В Дориате

Потолок. Искусно украшенный драгоценными камнями и причудливыми узорами потолок, от вида которого Куруфина уже тошнило. Но не смотреть он не мог. Стоило закрыть глаза, и сознание медленно уплывало, а в ушах усиливался Зов. Нет, ему нельзя умирать. Он не может бросить братьев, ведь они, наверное, уже достали Камень и… Нолдо все-таки закрыл глаза. Тишина мертвых пещер окутала его с головой, а затем он услышал звуки. Эти звуки совсем не были похожи на лязг мечей или звон тетивы, это был детский смех, плеск ручья и пение птиц. Куруфин открыл глаза. К звукам добавились краски и образы — за ярко-зелеными зарослями осоки журчал ручей, в котором пускал кораблик мальчик. Он громко засмеялся и повернулся к нолдо, сидящему под деревом. — Привет. Куруфин промолчал. Он до сих пор не понимал, как здесь оказался и что происходит. — Ты выглядишь странно, такой хмурый и мрачный… Хочешь я подарю тебе свой кораблик? — спросил ребенок. Нолдо хотел было спросить, что мальчик захочет взять взамен, но решил просто кивнуть. Эльфенок радостно протянул ему маленькую лодочку с чуть кривоватым парусом, и нолдо взял ее в руку. Кораблик рассыпался пеплом. Мальчик испуганно смотрел на нолдо. — Зачем ты его сжег? Я же тебе не враг! Куруфин вздрогнул. Раны заболели с новой силой, и эльф скривился. Он не мог сказать, как долго уже лежал на холодном полу в одной из пещер Менегрота и истекал кровью, но, наверное, достаточно. Нужно было подать знак, чтобы его нашли. Внезапный порыв холодного ветра коснулся его лица, а затем нолдо услышал лязг сотен цепей и тяжелые шаги. Куруфин не мог повернуть голову — боялся, что край искореженного доспеха перережет ему горло. Шаги стихли лишь у тела Куруфина, по-прежнему смотрящего вверх, на потолок, на фоне которого нолдо увидел лицо своего брата. Лицо Келегорма как будто стало призрачно-прозрачным, вернее… Келегорм стал призраком. Куруфин в ужасе смотрел на старшего брата — тело феаноринга было заковано в цепи, стягивающие ему руки и ноги. А лицо искажено гримасой боли. — Тьелко! Что… Феаноринг покачал головой. — У меня мало времени, брат. Слушай. Я мертв, а эти цепи — мои злодеяния, и каждое звено, большое или малое, начиная с Альквалондэ, я выковал сам. У нас у каждого есть такие цепи. Куруфинвэ с трудом узнавал в этом уставшем лице и спокойном голосе своего буйного брата. Он был так не похож на себя. — Мы с Морьо уже увидели свои. Но ты еще можешь спастись и спасти остальных. Я просил об этом Валар, а теперь прошу тебя. Сегодня к тебе придут, выслушай их. Куруфин нахмурился. — Ты не мой брат. Туркафинвэ не вел бы себя так и не стал бы унижаться перед Валар. Ты порождение Моргота. Убирайся! Келегорм лишь повторил: — Выслушай. Призрак исчез. Куруфин остался один в зловещей тишине. «Все это мне просто померещилось, — рассуждал Искусник. — Я потерял слишком много крови, вот и привиделось…» Следующие шаги, которые услышал нолдо, были легкими, если не сказать воздушными. Нежно шелестело платье, а воздух наполнился ароматом цветов. Куруфинвэ улыбнулся — он узнал бы этот запах где угодно. — Сендиэн… — Угадал, — улыбнулась темноволосая женщина. — Идем, у нас много дел. — Но я не могу встать! — Почему? Действительно, почему? Куруфин поднялся. Ни доспехов, ни ран на нем не было, лишь расшитая золотом красная рубашка и широкие штаны. Так он одевался лишь в юности, когда не нужно было строить из себя сурового и сдержанного лорда. — Где мы? — спросил у жены мастер. — В прошлом. Идем, я должна тебе многое показать. Она убежала вперед, зовя нолдо за собой. А он стоял на зеленом холме под деревом, глядя на расстилающийся внизу пейзаж. Он знал это место — здесь они жили с Сендиэн до изгнания отца. Небольшое поселение в дне пути от Тириона, тихое и светлое место, где родился его сын и где он был по-настоящему счастлив. С радостным смехом он сбежал вниз, догоняя и роняя жену в высокую траву, целуя и обнимая. К ним подбежал маленький Келебримбор, а за ним, заплетаясь в ногах, семенил смешной щенок. Надо же, Куруфин и забыл, что у них был питомец… — Папа! Я сделал колечко! Мальчик протянул улыбающемуся отцу свое творение. Куруфин помедлил и взял, боясь, что оно тоже рассыпется, как кораблик, но ничего не произошло. Он похвалил сына, отчего тот довольно задрал нос и раскраснелся. Затем мальчик как будто что-то вспомнил. — Папа! Там же дяди приехали, нужно скорее идти. В домике их встретил Маэдрос и остальные братья. Они были так светлы, веселы и совсем не походили на мрачных, угрюмых владык Белерианда. Куруфину было приятно видеть их такими… беззаботными. Амбаруссар показывали Келебримбору новый фокус, Келегорм и Хуан разглядывали щенка, Карантир и Маглор накрывали на стол, Маэдрос рассказывал Сендиэн о новостях из города, а Куруфин просто улыбался. Но внезапно радостная картинка исчезла, и нолдо остался в темноте. Луч света высветил Сендиэн. По ее щеке катились слезы, но голос был тих и спокоен. — Мы были счастливы, Куруфинвэ. И могли бы остаться вместе, и жить в нашем маленьком домике, растить сына, а потом и внуков. Но ты ушел за Клятвой. Разве ты не хочешь вернуть это?! Куруфинвэ охватил гнев. — Как ты до сих пор не понимаешь, Сендэ?! Я не мог не дать ее, а теперь не могу не выполнить! Это ради отца и семьи, ради прошлого и светлого будущего. Нолдиэ покачала головой. — Ты заставил себя забыть прошлое, твоя семья разрушена, а в будущем лишь мрак. Останови себя, Куруфинвэ, вспомни, каким ты был раньше — честный, открытый, щедрый и добрый… Ты идешь за Клятвой во Тьму. Сын Феанора схватил жену за запястье. — Ты не понимаешь! Не понимаешь! После Клятвы все будет как раньше! Я должен ее выполнить! Мы принесем мир в Арду, отомстим Морготу и заберем Камни! Женщина оттолкнула его от себя. — Прошлое закрыто для тебя, Атаринкэ. Ты не сможешь к нему вернуться, и оно уже не исцелит тебя. Ты мог бы отказаться от Клятвы и был бы снова счастлив! Нолдо нахмурил густые брови и ровно, пряча свой гнев, произнес: — Я никогда не откажусь от Клятвы. Сендиэн отвернулась и исчезла. Куруфин открыл глаза и вновь уставился на разрисованный потолок. Моргот бы побрал этот потолок! — Приветствую, кузен, — раздался над ухом голос Финрода. Сын Феанора вздрогнул и скосил глаза на говорящего. Не может быть! — Уходи. Я не виноват в твоей смерти. Финрод громко и светло рассмеялся. — Не я олицетворяю для тебя прошлое. Я всего лишь покажу тебе настоящее! — Финрод взял его за руку и вытянул из доспехов — Идем. — Как ты?.. Впрочем неважно, сегодня и так происходит слишком много странностей. — Это не странности, брат. Тебе дарован шанс изменить все. Куруфин закатил глаза. Финрод же хмыкнул и посмотрел на стены коридора, по которому они шли. — Король Тингол говорил, что этот дворец строили сто лет, — он провел рукой по барельефу, изображающему охоту Оромэ. — Лучшие мастера гномов и синдар… — Мне плевать. Куда ты меня ведешь? Артафиндэ вздохнул и остановился. — Я должен показать тебе, чем закончилась битва и какие плоды она принесла. И… я не виню в моей смерти ни тебя, ни твоего брата. Я даже наоборот благодарен вам. Вы смогли уберечь мой народ от того похода. От этих слов Куруфин немного расслабился, но разговорчивее не стал. Ему хотелось быстрее выслушать всех «гостей» и вернуться к братьям и Сильмариллу. Следующую остановку Финрод сделал в небольшой зале. Она была также великолепна как и остальные, но ее пол был усыпан мертвыми телами: синдар и нолдор. — Здесь лежат наши братья, — тихо сообщил златоволосый нолдо. Он сел у одного из тела и снял с него шлем. — Карнистир. Сейчас он такой спокойный, — задумчиво сказал Финрод, гладя каштановые волосы кузена. Куруфин молчал. Он уже ничем не мог помочь брату, а значит, незачем тратить время на бесполезное сожаление. Нужно идти вперед, исполнить Клятву, чтобы его смерть не была напрасной. Он шел дальше. На небольшом возвышении лежали двое — темноволосый синда с медовыми стеклянными глазами и Келегорм. Голова нолдо была рассечена наполовину, но его меч был воткнут в сердце врага. — Они убили друг друга, — сзади подошел Финрод. — Как же Диор похож на своих родителей… Куруфин резко отвернулся и сделал шаг к выходу из зала. — Идем дальше, незачем тратить столько время на трупы. Финрод закрыл глаза сыну Берена и встал, догоняя кузена. — Ты прав, погибшие заслуживают меньшего сострадания, чем выжившие. Они вошли в маленький недавно поставленный шатер. Здесь было темно и неуютно. В дальнем углу, сгорбившись и глуша свои крики смятым плащом, кто-то рыдал. Куруфин подошел ближе и узнал в полубезумном нолдо своего младшего брата. — Питьо… Хотелось встряхнуть ревущего, как ребенок, взрослого эльфа, крикнуть ему, чтобы успокоился… — Он тебя не слышит и не видит. — Тогда зачем ты мне это показываешь?! Я ведь не могу ему помочь! — Я знаю. Ты сейчас никому не сможешь помочь. Финрод вздохнул и тоже подошел к Амбарусса, невесомо погладил по плечу. — Тогда зачем я должен на это смотреть? — Куруфин начинал раздражаться. — Ты должен видеть к чему ведет Клятва. Но как и всегда ты отказываешься это сделать, стараясь сбежать от правды. Куруфин был готов ударить кузена, но краем глаза заметил движение. Амрод достал кинжал. Младший сын Феанора тупо смотрел на лезвие, затем приставил острие к своей груди, но снова отстранил его. — Питьо! — два голоса слились в один крик. Амбарусса вздрогнул и посмотрел сквозь Куруфина на вбежавшего в шатер близнеца. — Что ты творишь?! Амрас подбежал к брату, выхватил клинок и отшвырнул прочь. — Даже думать не смей об этом! Старший близнец прижал к груди голову плачущего брата, сквозь всхлипы которого Искусник смог различить: — Они погибли… трое… трое за одну битву… мы проиграли, Тельво! Камня нет! И надежды нет… Куруфин растерянно смотрел на братьев. — Финдарато, давай уйдем, — тихо сказал он, и Финрод не стал спорить. Он взмахнул рукой, и они очутились в лесу. После сумрака пещер и шатра, белый снег больно резал глаза. Куруфин заморгал, стараясь привыкнуть к яркому свету. Когда ему это удалось, он огляделся по сторонам — лес. Темные стволы вековых деревьев тянулись вверх, а между ними росли заснеженные кусты. Однако внимание Куруфина привлекли следы — две пары детских ног, ковыляя и проваливаясь в глубокий снег, двигались в неизвестном направлении. Не сговариваясь, нолдор двинулись в ту же сторону, а спустя несколько минут они обнаружили обладателей маленьких ног. Два мальчика, свернувшиеся клубочком в неглубокой берлоге у корней огромного дуба. Их губы были синие, лица бледные, а волосы и ресницы заиндевели, но они еще дышали. — Кто это? Почему ты мне их показываешь? — Это сыновья Диора, близнецы. Верные твоего брата бросили их в лесу, узнав о его смерти. Мальчики ни в чем не виноваты, Курво. — Они виноваты в том, что их отец был идиотом. Мне нет дела до их судьбы. Финрод покачал головой. — Не думаю, что ты был бы рад, будь Тьелпэ на их месте. Куруфин вспыхнул, но сказать ничего не успел. — Хочешь его увидеть? Нолдо колебался. Он продолжал любить своего единственного сына и вернул бы его, как только выполнил Клятву. Куруфин кивнул, и перед ними выросли стены светлого замка. Через открытое окно влетал соленый морской ветер и крики чаек. За письменным столом сидел нолдо-подросток и Келебримбор. Последний что-то объяснял мальчику, рисуя схемы и приводя примеры. На мгновение Куруфин залюбовался своим сыном — как бы ни старался отогнать свои мысли о нем все эти годы, он все-таки скучал. Между эльфами завязался спор, а затем и шуточная драка. В дверь постучали. — Лорд Келебримбор, для вас важные вести. Внук Феанора открыл дверь, впуская гонца и выпуская своего ученика. — Жду тебя завтра, Эрейнион, — улыбнулся кузнец и обратился к пришедшему. — Да? — Печальные вести, лорд. Ваши… Лорды Первого Дома отправились войной на Дориат. Улыбка сползла с лица внука Феанора. — Давно? — Три дня назад их видели у границ Эстолада и Дориата. — Спасибо за то, что сообщил. — Всегда к вашим услугам, лорд, — эльф склонил голову и ушел. Келебримбор закрыл дверь, сделал несколько шагов в одну сторону и обратно. Внезапно схватил со стола чернильницу и бросил ее в стену. — Рауко! Глупцы! Идиоты! Что они творят?! В стену полетели и остальные предметы со стола. — Ненавижу! Как я вас всех ненавижу! Он схватился за голову и рухнул на колени, прошептав: — Ты так ничего и не понял, отец. Куруфин ошарашено смотрел на своего сына. Он никогда не видел его таким. Тьелперинквар всегда был спокойным и сдержанным, таким, каким его учил быть Куруфин. — Он ненавидит меня, — выдохнул нолдо. — Ты не прав, — ответил Финрод. — Он ненавидит Клятву и то, что она сделала с тобой и твоими братьями. Но он по-прежнему вас любит и очень переживает. Слушай. Куруфин сел рядом с сыном и прислушался к его шепоту. — Я ведь думал ты поймешь, когда я уйду. Но ты снова выбрал Ее. Папа, зачем?! Келебримбор поднял бледное лицо и посмотрел туда, где был Атаринкэ. Он не мог его видеть, но от обреченности во взгляде сына, по спине нолдо прошел холодок. — Я хочу, чтобы ты услышал. Не знаю, как, но пусть Валар сделают так, чтобы ты меня услышал. Я не предавал тебя, я хотел вернуть тебя. Показать, что эта Клятва рушит всю нашу семью. Чтобы ты это понял. Чтобы вы все это поняли. Келебримбор замолчал, смотря сквозь Куруфина. — Мне пора, — прервал долгую тишину Финрод. — А тебе осталась самая страшная встреча, брат. Я искренне надеюсь, что ты справишься. Сын Финарфина похлопал кузена по плечу и растаял в воздухе. Вслед за ним исчезла и комната, и Келебримбор. Куруфин снова остался один в кромешной темноте. Спиной он чувствовал взгляд, но боялся повернуться. Третий гость положил на плечо нолдо холодную тонкую руку и заставил подняться, посмотреть на него. Перед Куруфином стоял Намо. Раньше бы сын Феанора скинул бы его ладонь и сказал бы что-то очень нелестное в адрес Вала, но сейчас в душе нолдо не было ничего, кроме страха. Намо покажет ему будущее. Будущее, в котором есть только Смерть. Судья отступил на шаг и сделал жест рукой. Они очутились в белом городе на берегу моря. Альквалондэ? Намо покачал головой. Город был незнакомый. Дома — массивные и грубые, в этих белых глыбах угадывались руки человека, хотя и эльфийские украшения и изящные строения тоже были в этом городе. Внезапно по белому камню стен начали расползаться кровавые пятна, под ногами появлялись трупы людей и эльфов. Куруфин искал глазами хоть одно орочье тело, но его не было. Значит, опять. Резня. Намо кивнул и указал куда-то вперед по улице. Куруфин пошел вперед, аккуратно обходя мертвецов. Дойдя до места, он замер. На площади, привалившись к бортику фонтана лежали Амбаруссар. Амрод тщетно пытался закрыть рану на животе брата. — Тельво… — жалобно простонал он. — Пожалуйста, не надо… не уходи от меня. Амрас смотрел на него мутными глазами и вряд ли понимал что-либо. Он улыбнулся близнецу краешком окровавленных губ и застыл, смотря на лицо-отражение. Амрод по-звериному взвыл, уткнувшись брату в грудь, и заплакал. Он плакал долго, а Куруфинвэ стоял рядом не в силах помочь. Внезапно Амрод отстранился, достал с пояса кинжал, тот самый, и всадил себе в грудь. И на этот раз он не медлил. Куруфин в ужасе схватился бесплотными руками за брата и закричал. Нет. Нет. Нет! Так не должно быть. Лицо Намо оставалось бесстрастным. Он безмолвно смотрел на развернувшуюся перед ним сцену, а затем снова поднял Куруфина. На этот раз они оказались на краю огненной пропасти. Куруфин огляделся и в нескольких шагах от себя обнаружил Маэдроса. Старший брат прижимал к своей груди руки — покалеченную и ту, в которой светился Сильмарилл. — Они смогли… Маэдрос морщился от боли, а от его единственной ладони шел черный дым. Нолдо поднял голову и посмотрел на запад. — Прости, отец. Я не смог уберечь младших, и никто из нас не смог сдержать Клятву. Камни у нас, но они нам не принадлежат, — он помолчал, стараясь не замечать боли. — Я верю, ты не хотел для нас такой судьбы, но я так больше не могу, отец. Я никогда не сдавался — ни в плену, ни после, но сейчас… Я больше не могу так. Я сдаюсь, отец! Сдаюсь! Я подвел тебя. Прости. Маэдрос сжал кулак и неистово закричал. Один шаг, и его не стало. Куруфин обернулся. Огненная пропасть пропала. В лицо дул соленый морской ветер, а на высокой скале сидел ссутулившись Маглор. Он играл на арфе обоженными руками, из которых текла кровь, и пел. И в эту песню он вложил все свое отчаяние и боль. Менестрель рассказывал морю о братьях-нолдор, их выборе и их пути в вечную Тьму. Он рассказал всю историю, от Альквалондэ до Войны Гнева, а затем, срывая голос, просил у Валар прощение. Куруфинвэ отвернулся. Он уже не считал поступок брата трусостью и раболепством, но он знал, что будет дальше. Маглор уйдет в Чертоги вместе с последней нотой своей песни. Куруфин молчал, смотря себе под ноги. Он ждал, не зная к чему готовиться — все его братья мертвы, но Намо не спешил уходить. Жаркий воздух кузни… нет, пыточной, окружил Куруфина. Он не хотел смотреть, закрыл лицо руками, но крики заглушить не мог. Он узнал этот голос, не мог не узнать. — Тьелпэ! Нолдо все-таки открыл глаза. Он смотрел на искореженное тело своего сына всего секунду, но больше не мог сдерживать рыданий. — Нет, Намо, пожалуйста! Я не могу на это смотреть! Только не мой сын… Гордый нолдо упал на колени, моля Судию закончить эту пытку и продолжая плакать. — Намо, прошу… Искусник очнулся на холодном полу пещеры. Сверху нависал разукрашенный потолок, и Куруфин был рад видеть его как никогда раньше. Из соседней залы раздались шаги, и Атаринкэ, собрав все свои силы, закричал. К нему тут же подбежали двое нолдор, уложили на носилки и вынесли из-под мрачных сводов пещер на свежий зимний воздух. К Куруфину подбежал Маглор. — Живой? Получив утвердительный ответ, Канафинвэ облегченно выдохнул. — Как ты, брат? Куруфин улыбнулся. Сейчас ему было так хорошо… но нужно сосредоточиться. — Кано, слушай меня, это важно. Передай Майтимо, чтобы он продолжил поиски сыновей Диора к северо-востоку, там где-то под дубом… Я не брежу. Это важно. Пусть ищут! А ты иди к Питьо, ему нужна поддержка. Но сначала… дайте мне бумагу и чернила, я должен написать сыну. Договорив это, Куруфинвэ почувствовал, что силы покинули его, и он откинулся на носилки. Но осознание того, что он впервые за долгое время сделал все правильно, делало нолдо счастливым. Он улыбался. Куруфинвэ по-прежнему не мог отказаться от Клятвы, но точно знал, что теперь все будет иначе.