Она и её прикосновения

      Постоянство. Стабильность. Неизменность. Они всегда сопутствовали Адриана Агреста. У него была постоянная и высокооплачиваемая работа, его отношения с миловидной Дюпэн-Чэн были как-никак стабильны, а чувства к ней неизменны вот уже одиннадцать лет. Вроде бы всё было прекрасно. Всё было чудесно. Всё было нормально.       Адриан часто ухмылялся своим мыслям и изредка посмеивался над рассуждениями. Да это было просто превосходно по сравнению с её жизнью.       Стоя на небольшом балконе и рьяно докуривая очередную сигарету, пятую по счёту, он с наслаждением вспоминал её. В густом сероватом дыму виднелись её черты, чувствовался её запах и, наконец, слышался её шёпот, которого не было и не могло быть. Вспоминались её нежные руки, эта мягкая девичья кожа и касания. Трепетные и лёгкие прикосновения, от которых обжигало и крутило. От которых так и хотелось погрязнуть в этом порочном омуте с головой.       Он не знал почему, но ему всегда хотелось вдыхать запах её ароматных духов. Он постоянно желал коснуться её оголённой кожи. И ему безумно мечталось коснуться её полуоткрытых пунцовых губ. Снова и снова. Опять и опять.       Глупые и порой безрассудные мечтания нередко приводили Агреста к моральному наслаждению, смешанному с едким огорчением и неприятным осознанием действительности. Сны были настолько реальными, настолько живописными, что Адриан ловил себя на мысли, не провинился ли он где-нибудь? Хотя где он мог сейчас согрешить? Правильно — нигде. Разве что в туманном прошлом, когда он был чересчур подвластен эмоциям и бурлящим в душе чувствам.       Адриан с печальной улыбкой вспоминал то беззаботное время. Его детство, которое он провёл в её компании. Красивая и обаятельная Бриджит всколыхнула его сердце с первых же минут. Он был уверен в этом. Ничто не могло сравниться с ней ни тогда, ни сейчас. Она казалась ему богиней, в которой он не мог найти хотя бы один чёртов изъян. Она была чиста и невинна, непорочна и не облита этой грязью современного мира. Бриджит была его идеалом женщины, которую он хотел всей душой. Только вот у идеала был один незначительный недостаток: он принадлежал его брату.       Бриджит уже с ранних лет знала, чьим соулмейтом ей суждено было быть. Но она никак не ожидала, что встреча с Феликсом станет для неё тем ещё бременем. Буйный и просто взрывной характер Агреста каждый раз норовил привести их конфликту. И Адриан слышал эти крики, эту паршивую ругань, которая то и дело исходила из комнаты брата.       Их ссоры проходили с переменной победой обоих, но чаще всего заканчивались уходом брюнетки в слезах и её тихим «я никогда не выйду за него! Никогда! Никогда! Никогда…». Тогда Адриан, будучи маленьким, не понимал истинной сути произнесённых ею слов. Поэтому слепо верил в то, что ему говорили окружающие: «ссора влюбленных — обновление любви»*. Маленькому и недалёкому Агресту казалось, чем громче и эмоциональнее были голоса «будущих молодожёнов», тем больше крепла их связь. Так сказать, каждый новый этап есть новое пройденное испытание.       Но на деле такого совсем не ощущалось. Чем сильнее был шум, чем больше разногласий появлялось между этими двумя, тем дальше они становились друг от друга. Если не считать, что порой они и вовсе хотели оборвать все связи и забыть друг друга. Но каждый раз, балансируя на этой границе, ребята возвращались к началу. Они окунались в безвозвратную пучину забот и мелочей повседневности, притворяясь, что между ними ничего не произошло.       И хотя Феликс имел свойство убеждать остальных в собственной правоте и в полной невиновности, но именно он и являлся зачинщиком подобных конфликтов. И понял это Адриан, только немного повзрослев. Он не понаслышке знал, насколько его брат мог быть жестоким и отнюдь не до конца честным. Он также осознавал, что единственной пострадавшей от его нападок была никто иная как Бриджит. А Феликс был виновником всего.       Но острее всего Агрест младший почувствовал это, когда увидел зарёванную девушку, прижавшуюся вплотную к двери опустевшей комнаты. Его брат вышел пару мгновений назад, а она просто не смогла двинуться с места. Обезумевшие от страха глаза выдавали её. Красный след от чужой руки нельзя было не заметить. Она боялась, она проклинала, она умоляла спасти её из этого ада. И мальчик услышал её беззвучные молитвы, и он впервые решил нарушить табу, которое останавливало его всё это время.       Адриан молча провёл пальцами по её красной щеке, и видимый тёмный след тут же отразился на коже обоих. Бриджит растерялась и сразу начала панически кричать, но он как будто не слышал её. Он продолжал касаться её до тех пор, пока она силой не оттолкнула его.       Девушка спешно надела кожаные перчатки и была готова уже бежать из этого проклятого дома, как еле слышное «не надо» заставило её остановиться. Она обернулась и непонятливо взглянула на него. Его голова была опущена, глаза не смели смотреть на неё, и брюнетка догадывалась: Адриан сам не до конца понял, что сделал. Он питал гнев к себе, стыд к ней и чувство вины перед братом. Так ей показалось.       — Хватит… зачем ты это терпишь? — его голос дрожал, как будто он и сам сейчас захлёбывался слезами. Взгляд по-прежнему был опущен вниз, и он еле сдерживал себя, чтобы не закричать.       — Не знаю… — конечно, в другой раз она бы ответила совсем иначе. Что-то вроде: «ты ещё слишком мал. Тебе не понять.». Но не сейчас, когда находилась в глубочайшем потрясении, смешанным с разрывающим волнением.       И то была правда. Она действительно не знала, почему вынуждена была это терпеть. Она не вникала в эту истину, в эти законы жизни, по которым жили окружающие. Она не хотела, чтобы её судьба была решена кем-то сверху, кого она в лицо не видела. И в душе она отрицала всякие знаки, подтверждающие её принадлежность к Феликсу. Для неё это невозможно было принять.       В тот вечер Бриджит осталась в особняке допоздна. Внезапно завязанная беседа увлекла её с лихвой. Раньше она и не могла представить, что разговор с одиннадцатилетним ребёнком мог её настолько затянуть. Скорее всего, это случилось только из-за того, что она наконец смогла высказать наболевшее и выпустить всё наружу.       Хотя и диалогом это было трудно назвать. Большую часть времени говорила она. Она плакала, негодовала и жаловалась. Она ругалась, злилась и шипела в то время, как он безмолвно слушал её. И это молчание было для неё спасением. Лекарством, которое она безутешно искала.       Бриджит догадывалась, что, вряд ли, Адриан мог полностью прочувствовать всю горечь её положения, но, несмотря на это, она не останавливалась. Она продолжала выливать тот поток эмоций, который сдерживала долгое время. И впервые в жизни брюнетка была столь признательна и благодарна мальчику. Он сумел ей дать то, в чём она нуждалась больше всего — молчание. Не было ни осуждения, ни давления, ни правил, которым она обязана была следовать. Был лишь молчаливый слушатель, которого она была готова боготворить за его щедрость.       Покидала она дом Агрестов уже в значительно приподнятом настроении, будучи обновлённой и спокойной. Когда девушка наконец исчерпала всё, что копилось много лет, она наконец ощутила облегчение. На душе стало гораздо легче, будто весь груз упал с плеч, а за ней спала вся грязь.       После того дня их встречи участились чуть ли не втрое. Бриджит охотно посвящала Адриана в её личную жизнь и многочисленные проблемы, связанные с Феликсом. Её семья была словно помешана на будущей свадьбе их единственной дочери. Они отказывались даже думать о каких-либо препираниях Бриджит, не то что обсуждать их. Поэтому девушке приходилось терпеть постоянное давление со стороны родственников. Она была вечно на иголках, стоило ей лишь услышать хоть слово о помолвке. Казалось, что родители уже распорядились всей её жизнью за неё. И это очень напрягало.       Отдельную ложку дёгтя в бочку мёда добавлял неуправляемый Агрест, которого брюнетка часто не понимала. Для неё он был чересчур требовательным, эгоистичным, если не сказать, что капризным. Любая её оплошность уже давала повод для следующей ссоры. И после потока негатива ей совсем было сложно восстановиться. Вернуться обратно к размеренной жизни.       И в этом сплошном кошмаре одной отрадой были посиделки со светлым и добрым мальчиком, где она могла не скрываться, не терпеть и не молчать. Она будто била от злости по груше, только ударяла юная особа не кулаками, а словами и не по груше, а по Адриану. Но, кажется, он был совсем не против этого. Даже наоборот. Своей добротой он призывал её к мгновенному раскаянию. Он обличал её и лишал той хрустальной маски, которую она всё время носила. Сам же он превращался в каменную статую, лишь изредка привлекая к себе внимание. И так было из раза в раз. Из дня в день.       Четыре мучительных года пролетели незаметно. Бриджит постоянно ловила себя на мысли, что младший брат Феликса был гораздо интереснее, чем он сам. Он был внимательным, послушным и, о самое главное, понимающим. Не то что её соулмейт. Адриан всегда был рядом, всегда был готов уступить и протянуть руку помощи. Он всегда был на её стороне.       И вскоре длительные эмоциональные монологи девушки становились уже краткими диалогами обоих. Они разговаривали. Сначала перебрасывались приветствиями, после она уже спрашивала его мнение в той или иной ситуации, а в конце их беседа зашла в совершенно другое русло. Пятнадцатилетний подросток с жаром делился с ней школьной обыденностью, увлечениями и проблемами, и она с удовольствием помогла ему всё решать. У них было что-то вроде взаимопомощи, где они действовали поочерёдно. Сначала он ей, потом она ему.       Разумеется, Бриджит понимала, Адриан был всего лишь палаткой, в которой она могла спрятаться. И делала она так очень часто. Как только появлялась опасность, она тут же бежала к нему в надежде укрыться. Она знала, что лишь использовала его, да и он тоже прекрасно догадывался об этом. И даже так, он был не против. Однажды он сказал: «Я знаю, что я для тебя всего лишь жилетка, в которую можно поплакаться. Но мне этого достаточно. Можешь меня использовать сколько хочешь. Я не возражаю». Такие неожиданные слова ввели её в смущение и тронули до глубины души. Некоторое время ей было стыдно появляться перед своим спасителем, но после фразы: «Без тебя очень тоскливо», Бриджит твёрдо решила продолжить их совместные «сеансы».       Одной радостью было, что Феликс не имел ничего против таких встреч, он не видел причины ограничивать общение девушки с её будущей семьёй. Но во избежании всякий проблем, черноволосая попросила Адриана не распространяться о их посиделках. Она не видела необходимости выделяться на общем фоне и была уверена, что подросток был с ней солидарен. Прекращать посещения, когда они так сильно нуждались в друг друге, было бессмысленно, а скрывать от чужих ушей и глаз — запросто.       Но Бриджит, к своему несчастью, забыла учесть одну маленькую деталь. А именно: Адриан уже был вовсе не малышом, он был подростком. И когда она только осознала всю тонкость это дела и спохватилась, то было уже поздно. Пубертатный период дал о себе знать в считанные секунды. И произошло это в самый неожиданный для неё момент.       В тот день они жарко спорили о чём-то. Брюнетка точно не помнила, как и по какому поводу завязался спор, но факт того, что ни одна сторона не хотела отдавать победу другой, прочно засел в её голове. Спустя некоторое время обстановка накалилась до такого предела, что сдерживать себя уже не было возможности. Каждый хотел доказать свою точку зрения, но не мог достойно противостоять противнику.       Помнилось, это был один из тех споров, которые обычно заходили в тупик и не имели ни середины, ни конца от слова совсем. Идея, которая пришла Адриану в голову, бесспорно, могла считаться одним из эффективных способов для окончания дискуссии. Воплощение затеи не составило особого труда, а вот результат был впечатляющим. Незапланированный быстрый и небрежный поцелуй в щёку сокрушил его собеседницу полностью. Рефлекторное действие в виде пощёчины с её стороны последовало незамедлительно. Она зло на него смотрела и терпеливо ждала объяснений, которых у него не находилось.       Чего ему только стоило вытерпеть три дня, будучи полностью «невидимым» для Бриджит. Она его не хотела ни слышать, ни слушать. И только на четвёртый день парню удалось пресечь её избегания. Её взор оставался таким же враждебным, выражающим полное возмущение и неодобрение поведением Агреста. Он же молча пронзал её стеклянным взглядом, мысленно надеясь на прощение. Адриан был уверен, он больше не выдержит её безразличия. Уж лучше тут же умереть, чем быть ненавидимым своей любовью. К удивлению Адриана, черноволосая довольно легко простила его. Ему казалось это, как минимум, странным, а как максимум — нереальным. И её фраза: «Со всяким такое бывает», нисколько не придавала ему уверенности. Он продолжал недоверчиво за ней наблюдать, а она всё чаще стала держать дистанцию между ними. Их отношения изменились. Они потерпели первый крах.       Приличным изумлением для семнадцатилетнего Агреста было увидеть двадцатидвухлетнюю девушку в нетрезвом состоянии на пороге своей комнаты. Одно дело было узнать, каким способом она попала сюда, а другое — по какой причине. И догадок про второе у него было куда больше, чем про первое.       Тогда она в первый раз была без перчаток на руках и в коротком платье, что для Бриджит было редкостью. Она стойко придерживалась всех правил осторожности, которые ей диктовали родители.       Тогда она впервые сама дотронулась до него, отчего он выпал в больший осадок. И Адриан действительно не имел понятия, то ли ему надо было радоваться, то ли противиться внезапным объятиям черноволосой. Хотя противиться здесь было нечему — такое проявление нежности ему было крайне приятно. В нём боролись две стороны: одна хотела поддаться минутному желанию и ответить девушке, а вторая же настаивала на неправильности всего и призывала оттолкнуть юную особу. Но парень решил откинуть остатки рассудка прочь и позволить сердцу овладеть им. Он сильно прижал Бриджит к себе, и тёмные пятна, будто ожоги, вновь появились на его коже. Ведь это ничего? Она же сама прикоснулась. — думал Адриан, попутно скрывая стыдливый румянец в густой темноте. Мрак пронзал его острыми клинками, оставляя после себя чёрные раны. Его плечи уже успели покрыться чернотой — знаком порочности, неверности и распутства. И он лишний раз напомнил себе: Бриджит не его родственная душа.       Она не его и никогда не будет принадлежать ему. Она тот запретный райский плод, который он вкусил по незнанию и которого ему было всё мало и мало. Да, Адриан стал зависим от неё. От той, кому суждено было провести свои оставшиеся дни с его братом.       Но сейчас. Сейчас когда она сама потянулась за ним, сама соблазнила и сама позволила попасть в ловушку, он был не виноват. Он не согрешил. Это был не его грех. Лишь лёгкое помутнение разума, продлившиеся одну ночь.       Позже пришедшая в норму Бриджит ещё долго корила себя за такую неосмотрительность и непростительную вседозволенность. Она не находила себе места, не могла не отрицать свою вину и не была в силах совладать с собственным страхом перед Феликсом. Следы, показывающие её недостойное поведение, разрастались по всему телу и наводили на неё невыносимый ужас. Чего ей стоило избавиться от первых отметин на лице шесть лет назад. Сколько волнений и хлопот принесло одно невинное касание Адриана. Сколько слоёв корректора она использовала, чтобы скрыть этот маленький проступок? Но если тогда это была лишь маленькая и короткая линяя, то сейчас добрая половина её рук и шеи была покрыта чёрной тенью. Первые мгновения она сидела в дичайшей панике. Она не знала, что делать и как быть. Она боялась выходить наружу, появляться в доме Агрестов и самое главное — смотреть им в глаза.       Но потом. Потом её будто переклинило. Она сломалась. И ей вмиг стало всё равнодушно. Безразличие вгрызлось в её плоть и не отпускало. Частота встреч с Адрианом с молниеносной скоростью увеличивалась, как и их прикосновения. Она уже не была против, когда он прижимал её к себе, когда нагло касался оголённых ног и безостановочно целовал её. Ей было всё равно. Бриджит было плевать на косые взгляды, которые бросали ей вслед прохожие. Ей было абсолютно безразлично, что они говорили за её спиной, увидев на ней длинное платье в знойную жару. Брюнетку это совсем не волновало. Она отчаянно жаждала свободы и вольности. И это было гораздо важнее, чем всякие там запреты и правила, которые она активно нарушала.       Их беспутство, смешанное с безрассудностью, продолжалось около двух лет. Адриан больше не стеснялся застать возлюбленную врасплох откровенными действиями в её сторону. Он стал более открытым, более развязным, более наглым. И таким его сделала Бриджит. Это была вторая перемена в их отношениях.       И порой она понимала, что оказывала на него далеко не хорошее влияние. Но, честно признаться, такой Адриан нравился ей больше, чем зажатый и молчаливый мальчишка. Она усмехалась своей быстрой изменчивостью. Ведь ещё совсем недавно ей был по душе этот тихий и безмятежный нрав, а теперь она требовала обратного — чувственного и неконтролируемого зверя. И проблема была в том, что Адриан никогда не отказывал ей в её прихотях. Он всегда ей потакал, всегда ей следовал. И Бриджит постоянно поражалась способности парня выполнять её желания и не переходить границу. Он достигал запретной зоны и умело сворачивал назад, осознавая, что конец уже наступил.       Когда Адриану было девятнадцать, ему удачно предложили обучение в другой стране, и это стало одним из самых тяжёлых для него ударов. Он колебался. С одной стороны, это была его мечта — вырваться из отцовских цепей и обрести долгожданную независимость, с другой же, он не мог оставить Бриджит одну. Не имел на это права. Но больше вероятности не увидеть девушку, его пугала её спокойная фраза: «Езжай. Я не буду тебя останавливать». Словно Бриджит отпускала его в магазин, а не за сотни тысяч километров в неизвестность.       Тогда он в первый раз не на шутку разозлился. Гнев в нём кипел и юноша не сдерживал его. Тогда они впервые сильно поссорились, и на высоких тонах кричали друг на друга. Основная тема уже давно забылась, её успела сменить другая, а после следующая. И постепенно разговор принимал серьёзные обороты, открывая занавесу скрытым переживаниям прошлого и беспомощности перед настоящим.       — Знаешь, кто ты? Ты слабачка! Строишь из себя умную дуру, а на самом деле пляшешь, как безмозглая макака, перед каждым встречным! Ты даже порвать с этим ублюдком не можешь! — он кричал громко и сильно. Злость в нём бурлила, и он уже не контролировал себя. Ему хотелось высказать всё, что он проглатывал все эти долгие годы.       — Я люблю его! — она следом вцепилась в него, будто ядовитая змея окутала забредшего в джунглях путника. Хотя нападение сейчас было бесполезно. В этом споре она явно проигрывала.       — Любишь?! Не смеши меня! Ты каждый раз прибегаешь ко мне, как собачка, в поисках того, что не можешь получить от него! Ищешь ласки и заботы, развращаешь и соблазняешь при любом случае и постанываешь, как шлюха, при каждом прикосновении! — казалось, парня уже было не остановить. Чаша терпения уже заполнилась до предела, и из года в год разрастающийся воздушный шар при сильном давлении лопнул. Остатки самообладания покинули его точно так же, как и оставили стыд и уважение.       — И снова оскорбления. Вы, и правда, с ним похожи, — Бриджит жалостливо улыбалась. Улыбка её была неестественная, скорее, вынужденная, чтобы скрыть за ней град слёз, готовых политься из глаз.       Она пыталась уверить себя, что всё в порядке. Но… Кого она обманывала? Старший из братьев давно заметил что-то неладное в ней, а скрываться от его расспросов становилось каждый раз тяжелее. Он подозревал её и необъятное количество раз пытался вывести на чистую воду. Только вот черноволосой из раза в раз удавалось выйти сухой из воды.       Постоянная ложь была ей в тягость. Нередко совесть напоминала о себе и приятно мучила уставшую и без того девушку. Она понимала: ещё чуть-чуть, и конец придёт всему. Именно поэтому временный и, возможно, безвозвратный уход Адриана показался ей отличной идеей завершения этой затянувшейся игры. Они должны были остановиться.       — Снова правда, которую ты никогда не умела слушать, — Агрест младший знал: предмет его любви всегда сравнивала его с братом. И эти сравнения раздражали его. Он не был Феликсом. И никогда бы не согласился быть. Уж кто-кто, но не он. Но Адриан так же знал, что подобным действием Бриджит всего лишь хотела защитить себя. Найти себе хотя бы какое-то жалкое оправдание. Пусть и лживое, пусть и нелепое. Она хотела быть невинной, хотя давно таковой не являлась.       — Шрамы у меня от твоей правды, — впопыхах бросила она, и парень не нашёл, что ответить. Это было правдой. Причина, по которой Бриджит должна была неустанно врать всем подряд, притворяться и скрывать свой грех, были эти проклятые чёрные пятна от его касаний. А тем, кто их оставлял, был именно он.       Их непрекращающийся эмоциональный спор вмиг стих и оборвался. Никто не отвечал. Никто не говорил. Агрест младший просто молча вышел из комнаты, хлопнув дверью, а брюнетка продолжала какое-то время смотреть ему вслед. На этом всё и закончилось.       Он в тот же вечер заказал билет на самолёт, и уже через две недели улетел, чёрт знает куда. Больше они никогда не пересекались. Это был последний и окончательный крах в их отношениях. И восстановлению они не подлежали.       Адриан испуганно обернулся, когда чужая рука коснулась его плеча. Женские руки обвили его шею, и девушка прижалась к нему. Он тепло улыбнулся ей в ответ, и угнетающие мысли улетучились вмиг вместе с воспоминаниями. Бриджит давно не была с ним, и у него не было необходимости каждое мгновение вспоминать о ней. Она и всё, связанное с ней, было в прошлом. А в его настоящем не было места для прошлого.       Он посмотрел на удалявшуюся Маринетт, и улыбка уже спала с его губ. Едкий дым снова окружил его, и он неохотно поморщился. Парню снова вспоминалась она. Он не знал: совпадением ли было или судьбой такое поразительное сходство его девушки со своей первой любовью. Казалось, боги сверху решили сыграть с ним в шутку. В очередную гадкую игру, участником которой он не хотел быть.       Бриджит всегда думала, что являлась единственной пострадавшей среди них обоих. И она даже не могла представить, сколько мучений ему пришлось перенести только для того, чтобы стереть её из памяти. Да и получилось это не до конца. Он по-прежнему мечтал о встречи с ней, хотя яростно это отрицал. Он по-прежнему невыносимо любил её и пытался не воспринимать это всерьёз. Но в душе он чувствовал: всё не то, не то. Это было совершенно не то.       Он не мог отрицать, что Дюпэн-Чэн была всего лишь её заменой. Да, он любил Маринетт, но точно не так, как она его. И пусть она была его родственной душой, но его сердце не принадлежало ей. Оно до сих пор находилось во власти коварной Бриджит с её следами. Во власти его воспоминаний о ней, его фантазии и представлений. Она не могла не присутствовать в его снах, а вещи, которые она носила и любила, не могли не напоминать о ней. Он до сих пор был привязан к ней. И оборвать эту связь было непросто.       Следы её прикосновений давно исчезли, но ощущения от них ни на секунду не забывались. Он ясно помнил её выражение лица в тот день. Она прикрывалась равнодушием ровно до тех пор, пока он не надавил на неё. Тогда в целях самозащиты она применила тактику нападения, что было в её стиле. А за маской злости, наверняка, скрывалось отчаяние и бессилие, которое она стеснялась ему показать. Ему удалось это прочувствовать только после того, как он, остудив голову, проанализировал случившееся.       И нельзя было утверждать, что он не сожалел о сказанном. Но и так же нельзя было опровергнуть тот факт, что он не считал себя неправым в той ситуации. Скорее всего, тогда они просто не смогли друг друга понять. Он не смог войти в её положение, она же — в его. Но теперь это не имело ни малейшего значения. Всё было кончено. Он не вернётся к ней. Никогда. Или же… надежда ещё есть?       Адриан задумчиво посмотрел на конверт, который он достал из ящика рабочего стола. Агрест снова и снова перечитывал эти строки, которые заново возвращали его в этот бесконечный круг. И только он сумел выбраться, как его опять засасывало обратно.       Слова, написанные чёрными чернилами на белой бумаге, остро вонзались ему в сердце. Это было приглашение на свадьбу. И оно было написано её почерком. Этого Адриан никак не мог спутать. Он сильно зажмурил глаза, и лёгкая боль кольнула его в районе сердца. Бриджит будто преследовала его везде. Преследовала и искушала.       Просьба побывать на свадьбе в роли свидетеля со стороны старшего брата была весьма соблазнительна. Но он не собирался идти на мероприятие. Даже мысль о замужестве его единственной любви была противна ему, что уж говорить о церемонии. Наверное, поэтому он сильно сжал приглашение в руках и с грохотом закрыл ящик. Он не пойдёт. Их история уже закончилась и не требует продолжения. Не в этот раз.       Решение Адриана было непоколебимым, но отчего-то действия противоречили его словам. Он не мог удержаться на месте, когда она вновь появлялась перед ним в виде видений, вновь зазывала и манила. И прежде чем он до конца осознал, что творил, его самолёт уже приземлился в Париже. Он тяжело выдохнул. Не такого он от себя ожидал. Совсем не такого.       Он намеренно откладывал свой ответ на приглашение только из-за того, что собирался ответить отказом. И он вовсе не думал, что в последний момент его разум на мгновение помутнеет, и все его планы полетят к чёрту.       Адриан также не думал, что его ноги посмеют привести его к её дому, и он нажмёт этот чёртов звонок. А когда Агрест спустя пять лет разлуки увидел её, то он потерял не только дар речи, но и всякое понимание происходящего. Стоило ей легонько улыбнутся, и он был потерян.       Она, будущая жена его брата, напоследок примеряла свадебное платье и готовилась к завтрашнему дню, который для неё был особенным. Он же ни с того ни с сего появился на пороге её квартиры с небольшой сумкой в руке и с глупым выражением расстерянности на лице. Предмет, занимавший руки, был брошен сразу у входа, и прежде чем какие-либо слова были сказаны, его рука рефлекторно потянулась к её. Бриджит была в перчатках.       — Обещала же не выходить за него… — горячее дыхание обжигало её ухо, а чужие руки сильно сжимали тело. — Я тебя не пущу, — он злобно рычал, как будто кто-то пытался отобрать его жертву. И он, хищник, был готов пожертвовать жизнью, чтобы защитить свой обед.       Бриджит неожиданно повернулась к нему вплотную и мгновенно коснулась чужих губ. Адриан понял всё без слов. Она тоже хотела этого. И в этот раз он не собирался останавливаться. Желание избавиться от свадебного платья и этих перчаток возросло в нём в трое, и он не стал медлить. Он рвал, он метал, он буйствовал. Томные вздохи, любые попытки коснуться его снова действовали на него, как сильный энергетик. Он заводился, он не контролировал, он желал.       В синих глазах горел огонь и без труда была видна похоть и страсть. Тогда Адриан в которой раз убедился в порочности своей богини. Она была той, кем он восхищался. Она была той, кто его изменил и испортил. И она была той, кого он любил до мурашек по коже.       Она — невеста его брата. Она не его родственная душа. Он лишь свидетель на её свадьбе и младший брат её будущего мужа. Но сегодня. Сегодня они были просто Бриджит и Адриан. Сегодня не было ни прозвищ, ни названий. Сегодня были он, она и стены, которые слышали каждый её сладостный стон. Которые видели, как он трепетно обнимал её и с жаром касался каждой частички её тела. Которые наблюдали это погружение в бездонный омут. Наблюдали грех невесты и свидетеля. Их последний грех.       Завтра же он будет видеть её счастливую улыбку, слышать звон свадебных колоколов и наблюдать, как она получает новый статус жены. Завтра же его будут терзать угнетающие мысли, рвать на куски раны от безответной любви и сжигать в пламени тысяча чертей за совершённый им грех. Завтра же он возьмёт билет на самый поздний рейс и стремглав умчится из Парижа. Из города, где всё приобретает её черты и всё пахнет ею.       Адриан прикажет себе забыть её. Он будет мириться с несовершенной реальностью, будет жить с миловидной Дюпэн-Чэн как прежде и у него будет такая же высокооплачиваемая работа. И хоть в душе у него будет неспокойно. И пусть на своей войне он будет один. Но он достойно пройдёт эту битву. Агрест не проиграет себе.       Постоянство. Стабильность. Неизменность. Ведь, чтобы обладать этим, ему нужно стать победителем. Нужно быть героем. Адриану нужно быть повелителем в своей стихии. И он обязательно им станет. На этот раз уж точно.