***
Холодные кончики пальцев едва касаются кожи головы, вплетают мокрые локоны между фаланг. Рука спускается вниз, скользя по коже и срывая пару капель. Горящий взгляд напротив смотрит на него, ожидая ответных действий. Юнги не позволяет себе закрыть глаза, внимательно изучает томное выражение лица, то, как тело послушно выгибается под его руками. Тяжелое дыхание смешивается, атмосфера накаляется с каждой минутой. В груди какое-то непонятное чувство, отдает кипятком. Прикосновения скользят дальше. Руки робко обвивают шею, порывисто притягивая к себе. Юнги поддается навстречу, примыкая к приоткрытым губам. Целует мокро, наваливаясь всем телом. Он грубо проникает в рот, совсем не церемонясь. Жадно целует, не давая сделать и глотка воздуха. Хватает за короткие пряди волос, запрокидывает голову парня для более глубокого поцелуя. Одной рукой Шуга держит лицо подростка, не давая даже двинуть головой, с усердием продолжает вылизывать чужой рот. Парень стонет, закидывая ноги ему за спину, хнычет в поцелуе. Он двигает тазом навстречу, вырывая первые стоны. Отстраняется и тут же мажет губами по щеке, спускается к шее, увлажняя ее слюной. Оттягивает губами кожу и прикусывает. Скользит по ключицам, дарит красные отметины, тянется настойчиво. Его ладони проходятся по дрожащему телу, оголяя все больше участков смуглой кожи.***
Юнги идет по аллее, окруженной домами. Его ноги трясутся и каждый шаг дается с трудом. Он лихорадочно обнимает себя руками, сдерживая слезы и стараясь игнорировать нарастающую тревогу. Маленькое тело нещадно болит. Вздох требует усилий, отзывается тягучей болью. Когда из соседнего двора на улицу вываливается сторожевая собака, он хрипло вскрикивает, закрывая себя руками и содрогаясь всем телом. Лай и клацанье клыков громыхает в ушах. От испуга мальчик цепенеет. Горькие слезы катятся по щекам ручьем. Юнги скулит под стать собаке, роняет голову на разбитые колени. Где-то в глубине душе обитает мысль о том, что он не против быть растерзанным этой овчаркой. Может, после смерти родители вспомнят о нем? Мальчик вздрагивает, когда его плеча касается что-то, но даже не собирается бороться и противиться судьбе. Сам тянется навстречу, но больше ничего не чувствует, кроме тепла. ‒ Тихо, ‒ шепотом на ухо, ‒ она тебя не тронет. Тонкий голосок звучит совсем рядом, успокаивает. Юнги смаргивает слезы и смотрит во все глаза, натыкаясь на темную макушку, слегка вздернутый нос и тонкую полоску губ. Мальчишка, примерно его возраста, обнимает сзади, утешая. Его глаза, карие и теплые, смотрят вперед уверенно, совсем не боясь собаки. ‒ Собаки чувствуют твой страх, ‒ говорит он строго, ‒ как и люди. Никогда не бойся!***
Ладонь скользит ниже, пока ее не перехватывают. Его пальцы сцепляются замком с чужими. Чуть блестящие от слюны и покрасневшие от поцелуя губы принимаются отвечать ему с таким же рвением. Юнги теряется, когда чувствует, как Чимин жмется к нему всем телом, проводит по щеке носом и полной грудью вдыхает его запах. В отличие от него, он целует не торопясь, растягивая ниточку слюны между ними и обрывая. Нежно скользит по губам, постанывая и чуть царапая оголенную кожу спины. Юнги хочет раствориться в теплом чувстве, заполонившем его, и это пугает. Он ощущает, как постепенно теряется. Желание властвовать над чужим телом уходит на второй план; им самим понемногу начинают управлять.***
Портфель, набитый вещами, собранными в спешке, отшвыривают куда-то к дверям металлических ворот, за которыми не видно даже деревьев; за которыми скрылась свобода. Парень шипит и извивается, пока по обе стороны его руки сжимают железной хваткой. Ноги почти не соприкасаются с землей, отчего приходится вставать на носочки. Его силком тащат по коридору, игнорируя бурю протеста. Юноша никогда не учился на своих ошибках, раз за разом попадаясь в лапы охраны. И каждый раз они тащат его к отцу, не желая слушать никаких оправданий. Он понимает, что теперь ни одна его выходка не останется безнаказанной, уже не маленький, но упорно продолжает испытывать судьбу. Когда парень сбегает из дома, ночует по несколько дней в гостиницах, он рискует лишиться свободы навсегда. Каждый раз, когда он выпивает, то осмеливается проснуться запертым в комнате. Как птичка в клетке: у него не будет права выбора. Но для него нет ничего хуже, чем отказ от борьбы, когда она необходима. На дворе глубокая ночь, но никто не спит. В некоторых окнах горит свет, где-то выглядывает прислуга, встревоженная шумом. Его ведут по длинному коридору, в самую дальнюю комнату. Дверь открывается, и его отшвыривает в сторону. От сильного удара воздух болезненно выходит из легких. Растянувшись на старом ковре, он рвано вдыхает запах пыли и грязи. Где-то сбоку слышатся шаги. За всю свою чертову жизнь Юнги видит только лакированные ботинки отца. От их идеально чистого вида тошнит, от ударов ровной подошвы остаются следы. Шрамы и синяки, которые оставляют эти ботинки, стали неотъемлемой частью его жизни. ‒ Сбежишь еще раз, ‒ вкрадчивый голос всегда веет холодом, ‒ я собственноручно убью тебя. Мне нужен достойный наследник, а не дворовая шавка. Парня эти слова не пугают. Для него он живой отличается от мертвого только наличием бирки на пальце. Во снах он часто видит, как его бездушное тело падает на землю, как не может дышать, пытается закричать, но крик застревает в горле. Когда он открывает глаза, сердце бешено колотится, а на языке только вкус сожаления и дикое желание как можно скорее сбежать отсюда. Юнги уже давно понял, что не живет. Жизнь ‒ это не постоянный побег от действительности, это не шрамы на запястьях. ‒ Убей, ‒ легко соглашается, улыбаясь, и тут же получает по лицу. Удар за ударом сыплются на него, разукрашивая тело сине-фиолетовыми пятнами. Он уже давно не пытается защищаться или прятаться от ударов, он просто кусает разбитую губу и тихо поскуливает от окутавшей его боли. ‒ Слушай сюда, ‒ его хватают за волосы, дергая вверх и заставляя посмотреть в стеклянные глаза. Они смотрят страшно, пусто и бесчувственно. ‒ Твоя жизнь полностью принадлежит мне, и я буду решать, как ей распоряжаться. Ты можешь убегать, но я рано или поздно найду тебя, и ты снова окажешься здесь. Этот кошмар никогда не закончится.***
Прикосновения опустошают, кажутся удушающими. Ответные поцелуи оставляют ожоги на коже. Он чувствует, как его привязывают к самому якорю и пускают на дно. Чимин под ним всхлипывает, проводит руками по груди и скользит по плечам. Он осторожно давит на него своими бедрами, опаляя сладким дыханием. Это нежность не приносит Юнги комфорта. Он привык брать грубо, без всяких лишних прелюдий, но почему-то сейчас упустил момент, когда следовало бы остановиться и перейти к главному. Он расслабился и поддался этому мальчику. Это та нежность, которая пугает его ‒ искренняя и невинная. Он просто не может с ним бороться ‒ с тем, кто обнажает душу, а не тело. Юнги слишком близко к себе подпустил, и слишком поздно понял, что он ‒ яд. Сердце бешено пульсирует в груди, в голове что-то щелкает. Он отталкивает парня от себя, вырывается из плена теплых рук. Его охватывают ярость и страх, что языками пламени играют по всему телу. Различия между ними бьют по самолюбию сильнее всего. Он злится, потому что никогда не был настоящим, никогда не отдавал себя целиком и полностью. Под руку попадается та самая бита. Секунда ‒ осколки летят в разные стороны. Вместе с ними на пол летит его липовая оборона.