогая боль, захватившую в плен все его естество, чтобы хоть как-то отвлечься от адской — вампир отворачивается, наказывая, однако, услышав плаксивый всхлип, целует в линию челюсти, показывая слабость и чуть смягчаясь. Глаза Чонгука все еще пугающе яркие, когда он наконец отпускает чужие руки с красными отметинами, которые станут чернеющими синяками всего через пару часов. Тэ опасливо опускает их на широкие плечи, слегка сжимая через черную рубашку, и расслаблено выдыхает, когда его лишь чуть сильнее вжимают в стену, но все же позволяют трогать. Голова кружится нещадно, заставляя дышать чаще, пульс заметно учащен, отчего кровь выходит мощными толчками. Тэхен мог бы подумать, что умрет, но он точно знает, что Гук никогда не позволит этому случиться. Раньше парень не простил бы себя за такое слепое доверие хищнику, но все меняется. Вампир лижет любимую шею, делая неглубокие надкусы, царапается, заставляя появляться еще большее количество сладкой для него жидкости, и трется пахом о чужую промежность через тонкую ткань классических брюк. Тэ замирает, понимая, насколько Чонгук возбужден, и испуганно взвизгивает, стоит чужой сильной руке начать стягивать его одежду. — Чон... - стон - гук-а, — слабая попытка оттолкнуть, — прошу, только не тут. Атмосфера огромного холодного зала, предназначенного для ужасающих празднований, пугает не меньше разъяренного вампира. Воспоминания того, что здесь было, слишком живы, чтобы иметь возможность спокойно здесь находиться. Чон смотрит прямо в глаза, не скрывая раздражения, и выдыхает, плотно сжав скрипящую челюсть. — Заткнись. Сердце Тэхена падает куда-то вниз. Он повисает безвольной куклой, закусывая щеку внутри от отчаянья, и максимально расслабляется, прикрыв заплаканные глаза. Ему стыдно и противно от самого себя. Липкая алая вымазывает стены и мертвенно-бледную кожу Чонгука, показывая его истинную личину. Слышится звук расстегивающейся ширинки. Гук смазывает налитый член чужой кровью, коротко выдыхая от приятных ощущений, и входит в разгоряченное тело, не тратя время на ненужную из-за частого траха растяжку. Тэхена выгибает дугой от прямого попадания по простате. Он вскрикивает, сжимаясь, и тихо стонет, впиваясь ногтями в мягкие ладони. Парень чувствует себя таким грязным, мерзким. Каждое прикосновение проходит сквозь, будто электрический ток. Вампир снова кусает в шею, начиная двигаться, и довольно рычит, понимая, что его мальчик снова пахнет лишь смесью своего и его, чоновского запаха. — Мой, слышишь. Мой, — утробно рядом с сердцем. Тэхен шепчет плаксивое «Гук-и» и гладит чужую крепкую грудь, поднимаясь к мощным плечам, чтобы сжать их, пытаясь передать хоть частицу своей невыносимой, заставляя чувствовать себя последним ублюдком. Он дрожит от холода и возбуждения, пришедшего чуть запоздало. Держится из последних сил, стараясь не провалиться во тьму, обещающую временное спокойствие. Вампир выходит, оставляя внутри только крупную головку, и, дождавшись кимовской невольной попытки насадиться самостоятельно, входит вновь, выбивая весь воздух из маленьких человеческих легких. Тэхен плачет, прижимаясь ближе, и повторяет бесконечное «прости», уже не отдавая отчет в своих действиях. Чонгук забывается, срываясь на бешеный темп, выпуская наружу свою дьявольскую натуру, и грозно рычит, заполняя своего человека изнутри, в который раз помечая. Тэ кончает, на некоторое время перестав дышать, конвульсивно сжимается и выключается, уже не слыша тихий заговор для своих ран, произносимый несколько раз с болезненной нежностью.

//

Утром Гук прибежит побитым щенком, будет долго извиняться, лечить поцелуями и отпаивать отварами, приготовленными знакомой старой ведьмой специально для таких случаев. Но так и не расскажет, что вампира, которому Тэ вчера так добродушно помог, на этом свете больше нет. (Никто не может прикасаться к его человеку безнаказанно.)