***
По описаниям Сириуса, его мать была жуткой: она постоянно орала, ругалась, злилась, и её рот кривился от недовольства. Когда Ремус встретил в гостиной худую женщину лет тридцати, очень похожую на Сириуса — точнее, наоборот, на которую очень походил Сириус, — он и подумать не мог, что перед ним была мать Бродяги. Вальбурга Блэк была красива. Чёрные волосы скатывались волнами по её плечам, чёрная мантия открывала взгляду грудь, чёрные бриллианты сверкали на её шее, красные губы изгибались в улыбке. А глаза у неё были серые, как у Сириуса, и лицо точь-в-точь. Ремус никогда прежде не думал, что Сириус красив настолько, — осознание накатило внезапно. — Ты Ремус или Питер? — спросила она, чуть усмехнувшись. Голос у неё действительно был громким и властным. Сигарета дымилась в руках. Миссис Блэк стояла на лестнице ближе ко второму этажу, опершись на перила рукой, и пристально смотрела на него с нотками интереса во взгляде. Ремус тяжело выдохнул, а потом набрал в легкие воздух для ответа. — Это Джеймс, мамочка, — пропел Сириус, перебивая его. Женщина закатила глаза с видом бесконечной усталости на лице — Ремус вдруг подумал, что дьявольски понимает её. — Изменился немного, не так ли? — Я Ремус, Ремус Люпин, миссис Блэк, — сказал он. Сириус раздражённо застонал, пихая его кулаком в бок, прошептав что-то вроде «ты портишь весь кайф». Вальбурга Блэк равнодушно-благосклонно улыбнулась и, спустившись с лестницы и сунув сигарету в рот, протянула ему руку. — Очень приятно, мистер Люпин. Я слышала, вы единственный адекватно мыслящий человек в их компании. Обычно Сириус с такими не общается, — она подарила Сириусу насмешливый искристый взгляд, тот сделал вид, что не заметил. Ремус легонько сжал её тонкие пальцы, сердце у него билось настолько сильно, что в грудной клетке защемила боль. — Доброго дня! Ремус не знал, как не смотреть ей вслед; её преследовал тонкой струйкой дым, походка была легка, а каблуки звенели. — Ты ей не понравился, — сказал Сириус с неприятной улыбкой. — Ей никто из моих друзей не нравится. — Ясно, — только и ответил Ремус. — Даже Джеймс, она его не выносит, — улыбнулся Сириус. Удар под ребра локтем оказался болезненным. — А ты и вправду сильно изменился за лето, Сохатый. Ремус едва не закатил глаза.***
— У меня есть охуенный виски! — Сириус покрутил пред глазами Ремуса бутылкой. Тот не разбирался в алкоголе, поэтому ценность напитка не понял, зато Джеймс восторженно присвистнул. — Ты ограбил отца? — спросил он. Питер засмеялся. Ремус не покачал осуждающе головой, и это уже можно было расценивать как победу. — Мать. Хоть в этом мне с ней повезло — у неё хороший вкус в алкоголе, правда у неё больше водки и коньяка, но это мы разопьём потом. — Она же не может этого не заметить, — Ремус чувствовал, что Сириус сейчас проклянёт его, настолько тяжело и раздражённо он выдохнул. Джеймс возмущённо вперился в него взглядом, даже Питер посмотрел с осуждением и просьбой не портить столь чудесно начинающийся вечер. — Ты просто не видел запасы алкоголя моей матери, даже если мы выпьем половину, она не заметит. Подумает, что сама все уничтожила. У неё по бутылке коньяка в день уходит, и новые пять появляются на выходных. Ремус догадывался, что он ошибался; миссис Блэк наверняка помнила, сколько она выпивала и когда, но он лишь выдавил слабую улыбку. Как всегда. — Хорошо. Давай рискнем. Сириус издал победный клич. Джеймс хлопнул в ладоши. — Итак, наша совесть согласна на вечеринку. — Будет весело, — слабо улыбнулся Питер. Сириус хмыкнул. — Конечно. Ведь Джеймс принес ещё пиво.***
Они начали с виски, передавая бутылку по кругу. Ремус им подавился, как и Питер, и Сириус дал им запить пивом. Лучше — безусловно — не стало. В горле горело, а через пару минут голова поплыла, а ноги стали ватными. Ремус этого и боялся, но страх ушёл на второе место, сменившись наслаждением. Стало тепло и хорошо, и Ремус отчего-то подумал о матери Сириуса. — Может, по водочке? — предложил Джеймс. Он пил больше всех, самостоятельно мешая пиво с виски, Ремус видел в этом что-то кощунственное: виски хоть и свел ему скулы и обжег горло, оказался чертовски приятным на вкус. Ремус сразу понял, насколько он был хорош, пиво же было дерьмовым. — Почему бы и нет? — хохотнул Сириус, покручивая в руках полупустую бутылку с виски. — Можно и по водке. У матери её много. — А у отца? — спросил Ремус, не успев вовремя остановить язык. Сириус посмотрел на него со странным выражением на лице, потом пробурчав что-то вроде «наконец споили отличника», отмахнулся. — У отца только вино. Красное и белое — кислятина. Даже пиво лучше. Джеймс отсалютовал ему в ответ бутылкой, в которой пиво смешал с виски. Ему нравилось, хоть он уже и не мог встать. Ремус надеялся, что сам он мог, но не был уверен в этом. Мир плыл перед глазами. — Мать предпочитает что-то покрепче. Говорю же, хоть с этим повезло — У тебя красивая мать, — сказал Ремус; в трезвом состоянии он никогда бы не сказал ничего подобного, но сейчас ему очень хотелось этим поделиться. Язык заплетался. — О да, — закивал Питер. Джеймс заржал. Сириус выглядел так, словно ему дали в живот кулаком. — Красивая? — переспросил он, пребывая не в состоянии осмыслить полученную информацию. — Красивая… Да ты просто не видел, какая она, когда орёт. Ремус подумал, что даже тогда она будет немыслимо красивой, но на этот раз не сказал. Джеймс не мог перестать хохотать, и Сириус пнул его. Но смех не прекратился. — Я не дам тебе водки, — пригрозил Сириус. Питер хмыкнул в кулак. — Его и так уже развезло, — констатировал очевидное Ремус, пока Джеймс едва не скатывался на пол от душившего его веселья, прерванного икотой. Казалось, объятия с унитазом уже ждали его. Сириус посмотрел на него с выражением глубокой усталости, с которым поутру взирала на него самого его роскошная мама, и тяжело вздохнул, потирая переносицу. — Вот ведь олень, — Джеймс уже икал. Послышался хлопок двери. — Дерьмо! Одного взмаха палочки стоило Ремусу задвинуть ящик с пивом под диван. Он уже умел это делать — как-никак привычка, и кому как не ему, самому трезвому, устранять последствия пьянок их компании — и вскинул взгляд на вход, ожидая по обыкновению увидеть профессора Макгонагалл. Но женщина в черной мантии не была ею. — Миссис Блэк? — Ремус попытался улыбнуться, это у него не вышло — по крайней мере, ему так показалось. — О, мальчики, добрый вечер, — Вальбурга Блэк расплылась в улыбке, одарив их насмешливым взглядом чуть сощуренных глаз. Ремусу этот жест показался знакомым, но он не успел понять, почему — Джеймс начал медленно сползать с кресла, издавая странные звуки горлом. Сириус закашлялся, делая вид, что шум исходит от него. И Ремусу показалось — нет, ему не показалось, он явственно увидел, — что улыбка на бордовых губах женщины превратилась усмешку. — И почему вы не спите в столь поздний час? — спросила миссис Блэк, изящным жестом откидывая волосы на спину. Поначалу Ремусу померещилось, что это длинные серёжки с бордовым камнями тянутся у нее по шее, потом он пригляделся и понял — то были синяки, переплетающиеся дорожками на бледной коже. И Вальбурга их даже не замечала. — Мы? — пробормотал он, переглядываясь с более-менее трезвым Питером, который в этот момент пытался слиться с обивкой кресла и стать незаметным. — Мы пытались коллективными усилиями сделать домашнее задание по трансфигурации. Ну знаете, профессор Макгонагалл — просто зверь. Джеймс снова захохотал: — Кошка, Лунатик, она кошка! Миссис Блэк смерила его насмешливым взглядом, и Ремусу показалось, что она все поняла. Она улыбнулась. — Вечно с этими преподавателями трансфигурации не везет. У нас вел Дамблдор — сущий ужас! — она страдальчески возвела глаза к потолку, но даже Сириус не стал ей ничего бурчать в ответ, шипя, что Дамблдор — великий маг. Ремусу же это и в голову не пришло. — Что ж, развлекайтесь… трансфигурацией. Приятной ночи! Она ушла. И как только в коридоре стих ритмичный, чуть дребезжащий стук её каблуков, Джеймса вырвало прямо на ковер. Сириус начал крыть его матом. Питер отсалютовал Ремусу бутылкой пива и хитро улыбнулся, пока Бродяга пытался убрать пятно с ковра. — Дамблдор — великий маг, между прочим! — наконец сказал он. — А она сука! Ремус чокнулся с Питером бутылками и ничего не ответил, пока Сириус пытался привести Джеймса в порядок, вливая в его горло остатки виски. Лучше тому — странное дело — не становилось.***
Утром у Ремуса болела голова; на мгновение ему показалось, что внутрь неё вонзили топор, создавалось ощущение, что она раскалывается на несколько частей. И только мысль о том, что Сириусу и Джеймсу было намного хуже, придавала ему сил. Наверное, не стоило соглашаться ещё на водку после прихода миссис Блэк, но он хотел попробовать, а Сириус не дал отказаться. Он буквально вливал её им с Питером в горло, а потом давал затянуться своими дешёвыми сигаретами. Под конец ночи перед глазами у Ремуса всё плыло, и он не помнил, как добрался до своей кровати и отрубился там. Он проснулся по будильнику — ровно в семь, выключить его едва хватило сил, а вот встать — уже нет. И Ремус несколько минут лежал в кровати, пялясь в потолок; заснуть не получалось, и он встал, тут же пожалев об этом. Голова, оторванная от подушки, качнулась и вмиг отозвалась сильнейшей болью. Он снова упал назад и сумел подняться только через полчаса, ополоснул лицо, почистил зубы, переоделся и отправился на кухню. Миссис Блэк сидела за столом и что-то пила из чашки; сначала Ремус увидел ее ноги, перекинутые одна на другую: стройные, длинные, с изящными лодыжками, и серебристым браслетом на правой. Дыхание сразу спёрло. Не то, чтобы Ремусу часто доводилось видеть женские ноги и он разбирался в этом, но он точно знал, что у его матери, к примеру, они были отнюдь не такими красивыми. Ремус прокашлялся, не столь из желания привлечь к себе внимание, сколь из попытки прочистить горло. Миссис Блэк лениво обернулась; её волосы ещё не были расчесаны со сна, зато на лице уже красовался аккуратный макияж с толстыми острыми стрелками и выделенными и без того тонкими скулами, лишь губы были бледными, а не багряно-красными. — Доброе утро, Ремус, — сказал она, с явным трудом припомнив его имя — оказалось, Сириус был прав, и Ремус действительно ей не понравился. И это царапнуло, но потом она солнечно улыбнулась. — Зелье от похмелья в правом ящике тумбочки. Можешь смешать его с кофе, он еще остался в турке. Будет вкуснее, оно, знаешь ли, чертовски горькое. — Зелье от похмелья? — переспросил Ремус, потирая виски, рука против воли нашла нужный ящик и потянулась, открывая его. Миссис Блэк засмеялась — у нее был громкий, сильный смех. — Не стоит меня обманывать, милый. Прошлым вечером вы были пьянее меня, а я сама выпила едва ли не целую бутылку водки, — она отсалютовала ему кружкой с кофе, пока он по-маггловски, без палочки, переливал остатки зелья и кофе в свободную чашку. — У меня был корпоратив, — позже пояснила миссис Блэк. — Важная встреча с русским министром магии. Тяжелый день. А вы? Неплохо повеселились? — Да, было весело, — слабо улыбнулся он, не в силах вновь посмотреть на неё. Знал, если посмотрит, не сможет отвести взгляд либо от ее обнажённых ног, либо от груди. Полы короткого синего халата то и дело грозили разъехаться, хотя и без того ничего не скрывали. — Это уже хорошо, — Вальбурга поменяла ноги местами, и рукав сполз с её плеча, а она словно даже не заметила этого. Взгляд Ремуса против воли метнулся к груди, а затем к шее — синяков на той больше не было. Зато были серьги, серебряные, с чёрными камнями, блестящими в тусклом утреннем свете, сочившемся из-под тяжелых штор. — Но знаешь, — миссис Блэк обернулась и поймала взгляд Ремуса, который он не мог отвести. — Не стоит смешивать виски с пивом. Особенно столь дорогой. Это — моветон. Можешь так и сказать Сириусу, когда он протрезвеет, — она встала. И Мерлин побери, под прозрачной тканью халата Ремус мог увидеть её тёмное кружевное белье, ему хватило совести не смотреть, но она того не заметила. — Ему, кстати, понадобится больше одной бутылочки. И если что, я ничего не знаю, — миссис Блэк поставила чашку на стол и ушла, подмигнув Ремусу. А тот ещё долго стоял, вперив взгляд в пол, смотреть на неё было выше его сил — слишком уж хотелось.***
Мистер Блэк спустился в гостинную ближе к полудню; выглядел он помятым и сонным. Увидев гостей, он запахнулся в халат, словно бы ему вмиг стало холодно, и тяжело вздохнул. Ремус видел, что его так и подрывало, спросить, что за люди расселись в гостиной его дома, но он промолчал, бросил лишь «доброе утро» и приветственно кивнул Джеймсу. — Сириус, милый, будь хорошим сыном хоть раз, сделай кофе, — рухнув в кресло и поморщившись, словно от головной боли. Сириус лишь вопросительно приподнял брови, безмолвно требуя объяснений, зачем ему подниматься из кресла и идти делать кофе. Мистер Блэк закатил глаза. — У меня руки дрожат с похмелья, палочку удержать не могу. А твоя мать настроила против меня домовиков. Они мне не то, что кофе, они мне и завтрак принести отказываются! — он приложил руку ко лбу в безнадёжной попытке прогнать головную боль. — Хозяйка Вальбурга не велела! Хозяйка Вальбурга запретила! Хозяйка Вальбурга приказала! — передразнил он, сделав страдальческое лицо. Сириус прыснул. Джеймс едва сдержал улыбку. Питер захихикал, зажимая ладонью рот. Мистер Блэк недовольно оглядел их и остановился на сыне. — Смейся-смейся. Когда она поступит так с тобой, даже не подумаю помочь. А ты ведь знаешь, что это случится очень скоро. — Ладно-ладно, — Сириуса все-таки проняли просьбы или же напугали угрозы оказаться в таком же положении, и он встал и направился к кухне. Мистер Блэк хмыкнул ему вслед. — И зелье от похмелья плеснуть не забудь! Сириус явно пробурчал что-то невразумительное себе под нос — он и сам не был до конца трезв; послышался звон посуды и шум воды. Пока Сириус возился на плите, мистер Блэк лежал в кресле с закрытыми глазами и изображал то ли мёртвого, то ли спящего — в общем, всячески избегал возможных разговоров. Ремус, Питер и Джеймс молча переглядывались, выразительно округляя глаза и улыбаясь. Ремусу он не нравился. — Слушай, а зелья-то нет. Забавно, да? — уже выйдя с чашкой дымящегося черного кофе, сказал Сириус. Вмиг оживший мистер Блэк тут же отобрал у него чашку и, уже сделав несколько глотков, удивленно поиграл бровями. — Коньяка бы плеснул тогда, — сказал он. — Ну да ладно. Спасибо, — он снова отпил немного. — А куда оно делось? Вчера же ещё было достаточно. Сириус с невинным видом пожал плечами, бросая Джеймсу острую улыбку. Мистер Блэк этого не заметил. — Значит, Вэл на корпоративе повеселилась сильнее меня. А мне мстит. Ну ничего, я тоже что-нибудь придумаю в ответ. Только вот что — это вопрос. — Подговоришь домовиков спрятать от неё алкоголь? — хохотнул Сириус. Его отец слабо, но коварно улыбнулся. — И косметику. Они обменялись выразительными заговорщецкими взглядами и замолчали. И только когда с кофе было покончено, мистер Блэк поставил чашку на журнальный столик и обвёл взглядом присутствующих. — Молодые люди, мы вроде не знакомы. А представьтесь-ка, пожалуйста. Нет, Джеймс, молчи. Тебя я пока ещё не забыл с прошлого лета, и вряд ли забуду. То вино, которое вы с Сириусом распили в последний день, было коллекционным и досталось мне в подарок ещё от деда. Я держал его для особых случаев. — А нам не понравилось, пап, — отозвался Сириус. Отец посмотрел на него так, словно хотел зарядить проклятием, но вместо этого просто швырнул в него подушку.***
Миссис Блэк возвращалась домой поздно; даже позднее того, как пьяный Сириус уходил спать — трезвым Ремус его не видел ни разу за ту неделю, что гостил у него. Самому ему едва ли удавалось пить меньше, и он изо всех сил пытался протрезветь к моменту прихода миссис Блэк. Садился с книжкой за камином и действительно старался вчитаться в строчки; выходило у него не очень хорошо, но он действительно пытался. Буквы расплывались, а все мысли были о женщине, которая слишком не спешила домой. — Здравствуй, Ремус, — кивала она ему, проходя мимо. Каблуки выбивали дробь по полу, а от неё исходил запах дыма, даже если она в этот момент не курила. Сириус тоже курил очень много, но от него не пахло так сладко и терпко, скорее удушающе и тошнотворно гадко. — Учишься? — Добрый вечер, миссис Блэк, — Ремус ловил её легкую, мимолетную, быструю улыбку с замиранием сердца, которое рвалось к горлу. — Да, действительно, — и он показывал ей учебник. — Молодец, твои родители должны гордиться твоим усердием, — ему хотелось, чтобы им гордилась она. Но она извечно проходила мимо, а он беспомощно смотрел ей вслед, не зная, как бороться с чувством обречённости и нахлынувшего одиночества. В тот день, когда мистер Блэк проснулся с похмелья, а домашние эльфы отказывались принести ему и завтрак, и кофе, Ремус встретил его после — вечером, — и лицо его было красным и покрытым волдырями. Хворь не обошла и Сириуса, и, несмотря на то, что тот лишь отмахивался и говорил, что это проклятие на него навели злопыхатели, завидующие его безупречной красоте, Ремус и Джеймс покатывались от хохота. Притрагиваться к косметике миссис Блэк явно не стоило. Сириус смотрел на них уничтожающе и называл идиотами, но это не унимало их веселья. А мистер Блэк и вовсе не выходил из спальни; Сириус поднимался к нему пару раз, и было слышно, как они спорили и ругались. — Месть не удалась, — комментировал Ремус, Джеймс хохотал. — Не в первый раз. Миссис Блэк в тот вечер вернулась раньше обычного, но Ремус об этом не знал. Ему казалось, что он прождал её в гостиной несколько часов, хоть он и не мог признаться самому себе, что ждал её. Желание её увидеть скреблось в груди рассерженной, запертой кошкой. Чёрные волосы против обыкновения были собраны в причёску, и лишь некоторые пряди спадали на шею, робко касаясь кожи. Серьги вновь были длинными и массивными, и в них приглушенным светом мерцали крупные бордовые камни — Ремус решил, что это были рубины. — О, добрый вечер, Ремус, опять мучаешься с трансфигурацией? — миссис Блэк заметила его сразу, как только зашла в гостиную, и ее губы изогнулись в приветливой, рядовой улыбке. — Или на этот раз что-то другое? Мог ли Ремус не улыбнуться ей в ответ? Сердце болезненно сжалось в груди, а слова застряли в горле — он пожалел, что отказался выпить больше. Это бы прибавило ему смелости, а той как раз не хватало — и как он только на Гриффиндор попал? — Все ещё трансфигурация, — признал он, хотя не был уверен, что у него в руках был именно тот учебник. Миссис Блэк кивнула, Ремус старался отвести жадный взгляд от её лица — знал, что больше смотреть нельзя, не положено. Но в полутьме торшера она была еще красивее, чем утром; тусклый свет делал ее лицо худее, тенями дорисовывал линию скул и выделял загадочно блестевшие глаза, смягчая взгляд. Налюбоваться было невозможно, и именно тогда — точнее пару минут после ухода миссис Блэк — Ремусу пришлось признать, что он пропал, упал в пропасть и свернул шею. Больше позвонки не восстановить и не склеить, и сердце в грудную клетку не вернуть. — Лучше выпей, я даже лет в пятнадцать не могла понять этот предмет без изрядной доли алкоголя. Но обычно получала за сочинения превосходно, — поделилась миссис Блэк и, подмигнув ему, направилась по лестнице к себе в спальню. Ремус даже забыл поблагодарить её за совет. Её рука, увитая несколькими поблескивающими кольцами, скользила по перилам, а пальцы, казалось, выбивали какой-то напев. Через шестьдесят восемь секунд миссис Блэк скрылась за дверьми своей спальни; через десять ударов сердца раздался её громкий смех. «Мерлин, Орион, ты серьёзно? Как ты додумался? И что ты хотел украсть?» — услышал Ремус сквозь переливы смеха. — Это было жестоко, Вэл, — донеслись слова мистера Блэка. Ремус, словно наяву увидел, как миссис Блэк изогнула одну бровь. — Неужели? На минуты все смолкло; потом послышались смазанные стоны. Чуть после кто-то додумался наложить барьер. Ремуса толкнули в пропасть, хотя он и без того балансировал на грани. И он покатился по траве, ощущая лишь страшную боль вместо сжавшегося в комок сердца.***
Однажды миссис Блэк вернулась где-то часа в три ночи; Ремус спал в кресле, прижимая учебник по Зельям к груди, и она его то ли не заметила, то ли ей было плевать, что она помешает его сну. Она села за черный рояль, стоявший в гостиной, и Ремус проснулся из-за мелодии, лившейся из-под крышки. Звук был громким, надрывным, чем-то напоминал стоны; тонкие пальцы били по клавишам, словно с каким-то ожесточением, и инструмент будто рыдал, надрываясь и задыхаясь от боли. У Ремуса замерло сердце, когда он понял, что то был не его будильник, поднимавший его в семь утра для ранней встречи в столовой с миссис Блэк. После Ремус возвращался в свою комнату и благополучно досыпал остаток утра, счастливый и окрылённый мечтами. Миссис Блэк сидела, склонившись к клавишам, и нависала над ними, хоть её спина и была по диагонали прямой. Руки её носились с такой скоростью, что Ремус едва успевал за ними следить. Отец когда-то учил его играть этюды, пальцы Ремуса заплетались даже в самых легких из них. Это произведение этюдом не являлось, хоть ритм был воистину бешеный. Пальцы неслись, словно в неудержимом танце, хотя времени коснуться клавиш на мгновение у них не было совсем. Ремус слушал, боясь выдать своё присутствие, — он так и не понял, знала ли миссис Блэк, что он был тут, с ней, или же нет. Вряд ли. Иначе бы она не стала играть что-то столь личное, что-то надрывное, выдававшее ее душевное состояние при постороннем. Ремус знал, что был посторонним для неё, хотя ему и очень хотелось обмануть себя в этом — мол она играла при нём, потому что доверяла ему. Мелодия всё не смолкала, хотя повторялась уже не в первый раз. Даже Ремус осознал это в конце концов. Миссис Блэк должна была уже устать, но темп исполнения лишь нарастал с каждым тактом, пусть казалось, быть быстрее он уже не мог. Инструмент почти кричал, словно бы терзаясь в смертельной агонии. Мучительной и прекрасной в эти страшных страданиях невыносимой боли. Ремус даже не заметил, что сам он задерживал дыхание, чтобы не мешать потоку мелодии, и всеми силами старался раствориться с креслом, в котором сидел. В эти мгновения он чувствовал странное родство с миссис Блэк — он стал свидетелем её откровения плачущему роялю, — и пусть он был лишним, он всё равно не хотел, чтобы всё заканчивалось. Но музыка прервалась резко; миссис Блэк ещё держала руки на клавиатуре, но они не нажимали на клавиши. Она сидела всё в той же позе; грудь её тяжело вздымалась, дыхание — Ремус только в этой гулкой, звучной тишине услышал — было тяжёлым и рваным, словно бы женщина бежала марафон. Музыка замолкла по её велению, но не желала отпускать её. Или же миссис Блэк не желала отпускать то, что помогало ей освободить чувства. — Прошу прощения, что потревожила твой сон, Ремус, — сказала миссис Блэк спустя какое-то время, но даже не обернулась. И Ремус вдруг с удивлением понял, что она была пьяна. Пьянее обычного, по крайней мере. — Я не заметила тебя. Она встала, нагнулась за лежащими возле неё туфлями, взяла их — её руки дрожали то ли от усталости, то ли от выпитого алкоголя — и ушла. Это был единственный раз, когда она вопреки обыкновению не пожелала ему счастливого дня, сладких снов, успехов или доброй ночи. И впервые её не сопровождал цокот каблуков при каждом шаге. Зато дым вился вокруг пальцев и рта — она подожгла сигарету на лестнице легким движением, даже не достав палочку. И в этом они тоже с Сириусом были похожи. — Доброй ночи, миссис Блэк, — промямлил Ремус ей вслед и не был уверен, услышала ли она его. Хотела ли она его слышать вообще. На душе стало до странного мерзко.***
На следующее утро миссис Блэк выглядела так, как всегда; её губы улыбались, глаза искрились беспечным весельем, волосы аккуратными локонами стекали по спине, а руки были уверенны и легки. Пальцы не дрожали на зелёном фарфоре чашки, словно бы не они скользили по черно-белым клавишам, то взмывая вверх, то обрушиваясь на них со страшной силой и извлекая надрывной стон. В самой миссис Блэк тоже ничего не выдавало полуночного состояния; Ремус даже не мог приметить у неё под глазами тени от недостатка сна. О Сириусе этого сказать было нельзя; он клевал носом, но иногда приходил в себя, встряхивался по собачьи, улыбался Джеймсу, под неодобрительный взгляд матери брал тост в руки, с хрустом откусывал и, облизывая пальцы, откидывался на спинку стула, прикрывая глаза, словно от блаженного вкуса еды. И засыпал. Ему определенно вчера не стоило пить виски с Джеймсом. Но если Сириусу ещё перепало похмельное зелье от отца, осушившего все запасы, Джеймсу оно не досталось. И он сидел с видом ужасного страдания, которое пытался прогнать с лица. Это у него не выходило, и каждую минуту он морщился и тянул руку к голове. Мистер Блэк косился на него с явным злорадством, прихлёбывая кофе с последними каплями зелья, которое могло бы спасти Джеймса, и явно смаковал момент, припоминая ту самую бутылку вина. Миссис Блэк делала вид, что ничего не замечала, и улыбалась ярко и солнечно — Ремус знал, что она всё видела, но не хотела портить чудесное субботнее утро скандалами. — Ты всегда так много занимаешься, Ремус? — поинтересовалась миссис Блэк тем временем в попытке завести хоть какой-то разговор за столом, стараясь не смотреть в сторону Сириуса, разбивающего яйцо о край стола. — Да, он у нас отличник, мамочка! — влез он, ухмыляясь. — Не то, что я, позор твоей плоти. Женщина явно едва не закатила глаза — каких трудов ей это стоило. Однажды Ремус слышал, как они с Сириусом ругались; миссис Блэк не успела наложить барьер, и шум стоял на весь дом, пока мистер Блэк не сделал это за неё. Тогда она называла Сириуса позором их дома и разочарованием, Ремус не знал причины ссоры, но сейчас он не был уверен в том, что инициатором скандала была миссис Блэк. — Очень похвально, Ремус. Старания никогда не бывают напрасными, — видимо, влезать в разговор было у них семейным; мистер Блэк послал Ремусу одобрительную улыбку. — Но я никогда не видел в учёбе особого смысла. Кому нужен аттестат? На приёме на работу у меня его даже не смотрели, хотя Вэл вечно твердила, что хорошие оценки — это важно. — Ну ещё бы, ты же Блэк, — миссис Блэк насмешливо сощурилась, бросив на супруга мягкий взгляд, и повернулась к Ремусу. — Не слушай его. Хороший аттестат ещё никому не помешал. Тем более, когда твой отец не контролирует отдел, в который ты поступаешь на работу. Правда, Орион? Мистер Блэк сделал вид, что не заметил этого. Сириус засмеялся. Ремус не нашёлся с ответом. — Хотел сказать, что вы вчера восхитительно играли, миссис Блэк, — произнёс он и тут же пожалел о своих словах. Он помнил, в каком состоянии миссис Блэк уходила вчера из гостиной. Она слегка пошатывалась, опираясь на перила, её явно качало, но не только от выпитого. Ремус побоялся, что невольно взбередил то, что она предпочла бы забыть. Но она лишь благодарно улыбнулась в ответ. Мистер Блэк удивлённо вскинул брови, но и Ремус, и его жена не стали обращать на него внимания. — Спасибо, — миссис Блэк сделала глоток из чашки, и что удивительно, на хрупком фарфоре не осталось следов её бордовой помады. — Я пыталась научить ещё Сириуса и Регулуса, хоть Орион и считает это тоже бесполезной тратой времени, — она бросила на него беглый взгляд, мистер Блэк одним своим видом подтверждал её слова. — Ты не поверишь, Ремус, но Сириус чудесно играет на рояле. — О да, — не остался в долгу Сириус. — Я могу. И к величайшему удивлению Ремуса и всех присутствующих он встал и направился в гостиную. Миссис Блэк проводила его каким-то обреченным взглядом, поняв, что совершила оплошность. Ремус ещё не до конца понял, какую. Мистер Блэк похлопал жену по плечу. — По-моему, зря ты это сказала, дорогая. Та наградила его слова кривой улыбкой, которая явно обещала проблемы похуже спрятанного антипохмельного зелья и отказа в завтраке, и Орион замолчал, отодвигаясь. Раздались первые ноты собачьего вальса. Джеймс постарался подавить смешок, Питер засмеялся, но тут же осёкся, испуганно глядя на мистера и миссис Блэк. Та сидела с непроницаемым лицом и с наслаждением пила чай. Сириус играл плохо, слишком плохо, и у Ремуса не оставалось сомнений, что он делал это специально — на зло матери. И его это тоже ужасно злило. — Ори, будь добр, проткни мне уши ножом, у меня больше нет сил это слушать, — произнесла она с насмешкой, чуть повернувшись к мужу, когда вальс подошел к концу, но Сириус начал исполнять его заново. На этот раз — ещё более отвратительно. Мистер Блэк тихо фыркнул. — Скажи мне, дорогая, а это точно наш сын? Он не похож нисколько не то, что на меня, даже на тебя, — спросил он заговорщицким шепотом, который был слышен даже за другим концом стола, где располагались свободные места. Миссис Блэк пожала плечами, а потом придвинулась к нему. — Я уже начинаю сомневаться в этом. Он кивнул с видом человека, наконец оказавшегося правым, но постигнувшего всю боль этого мира. Миссис Блэк улыбалась. — Ну хоть Регулус нормальным вышел, — утешил он то ли себя, то ли жену. — На него одна надежда. А Сириус… — она картинно взмахнула рукой. — Как повторяет Долохов — первый блин комом. Как тут без запасного варианта? Ремус не знал, как перестать смеяться, один только Джеймс сохранил серьёзное выражение лица. Сириусу же наскучило изображать талантливого музыканта и вернулся в столовую до ужаса довольный собой; его лицо светилось, а глаза насмешливо блестели, когда он обратил к матери взгляд. Миссис Блэк улыбнулась мягко и почти ласково, словно бы он действительно сыграл что-то грандиозное. — Наша гордость, Орион, — произнесла она елейным голосом. Джеймс подавился кофе и согнулся пополам то ли от кашля, то ли от смеха. Мистер Блэк важно кивнул. Сириус удивленно изогнул брови, переводя взгляд на друзей. Но и Ремус, и Питер ничего пояснять ему не стали. — Кстати, сегодня Регулус наконец вернется от Краучей. Он писал мне вчера и спрашивал разрешения пригласить Барти на несколько недель. Я ответила согласием. Надеюсь, ты ничего не имеешь против. — Конечно, нет. Мне всегда нравился Барти, — по тону мистера Блэка легко можно было понять, что у фразы должно было быть продолжение «в отличие от друзей Сириуса». — Хорошо, — миссис Блэк вновь улыбнулась и встала из-за стола.***
На следующий день Ремусу удалось проснуться пораньше; были выходные, и родители Сириуса остались дома на весь день. Пить при них всей компанией не отважился даже Сириус, хотя Ремус готов был поспорить, что они с Джеймсом ночью всё же открыли пару бутылок пива у себя в комнате. Но ни Питера, ни Ремуса они к себе не пригласили, и поэтому Ремус смог лечь пораньше — на утро у него были планы. Пекарню неподалеку от дома он заприметил ещё несколько дней назад, когда они с Сириусом выбирались на Косую Аллею. Там были ужасно высокие цены, но Сириус сказал, что пирожные там лучшие во всем Лондоне. Ремус копил на новый экземпляр Истории магии — деньги на торт у него были, он решил, что не будет жалеть. Миссис Блэк сидела на кухне, когда он вернулся на Гриммо с тортом; на ней была одна лишь мужская рубашка. Ремус не был уверен, что она была короче того халатика, в котором он увидел миссис Блэк во второй день пребывания у неё в гостях, но у него перехватило дыхание. Её волосы были спутаны, под глазами образовались тёмные синяки от туши, для Ремуса она всё равно была удивительно красивой. Она действительно была красивой; и он снова с трудом едва отвел взгляд от её ног. — Доброе утро, Ремус, — сказала она с улыбкой, отставляя кружку с кофе на стол. — Чего ты так рано встал? Не спится? — Доброе утро, миссис Блэк, — голос его звучал иначе: хрипло, сипло, словно бы он был болен, — и Ремус тяжело вздохнул. — Я просто хотел подарить… купить… — он не мог подобрать слова. Миссис Блэк его не перебивала, смотря на него с живым интересом. Он протянул ей небольшую коробку с тортом. — В общем, вот. Спасибо, что… За зелье от похмелья, — все-таки удалось пошутить ему. Она засмеялась, откинувшись в кресле, и он обрадовался, даже забыв, что всё ещё протягивает ей торт. — Как это мило, Ремус! Спасибо, — она забрала коробку из его рук спустя несколько мгновений, и его пальцы ощутили тепло её ладоней. — Это торт? Какая прелесть! Если бы Сириус каждый раз дарил мне торт, когда осушал моё зелье от похмелья, я бы… потолстела, пожалуй. Так что даже хорошо, что он этого не делает. Ремус улыбнулся. — Не подашь мне нож? — Конечно. — Хочу немедленно попробовать. Это выглядит дьявольски вкусно! Давай, ты тоже, — миссис Блэк легко распаковала торт и, махнув палочкой, переложила его на тарелку. Ремус передал ей нож, но женщина застыла над тортом, примеряясь, как бы лучше его порезать. Мешали четыре лепестка розы. — Как думаешь, они съедобные? — спросила миссис Блэк с улыбкой. Ремус беспомощно пожал плечами — он не знал, не спросил. — Наверное, из глазури? Но я не уверен. — Хорошо, — она подцепила пальцами один из лепестков. — Давай попробуем. Будешь? Он кивнул, и миссис Блэк поднесла лепесток к его рту, давая возможность откусить. Несколько секунд Ремус смотрел на неё, расширив глаза, потом всё-таки откусил и прожевал. — Кажется, это действительно лепестки розы. — Правда? Серьёзно? — миссис Блэк засмеялась и, положила его недоеденный лепесток себе в рот. — Действительно. Значит, их можно убрать и резать? Отлично! — У нас какой-то праздник? — мистер Блэк появился на кухне внезапно; и Ремус вздрогнул от неожиданности, повернувшись к нему. Он вышел с голым торсом, и волосы у него были мокрые, а лицо выражало крайнюю досаду. — Не отрежешь мне кусочек, Вэл? Лишь кивнув на приветствие Ремуса, мистер Блэк подошёл к жене и встал у неё за спиной. Она с ним здороваться, разумеется, не стала; Ремус не был идиотом, чтобы не сопоставить мужскую рубашку на миссис Блэк и обнаженный торс мистера Блэка. Стало совсем неловко, но он не ушёл. — Конечно. Сейчас отрежу, и мы вместе выпьем кофе, — миссис Блэк улыбнулась и устремила взгляд на пирог, взмахнув палочкой, нож послушно врезался в шоколадное тесто. Мистер Блэк перекинул её волосы на одно плечо и коснулся губами шеи, обнимая жену за талию. — Пойду, наверное, разбужу Сириуса и Джеймса с Питером, — произнёс Ремус, направляясь к выходу из кухни. Миссис Блэк рассеянно кивнула ему. Её муж продолжал целовать её. Ремус впервые испытал желание применить непростительное и чувствовал, что у него бы это вышло — Отличная идея. Спасибо, — услышал он голос миссис Блэк, уходя.***
Он покинул дом на площади Гриммо тем же днём, несмотря ни на что уезжать ему не хотелось. Он собирался напроситься к Сириусу в гости на следующий год, но зимой Сириус сбежал из дома. И больше Ремус миссис Блэк не видел, хотя часто специально прогуливался на каникулах неподалёку. Потом его помешательство сошло на нет. Она пришла к нему в квартиру в начале ноября — спустя два дня после убийства Джеймса, Лили и Питера. И Ремус даже сквозь страшную боль потери понял, что ничего не прошло. В её руке подрагивала трость, но спина была прямой, а каблуки — до удивительного тонкими и высокими. Она сильно постарела, и морщины, которых прежде Ремус почти не замечал, стали очень глубокими, но черты остались всё такими же красивыми. — Будешь? — спросила миссис Блэк, доставая пачку сигарет. И Ремус криво усмехнулся; он не курил, но сейчас готов был цепляться за любую возможность расслабления и забытья. Миссис Блэк подожгла ему сигарету и закурила сама, Ремус закашлялся, она не стала это комментировать. — Тоже веришь, что Сириус их убил? Он не ответил, хотя ждал от неё этого вопроса. Она смотрела на него, сощурившись, а потом тихо хмыкнула. Ремус поднял на неё взгляд, но долго не выдержал. Её глаза были холодные — мертвые. — Я сожалею, — сказал он вместо ответа на вопрос. Она криво усмехнулась, сжимая сигарету зубами, потом выдохнула струйку дыма. — Чем я могу помочь? — Ты не можешь, — она пожала плечами. — Не мне. Но ты можешь прийти к нему в Азкабан и поговорить. Он этого не делал, я точно знаю. Она стремительно поднялась из кресла, опираясь на трость. И Ремус хотел бы её остановить, протянуть к ней руки, обнять или поцеловать. Но он этого не сделал. Горечь заполнила его грудь и подкатила к горлу, он вздохнул. Миссис Блэк презрительно улыбнулась краем губ, и её презрительный взгляд полоснул его по живому. — Но ты не придешь — уже все для себя решил. Зря трачу время. — Простите, — сказал Ремус прежде, чем она развернулась и направилась к выходу. — Ничего. Сириус никогда не умел выбирать друзей. Её каблуки гулко стучали по полу, отдаваясь эхом в ушах Ремуса даже после её ухода. В тот день он напился до того, что уже не мог сказать, была ли она у него и не привиделся ли ему её визит.