Часть 1
3 октября 2018 г. в 22:40
Постоянно таскать за собой баллон, пусть даже нетяжелый и на колесах, было утомительно. Хотя, возможно, дело было не в нем: Реджина просто не хотела признавать, что все зашло слишком далеко, и винила в своей слабости то, что пока что спасало ей жизнь. Медсестра, вышедшая из палаты, приветливо помахала ей рукой — мисс Френч была первой из персонала, с кем Миллс познакомилась в госпитале, и она же в каждую смену считала своим долгом принести пациентке парочку карамельных яблок.
— Мистер Парр увял? — невесело спросила Реджина, кивая на закрытую дверь палаты.
Это было местное кодовое слово: в этом отделении люди никогда не умирали — увядали.
— Ночью, — тихо откликнулась Лейси. — Скоро привезут кого-то нового.
— Он тридцатый. За два месяца я пережила уже тридцать человек. Может быть, доктор Хоппер успеет найти лекарство?
Реджина понимала, что эти слова звучат глупо: доктор Хоппер не лечил, а лишь помогал облегчить состояние. Однако девушка отчего-то все ещё не теряла надежды. Мало кто оставался в этой клинике так долго. Мать, многочисленные подруги и высокопоставленные друзья семьи — все давно поставили на Реджине крест, прекрасно зная, что ждет таких, как она.
— Обидно, что нельзя спуститься хотя бы в кафетерий, — вздохнула она, отгоняя неприятные мысли.
— Ты же знаешь, Хоппер тот ещё перестраховщик.
— И как мне найти нужного человека, если никуда нельзя ходить?
— А вдруг ты снова начнешь задыхаться в лифте, как тогда? — резонно возразила Лейси. — Скажи спасибо, что мы успели.
Этот диалог между ними повторялся регулярно. На самом деле каждая прекрасно знала, что недуг Реджины может убить её в любой момент.
Никто не знал, отчего так происходит, хотя болезнь унесла уже немало людей. Прекрасный день для одного становится началом конца для другого. Один уносит в своем сердце любовь, а в легких другого появляются ростки. Постепенно, прячась за слабостью и редким кашлем, они становятся все больше, вытягивают силы из человека ради пышных бутонов. В конце концов они зацветают — и когда цветы раскрываются полностью, человек увядает. Лекарство было лишь одно, и мало кто успевал его найти.
Причиной был человек, предназначенный судьбой и встреченный хотя бы единожды — достаточно просто взгляда. Панацеей был его поцелуй.
И Реджина понятия не имела, кто этот человек.
— Ты так и не вспомнила? — вывел её из раздумий голос мисс Френч.
— Того, кого не знаю? — невесело усмехнулась Реджина. В следующую секунду грудь пронзила боль, и девушка зашлась кашлем. Изо рта вылетело несколько мелких желтых лепестков.
— Давай я отведу тебя в палату.
… — Вот так, — Лейси, подключив аппараты, поправила назальные канюли. Реджина терпеть их не могла, но дышать с ними становилось легче. — Если хочешь, я введу обезболивающее.
— Нет, — та покачала головой. — Это был просто приступ, все уже хорошо.
Лейси кивнула, улыбнувшись.
— Проверю остальных и вернусь, — пообещала она. — Не убирай далеко кнопку.
Реджина молча помахала пультом, на котором ярким пятном выделялась красная тревожная кнопка и, стоило мисс Френч выйти, с отвращением бросила его на передвижной столик рядом с кроватью. Она не собиралась увядать — по крайней мере, не сегодня. К тому же доктор Вейл, странный тип из отделения диагностики, вчера вновь проводивший ей томографию, заверил, что пара мелких бутонов — это ерунда, а до настоящего цветения ещё далеко. Реджина вновь кашлянула — в ладони остался маленький желтый, с зеленоватыми прожилками, лепесток.
Телефон, лежавший у подушки, заиграл. «And we're stayin' alive, stayin' alive» — запели Bee Gees, привлекая внимание. Это была первая песня, которую Реджина услышала после того, как узнала о болезни: её крутили по радио в тот момент, когда она села в такси и дрожащим голосом назвала адрес. На экране телефона высветилась СМС-ка: Руби, единственная оставшаяся подруга, обещала заглянуть через час.
— Хорошая песня.
Реджина едва не выронила телефон: она не слышала, как в палату кто-то вошел. На неё смотрела молодая девушка, может года на два старше, в зеленом хирургическом костюме и расстегнутом халате, из-за чего не было видно бейджа.
— Не похоже, что здесь нужна моя консультация, — широко улыбнулась она, подходя ближе. — Вы явно не леди шестидесяти лет.
— Мне двадцать три, — не удержалась от ответной улыбки Реджина. — Наверное, вас вызвали в первую палату, там кто-то новый.
— А вы хорошо осведомлены, мисс, — врач прищурилась, читая фамилию на закрепленной на изножье кровати карте, — мисс Миллс.
Реджина пожала плечами. Ей вдруг стало легко дышать — как будто проклятых цветов никогда и не было. Она глубоко вдохнула, наслаждаясь забытым ощущением.
— Все хорошо? — тут же поинтересовалась женщина. — Могу добавить кислород,
— Нет, нет, я в порядке, — махнула рукой Реджина и, не удержавшись, улыбнулась: — Насколько можно быть в порядке, когда у тебя в груди дурацкие лютики.
Врач вдруг позволила себе короткий смешок.
— Вы первая на моей памяти, кто шутит об этих клумбах.
— А что остается?
— Генри Миллс, случаем, не ваш родственник? — вдруг поинтересовалась женщина.
Улыбка Реджины померкла. Упоминание об умершем год назад отце отдавалось тупой болью — смириться с утратой для неё было слишком трудно. Она сама привезла его в этот госпиталь, и через несколько дней, не смотря на все старания врачей, получила горестные вести.
— Отец, полагаю, — врач подошла ближе и взяла Реджину за руку. Девушка ощутила, как по телу тут же пробежали мурашки. — Мои соболезнования, мисс Миллс.
— Откуда вы его знаете?
— Он поступил в одно из моих первых самостоятельных дежурств. С ним ещё была дочь, но в экстренной ситуации лица родственников не сильно запоминаешь, — пояснила врач. — Каюсь, моя вина. Помню, потом он много говорил, что вы очень сильная. Правда, забыл упомянуть, что ещё и красивая.
В тот момент Реджина была уверена, что покраснела как девчонка.
— Мне пора, — врач встала и поправила халат. На открывшемся бейдже Реджина увидела имя — Эмма Свон, отделение интенсивной терапии. — Желаю удачи, мисс Миллс.
— Спасибо, — девушка кивнула и, когда Свон переступила порог палаты, крикнула ей вслед: — Заходите ещё!
Врач обернулась.
— Как-нибудь на днях, — кивнула она с улыбкой. — Обязательно.
Реджина расслабилась на подушке, бездумно улыбаясь в потолок. Ей было хорошо — слишком хорошо, чтобы это продлилось долго. Через несколько минут, сотрясаясь от кашля и едва не плача от боли, она потянулась за пультом с красной кнопкой.
Доктор Вейл ошибся.
— Реджина!.. Реджина!
Кто-то слишком настойчиво звал её. Девушка с трудом открыла глаза: в последние два дня боль стала постоянной спутницей, а от лекарств хотелось спать.
— Давай, посмотри на меня, — Лейси никак не оставляла её в покое, проверяя пациентку каждые десять минут. — Все будет хорошо, слышишь?
Не будет. Реджина знала это. Времени не осталось — бутоны вот-вот расцветут, а нужного человека она так и не нашла.
— Воды, — прошептала она. — Воды.
Время куда-то пропадало. Реджина то приходила в себя, то вновь проваливалась в уютную темноту, в которой не было боли.
Лейси постоянно убирала с её подушки желтые лепестки.
Все случилось ночью.
Реджина открыла глаза. Неярко горела лампа, рядом тихо попискивал кардиомонитор. Дверь была приоткрыта, и из коридора доносились приглушенные голоса. Ее что-то разбудило, что-то непонятное, нечеткое, но стремительно надвигавшееся, словно лавина.
И вдруг Реджина поняла, что не может вдохнуть.
Пульт с тревожной кнопкой упал на пол от судорожного взмаха руки. Кардиомонитор сошел с ума. Темнота больше не была уютной — она была злобной тварью, и глаза её были желтого цвета.
…— Все будет хорошо, — говорила она, зачем-то держа его за руку.
Едва услышав окрик парамедика, молоденькая медсестра запустила красный код. Поднялась суматоха. Люди в белых халатах оттеснили Реджину от отца, хотя она и рвалась к нему, только в эту секунду осознав всю серьезность ситуации.
— Куда вы его везете?! — в отчаянии закричала она.
— Мисс, ожидайте здесь! — Темнокожая медсестра остановила её у дверей реанимации.
Реджине только и оставалось, что смотреть через стеклянные двери, как она спешит следом и передает врачу какие-то бумаги. Врач на мгновение обернулась — быть может, почувствовала страх девушки за дверями, — и встретилась с ней взглядом.
В груди Реджины кольнуло.
Девушка обессиленно опустилась на одно из сидений в коридоре.
Оставалось только ждать.
…На кардиомониторе — все ещё ровная линия.
— Адреналин! — скомандовала Свон.
Лейси Френч метнулась к шкафчику за шприцем.
— Ну же, — врач на мгновение прекратила ритмично давить на грудь молодой пациентки. — Ну же!
Лейси уже спешила к ним. Свон запрокинула голову Реджины, выдвинула челюсть — движения быстрые и четкие, отработанные за годы учебы, — и, закрыв ей нос, выдохнула, прижавшись своими губами к её.
Это был единственный раз, когда Эмма Свон не использовала защитные средства для искусственного дыхания.
Это был единственный раз, когда одно соприкосновение губ вернуло человека к жизни.
— Чисто, — Вейл в очередной раз открыл её снимки. — Ни одного листочка. Вы здоровы, мисс Миллс.
— Это точно? — Радость приходила постепенно, вместе с осознанием минувшей беды, и боль в ребрах после удавшейся реанимации почти не омрачала её. — Так быстро?
— Я знаю, что говорю, — осклабился Вейл. — Вы абсолютно здоровы. Начинайте просить доктора Хоппера отпустить вас домой.
Реджина никогда не улыбалась столько, как за это утро.
Новость о чуде разлетелась по всему госпиталю со скоростью света. Реджину не так давно оставили в покое: у кровати собрался целый консилиум, не сразу поверивший, что безнадежная пациентка исцелилась самым чудесным образом всего за ночь.
Теперь не нужно дышать с канюлями, таскать за собой баллон и бояться лишний раз вздохнуть — все было позади. Можно снова жить.
Правда, с одним условием.
Эмма вздрогнула, когда кто-то вдруг поставил перед ней стакан с кофе, и, оторвавшись от чтения очередной статьи с экрана телефона, не без удивления уставилась на угощение.
— Мне сказали, ты любишь карамельный латте, — неловко улыбнулась Реджина, присаживаясь напротив. — Не против?
— Я думала, ты уже дома, — Эмма притянула к себе стаканчик и сняла пластиковую крышку. — Какие-то проблемы?
— Доктор Хоппер отказывается выписать меня, пока не будет уверен, что такое не повторится снова, — Реджина опустила взгляд, изучая столешницу. — И мои ребра все еще болят.
— Так это Хоппер отправил тебя караулить меня в кафетерии? — рассмеялась Свон.
Реджина словила себя на мысли, что ей нравится этот задорный смех. Она неуверенно взглянула на неё — и её сердце в ту же секунду забилось чаще. Как же она сразу не поняла, что эта зеленоглазая девушка — её судьба?
— Я записала твой номер в тот день, когда ошиблась палатой. Подсмотрела в истории. Думаю, он мне пригодится. — Эмма сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. — Этот кофе просто божественен.
— И что теперь? Как мы… — Реджина положила руки на стол и нервно сцепила ладони. — Я ведь теперь не могу без тебя. Я пойму, если ты не захочешь, но нам нужно будет видеться хотя бы раз в неделю, иначе…
— Иначе ты вновь обзаведешься клумбой, — закончила за неё Эмма.
— Да. С дурацкими лютиками.
Эмма вновь засмеялась.
— Знаешь, мне нравятся лютики, — с неподдельной теплотой в голосе произнесла она. — Но не когда они растут внутри тебя, само собой.
— То есть ты согласна видеться со мной? — Реджина чуть подалась вперед, с надеждой глядя на девушку.
— Я год ждала этих слов, — Эмма точно так же подалась вперед, отодвинув в сторону стаканчик. — Неужели ты поверила, что я ошиблась палатой и что не помню красотку-богачку, чей отец поступил в мое дежурство?
Реджина кивнула — тогда у неё не возникло ни малейшего сомнения.
— И ты… — непонимающе протянула она. — Ты не подошла ко мне?
— Тогда я не думала, что все так серьезно, да и момент был не лучший. А потом решила, что вряд ли наследнице бизнес-империи суждено провести жизнь с дочерью учительницы и полицейского. — Эмма пожала плечами. Теперь она выглядела виноватой. — Я и не подумала, что лютики из-за меня, просто захотела увидеть тебя ещё раз, как узнала. Прости.
Реджина, помедлив, накрыла её руки своими.
— Ты все-таки спасла меня. Это что-то, да значит.
— Что я твое лекарство, — снова улыбнулась Эмма, сжимая её ладони.
— Да, — Реджина на мгновение отвела взгляд, но затем снова посмотрела ей в глаза. — И ты нужна мне каждый день этой жизни.
Целовать Эмму было прекрасно.
Реджина оставалась жива.