***
Поезд и синий вагон уже давно забыты. Дальше — влажный песок, а на песке две пары следов, уходящих прямо к пенной кромке воды. Тэхён становится так, что до носков его жёлтых ботинок, шурша белыми барашками, добираются морские волны. Он опускается на корточки и ощущает исходящую от моря весеннюю прохладу, ту, что приятно холодит нос и щёки и пускает по телу мелкую дрожь. Чуть-чуть холодно. Но ничего страшного, потом согреет Чонгук. Он стоит дальше от воды и, засунув руки в карманы худи, наблюдает за заинтересованным Тэхёном. Через плечо перекинута кофта Тэ, этот сумасшедший романтик (читать, как придурок) оставил её лежать на сидении в вагоне, совсем забыв о том, что ещё далеко не лето.***
Вообще, только сегодня утром они проснулись в своей небольшой квартире, продрогшие от утреннего холода, прижимались друг к другу теснее. Тэхён искал уют и тепло в сильных объятиях Чонгука, пахнущих горьким кофе и домом. И Чонгук сильнее прижимал к себе Тэхёна, пытаясь согреть его как можно скорее. Они проснулись в 6:59. Всего лишь за минуту до будильника. И, когда она истекла, раздался противный, громкий звук. Ни у Чонгука, ни у Тэхёна не было ни сил, ни желания вставать, шурша прохладными простынями, оставлять кровать, которая всё же чуть теплее, чем колючий утренний воздух. — Ммм… Гукки… — Тэхён практически неслышно бормочет, опаляя дыханием выпирающие ключицы Чонгука, — выключи, пожалуйста, будильник. В ленивом, утреннем воздухе даже приглушённый шёпот кажется оглушающим. — Хочешь ещё пять минут поваляться? Можем опоздать на этот раз. Потому что твои пять минут выльются в час… Чонгук нехотя стягивает с себя и Тэ одеяло, ощущает, как по телу волна за волной разбегается озноб. Эта весна до жути холодная. Как и руки Тэхёна. Длинные, тонкие, холодные пальцы, которые лучше всего смотрятся в руке Чонгука, и которые сейчас по-сонному несмело тянут его назад. — Нет. Пяти минут будет мало. Чонгуку наконец удаётся разомкнуть веки просто для того, чтобы увидеть наглую мордашку Тэ. Наглую и сонную, со следами ладошки на щеке. А кроме этого разметавшиеся по подушке каштановые волосы, серая толстовка, надетая поверх ночной пижамы, и помятая. И эта толстовка между прочим принадлежит Чонгуку. Но он только рад тому, что она пропитывается запахом Тэхёна. Чонгук заводит назад волосы Тэ и натягивает ему капюшон до самых глаз. — Сколько же тебе нужно, лентяй? — Бесконечность. Тэхён вещает откуда-то из глубины серой, мягкой ткани, цепляет руки Гука и прислоняет их к своим губам. — А если серьёзно? — Давай сегодня никуда не пойдем? Чонгуку странно с одной стороны. Сегодня только вторник, практически начало недели, и рутинная повседневность только-только запускает когти под кожу. Да и которая уже по счёту она, эта неделя, в их жизни. У него работа, испытательный срок и куча обязанностей, у Тэхёна — учёба, последний курс и выпускные экзамены. То есть всё, как надо, как положено для обычного, безликого, среднестатистического человека. Только вот ни Чонгук, ни Тэхён такими людьми не были. Они вдвоём пили горький кофе, вместо трёх ложек сахара три страницы любимого романа, неважно, что время идёт, важно то, что на этой странице он всё ещё не сказал ей, что любит. И не важно, что они подходят к остановке уже тогда, когда их автобус спешит дальше. Но неужели это повод расстраиваться? Всё равно они редко опаздывают, и Чонгук только тогда отпускает руку Тэхёна, когда доводит его до дверей института. Иногда вечером они сидят друг напротив друга и молчат подолгу. Молчат не потому что нечего сказать, а потому что слова не нужны. Потому что за Тэхёна говорят его глаза, на дне которых клубится, также как и кофейная дымка, абсолютное обожание. Потому что Чонгуку, вместо того, чтобы что-то говорить, достаточно просто протянуть руку к щеке Тэ и как всегда ощутить нежный бархат. Чон мог проснуться посреди ночи от того, что Тэхёна нет рядом, и найти его, сидящим на холодном подоконнике. Потому что снова бессонница — Гукки, смотри, сегодня снова звёздная ночь. Чонгук улыбается, вспоминая постоянную отговорку, Тэхёна, почему у него нет желания спать. — Шёпот звёзд опять разбудил? — Да. Пойдём на крышу? Чонгук не умеет отказывать Тэхёну, он даже выпросил ключи от двери, ведущей на крышу. И на этот раз Чон кутает Тэ в толстовку и тёплые пледы, потому что парень всегда мёрзнет жутко, но отказаться от своих звёзд не может. И сидят они часто до того самого времени, когда на востоке появляется розоватая полоса, и звёзды начинают тускнеть. Тогда Тэхён роняет голову на плечо Чонгука и засыпает минут на тридцать. А просыпается уже в его любимом кресле от запаха горячего кофе.***
Чонгук возвращается от своих мыслей к утру и ожидающему его ответа Тэхёну. — Хочешь целый день провести дома? — Может быть, не знаю. Я давно не слышал, как шуршит море. Чонгук обхватывает Тэ за талию, утыкается носом в спутанные волосы, и накрывает их двоих одеялом с головой. — Спи. — Ну, Чонгукки… — Спи, сказал. Я закажу билеты и разбужу тебя в десять.***
Тэхён погружает пальцы в холодную, морскую воду, ощущая, как по телу прокатывается лёгкая дрожь, и вслушивается в приглушённый шелест накатывающих на прибрежную полосу волн. Утром он мечтал об этом, просто закрыл на секунду глаза, и понял, чего ему так не хватает в душном городе. А вечером мечта Тэхёна сбылась. Точнее реальной её сделал Чонгук. И Тэ пытается запомнить надолго этот приятный холод на коже и приятное тепло в душе, заключая всю свою жизнь в этот момент. Нет никого лишнего. Только море, ветер, треплющий волосы, и Чонгук. Чонгук, который, насмотревшись на покрасневшие нос и щёки, подходит к Тэхёну и упрямо просовывает его руки в рукава кофты. — Гукки… — Что? Только попробуй возразить. Заболеешь — не обижайся. — Весна же. — Всё ещё холодно. — Мне тепло. Тэхён не позволяет Чонгуку отойти, заставляет обхватить себя за талию, откидывает голову назад, на плечо Гука и улыбается уже закатному небу, чувствуя, как объятия становятся крепче. — Вот так тепло.