Не вижу ничего смешного

С утра в данго-кафе не очень много посетителей, но чай неизменно свежий и горячий, шарики данго аппетитно-цветные, как и нужно, сладкие, облитые липким сиропом, но у Сакуры на языке не расцветает букет приторных вкусов – там лишь несколько матюков и горечь очередного поражения. - Ох, как неожиданно, кажется, я снова выиграл, - Сай щелкает пальцами, с довольной улыбкой выкладывая на стол свои карты, и под хмурым взглядом старой подруги делает победный глоток из собственной кружки. - Я надеюсь, что ты обжегся и скоро умрешь, - девушка хмуро смотрит на напыщенно-претенциозных королей, вывалившихся из руки художника, сравнивая их со своим легионом шестерок в собственной ладони, и вздыхает, бросая карты на стол. Переводит взгляд на Сая, ожидающего отмашки с коварным видом, и, уныло ткнув палочкой красный сладкий шарик на своем блюдце, машет в его сторону другой рукой, - ну, давай уже, чёрт проклятый. Начальник службы АНБУ прокашливается, деловито складывает локти на столе, переплетая пальцы, с самым милейшим видом смотрит на Харуно, и, наконец, начинает, указывая на беременный сильно выпирающий живот подруги: - Мать, ну тебя прям разбомбило. Мать, ты прям огромная, прям жирнющая, боже мой! Удивительно, что я прошлым летом не видел ни одного арбуза – ты, кажется, все сожрала! Сакура с бьющейся на виске жилкой слушает минутную тираду товарища, и под конец, когда он сравнивает её с Луной в плане округлостей и веса, не говорит ничего, лишь с показательным видом съедая шарик данго с чужой тарелки. Сай воровства совершенно не замечает, и, счастливо выдыхая, подпирает щеку рукой: - Это было волшебно, лучшая минута в моей жизни. - Почему я чувствую себя так, словно нам опять по шестнадцать лет, и я снова хочу тебе что-то сломать? - Ну, не надо, в единственный мой проигрыш ты тоже неплохо по мне прошлась, должен признать. Как там было? В конкурсе… - В конкурсе «Выгляди максимально не гетеросексуально» ты бы не только взял все три призовых места, но еще и взял бы судью за задницу прямо на награждении. - Блеск. Но прошу учесть, если бы моя жена была мужчиной, она бы попала в самую сердцевину моей мишени своим кунаем без особых проблем. - Боже! – Сакура в притворной истерике закрывает уши руками, мотая головой, - избавь от метафор и подробностей! Почему ты вообще не с ней, у тебя выходной, в конце концов, разве нет? Сай улыбается мягко, и, выглянув на улицу, замечая того, кого они уже с пару часов ждут, пожимает плечами, вставая с места и подавая Сакуре руку: - Возможно, потому что она попросила меня побыть с тобой, пока она на миссии. Или потому что я сам захотел, чтобы ты не сидела здесь одиноким пухлым печальным персонажем. Пойдем? - Бесишь меня, - Харуно улыбается совершенно беззлобно, и, придерживая одной рукой выпирающий беременный живот, встает, опираясь на руку лучшего друга, и вместе с ним выходит на улицу, щурясь от яркого полуденного солнца. На улице внезапно находятся такие слегка раздражающие даму в положении вещи, как окружающие люди, куда-то спещащие, яркое полуденное солнце, в глаза залезающее, и Узумаки Наруто, с собственным ребёнком в нагрудной люльке-кенгуру, комично выглядящий в мантии Хокаге, забавно контрастирующей с дремлющим малышом на его груди и двумя пакетами продуктов в его руках. Сам Узумаки друзей не заметил – лишь с внимательным видом слушал Хинату, стоящую напротив него, загибающую пальцы и вдумчиво что-то поясняющую, пока Киба, сопровождавший её, кажется, задремал на ходу, ничего вокруг не замечая – их собственный с Хинатой сын увлеченно жевал беззубым ротиком свой же кулачок, пуская слюну и разглядывая все вокруг. - Всегда пробуй еду сначала на собственную руку, Мифуджи еще маленький, он очень легко обожжется, если ты будешь неосторожен. Если он плачет, то бери его на руки и успокаивай, но когда заснет, обязательно клади обратно в кроватку. И если я снова узнаю, что ты пытался давать ему лапшу… - Я буквально одну! Одну макаронинку! Хотел приобщить ребенка к прекрасному! – Наруто возмущается, наверное, уже в тысячный раз, извиняясь за собственную оплошность, чем вызывает утомленный вздох у всех присутствующих. Хината ещё с пару мгновений выглядит строгой, но мгновенно смягчается, когда маленький и темноглазый Мифуджи тянет ручку, обхватывая её палец, тыкающий в сторону Наруто. - Не важно. Впрочем, я всё это уже говорила Саске, так что, думаю, вы справитесь. Узумаки ворчит, надув губы: - Саске вернется только завтра, чтоб его… - Ах, ты хочешь поговорить о том, кто и сколько ждет Саске по времени, балда ты деревянная?! – Кулачок Сакуры пусть и не сильно, но ощутимо ударяется о макушку друга (всё же, она в положении, все же, не хочется потом лечить восьмимесячного ребенка), Наруто ойкает, обиженно смотрит на старую подругу, меряясь глазами с её собственными, назидательно-серьезными… И вдруг оба смеются, чуть ли не до слез, громко и звонко, на всю улицу. Сай переглядывается с Хинатой, пытаясь хоть у нее в глазах увидеть немножко понимания происходящего, не находит, и просто устало жмет плечами, вздыхая: - Что ж, видимо я так и не смог всё же стать полноценной частью команды номер Семь, ведь для этого нужно, кажется, потерять пару извилин… Под нос ему мгновенно показывают маленький женский кулачок, который художник почти любовно отводит в сторону, хмыкая и обращаясь уже непосредственно к начальству: - Господин Хокаге, вы помните, что в субботу вы знакомите всех младших детей друг с другом? Наруто чуть ли не лопается от радости, с энтузиазмом поправляя ребёнка у себя на груди: - А то, даттебайо! Жду не дождусь, Гаара же с Ли приедут! - Предположим, что ты рад им в целом, а не тебе всё еще льстит, что их сына зовут Наруто, - Киба зевает, подбрасывая вверх одну руку, потягиваясь, насколько возможно, держа в руках сына, - да, Узумаки? - Разжалую. Разжалую тебя, и отправлю на границу, в самую холодрыгу, чтобы у тебя зуб на зуб не попадал и хвост облез, Киба, понятно тебе? И за юбкой моей прекрасной бывшей супруги ты не спрячешься! Хината улыбается на их маленькую перепалку, и, осторожно стирая салфеткой слюну с щеки младшего сына, говорит уже тише: - Неджи тоже будет. С сыном. - Да ну?! – Наруто сияет вдвойне, едва не пританцовывая на месте, - я его последний раз только на встрече с советом клана видел, сто лет назад это было! Он постоянно занят, выцепить его – сложное дело… - Кто бы говорил. То же самое могу сказать про тебя, - Сакура улыбается, кладя ладонь на свой живот, даже как-то мечтательно проговаривая, - знаете, меня даже радует, что моя девочка родится после всех ваших мальчишек. Как думаете, они будут ее защищать? - Конечно! - Прекрасная Сакура-чан, ты еще спрашиваешь?? Мой Мифуджи будет для нее лучшим защитником, даттебайо! - Без вариантов! Сай улыбается загадочно, заложив руки за спину, и бросает небрежно, щуря глаза от яркого дневного солнца: - Зная её мамочку… Думаю, эта малышка сама будет всех защищать. - Забудь всё, что я говорила. Я тебя люблю до Луны и обратно… - Сакура, поддавшись такой неприкрытой лести и собственным гормонам, шмыгает носом и прижимается лбом к плечу старого товарища, вслед за ней начинает хныкать и сынишка Хинаты с Кибой, и одна полноценная парочка, и парочка друзей спешно расходятся, оставляя Наруто на людной улице одного. На мгновение Узумаки ловит нечто вроде детского потока воспоминаний – спины тех, кого хочется считать друзьями, отдаляются всё дальше и дальше, устремляясь домой, к семьям, греться у домашнего очага, а он остается один, когда вокруг так много людей, и всё, что его ждет – пустоватая старенькая квартирка, шум чайника, и одиночество, всецело поглощающее чувство одиночества. Но… Мычание и нетерпеливое шевеление детского тельца на его груди отрезвляют мгновенно. Наруто смотрит вниз, и, не в силах сдержать счастливой улыбки, встречается глазами с другими, детскими глазами, такими же чёрными, как у его второго отца. - Ну, малыш, пойдем домой?

***

Да, возможно, эта квартирка так и осталась маленькой. Обои всё те же, в ванной так и капает кран, а в прихожей скрипит одна половица, на которую неизменно наступаешь, разувшись по приходу домой, но разве всё это имеет хоть какое-то значение, когда все остальное изменилось практически до неузнаваемости? Наруто иногда ловит себя на том, что не особо верит в реальность происходящего. Кажется, что вот моргнешь сейчас чуть дольше нужного, и ты снова там, в прошлом – скучаешь всем сердцем по тому, с кем никогда быть не сможешь, не смотришь в глаза той, кого когда-то действительно попытался полюбить, врешь тем, кто с тобой одной крови и очень ждет отца домой, а у самого хватает сил лишь на то, чтобы в тишине своего кабинета сидеть с выключенным светом и мечтать о… Чёрт знает о чем. Мечтать стать счастливым, наверное? - Ты счастлив, Наруто? Суми была уже на седьмом месяце беременности, когда Неджи, уже год как исполняющий обязанности главы клана, задал этот вопрос своему Хокаге, чем, кажется, поверг того в ступор – Наруто бросил сгребать бумаги со стола, и просто плюхнулся обратно в кресло, сведя брови к переносице, задумчиво и молча хмурясь. Известный всем, как сдержанный и справедливый, кажущийся деловито-холодным, на самом же деле очень слабый сердцем к тем, кто ему дорог, Хьюга Неджи, тоже хмурится, щелкая пальцами, привлекая к себе внимание: - Наруто! Что-то случилось? Это Саске, да? Что он сделал? Скажи мне, я… - Сходишь в больницу за капельной стойкой и ударишь его тоже? – Наруто улыбается, мотнув головой, и, тепло посмотрев на лучшего друга, поворачивается в своем крутящемся кресле, разворачиваясь к окну, и, глядя на закатное солнце, тихо признается, - нет, Неджи. Понимаешь, в чем дело, я… Я счастлив. Я действительно бесконечно счастлив. И это… Слегка пугает, наверное? В отражении стекла он видит мягко улыбнувшегося Неджи, чей лоб уже чистый и открытый, без повязок, а главное, без печатей, как, собственно, и у всех представителей побочной ветви в их деревне. Лоб друга расслабляется, больше не хмурясь и не переживая за лучшего друга, и он говорит спокойно, уверенно: - Да, я понимаю тебя. Но я думаю, что всё будет хорошо. И Наруто, как ни странно, ему верит. Вечер проходит тихо. Наруто воркует с ребенком, пока кормит, купает и переодевает сына. Не обходится и без шалостей, конечно – Мифуджи считает, что будет забавно постучать по такой же светловолосой, как и у него самого, голове отца, маленьким, противно пищащим при каждом ударе резиновым молоточком, и долго-долго смеется, обаятельно раскрасневшись щеками. Как ни странно, эту игрушку купил их сыну Саске, аргументируя тем, что готовит малыша к будущему лязгу меча, ведь тот будет великим воином, мечником, превзошедшим своего отца. Наруто еще покрикивает на него тогда в магазине, что всё вранье и неправда, что Саске, мало бывающий дома, просто хочет, чтобы сын писком молоточка выносил хокагский мозг своего второго отца, и Учиха в ответ на это лишь улыбается, что греет душу всегда, как в первый раз. К слову, о Саске. Саске-Саске-Саске, как всегда… Ястреб прилетел три дня назад, сказав, что Саске прибудет через два, и уже сегодня ночью Узумаки, уже в пижамных штанах стоял у окна, задумчиво рассматривая ночную Коноху, вглядываясь глазами куда-то за горизонт, ожидая чего-то, собственно, как и всегда. Сегодня он снова засыпал один. Нет, конечно, прямо у его кровати стоит маленькая детская люлька, любезно подаренная друзьями на рождение сына (как и вагон игрушек), и Мифуджи, жующий свой кулачок во сне, это самое милое зрелище на свете, но факт остается фактом – Наруто выключил свет, улегся, накрылся одеялом, и заснул в одиночестве, что было весьма частым явлением в последнее время. Они прошли через многое, чтобы оказаться там, где твердо стоят ногами сейчас. За последние два года произошло слишком много событий, которые всколыхнули Скрытый Лист так, что мало не покажется. Короткое, но нужное для идеальной схемы назначение Хинаты на должность главы клана Хьюг, и все несогласные, считающие, что женщина не может управлять кланом, впоследствии были огорошены еще больше, когда первым указом новой госпожи стала полная и безоговорочная отмена побочной ветви в целом. Ровно в тот день, когда с самых маленьких представителей клана были сняты последние печати, госпожа Хината покинула свой пост, передав власть тому, кто по праву старшинства заслуживал её больше – в теплый весенний день Хьюга Неджи стал опорой и лидером клана, в котором в детстве мечтал не рождаться. Последующий развод Хокаге с его женой обмусолился, конечно, на телевидении, однако, как ни странно, воспринялся в целом нормально, даже, можно сказать, поблек на фоне того, что бывшая жена Хокаге вышла замуж буквально через месяц после развода. Кто бы, вы думали, пил и больше всех гулял на свадьбе принцессы клана Хьюг и главы Конохской полиции? Сам господин Хокаге, конечно же! Тот самый господин Хокаге, в тот же вечер впервые на людях взявший бывшего преступника, Учиху Саске, за руку, и пригласивший его на танец. Получивший, конечно, отказ… Но поцелованный после. Не боящийся идти дальше, туда, к искрящемуся теплым светом счастью. Тот самый господин Хокаге, впоследствии подписавший указ о прощении и снятии всех обвинений в сторону обоих братьев Учих, несмотря на то, что жив был лишь один из них. Тот самый господин Хокаге, бесстрашно обнародовавший все документы о Корне и Данзо, объясняющий населению, что Итачи Учиха был лишь подневольным исполнителем в тех страшных событиях, и они всё равно бы произошли, потому что во главе деревни стояли неправильные люди. Поддержала его бывшая Пятая Хокаге – выступила с речью в поддержку Седьмого Хокаге, помогла составить прошение о прощении для остальных стран, разосланное в тот же вечер, а потом до самого утра пила и вспоминала прошлое со своим любимым, пусть и не прямым по крови внуком, коим считала Наруто, и со своей любимой ученицей, которую, несмотря ни на какие кровные узы, считала родной дочкой. К слову, Сакура Учиха, в девичестве своем, Харуно, обиженной стороной совершенно не осталась. Сама подала на развод, сама собрала немногочисленные вещи своего на тот момент еще мужа и выдала ему, сама отправила дочь на разговор с отцом. После того, как прощение Саске было подписано, сама обратилась к Господину Хокаге и к Саске Учихе, главе своего клана, с просьбой выделения ей дома в квартале Учих. Бесстрашно улыбнулась, когда бывшие сокомандники округлили глаза, и пояснила, что она будет растить наследниц их клана, и делать это нужно в правильном месте, у корней, у истоков, на родовой земле. Получила, в итоге, дом, с комнатой для себя, гостевой, комнатой для старшей, и для младшей дочери, только-только поселившейся в её животе. События происходили настолько быстро, что не было времени сделать и вдоха, не то что передохнуть. Саске нашел такой момент для себя тогда, когда Наруто однажды утром просто взял его за руку, и, заведя глубоко в квартал Учих, проходя мимо зияющих пустыми окнами домов, не провел к скверу, кроющемуся на самой дальней окраине. Не ответил на вопросительные взгляды, лишь шел дальше, отгибая в стороны для себя и для Саске ветви слишком уж разросшихся кустарников и деревьев, прикрывающих собой, скрывающих в глубине… Сделанную не искусно, но очень похоже, из простого, но качественного камня, статую Итачи Учихи. Стоящий прямо, в своей тринадцатилетней красе, именно такой, каким его помнит Саске, Итачи стоял так, словно делал маленький шаг, только-только тоже вышедший из-за дерева напротив. Улыбался мягко и спокойно, не обремененный ничем и никем, неся на плече сонного ворона, слегка щурил глаза, и… Привычным движением тянул вперед два пальца. Пока Наруто пояснял, что прибег к помощи Какаши-сенсея, хорошо запомнившего лицо своего бывшего товарища по АНБУ, Сая, без вопросов накидавшего эскиз, и каменщика, вытесавшего не только лицо Хокаге на скале, но и эту статую, Саске лишь молчал, роняя из глаз слезы, лбом смиренно прижимающийся к каменным пальцам. Утро наступило слишком быстро, как показалось Наруто. - Ну-ну, не нужно плакать. Тссс… Ты хочешь знать, в честь кого ты назван? Твой папа Наруто, конечно, расскажет тебе это еще много раз за твою жизнь, но позволь сделать мне это сейчас. Одним твоим дедушкой был Минато Намикадзе – Четвертый Хокаге этой деревни. Он был быстрым и смелым, у него были волосы, прямо как у тебя и у папы, и он очень, очень любил своего сына. Он отдал всё, что у него было, чтобы его защитить, причем умудрился сделать это два раза, представляешь? Эту историю я расскажу тебе позже, ты еще слишком мал, чтобы слышать о войне. Наруто ерзает под одеялом как можно незаметнее, стараясь не показать, что проснулся, с замиранием сердца слушая чужой, но одновременно самый родной на свете шёпот. - Второго твоего дедушку звали Фугаку Учиха, он был моим отцом. Он был сильным и справедливым, он был главой целого клана, клана, главой которого однажды станет твоя сестра. Его жизнь не была легкой – ему приходилось принимать тяжелые решения, но он хотел лишь добра для тех, о ком он заботился, и он никогда не жалел о том, что защищал родных людей. Однажды я научу тебя Катону, как однажды он научил меня. Будет славно, да? Тссс… Наруто очень сильно борется с желанием открыть глаза и кинуться вперед, но терпит, сам не зная, почему, лишь прислушиваясь к словам человека, ходящего с ребенком на руках туда-сюда по комнате. - Крестного отца твоего папы Наруто звали Джирайя. Он был отшельником, невероятно сильным и загадочным, я думаю. Пусть он и писал дурацкие книжки, которые ты никогда не прочитаешь, потому что я их все сожгу, он хорошо воспитал нашего Седьмого Хокаге, который, хитрый, думает, что я не знаю, что он проснулся. Он помог ему овладеть своими возможностями, и подружиться с одной очень противной лисицей, которая пусть и обладает вредным характером, но будет защищать тебя, чего бы это ни стоило. Наруто всё же садится, с улыбкой и внутренним трепетом глядя на Саске, который уже скинул рабочую форму, оставил плащ в прихожей и отложил подальше меч. Сейчас на нем была самая простая белая футболка и самые простые домашние мягкие штаны, его волосы были влажными после душа, от него пахло мылом и зубной пастой, в его одной руке, удобно согнутой, был их сын, сладко дремлющий, вторая же была как всегда спрятана под длинным рукавом, скрывая отсутствие конечности. К слову, нужно будет спросить бабку, когда ручной протез Саске будет готов, не зря же он так долго торчит у нее и у Орочимару в лабораториях, привыкая к клеткам Первого, даттебайо! Саске не здоровается, лишь долго смотрит в глаза Наруто своими, разномастными, белым, пришедшим в порядок и невероятно сильным, и черным, таким же, как у их сына, и снова шепчет ребенку, направляясь с ним в сторону детской кроватки: - Я много чего расскажу тебе позже. Откуда у папы-Наруто и у твоих брата и сестры эти полоски на щеках. Расскажу, почему у меня так мало детских фотографий, расскажу, почему ты не знаком со своими бабушками и дедушками. Расскажу о странных шрамах на руках тети Карин, расскажу, почему на лбу дяди Гаары написано слово «любовь», расскажу, почему нинкошки – самые замечательные существа на свете. - Ты расскажешь ему о наших протезах? Саске улыбается уголком губ, кладя ребенка в кроватку, целует его в лоб, и, садясь на кровать к Наруто, так же целует уже его, привычно тихо хмыкая: - Лучше это будешь ты, мое видение в некоторых моментах не всегда было правильным. Наруто долго смотрит на него, кладет ладонь на чужую щеку, и открыто, счастливо смеется, жмуря глаза, перестав это делать лишь тогда, когда Саске валит его на кровать, садясь сверху и тыча в бок рукой, шипя шепотом и злобно сверкая глазами: - Да тихо ты, ты же его разбудишь! Что ты смеешься вообще, придурок? Я не вижу в этом ровным счетом ничего смешного. Ощущая, как радостно распирает грудную клетку от ощущения бесконечного счастья, Узумаки улыбается, видя в отражении черного глаза Саске целый мир, и, притянув его к себе за шею, шепчет в губы, после припечатывая поцелуем: - Зато я вижу, и нам этого хватит, Саске-теме.