Everything I Do

      Когда темные воды сомкнулись над головой, Освальд Кобблпот не думал, что это конец. Он никогда не верил в это. Как бы страшно и плохо не было, ему всегда было трудно представить, что вот сейчас его не станет. И, возможно, именно эта вера каждый раз помогала ему выбираться из самых сложных передряг, в которые он сам же и впутывался.       Легкие горели огнем, в груди уже не просто припекало, а немилосердно жгло, и Освальд не знал точно, отчего больше — оттого, что наглотался воды, ввинтившейся в тело пули или предательства Эда. И болело все, абсолютно везде. Казалось, ледяная вода совсем не притупляла и не смягчала ощущений, не успокаивала, не утешала боль. Усталость разливалась по телу, Освальд прикрыл отяжелевшие веки всего на мгновение, а открыл их уже в незнакомом доме, на чужой кровати.

***

      Как по рабочим дням Робин Тейлор никак не мог оторвать голову от подушки (хоть и не позволял себе опаздывать), так по выходным — старался вставать пораньше, хотел успеть набраться за день как можно больше впечатлений. Очень уж жаль было тратить свободное время на сон.       Погода для конца октября выдалась достаточно теплая, и Робин с удовольствием вдыхал свежий утренний воздух, нагуливая аппетит перед завтраком. И успешно совмещал это с зарядкой, заменив порядком поднадоевшие упражнения в спортзале велосипедной прогулкой вдоль берега реки.       По завершении съемок каждой части сезона «Готэма» Робин на пару недель сбегал сюда отдохнуть от шума крупного города. Он любил общение и людей, проводить время с семьей и в компаниях, но иногда и ему хотелось побыть одному. Поэтому пара недель каникул в тихом загородном домике в глуши стала для Робина своего рода традицией. Домик был небольшой — кухня, ванная и всего две комнаты: спальня и гостиная. Зато прилегающий к нему земельный участок был обширным и красивым.       Робин приехал только вчера вечером и был рад, что отдых здесь стал для него своеобразным ритуалом, поскольку не было нужды каждый раз собирать чемоданы или разбирать вещи. Все необходимое в этом домике было. Он закупал продукты на несколько дней, и все, что ему еще могло потребоваться, чтобы сорваться с места, — это взять с собой бумажник, телефон и арендовать машину.       Робин не был уверен, что заставило его притормозить и вглядеться в темную осеннюю воду. Он теперь редко носил очки, заменив их более практичными линзами, но по-привычке приложил руку козырьком ко лбу, защищая глаза от бликов. В паре метров от берега что-то чернело, так неестественно на водной глади, и у Робина скрутило холодком внутренности, когда он понял, чем именно это могло быть.       Ему не доводилось раньше видеть, как кто-то тонет, но вот у него самого такой опыт был. Не съемочный, реальный. Ему было лет шесть или семь, и он только-только научился держаться на воде. Проплывавшая мимо большая собака случайно задела его, заставив выпустить воздух, хлебнуть воды и закашляться. Робину показалось, что он достаточно близко от берега и через пару неуверенных гребков, он попытался встать, тут же уходя с головой под воду. Он захлебнулся и не почувствовал дна, и успел испугаться. Все произошло очень быстро, ему не пришло даже в голову позвать кого-то на помощь. Все, о чем он думал, хватит ли у него сил доплыть до мелководья. Он выплыл сам и никогда никому об этом не рассказывал, даже маме.       До этого Робин не особо умел и не особо любил плавать, но после того случая он воду просто заобожал. И глупая детская вера, что он никогда не утонет, осталась с ним на всю жизнь.       Смотреть, как кто-то тонет, оказалось гораздо страшнее, чем тонуть самому. Робин отмер и соскочил с велосипеда. Он не был даже уверен, человек ли это или животное. И броситься на помощь его побудило в значительной степени подсознательное понимание, что больше здесь никого нет и кроме него тонущему бедолаге помочь некому.       Человек оказался едва ли в паре метров от берега, но, вытаскивая его, Робин промочил насквозь не только джинсы, но и толстовку с футболкой. Незнакомец был в костюме, и отяжелевшая от воды многослойная одежда утягивала его вместе с Робином обратно в реку.       Наконец, они оказались на берегу. Но спасенный из воды человек не шевелился и не подавал никаких признаков сознания, и Робин забеспокоился, вмиг растеряв небольшой запас теоретических знаний об оказании первой помощи и реанимационных мероприятиях. Он добросовестно ходил на все вводные инструктажи во время съемок и запоминал рекомендации, — никогда не знаешь, что именно может пригодиться для какой-то конкретной специфической роли, — но ему никогда не приходилось применять эти навыки.       Кинулся в воду Робин без раздумий, просто не смог бы пройти мимо. А вот теперь у него не получалось даже собраться и определить, стоит ли делать искусственное дыхание, и если стоит, то как — рот в рот, рот в нос? В ушах стучала кровь, спину холодило, а пальцев он уже почти не чувствовал. И было страшно. Очень страшно и неприятно прикасаться к почти наверняка трупу. Но Робин пересилил себя и наклонился к незнакомцу, цепляясь непослушными пальцами за отвороты его пиджака. Неожиданно в голове всплыло, что сначала нужно освободить грудь пострадавшего от одежды, чтобы не травмировать ненароком, и ударить, и если повезет…       Какой силы должен быть удар? И сможет ли Робин ударить достаточно сильно, если с трудом справляется даже с собственными закоченевшими пальцами? Что будет, если не получится, если это не поможет?       Ледяная волна разливалась внутри, сковывая его движения и мысли. Все в голове мешалось, мысли будто складывались из обрывков, стараясь перепрыгнуть на что-то другое. Робину с трудом удавалось сфокусироваться на необходимом, а пуговицы не поддавались потерявшим чувствительность от волнения, страха и холода пальцам.       Сколько этот человек пробыл под водой? Сколько не дышит? В досаде, чувствуя, что время идет, а он продолжает возиться с пуговицами, Робин прекратил бесполезные попытки, сцепил пальцы в замок и нанес удар по грудной клетке, надеясь, что не сделает хуже. Как много вреда он может нанести почти трупу? Он ударил еще раз, немного сильнее. Ну, пожалуйста, пусть ему повезет и…       Повезло.       Незнакомец резко закашлялся, пытаясь одновременно вдохнуть и откашливая воду. И тут же судорожно притиснул к груди руки, пытаясь свернуться в клубок. У него не очень-то это получилось, и Робин помог ему перевернуться на бок, растирая его спину и приговаривая:       — Вот так, вот так.       Он знал, что успокаивает этим больше самого себя, чем незнакомца, которому пока было явно не до внешних раздражителей. Тем более, губы Робина подрагивали и вряд ли кто-то вообще понял бы его сбивчивый прерывистый шепот, если бы расслышал. Робин с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться от облегчения.       Он опустил голову, стараясь размеренно дышать через нос, слушая хрипы и кашель спасенного им человека и чувствуя, как его самого все сильнее бьет дрожь. Словно передаваясь ему от незнакомца, за которого Робин продолжал цепляться, будто тот мог бы вдруг куда-то исчезнуть. Нервное напряжение понемногу отступало, адреналин схлынул, а холод ощущался все отчетливее. Нужно побыстрее в тепло, не хватало еще заработать переохлаждение или что-то похуже.       Незнакомец почти совсем затих, лишь хрипло дышал, дрожал и жался в комок. Робин потянул его за плечо, переворачивая на другой бок, намереваясь поудобнее перехватить и помочь подняться, и только тут сумел рассмотреть его лицо получше. Этот длинный нос, бледную веснушчатую кожу и запавшие глаза с глубокими тенями под ними.       Проклятье! Робин с трудом удержался от вскрика и отшатнулся от распростертого перед ним на земле человека. Чертовы косплееры. Обычно Робину нравилось общаться с фанатами. Он с удовольствием с ними фотографировался, выслушивал истории и давал автографы. Особенно милыми были дети, у них получались очень непосредственные косплеи.       Но вот это вот уже не вписывалось ни в какие рамки. Мало того, что лицо спасенного человека было лицом Робина. Ну, не совсем его, скорее все же Пингвина. И что-то в нем все-таки почти неуловимо отличалось от того, что он каждый раз видел на экране и в зеркале после грима. Но помимо пугающего своей точностью и реалистичностью сходства — это нужно совсем не иметь мозгов, чтобы искупаться в костюме, тем более в октябре. Чтобы — что? Взять автограф, сделать селфи? Бред какой-то. Других способов что ли не нашлось?       Робин уже отчетливо слышал стук своих зубов, а мокрая одежда облепила его ледяным коконом. Ветра не было, но это не сильно спасало от пробирающегося под выстуженную одежду холода. Адреналин сошел на нет, и Робина ощутимо потряхивало теперь уже не от нервов. И как он мог так попасться? Мысли слиплись в один неприятный холодный ком.       Надо найти, куда он отбросил велосипед, и поскорее добраться до дома и горячей ванны. И принести этому безмозглому фанату что-то согревающее — одеяло и горячий чай или какао. Робин поднялся на ноги и огляделся, замечая свой велосипед и гадая, не оставить ли его здесь, — все равно он не сможет ехать, а до дома всего несколько сотен метров.       Но тут послышался еще один стон, болезненный и больше похожий на задушенное рыдание, заставивший Робина вновь бросить взгляд на незадачливого косплеера. Взгляд у того был мутным, губы шевельнулись в попытке что-то сказать, но его всего колотила крупная дрожь, и вышло только что-то очень невнятное. Лицо незнакомца казалось слишком уж бледным даже для недавнего утопленника, хотя, возможно, что Робину так только показалось на фоне темных волос.       Как бы то ни было и чего бы он там не планировал добиться недавним раздражающим представлением, сейчас этот человек явно страдал. Кажется, собственная шалость зашла слишком далеко и обернулась против него же.       И похоже, ему тоже не помешает горячая ванна. Нельзя же бросить его тут в таком состоянии. Робин не обладал нужными медицинскими навыками, но ему вдруг показалось, что одеяла и какао этот ненормальный может и не дождаться. А за велосипедом он все равно уже решил вернуться позже.       Робин сцепил зубы покрепче, чтобы не стучать ими от холода, и попытался подхватить незнакомца, поднырнув ему под руку. Замерзшее тело плохо слушалось, а сам спасаемый больше мешал, чем помогал, — Робин был уверен, что обнаружит потом синяки у себя на плече от этих цепких пальцев. Хорошо, что пройти нужно было всего ничего.       Закинув, наконец, руку незнакомца себе на плечо и позволяя на себя опираться, Робин очень медленно поднялся, стараясь двигаться как можно плавнее. Привалившееся к нему тело казалось тяжелым и будто одеревеневшим — жестким, ледяным и, вероятнее всего, по-прежнему полубессознательным. Промокшая, насквозь выстуженная одежда тянула к земле, да еще незнакомец наваливался на Робина практически всем своим весом. Идти было трудно, но все же медленно они продвигались к дому, превозмогая болезненную ломоту и холод. Главное, не свалиться по дороге.       Добравшись до дома, Робин порадовался, что не запер дверь, когда отправился на велосипедную прогулку. Помимо возможности спокойно отдохнуть в одиночестве в окружении прекрасной умиротворяющей природы, во владении собственностью в глуши имелись и другие плюсы: например, не нужно было запирать дверь — попросту, не от кого.       Тяжело ввалившись внутрь с совсем обмякшим незнакомцем, оттягивающим плечо своего спасителя, Робин дотащил его до ванной комнаты, чудом сам удержавшись на ногах. Сейчас ему казалось, что так должен чувствовать себя человек на грани потери сознания от переохлаждения, а слабость, разливающаяся в теле, сопровождалась головокружением, провоцируя новый панический виток.       Ванная комната, светлая и современная, была оборудована и ванной, и душевой кабиной, но сейчас Робин не раздумывая сразу затащил незнакомца в душ, забираясь туда вместе с ним. Согреться под горячими струями будет быстрее и проще, чем замерзшими руками пытаться стянуть промокшую, насквозь выстуженную и липнущую к телу одежду.       Душевая кабинка не была рассчитана на двоих, но в данной нестандартной ситуации Робину это показалось даже удобным. Он втиснул колено промеж ног незнакомца, одновременно на всякий случай страхуя его от падения и освобождая себе руки, и включил теплую воду, осторожно стараясь направить обжигающие струи на них обоих.       Пришлось перетерпеть несколько очень неприятных минут, когда ему казалось, будто его варят заживо в кипятке, но когда, наконец, удалось согреться, по телу разлилось непередаваемое блаженство. Одежда все еще неприятно липла к телу и тянула вниз, но Робина больше не била дрожь. И незнакомца, вроде, тоже.       Бросив на того еще один пристальный взгляд, Робин начал, как мог быстро, стягивать с себя противно облепившие его мокрые вещи. Мокрая одежда неохотно расставалась с телом, стремясь зацепиться и опутать. Но все же он старался разделаться с этим поскорее — он быстро согрелся под теплыми струями, но его очень беспокоила почти полная безучастность незнакомца. Тот стоял, тяжело привалившись к стене душевой кабинки, зажатый между ней и Робином, и если бы Робин не придерживал его коленом, то точно бы съехал вниз. Он смотрел куда-то в пол и стискивал руки на груди, судорожно цепляясь и ковыряя и царапая жилет жесткими пальцами.       Тоже хочет переодеться? Не помнит, как, или не может? Сколько он все же пробыл в воде? Как он вообще там оказался, и зачем? У него вполне может быть переохлаждение или воспаление легких. Может, что-то с мозгом. Или что еще бывает, если утонуть в холодной воде? А, может, он и вправду сумасшедший, и Робин притащил его к себе в дом?       Несмотря на горячие струи, Робин отчетливо чувствовал холодок, пробиравшийся у него по спине. Он не был уверен, о чем больше и за кого переживает — за себя или спасенного им человека. Спасенного ли? Слишком много вопросов, на которые еще нужно набраться решимости найти ответы. У Робина не было желания выяснять истину, по крайней мере прямо сейчас. Но он может помочь незнакомцу с переодеванием, так ведь? А потом он вызовет скорую и передаст все заботы о нем специалистам.       Расправившись, наконец, с собственными мешающими, уже не ледяными, но по-прежнему отяжелевшими от воды толстовкой и футболкой, Робин скинул их прямо на пол. И осторожно дотронулся до руки незнакомца, которую тот тут же стиснул на груди еще сильнее.       — Я просто хочу тебе помочь, — начал Робин, надеясь, что его голос звучит достаточно уверенно и спокойно, чтобы немного привести их обоих в чувство.       Незнакомец вдруг вскинул голову, уставившись на Робина пугающим прозрачным взглядом, будто собираясь что-то сказать. Стало совсем не по себе, но Робин инстинктивно подался немного ближе, вслушиваясь. Но тот лишь, наоборот, плотнее сжал бледные губы, вдруг выпрастывая в сторону зажатую между их телами руку. Что-то выпало из разжавшейся ладони и зазвенело по кафельному полу, отпрыгивая и укатываясь в дальний угол. На лице незнакомца было написано такое отвращение, что Робин невольно проследил взглядом за отброшенным куском металла.       Прошла пара секунд до того, как страх накрыл Робина ватным одеялом, перехватило дыхание, а сердце сжалось и забилось быстрее. Он кинул быстрый взгляд под ноги, отмечая, что стекающая с них вода окрасилась бурым. Робин понимал, что это может означать, но не хотел в это верить. Он видел достаточно реквизита, чтобы догадываться, что именно с такой ненавистью и омерзением откинул от себя незнакомец. Но такого ведь просто не могло быть.       Робин высунулся из-под струй воды, одной рукой продолжая удерживать незнакомца от падения, другой нащупывая и вытаскивая ножницы из подставки на раковине. Слушая, как звенят, разлетаясь в стороны, срезанные с жилета и рубашки пуговицы, Робин почти убедил себя, что отброшенный незнакомцем в угол предмет тоже был пуговицей. А кровь — ну, может, это и не кровь вовсе? Мало ли в чем они могли перепачкаться по пути. А, может, одна из пуговиц все же травмировала незнакомца, когда Робин ударил его по груди, — рекомендации ведь не просто так составляются.       Наконец, разделавшись со всеми пуговицами, Робин развел в стороны полы рубашки. На груди незнакомца обнаружилась рана — небольшая, не очень ровная и почти не кровоточащая. Робин не знал, что это значит и что он должен был почувствовать — успокоиться или, наоборот, начать паниковать. Может быть, рана несерьезная — а исходя из того, что незнакомец отбросил пуговицу, так и должно быть. Разве можно серьезно пораниться пуговицей? Робин ведь бил вполсилы, да даже если бы и в полную — ради Бога, это же пуговица! А, может, он вообще напоролся на что-то в воде? Но тогда могло быть и так, что незнакомец напоролся достаточно сильно и потерял уже слишком много крови.       Другие возможные объяснения Робин гнал от себя.       Как мог быстро Робин освободил незнакомца от оставшейся одежды и помог ему добраться до кровати в спальне. Тот не сопротивлялся, и Робин опять не знал, стоит ли этому радоваться или нет? Может, все совсем плохо? Или он просто успокоился, согревшись и избавившись от мокрой одежды?       Уложив незнакомца и закутав в одеяла на кровати, Робин, наконец, сделал то, что давно стоило сделать. Заглянул в шкаф и натянул на себя бежевый свитер, сразу чувствуя себя намного лучше. Оставшийся от отца, свитер был немного великоват Робину, но сейчас это было именно то, что ему по-настоящему нужно — немного уюта и спокойствия этим сумасшедшим утром. Прошла всего пара часов, как он встал, а Робину уже казалось, что этот день никогда не кончится.       Он переодел джинсы, чувствуя как его все равно потряхивает, несмотря на сухую одежду и натопленную комнату. Пальцы неприятно подрагивали — нервно, а не от холода, — и Робин не стал тратить время, чтобы застегнуть брюки.       И вновь глянул на притихшего незнакомца. На кровати выделялась только темноволосая макушка, бледное лицо почти сливалось по цвету с кремовыми тонами постельного белья. Глаза страдальца были закрыты, грудь равномерно приподнималась и опускалась — уснул или потерял сознание? Может, притворяется? Зачем ему? А зачем все остальное?       Робин вдохнул поглубже, чтобы прекратить бессмысленный спор с самим собой, и приблизился к незнакомцу, на всякий случай быстро еще раз проверяя пульс на шее и дыхание. И то, и другое беспокойное, но ровное, не прерывистое. Робин решил, что это должен быть хороший знак. Почему же этот парень никак не мог прийти в себя? Не похоже, чтобы он притворялся. Робин потер руки, растирая, будто бы чувствительность еще не до конца к ним вернулась, пытаясь унять вновь нарастающую панику.       Ну все, теперь самое время вызвать помощь. Он потянулся к прикроватной тумбочке, где держал свой мобильный. Нащупав трубку, Робин вновь странно непослушными пальцами набрал телефоны службы спасения и скорой. Он не знал, что именно будет им говорить, как объяснять безумного голого фаната с дыркой в груди в своей постели, — а он был уверен, что именно это вызовет шквал вопросов, — но все равно раз за разом пытался поймать сигнал и вызвать помощь. Сам он к такому не готов, ему нужны профессионалы, вдруг с этим ненормальным и вправду что-то серьезное? Вдруг он умрет прямо у Робина дома? Зачем он вообще его сюда притащил?       Нет, нет, он ведь на самом деле так не думает, это все вновь вернувшиеся и нарастающие паника и нервное напряжение. Что еще ему было делать? Не бросить же его на берегу. Или в воде. Если бы Робин его не вытащил и не привел к себе, этот парень точно был бы уже мертв.       Спустя несколько безуспешных попыток, пришлось смириться, что вызвать помощь не получится. А значит, придется самому посмотреть, насколько серьезна рана незнакомца и попытаться как-то ему помочь.       Робин положил телефон на тумбочку и вновь посмотрел на бледное лицо этого странного парня: тот по-прежнему не выказывал признаков сознания, зато выглядел открытым и доверчивым, и Робин со вздохом вернулся в ванную за аптечкой. Определить, насколько серьезна рана, он все равно не сможет, но нужно что-то сделать, хотя бы остановить кровь и перевязать. Что ж, это он может. Робин уже зашел слишком далеко, что ему стоит теперь посмотреть, что с незнакомцем не так? А потом он съездит в город и вызовет скорую, как только поймает сеть.       Вернувшись с аптечкой и приоткрыв кокон из одеял, он понял, что кровь, хоть и смылась, по-видимому, в воде, но уже начала пачкать одеяло, расплываясь на нем небольшим пятном. И это зрелище ненадолго ввело Робина в ступор. Кровь из раны почти не сочилась и с виду казалось, что самые страшные повреждения незнакомец нанес себе сам, ковыряясь пальцами в ране в попытке вытащить пуговицу. Но это почему-то не успокоило Робина, а наоборот заставило еще больше заволноваться.       — Так, давай-ка займемся тобой, — Робин еще раз потер руки, подышал на пальцы, пытаясь их согреть, и придвинул ближе аптечку. Лекарства у него были самые обычные, и он понимал, что бинты и заживляющий «клей», незаменимый в загородном домике и часто выручавший самого Робина при порезах и ссадинах, — не то, что нужно при таком ранении. Но особого выбора не было, — по крайней мере это не навредит, успокоил себя Робин, — так что он залил «клеем» рану, останавливая и так не особо обильное кровотечение, и постарался наложить поверх повязку. Где-то в середине процесса незнакомец зашевелился и попытался то ли помочь, то ли помешать, но Робин был в любом случае рад, что тот пришел в сознание. Повязка получилась не очень плотной, и Робин для надежности пропустил бинты пару раз через плечо. Из каких-то вводных инструктажей он помнил, что повязку нужно накладывать на выдохе, чтобы она не сползала, и был не уверен, что получилось, как надо, но ничего лучше он предложить не мог.       Уложив своего вынужденного пациента обратно на подушки, Робин отнес аптечку в ванную. Собрал с пола мокрую одежду и покидал в корзину для белья. Замел все пуговицы, сначала старательно обходя угол, куда отлетела та самая первая, откинутая гостем, а затем, когда выбора уже не оставалось, быстро смел все из угла и не глядя вытряхнул в ведро на кухне.       Вернувшись в спальню со стаканом теплой воды, Робин заставил проваливающегося в сон гостя сделать несколько глотков и оставил полупустой стакан на столике рядом с кроватью. Затем быстро отыскал в шкафу еще запасное одеяло, набрасывая его поверх вновь завернутого кокона. А на спинку кровати повесил еще один комплект из свитера и брюк — на всякий случай. И снова потянулся за телефоном. Умирать его гость вроде бы не собирался, но попытаться еще раз вызвать скорую все же стоило. Если не получится, то придется ехать в город или отвезти этого парня в ближайшую больницу самому.       Но едва Робин успел дотянуться до телефона, как его запястье неожиданно цепко перехватила рука незнакомца. Тот вцепился в него судорожно, заглядывая в лицо мутным полубезумным взглядом, и Робин не был уверен даже, видит ли тот сейчас что-то перед собой и находится ли в сознании. Возможно, он просто бредит и вообще не осознает, где находится и кто перед ним.       — Нужно вызвать скорую, — Робин почему-то решил, что благоразумнее будет не упоминать полицию.       — Нет, — отчаянно выдохнул незнакомец, а хватка на предплечье Робина усилилась, причиняя ощутимо болезненный дискомфорт.       Робин вырвался от своего странного гостя, отшатываясь от кровати и мимоходом отмечая, что от жестких пальцев на его руке остались неаккуратные отметины, одернул рукав свитера и все же набрал номер службы спасения еще раз.       Сигнал так и не появился. Незнакомец продолжал настороженно смотреть прямо в глаза Робину, и взгляд его казался почти осмысленным, хоть и по-прежнему пугающе-прозрачным. Робин, как загипнотизированный, отстраненно подумал, что у него самого взгляд совсем не такой. Он убрал телефон в задний карман джинсов и осторожно отшагнул, отступая к двери, не отводя от непредсказуемого незнакомца глаз.       — Постой, Эд, — тот вдруг всхлипнул и протянул к Робину руку, вновь становясь доверчивым и открытым. Заставив Робина вздрогнуть и замереть, но не приблизиться. Незнакомец всхлипнул еще раз и беспомощно уронил руку на кровать.       — Эй, поехали в больницу, — Робин сглотнул холодный комок в горле и сделал еще одну попытку уговорить незнакомца. — Тебя осмотрят там и… Тебе нужна помощь.       — В таком случае лучше выстави меня вон, — вскинувшись, неожиданно язвительно прервал его незнакомец, заставляя Робина вздрогнуть. — Ты прекрасно знаешь, что мне нельзя туда, и добровольно я не поеду. Тебе, конечно, ничего не стоит меня заставить. Но в таком случае, неужели ты правда хочешь допустить разговор с полицией, как думаешь, их заинтересует пулевое ранение? Кто-то поверит, что ты ничего не знаешь? Я скажу, что это ты, Эд, — он с вызовом вздернул подбородок и опять уставился Робину прямо в глаза.       Робин не помнил, что точно ответил, кажется, пробормотал что-то насчет того, что в доме закончились продукты, и он привезет еды и сразу же вернется, и выскочил за дверь. Очнулся он только на крыльце, затушив в пепельнице едва раскуренную сигарету. Он прикурил новую, затянулся и посмотрел на спокойную водную гладь перед собой. Отправляясь сегодня утром на велосипедную прогулку перед завтраком, думал ли он, предполагал ли, что спустя каких-то пару часов по уши увязнет в чем-то подобном?       Нет, не думал и предполагал. И сейчас не мог думать тоже. Сейчас у него в голове — звенящая пустота, по которой метались одиночные обрывки фраз то ли последнего сценария, то ли прогноза погоды. А картинки всего, что произошло за последние пару часов, подталкивали его к верному ответу, который он уже знал, но не хотел принимать. Робину очень не хотелось верить, что что-то подобное может быть реальным. Может, и весело мечтать о чем-то таком в детстве, но очень страшно даже предположить, когда вырастаешь. Будто весь твой мир сошел с ума и ты вместе с ним.       Может, этот ненормальный и прав, и правильнее было бы теперь просто бросить его где-то, но Робину совесть не позволила бы вот так оставить кого-то умирать на улице. И что теперь делать?       И почему он, черт возьми, называет Робина Эдом? Почему-то это злило больше всего. Может быть потому, что раздражение от чего-то подобного сейчас единственное из всего ощущалось нормальным и понятным. Обычным среди иррационального.       Робин, раскурив до половины, загасил вторую сигарету и принялся за третью.       Все же, в какой-то момент пришла спасительная мысль, что это сон. Вот такой вот бредовый сон, но как иначе объяснить все происходящее? Можно, конечно, было бы придумать кучу объяснений, как логичных, так и притянутых за уши. Костюмом и гримом можно создать любое сходство, а информация о событиях еще не вышедшей серии могла каким-то образом просочиться за пределы съемочной площадки и попасть на глаза ненормальному фанату. Да и разве какой-то псих не мог расковырять себе грудь, вложить кусок свинца и кинуться в воду, завидев Робина на велосипеде? Однако весь чертов грим бы уже давно смылся, а сходство оставалось поразительным. И, несмотря на все безумства этого мира, Робин так и не смог представить, ради чего кому-то это все могло понадобиться?       В глубине души Робин уже не только знал ответы на все эти вопросы, но и примирился с ними. Но разве не логичнее было бы, если бы все оказалось просто сном? И нужно просто проснуться и забыть об этом. Однако, сколько бы Робин не силился и не умолял себя проснуться, ничего не выходило. Ущипнул себя за бедро, но боль не позволяла вытравить из головы уже накрепко поселившиеся там бедовые мысли. Пришлось смириться, что безумный сон — ничто иное как самая действительная реальность.       Робин чувствовал, что никак не может собрать и склеить обратно рассыпавшееся самообладание. Дыхание перехватывало, он закашливался сигаретным дымом и втягивал в себя воздух с какими-то жалобными полувдохами-полувсхлипами.       Его роль, его персонаж лежал сейчас в его доме, в его кровати, потому что Робин спас его этим утром.       Оставалось, конечно, еще одно объяснение — оно Робину не очень нравилось, хотя и было бы, возможно, предпочтительнее ожившего персонажа. Но сумасшедшим он себя не чувствовал. Он слышал, что так и должно быть, это и значит по-настоящему сойти с ума, ведь психи обычно не осознают, что они — психи. Но, серьезно, ведь должны быть еще хоть какие-то симптомы, что-то, что заметил бы кто-то еще из его окружения — провалы в памяти, потеря ориентации в пространстве, какие-то новые странности и чудачества, хотя бы элементарная забывчивость и перемены настроения? Что-то, кроме Освальда Кобблпота на его кровати?       Робин прижал руку к губам, будто в попытке помешать словам вырваться, хотя вслух ничего не произнес. Сейчас разницы никакой не было, Робин был один и разговаривать вслух с самим собой считал глупым, злоупотребляя этой привычкой лишь, чтобы успокоиться. Но вот он, наконец, и озвучил, пусть в мыслях, то, что крутилось в его подсознании все утро.       Когда пепельница пополнилась четырьмя недокуренными сигаретами, Робин понял, что ему действительно нужно съездить в город за продуктами. Запасы не были рассчитаны на двоих, к тому же неплохо бы купить каких-то лекарств. Надо было чем-то занять руки и голову. И придумать, наконец, что делать дальше.       Садясь в машину, Робин понял, что так и не застегнул брюки. Исправив эту оплошность и тихонько посмеиваясь над собой, он завел мотор и тронулся, осторожно выезжая на проселочную дорогу. Подтрунивание, хоть и над самим собой, действовало умиротворяюще, как бальзамом успокаивая исстрадавшиеся за это утро нервы.       По пути ему удалось окончательно уверить себя, что ничего страшного и непоправимого не произошло. Ничего, с чем он не смог бы справиться. Робину нравилось чувство уверенности, которое внушали планы, поэтому, подъезжая к небольшому кафе на окраине города, у него уже было некоторое подобие плана на ближайшее будущее. Робин немного повеселел, вспомнив, что так и не позавтракал сегодня, поэтому завернул в кафе и заказал блинчики с черникой и кофе.       Робин понимал, что это выглядит так, будто он фактически сбежал, но ему нужно было еще раз относительно спокойно все обдумать, взвесить и осознать все случившееся с ним сегодня. То ли он уже исчерпал свой лимит страха за сегодняшнее утро, то ли расстояние успокаивало его бдительность, делая страхи менее реальными. И у него появлялось тем больше уверенности в правильности своих выводов, чем дальше он отдалялся от дома и Пингвина. Рука опять непроизвольно поднялась к губам, и хоть Робин и сделал вид, что дотронулся до них просто так, но со вздохом ему пришлось принять правду. Ему нравилась идея, что его персонаж мог каким-то образом воплотиться в реальность. Потому что какой бы бредовой эта идея ему не казалась, все остальное ощущалось еще хуже.       И он даже не на подсознательном, а на вполне сознательном теперь уже уровне знал, что все это правда, — не только на инстинктах, но и просто потому, что другие варианты казались еще неправдоподобнее. И действовать ему придется, отталкиваясь от ситуации, какой бы невероятной она не казалась.       Как законопослушный гражданин Робин доставил бы незнакомца в больницу. Но он понимал, что Пингвин прав. Робин не мог позвонить в полицию или вызвать скорую, как изначально собирался. Пингвин слишком похож на него, и у врачей и правоохранительных органов возникнет много вопросов — будут расспрашивать, как они связаны, что произошло, с какой стати сумасшедшему фанату стреляться и топиться на собственности Робина, откуда бы ему вообще знать об этом месте. Никто не поверит, если он скажет, что какой-то ненормальный косплеер случайно тонул около его дома, да еще и с пулевым ранением, что Робин случайно вытащил парня из воды и совсем ничего об этом не знает. И, на сколько Робин знал Пингвина, этот псих, в случае чего, не задумываясь, запросто спихнет всю вину на Робина, если почувствует, что это поможет выпутаться ему самому.       Но все же, не мешает расспросить его, кто в него стрелял. Память услужливо подсказывала, что Эд Нигма, но Робин не горел желанием ей довериться. Ему нравился персонаж Эда, но не до такой степени, чтобы приветствовать и его появление. Робин, честно говоря, и Пингвинье появление не приветствовал, и до сих пор не до конца был уверен в собственной нормальности. Но раз сомневался, значит, не все так уж безнадежно — психи-то не сомневаются.       Может, Пингвин сам в себя выстрелил? Или вообще кто-то третий? Разве все обязательно должно быть, как в сценарии? И где оружие? Теперь надо не позволить Пингвину загнуться. А если он все-таки умрет? Нет, нет, нужно что-нибудь придумать, как-то помочь ему выкарабкаться.       У Робина, конечно, как у всех, были знакомые медработники, но никого такого, чтобы их запросто можно было огорошить парнем с огнестрельным ранением у себя на кровати. Не говоря уже обо всем остальном. Но он все же набрал номер Мисси. Та, работая медсестрой в одной из нью-йоркских больниц, несколько раз латала не слишком серьезные травмы самого Робина и, как он надеялся, не будет слишком удивлена. Пришлось соврать, что кувыркнулся с велосипеда, наехав на корягу, оказался в воде и пропорол грудь каким-то металлическим штырем. Он сам не верил в чушь, которую нес, но, видимо, рассказ все же звучал достаточно убедительно, — недаром он призвал на помощь актерские способности. По крайней мере Мисси посокрушалась над невезучестью Робина, посоветовала антибиотики, которые вроде как должны были помочь от обеих напастей сразу и даже прислала электронный рецепт с подписью дежурного врача.       Робина начинало познабливать, поэтому, быстро расплатившись и взяв с собой еще стакан горячего кофе, он закупил в ближайшем магазине продуктов, и зашел в аптеку за антибиотиками, заодно прихватив жаропонижающее и лекарство от простуды. Тем более, кажется, чувствуя, что все-таки сам начинал заболевать.       На обратном пути, вопреки ожиданиям, по мере приближения к дому, на него не навалилось очередное удушливое одеяло паники, а дрожь он связывал все же больше с ознобом, чем с нервами. То ли и правда уже перебоялся за сегодня, то ли простуда так быстро брала свое, туманя разум, но беспокоился Робин сейчас почему-то только об одном. У него дома, в ведре на кухне осталась улика — пуля. Он лениво размышлял о ней, ни о чем конкретно не думая и не планируя, просто зная, что оставлять ее в ведре нельзя.       Поэтому по возвращении, сгрузив покупки на кухонный стол и мимоходом отметив, что Пингвин по-прежнему спит, без сознания или просто притворяется, Робин отыскал пулю в ведре и, перекатывая ее на ладони, пошел к тому месту у берега, где все началось этим утром. Несколько минут спустя, вновь возвращаясь в дом, Робин лениво размышлял, что, возможно, стоило бы приберечь ее, хотя бы до разговора с Пингвином. Но инстинкты сработали раньше, чем он успел все до конца осознать. Пуля — это очень-очень плохо. Особенно та, которую кто-то буквально выцарапывает из своего тела в твоем доме. И пуля полетела в воду. Утром Робин спас человека, а кусочек свинца тут явно лишний.