Непокорная

      Тень скользила по каменным стенам дворца ее Величества Королевы Великобритании, не останавливаясь на покоях символа монархии туманной страны. Ей не были интересны ни сокровища, сохраненные здесь еще первыми владельцами дворца, ни люди, живущие здесь, лишь катакомбы занимали все её внимание. В катакомбах – тюрьма, глубоко под землей, камер немного, но лишь к одной из них была приставлена малочисленная охрана. Два человека, обычных человека, с циркулирующей по телу кровью, в утепленной форме с оружием за пазухой да с серебряными мечами в ножных. Они замерзали здесь в эту зимнюю пору, даже скорая смена поста и уход домой не грели их душу. Они здесь, как и заключенный в камере, уже год страдают. А эта работа – самый короткий отрезок в их недолгой службе. И они уже измождены ею. Ведь как только они приходят сюда, тут же валятся с ног, проклиная всю нечисть. И как только, с заходом солнца, эта нечисть в виде тени просачивается сквозь каменные плиты, на шее каждого из охранников затягивается неосязаемая, никому не видимая петля, и на одну седую волосинку становится больше.       Тень, оставляя за собой шлейф большего холода для охраны, попадает через освященную дверь в маленькую камеру, насквозь промерзшую и затхлую от копоти негреющих свеч. По убранству она богаче прочих, но крайне скупа для ее заключенного, лишь все самое необходимое минимально удовлетворяющее естественные потребности человека. Тень останавливается в самом темном углу, там, где иней покрывает каменную кладку, и через секунду из нее ловко материализуется повелитель немертвых. Его глаза непривычно тусклы, а вместо знакомой острой ухмылки лишь полоска крепко сжатых губ. Он приходит в эту крепость каждую ночь, просачиваясь в эти ненавистные ему холодные стены, желая согреть эту невероятно остывшую клетушку. Он люто ненавидит это место, желает разобрать его по камушкам, нет, даже стереть с лица земли, лишь бы они выпустили своего мученика. Его Хозяина, его единственную ценность в этих мирах.       Девушка спала, укутавшись в три пуховых одеяла, которые так и не смогли согреть ее ослабленное тело в эту пору. Слишком жестока к ней нынче зима, слишком холодны эти стены, не способные сохранять ничтожные крупицы тепла, вырабатываемые маленьким обогревателем у подножия кровати. Свет от тускло горящих свечей на удивление мягко падает на ее закутанную фигуру, ласково очерчивая лицо спящей красавицы. Вампир садится на колени перед своей госпожой, склоняя голову, словно в молитве перед ее ликом. Он даже не дышит, так как не смеет прерывать ее лечебного сна. Алые глаза жадно бегают по ее исхудавшему лицу, замечая его бледность на смуглой коже да болезненный румянец от не спавшего от таблеток местного врача жара. Морщинка на лбу, искусанные губы, синяки под глазами. Плен никогда не шел столь юным особам, имеющим у себя в руках ключ от всех дверей. Плен, нет, добровольное заточение, от этих мыслей невидимые петли на шеях охраны стягиваются сильнее. Ведь не может же только она в этом треклятом месте так страдать. Он не понимает ее действий. Ведь одно слово, и, вот, она свободна, один приказ, и ее мучители на том свете. Но нет, слуга с хозяином поменялись местами: зверь на свободе, человек в клетке. Неправильно.       - Что же ты творишь?- его рука касается спутанной светлой пряди, выпавшей из кокона одеял. Девушку начинает трясти. Не смирившись с этим, вампир, зная о последующем наказании, моментально оказывается под всеми бесполезными тряпками, прижимая замерзшее тело, крепко сжимая его в своих объятиях. - Как нелепо, мертвец живее и теплее тебя, дитя солнца. +++++       Он помнил, как ненавидел ее. Маленькую девочку, ставшую хозяйкой прирученного чудовища, готового сорваться с цепи после своего долгого сна. Тогда был шанс, один на миллион – умер предыдущий хозяин, а потенциальный наследник еще не объявлен. Да и претенденты нелепы: Ричард – жалкий трус и глупец, да ребенок, маленькая девочка, которую он даже не брал в расчет. Как же он проклинал свое пренебрежение ее персоной. Этот властный голосок, ледяной взгляд синевы, та речь – все в этом крохотном тельце вызывало подчинение и, будь он проклят, страх. Он был бы свободен, если бы не она. Убить Ричарда было бы легкой задачей, если бы этот дурак стал его хозяином. Но вот с ней совсем другая история. Её он безвольно признал, треклятый Ван Хеллсинг с его колдовством! Но как выяснилось, Интегра продвинулась дальше своих предков, пленяя не только печатью.       Он пытался напугать ее: ночами пропитывая стены ее комнаты кровью, вырывая ставни сильным ветром, ужасал замысловатыми страшными тенями деревьев под лунным светом, призывая всех земных тварей кишеть под ее ногами. А она всего лишь снимала свои очки, и ничего не замечая, спокойно засыпала, убаюканная свежим воздухом открывающегося окна и присутствием вампира. Безуспешность ночных визитов сменилась иной тактикой. Перевоплотившись в маленькую девочку, он всюду стал следовать за своей юной хозяйкой, отпугивая всех людей от нее. Он был с ней везде и всюду. Мешал, угнетал, запугивал. Результата не было. Она один раз лишь приказала не пугать ее учителей.       - Почему ты просишь не за себя?       - Ты моя проблема, а не их, - после этих слов, отношение к ней начало меняться, но желание убить не исчезло. Хотелось видеть, как ее светлые волосы окрасятся алым. Видеть как ее грудь больше не подымится, как жизнь уйдет вместе с последним ее вздохом, и он станет свободным.       Он не мог ее убить своими руками, но мог дать ей умереть. Шанс выпал. Он специально медлил, когда на их замок в очередной раз напали. Уолтер отправил их в лес, переждать там, дождаться пока все стихнет. Алукард попросту лег на сырую от вечерних осадков траву под елью и более не захотел никуда идти. На все приказы лишь смеялся и шутил, ожидая ее реакции, наслаждаясь, пока еще плохо скрываемыми эмоциями. Хозяйка угрожала, но должного эффекта на вампира не произвела. Не вытерпев, юная госпожа вынула из ножен отцовский меч и отрубила неподчиняющемуся голову. Взяв ее в руки, она пошла в чащу леса, в которой по словам Уолтера должна находиться охотничья сторожка. Вот так прекрасная повелительница чудовища, неся его кровоточащую голову, завоевывала все больше места в его давно остановившемся сердце.       Но как выяснилось и давно мертвое сердце может пропускать удары. Когда Уолтер занес маленький комок окровавленного одеяла, в котором была спрятана госпожа, кровь чужих людей в его теле забурлила от гнева, когда он узнал, что кровь не врагов, а маленькой слабой девочки, на которую напали трое вооруженных до зубов верзилы. Той, которую похитили и избивали, пока «Ангел Смерти» не убил их всех.       Девочка сильно выросла в его глазах. Хрупкая кроха, со стальным стержнем Хеллсингов внутри, не боявшаяся рискнуть собой в нужный момент. В последствии он стал уважать ее и ее решения.       Когда маленькая хозяйка выросла, пришло осознание того, что она красива и даже желанна. Он полюбил ее руки. Алукард жаждал ее прикосновений, которых с ее взрослением становилось все меньше. Они больше не играли вместе, не читали книжки на ночь, не подшучивали над дворецким, не гуляли под луной. Между ними выросла стена, появилась некая отстраненность, дистанция. Ведь они не должны были переступать границу в положенных отношениях «Хозяин-Слуга». Они должны были закрыть глаза на то, что им хорошо вместе, на то, что ей с ним всегда комфортно и спокойно, на то, что с ней он настоящий. Они должны были терпеть все это представление: шуточки с его стороны, стальные нотки в ее голосе, пренебрежение, нейтралитет. На людях теперь нельзя было быть самими собой: она должна быть «Стальной леди», он «Кровожадным монстром». Им оставались лишь искренние взгляды и ночные беседы, не более. +++++       Диалоги с ней всегда грели душу вампира. Сначала он забавлялся тем, что из уст ребенка вырывались слишком взрослые слова так не подходящие ее возрасту. Затем он следил, как ее ум впитывал знания, и был открыт для всего из этого мира. А потом вампир поймал себя на мысли, что уже не мог представить свою жизнь без этого человека. Он всячески отнекивался от этой истины, пытаясь увидеть то, что его хозяйка как все люди. У него не выходило.       - Интегра, а почему ты не исследуешь меня? – наследница рода, услышав вопрос, оставила недочитанный отчет покоиться на столе.       - О чем ты?       - Твой прадед, дед, отец - все они ставили надо мной опыты, каждый желал сделать меня совершеннее, но ты никогда не желала улучшить меня. Ты даже никогда понапрасну не просишь моей силы. Почему?       - Может потому, что я маленькая глупая девочка, которая видит в тебе что-то кроме чудовища? – лукавая улыбка всегда появлялась на ее лице, когда они оставались наедине. Скорее всего, она отражала ее у своего слуги.       - О, моя Хозяйка, это глупо, – вампир нагло уселся на край стола, заслонив руками так аккуратно сложенные в стопки отчеты.       - Вот и я о том же. Но мои предки сделали невозможное, победили векового кровососа, подчинили его тело, его мощь, но не его душу.       - Так вот в чем твоя задача. Хочешь подчинить мое сердце?       - Что ты? У тебя же его нет, ты ведь монстр. – С последними словами девушка резко выдернула пачку бумаги.       - Верно. Но думаю, проблема в другом. Подчиняя сердце кого-то, невозможно не отдать ему свое. – Она своим неловким молчанием из-за невозможности отойти от услышанного позволила бессовестно разглядывать растерянность и смущение на собственном лице.       - Потянуло тебя сегодня не в то русло.       - В такие прелестные ночи хочется либо крови, либо любви.       - Ты же ничего не чувствуешь кроме скуки, о каких еще чувствах может идти речь?       - С тобой, моя Госпожа, ее нет.       Невинное кокетство, флирт, Алукард всегда ведет себя развязно на людях, с Интегрой эта развязность сдержана, даже больше целомудрена, он дразнит ее, а получив искренний ответ радуется ему, словно вернулся в то время, когда был глупым мальчишкой. +++++       Во время заключения Интегры, причиной которого стало неповиновение хозяйки, в то время как Инкогнито посетил эти края, разговоры стали еще более личными и неприятными для обоих.       - Ты хочешь выпить мою кровь? – тема о благополучии вампиров в отсутствии Леди Хеллсинг приняла вот такой странный оборот.       - Неожиданно слышать это не из моих уст. – Вампир вальяжно уселся на одинокий в камере стул, - Безусловно, хочу. – Камера в полутьме, единственный источник света – свеча на столе, подле которого сидит вампир. Красные очки, которые уже как полгода здесь по «случайности» забываются, отражают пламя адским светом.       - Почему?       - Я вампир, кровь мне необходима, а кровь такой особы еще более желанна.       - Нет, я спросила не об этом. Неужели гордость тогда обрекла тебя еще на двадцать три года подчинения Хеллсингу? Ты ведь мог дать мне умереть, потом отправил бы дядю на тот свет и был бы относительно свободен. – Воспоминания о былых днях мелькали в голове девушки слишком часто, винить ее за это было нельзя, ведь в заключении только и думают о прошлом.       - Всякая шваль, подобная твоему дяде, не годится на роль того, кто может меня усмирить.       - То есть все это мучение из-за гордости?       - Поначалу, - голос вампира стал серьезным, по его тону Интегра поняла, что не хочет слышать продолжение. - Потом что-то поменялось, и я увидел, как ты…       - Думаю, я не хочу более ответа на свой вопрос.       - Женщины всегда не знают чего хотят.       - Я не женщина, я твой хозяин. – Озорство так и струилось из алых глаз.       - О, не желаешь моей крови, хозяйка? – предложение перейти на ту сторону света из уст Алукарда стало звучать все чаще, что очень злило девушку. В результате разговор принял более темный аспект.       - Каков твой мотив служить нам? Ты теперь можешь сломать печать, я не истязаю, не мучаю тебя до бессилия, на сегодняшний момент ты сильнее, чем когда-либо. Поглощённый Инкогнито этому поспособствовал. Так почему же ты еще здесь? - на языке Интегры крутилось «со мной», но вслух она побоялась это произнести, то ли от того, что знать правду будет невыносимо, то ли от того, что это и есть ответ.       - А ты закончишь свою фразу? – Алукард ловко переместился подле кровати, в углу которой, опираясь о стену, сидела уже сильно похудевшая девушка. - Думаю, нет.       - Это приказ, – сталь и власть в голосе.       - Сама-то готова ее выслушать? Это не детство, где можно покраснеть и убежать. Здесь мы одни, путей отступления нет. – Ее упрямство забавит вампира, его губы расплываются в ухмылке. – Когда ты отворила стены моей тюрьмы, я был на грани полнейшего изнеможения, мной двигали одни инстинкты, и если бы не кровь, текущая в твоих жилах, да печать, я разорвал бы тебя в тот же миг. Идея о твоей кончине в детстве грела мою душу, думаю, ты это заметила. Но все постепенно начало меняться. Теперь я поглощен тобой и уж тем более не хочу твоей смерти. Я здесь лишь из-за тебя Интеграл Файрбрук Уингейтс Ван Хеллсинг. Ты здесь – я здесь, ты уйдешь – я последую за тобой. Ведь ты первый хозяин, который видя во мне монстра, знает мою сущность. Возможно, причина кроется в том, что я с тобой был очень долгое время. Ты привязалась ко мне, как и я к тебе.       - Ты такой же брошенный ребенок, как я. Забавно, что только сейчас я это поняла, – девушка похлопала по собственным коленям, Адская гончая склонила свою голову на них. – И, дай отгадаю, ты служишь не «им», а лишь мне, – довольное урчание было положительным ответом. – Все стало очень сложно, лучше бы ты просто жаждал моей смерти. +++++ После предпоследнего слушания дела Интегры.       - Идем со мной, - за руку госпожи взялась детская ручка, Алукард был в образе ребенка, маленькой девочки, громившей фашистов.       - Я не могу, есть мой долг. И его никто кроме меня не выполнит.       - Ты не нужна им, ведь ты слишком Хеллсинг.       - Мой род будет нужен до той поры, пока вся нечисть и все враги нашей Империи не будут стерты с лица земли, – заученная фраза привычно без эмоций вырывается из побледневших искусанных губ.       - Поверь тому, кто убивал не раз всех тех, кто шел против моего бога, против моей страны, они никогда не исчезнут, – теперь же на коленях подле госпожи был молодой юноша, когда то давно отправляемый в Турцию.       - Значит я ненужной не стану. Ведь попросту некому будет заботиться о тебе, – в обычной бы ситуации девушка не сказала таких слов, но все меняется.       - Да, им нужна организация, истребляющая всю нечисть, но им не нужна такая гордая и строптивая ты. Им нужна послушная, безропотная марионетка, которая станет потакать всех их капризам.       - А тебе разве не нужна такая я?       - Не оскорбляй меня такими речами. Если бы ты подчинилась мне, это была бы уже не ты. Дай позаботиться о тебе. Я не смогу стоять в стороне, видя как тебя убивают, - девушка засмеялась, тем самым вызвав удивление.       - О, как я понимаю это. Видеть, как тебя убивают раз за разом мои приказы, как пики, пули, копья, стрелы, клинки терзают твое тело, как ты думаешь, легко ли было смотреть мне, как ты каждый раз умираешь, и, воскресая, продолжаешь свое мучение? – так по-детски прозвучала обида в охрипшим от вечного холода голосе.       - Идём, идем со мной, – из его уст это звучит непривычно, как молитва.       - Я обязана подчиняться своей Королеве.       - Она уже предала тебя, еще тогда, до того момента, как Инкогнито пришел на эту землю.       - Будет суд, я дождусь ее решения, – вампир начинал терять свое самообладание, с Интегрой всегда было трудно, но теперь стало невыносимо.       - Они убью тебя или навеки заточат здесь. А ты и так уже год, Интегра, год! сидишь здесь в подвале, взаперти, без воздуха и солнца, без своей работы, без близких.       - Кажется, ее Величество, вспомнила о моих детских мечтаниях, узнать какого же вампирам. – Не веря услышанному, Алукард поднял свои алые глаза вверх, ни одного признака шутки, ни одно признака согласия. Одно лишь упрямство на ее лице.       - Зачем ты так? Интегра.       - Тебе неприятно слушать мой ответ, поэтому уходи. И более не смей ко мне подходить с подобными речами. Я дала свой ответ, намерений его изменить нет.       - Как прикажешь. – Охранники за дверью наконец вздохнули полной грудью. Оставшись одна, Интегра яростно сжала кулаки.       - Глупый вампир. Почему ты не думаешь, что они сделают с тобой, если я откажусь с ними сотрудничать. – Из глаз полились слезы не о своей судьбе. +++++       Отец всегда ей говорил быть настороже, не подчиняться никому, кроме королевы, и не давать слабину перед нечистью. Он всячески запугивал ее историями о том, как люди безропотно поддавались вампиру, навсегда клеймя себя его слугами, падалью и рабами. От такого было не по себе, отвращение от возможной слабости подступало к горлу тошнотой. Помня наставления отца, маленькая девочка терпела и не обращала внимание на все издевки и подставы своего слуги. Искренне понимая, что слабой, она точно ему проиграет. Через некоторое время кошмары о дяде сменились кошмарами о собственной беспомощности.       Ей снилась вся страна в огне. Крики, стоны, агония боли, адское месиво страдания. Все люди мучились, а все оставшиеся вампиры пресмыкались. Она видела его родину, его дворец, дорога к которому была усыпана кольями, на которых красовались жертвы. В ее сне повелитель тьмы восседал на троне, вокруг царила непроглядная тьма, там была и она. Сидела на цепи, подле его ног. Теперь она была послушной и сломанной.       Такие сны пугали, ругали за излишнюю сентиментальность, за проявления чувств перед вампиром. Поэтому было временное отдаление, выражающееся в отмене ночных прогулок или выполнении домашнего задания в одиночестве. Но все рано или поздно возвращалось на свои круги. Отрицать ведь связь между ними было бессмысленно, признать же ее было невозможно, не в их положении «Хозяин-Слуга».       Тот сон вызвал страх, презрение, боязнь предательства и неповиновения и упорство, во что бы то ни стало оставаться его хозяйкой, дабы мир не погряз во тьме.       Но был и еще один сон, он единожды появился после совершеннолетия. Девушка всячески старалась от него отмахнуться, ссылаясь на стресс и расстройство сознания от сложной работы. Забыть его было бы самым разумным выходом. Но он упорно преследовал Леди не во снах, а в виде мыслей наяву. Там был еще один мир, мир в котором у нее больше не было обязанностей, не было тех, кто ей приказывал, она была там свободна. Ей сегодняшней не было там места. +++++       После суда мир, ее мир, выстроенный из приказов монарха, ее любви и опеки, рухнул, остался лишь фундамент из воспоминаний о прошлом уважении ее и ее рода.       Сейчас ситуация была такова, что «Леди Хеллсинг» своим упрямством вызвала гнев нового правительства. Годовая отсрочка, данная ей королевой – это максимум того, что могла она дать, закончилась, а девушка все настаивала на своем.       Ни одна эмоция не появилась на лице королевы, когда та читала приговор. Приговор, вынесенный новыми правителями, не ведающими кто такой Алукард и какую роль играет род Хеллсинг в его усмирении, политической интригой и религиозными войнами между организациями, да здравствуй Ватикан, сравнял Интегру с вещью, она оказалась лишь сосудом с кровью, способным печатями пленить чудовище. Правительству нужен был покорный наследник, который будет поступать так, как им будет угодно, который разрешить мучать, усовершенствуя чудовище, прозванное Алукардом. И так как Интегра за год своего заточения отказалась от всех кандидатур на роль ее мужа, то есть она заодно отказывалась воспроизводить послушного наследника, то было единогласно приятно решение насильно заполучить потомство рода Хеллсингов. И так как королева запретила насиловать невинную девушку, то ничего иного не оставалось, как извлечь из нее необходимый материал для суррогатства. А дабы предупредить появление нового потомства, у девушки будет изъят орган деторождения. В итоге Интегра будет в заточении сначала в госпитале, потом в монастыре без права собственного голоса, без связей, без своей сущности до тех пор, пока наследник не станет способен принять на себя правление монстром.       Приговор и радостные взгляды ее врагов был выдержан достойно, отец бы ей гордился. Уолтер же пригрозил перебить всех, кто сумел сообразить всю эту ересь. Зная такой исход, судьи просто не допустили его на сегодняшнее заседание, транслируя процесс через спутник.       После решения своей судьбы Интегра окончательно убедилась в трех вещах: она больше не нужна правительству; ее мир погряз во тьме и, видимо, уже давно; и Алукарду, несмотря на все ее старания, достанется та же участь, от которой девушка всячески пыталась его защитить. Убить себя сейчас - сыграть им на руку, ведь потеряй она сознание, приговор придёт к исполнению раньше.       Они загнали ее в ловушку, они уверенны, что сломали ее, а если нет, то добьют. Они ошиблись, подписав себе смертный приговор. +++++       - Алукард, - голос тверд, ни одного признака предшествующих тихих рыданий. Тьма в противоположном от девушки углу стала гуще, осязаемой.       - Я предупреждал, – зрительного контакта не выходит, девушка смотрит на свои руки, покоившиеся на коленях. Со стороны смотрится, будто святая монахиня, облаченная печалью, вытянутая как струна от переполняющих ее противоречий, сидит напротив явившегося ей ангела, способного решить все ее проблемы. Но это не так, перед девой сам дьявол, и лишь она способна его спасти. И дева никогда не колеблется в своих решениях. Она улыбается, а вампир уже готов укусить открытую шею, в то место, где теперь красуется шрам от визита «сестры».       - Нет, я не позволю, – глаза вспыхивают алым от гнева гневом.       - Что же ты делаешь? –отстранившись от сладко пахнущей кожи, он берет ее замерзшие чуть ли не безжизненные руки в свои, покрывая их поцелуями. – Да, ты предашь свой род, если согласишься на мои условия, но я ведь…. Он не договаривает, и этого ведь не надо. Они оба знают, что он не может, он не хочет ее терять. Он не хочет видеть, как приговор будет исполнен, он не хочет смотреть, как ее лишают дара каждой женщины, он не хочет подчиняться всем этим мразям недостойным и смотреть на его хозяйку. И он не может ее заставить делать то, чего она не хочет.       - Всегда было интересно, что же может меня сломить до того, что я готова теперь сделать, – избежав очередного поцелуя теплых мертвых губ к своим холодным рукам, она берет ими лицо графа, окрещенного позором, ныне Алукардом. – Видимо, все же нет иного пути ни для меня, ни для тебя. Если бы за ними следили в эту минуту, то все правительство бы знало, с чего начался их крах. Но они, довольствуясь и веря в то, что глава Хеллсинг и ее гордость не даст ей обратиться в вампира, а заставит следовать их решению, мирно забросили Интегру в самый удаленный уголок подземелья, в руки тьмы, строя дальнейшие планы на ее потомков. А все началось с того, что:       - Властью данной мне моими предками, я – Интеграл Файрбрук Уингейтс Ван Хеллсинг, освобождаю тебя, мой граф, от печати, сдерживающей тебя и твою тьму. И молю в своем гневе не мстить врагам моим за имя мое. – Ее поцелуй был скомканным, торопливым. Ведь в эту же минуту тьма накрыла весь ее мир. +++++       Спрашивать всех очевидцев суда над представителем рода Хеллсингов о том, что в итоге произошло, бессмысленно. Они точно не уверены, но ответ один – освободившись, монстр сожрал свой свет, чтобы тот всегда был с ним.