Последняя крыса

Мойра недовольно скрипнула зубами, заметив, что волоска – знака, что никто не открывал дверь в её отсутствие – нет. Это ставило перед О’Доран пару первоочередных вопросов: кто мог пробраться в её квартиру (зачем – это уже производное) и до сих пор ли этот кто-то находится внутри (пару дней женщина ночевала на работе). Открыв дверь ключом (это ничего не доказывает: могли запереть и изнутри), профессор осторожно вошла в тёмное помещение и попыталась высмотреть хоть какие-то изменения – сдвинутую обувь, мебель или (что было бы куда хуже) человеческий силуэт напротив входа. Чуткий напряжённый слух уловил едва слышный то ли стон, то ли вздох. Такое ни с чем не спутаешь, потому Мойра пошла по направлению к источнику звука. – Габриэ-э-эль! – начала женщина нараспев. – Тебе как обычно – виски и раздеться? Ухмыляясь, О’Доран плавно ступала и на ходу начала, ослабив узел галстука, расстёгивать рубашку. – Мойра… – прорычал Жнец, поднявшись с кресла. – Что-о-о? – протянула женщина. Тело до самого пупка уже было открыто для обозрения, если не считать белого лифчика. Вряд ли же «Коготь» прислал Габриэля разделаться с ней. А если так – почему бы не попробовать договориться? – Мы, вообще-то, не одни, – прохрипел Рейес. Мойра недовольно оглянулась, осматривая тёмную комнату. Полная женщина сидела на уголке дивана и смущённо махала рукой. – Привет… – произнесла та. Ирландка грустно вздохнула и запахнула рубашку. Планы на вечер и ночь кардинально менялись. Слишком часто менялись. Настолько, что, видимо, вместо относительно романтики можно было надеть домашние тапки, выпить виски самой и вытолкать непрошеных гостей, после чего допить виски и уснуть. Вполне заманчивый вариант. – Я включаю свет, – это не было вопросом, Мойра скорее прокомментировала, куда пошла. Однако Жнец всё равно кивнул, а гостья прошептала: «А можно?» – после чего Габриэль повторно кивнул. Вспыхнула лампочка, заработал генератор помех для прослушки, а рольставни остались закрытыми. О’Доран тем временем присмотрелась к жмурящейся гостье. – О, профессор Джоу! – ухмыльнулась женщина. – И как же скромный генетик удостоилась встречи с знаменитым климатологом? – на лице появилась самодовольная ухмылка. Впрочем, какими судьбами Мэй оказалась у неё, министра, как-никак, в квартире, оставался открытым. Примерно до того момента, пока закрытым оставался рот Рейеса. «Проходной двор какой-то. И двери – дрянь, если через них может пройти не только дым, – взгляд на Жнеца, – но и такое», – ирландка оценила габариты китаянки. – Не заводись, Мойра, – Габриэль потянулся, разминая спину. – Я её привёл. – А конкретнее? – женщина цыкнула зубом и, не дожидаясь реакции, достала из бара пару стаканов и бутылку виски, после чего села во второе кресло и демонстративно налила только себе. Жнец снял маску, обнажая безобразное лицо. – То есть у нас настолько доверительная атмосфера? – Мойра пригубила. – Я всё ещё жду ответа, почему у меня в запертой квартире оказались вы двое. – Скажем так, мы наворотили дел… – начал Рейес. – За вами я разгребать не стану: своей работы невпроворот. Я, между прочим, за эту неделю здесь всего первый раз, – бросила О’Доран с раздражением. – Второй, – вступила Мэй. – Утром понедельника вы ушли на работу отсюда. – Поня-я-ятно… Девушка пожала плечами. – Кажется, вести от «Когтя» и о «Когте» ты получаешь нерегулярно. Даже завидую тебе, – прохрипел Габриэль. – Я же сказала, что у меня… – Да-да, работа и наука, – кивнул Жнец. – Это их тоже касается. – Мужчина налил и себе. Закон этого дома: пришёл – бери, что хочешь, если хозяйка активно не возражает. Наклонив голову набок, чтобы прорыв в одной щеке не мешал, агент разом осушил стакан под грустный вздох Мойры. – Дьяволица умерла. Запрокинув голову, О’Доран рассмеялась, вцепившись в подлокотники длинными пальцами. – И кто же тебе об этом рассказал? – наконец спросила ирландка и почесала лоб. В принципе, ответ был очевиден, но… – Лучше один раз убить, чем сто раз услышать о смерти, – самодовольно произнёс Жнец. – Думаю, к настоящему моменту она уже оправилась и… – Мойра неопределённо изобразила двумя пальцами ходьбу. Мэй встала со своего места и, с улыбкой взяв бутылку, хлебнула прямо из горла. – Я позаботилась об обратном, профессор, – произнесла она сладким голосом. Впервые О’Доран посмотрела на гостью с интересом, а не раздражением, после чего приложила ладонь к щеке. – Ну, давай, расскажи, как вы расправились с бессмертной Циглер. Габриэль откинулся на спинку кресла и завёл руки за спину, предоставляя женщинам возможность поговорить самим. – Он разнёс её на кусочки из дробовиков, а потом мы сбросили останки в лаву. Как минимум, лет сто пятьдесят там будет очень и очень горячо. На губах у обеих появилась садистская ухмылка. – Мне нравится твой образ мыслей, Мэй, – наконец произнесла Мойра. – Однако у меня по-прежнему остаётся вопрос: какого чёрта вы вдвоём пришли – просто известить? Чжоу нисколько не смутил вопрос: на месте хозяйки квартиры она бы тоже задала его. – Габриэль рассказал о лестнице к бессмертию доктора Циглер, потому я, как одна из «ступеней», хочу спросить у другой, что лично с вами пошло не так, доктор. И в целом о пути исследований. О’Доран взялась за руку с бутылкой и поднесла горлышко к своим губам, после глотка женщина кивнула. – Ему, – она указала на Габриэля, – я бы рассказала, но ему всё равно… – Вздох. – У тебя в глазах ни капли жалости, только научный интерес. – Мэй поморщилась. – Поэтому тебе я могу сказать. Не терплю жалости к себе. Мы с Циглер ставили опыты, изучали возможности генома и протезирования. Для всех мы – ненавидящие друг друга коллеги. Между собой – заклятые подруги и любовницы. Какой юркий у неё был язычок… – Джоу смущённо прикрыла свой рот ладонью, и Мойра тряхнула головой перед тем, как продолжить. – Даже называла она меня «последняя крыса», это очень подходило для того, чтобы изображать при посторонних вражду. – А что это значило на самом деле? Женщина посмотрела с удивлением, а потом кивнула сама себе. – Ну, да, климатолог, на ком вам… Опыты сначала ставят на крысах, а потом на людях. Я готова была выступать последней подопытной, прежде чем результаты исследований можно будет опубликовать. А на ком ещё? Я была так очарована, что просто не могла позволить Ангеле рисковать собой. Я тогда даже думала, что наши совместные проекты она записывает только на моё имя из благодарности, а не чтобы свалить вину за провалы и неэтичность экспериментов. Дура была влюблённая. – Усмешка. – А ещё я хотела сделать человечество более живучим, для этого мы изучали возможности регенерации. Чего бы это ни стоило. Жнец что-то пробормотал или просто прорычал и, забрав бутылку, налил себе виски и поставил её на стол. На этот раз Габриэль пил медленными глотками. – Я был на ступени до неё. Постоянный распад и возрождение клеток, в результате постоянная боль и вот эта дрянь, – он провёл пальцем по то сереющей, то белеющей, то чернеющей бугристой отслаивающейся коже на руке. – И перемещаюсь с дымом. Мойра недовольно поджала губы и выдохнула. – Я была почти уверена в результате… До сих пор думаю, что можно было доработать… образец, если б Рейес не умер тогда и метаболизм не взбесился. У меня дела обстоят лучше. Я не старею, но вот для «вампиризма», о котором умолчал наш друг, мне нужно специальное оборудование. А ещё мне требуются постоянные инъекции – пара препаратов, иначе клеточная структура начинает деградировать. О’Доран провела пальцами по рыжей чёлке. – Мне почти не больно, спящая красавица. – Она потрепала Мэй по щеке. – У меня даже все свои органы на месте. В отличие от вас с Циглер. Зато у вас перемещения нет: за ним, как оказалось, и тянулись огрехи с распадом. Чжоу отшатнулась, начав себя ощупывать, мелко дрожа. – Органы? – То есть ты думала, что у тебя такая выносливость врождённая? Или что шуба пуленепробиваемая?