Teen Idle

      Огонь сжигал все на своем пути, оставляя после себя лишь едкий запах гари и пепел. Пламя гордым львом бежало по горизонту, поражало всех, кто становился ему на пути, испепеляло, сжигало до тла… Последние лучи августовского Солнца скрывались за кронами могучих деревьев. И жизнь угасала… И в звездном, бездонном небе, и в душе отчаявшейся девушки…       Противный, отдающийся болью в висках, писк разрезал гробовую тишину. В комнате было человека три, не считая хладное тело на больничной кровати. Все молчали, боясь, что своим голосом порвут эту хрупкую ниточку, которая держит сейчас жизнь этой девушки.       — Боюсь, если она в течении этих трех дней не очнется, то мы будем вынуждены отключить ее, — как гром средь ясного неба, громко, так безжалостно нарушая девственную тишину, отрезал доктор.       — Как? — сорвалось с бледных от горя губ матери, — Как? — уже более настойчиво и твердо спросила она, — вы так безжалостно хотите лишить мою дочь жизни?! Я не согласна! Но врач был непоколебим. Он видел слишком много смертей, слишком много… Он уже не может смотреть на близких умерших, которые плачут от горя, не верят в произошедшее, или не признают этого… Слишком много раз он пускался в запой после очередной смерти. Работа врача — это самая сложная профессия, которая требует не только навыков лечения людей, но и моральной стойкости. Видеть, как жизнь обламывается в долю секунды, как она, словно вода, вытекает из-под пальцев, может не каждый.       — Она лишила ее себя сама, — холодно ответил врач и покинул палату, оставив мать в слезах.       В этой комнате был еще один человек. Он сидел в углу и молчал. Вечная улыбка на его лице угасла, и больше нет того огня в глазах, слезы затушили его. Это был подросток. Девушка. Сестра. Она знала, что это случится, видела, как ее самый дорогой человек страдает, как она иссыхает и рассыпается. Ей было больно видеть, как мать от бессилия упала на пол, крича от боли в душе, но не стала ничего делать. Она встала, поцеловала сестру в лоб и подошла к матери, поднимая ту с земли.       — Вставай, нам пора, — девушка потащила сопротивляющуюся мать к выходу, хотя самой хотелось остаться.       Дверь закрылась, и тишина вновь охватила это место, и писк приборов снова начал резать уши. В палате осталась лишь она, самоубийца, лишь ее тело… Ее душа давно уже была где-то не здесь, далеко не здесь, возможно, среди звезд, на которые она любила смотреть каждую ночь.