Война трёх королевств.

       Солнце озаряло осенние голые деревья, обуваемые тёплым ветром. Стаи уток звучали над столицей Эквестрии, Кантерлотом, в котором и начинается наша история.        В сим городе стоит замок принцессы Селестии, а нынче канцлера Вастера Блосса. Стоит ли упомянуть нашим читателем, что в ..26г, ( Какого века не посмею доложить моему читателю из-за неуверенности в своей правоте.) он с помощью королевской стражи и верных, как все думали, принцессе вондерболтов смог занять резиденцию принцессы, а в это время многие бедные (Посмею доложить, что их было большинство на то время) крестьяне восстали за канцлера в деревнях вокруг Кантерлота, поверив в его обещания о перераспределении земель, а также о раздаче зерна из королевского хранилища, который в том году весь выродился из-за засухи. Часть знати тоже перешла к Вастеру, а другая же, верная принцессе или просто напуганная переполохом, бежала в горы Як-Якистана и Грифонстоуна, решив переждать все смятения и бунты, забрав всё злато с собой. Так что принцесса осталась одна против всего города. По слухам старух с базара и просящих милости близ церквей её пощадили и заточили под замком, хотя может быть это просто слухи, чтобы утешать тех, кто верит в Селестию.       Битва за Кантерлот началась, когда солнце было в зените дня, а звучание барабанщиков прекратился только перед заходом солнца. За сие время солдаты канцлера прошлись по улицам канцлера, опуская старые знамёна с крыш домов. Толпы крестьян и солдат заполнили улицы, круша всё на своём пути так, что по всему городу прошёлся пожар такой силы, что даже крепости превратились в руины. Когда все дома были "взяты" без сопротивления, а небо было занято вондерболтами, то над Кантерлотом и над всей Эквестрией развевался флаг новой страной, Эквестрийской Республики, означавший, что монархия пала, в то время как республика, словно ястреб воспряла над руинами прошлой страны. Все уже видели вдалеке, будто мираж, заветную свободу.        Но голод среди крестьян (О, ужас!) так и не прекратился, а даже стал более острой проблемой, чем до этого, а заветное перераспределение земель так и не наступило. На аристократов, чиновников и прочую интеллигенцию, бывших союзников канцлера, начались массовые гонения, которые привели к тому, что почти все светлые умы некогда могучей Эквестрии бежали заграницу к тем, кто сделал это ранее. Парламент же заняли одни радикалы-революционеры с диктаторскими замашками, да сыновья крестьян, не блещущие особой гениальностью (О чём я пишу, большинство из них до десяти на пальцах не могли досчитать - цифры забывали, что там говорили об уме). На постах генералов и адмиралов творилась та же самая неразбериха, всех более-менее умных повесили, посадив тех, кто в военных делах ни капли не разбирается. (А что творилось в других министерствах, я умолчу, читатель, если захочет, сам представит себе.)        И над всем этим парадом недоумков возвышался величественный (А точнее самолюбивый.) канцлер, а позже и король всея Эквестрии. Заполучив заветный скипетр и корону, первым указом он подписал для начала банкета в честь нового "всеми любимого" правительства, на котором (Каюсь, и я присутствовал) находились напитки разной крепости для всех пришедших на торжество, еда была подана на серебряной посуде, которая исчезла после празднества. Играла торжественная музыка, означавшая конец старого и начало нового правительства. Даже грифоны не обделили его своим вниманием, выслав канцлеру золотой кубок плодородия. Но во время этого пира началось то, чего никто не ожидал, и даже самые приближённые люди канцлера не знали о его замыслах. Начались чистки среди народа. Это бы подлый удар в спину тех, кто доверился канцлеру. Когда закончился праздник, вышедшие оттуда гости были ошарашены тем, что увидели: на деревьях покачивались повешенные крестьяне, выбитые двери с руинами домов. Канцлер же после банкета удалился себе в резиденцию, уединившись там со своей свитой. Так ознаменовалось правление Блосса на руинах империи.        Плавно перемещаемся к нашему времени. В саду, неподалёку от дворца под лучами солнца сидела юная девица на скамье. Прячась от солнца, она читала под ветвями деревьев, одетая в светлое платье, эта юная красавица ожидала своего отца, маркиза Хамилье, ушедшего к канцлеру с докладом. Стоит ли объяснить или нет, но этот маркиз во время переворота, а позже последовавшего кровопролития на улицах Кантерлота, находился вместе с дочерью и женой с дипломатической миссией в поселении фестралов, которые после заточения принцессы Луны в штыки приняли смены двоецарствия на единоличное правление Селестии. Хамилье же тогда пытался уладить обстановку между губернатором и вече сего града, и после жарких дебатов, губернатора сняли, но из-за переворота в Кантерлоте нового назначить не успели, предоставив выбор для этой должности вече, которая отодвинула, а позже убрала полностью титул губернатора. Жена его, Мирра, в это время была в гостях у своих родителей, отпивая свою бабушку-покойницу, которая десять лет как лежала в земле. (Как вы могли догадаться, дорогие читатели, маркиза Мирра - фестралка, а её дочь - полукровка.) Из-за горизонта со стороны солнца к скамье нашей полукровки шёл старик, слабо постукивая тростью, он уселся возле девушки, всматриваясь в строки книги. - Что-то случилось, отец? Не вижу ни радости, ни горя на твоём лице, о чём же ты призадумалась твоя головушка? Да не уж-то канцлер наш что-то не то сказал? - спрашивала она, хлопнув книжкой перед лицом батюшки. - Что я могу сказать, правильно ты всё рассудила, канцлер, увидев меня и мою бумагу, вызвал к себе на ковёр трёх слуг, и сразу же они стали судить, куда меня отправить на юг или на север. Выбирали они не долго, решили отправить меня на север, сказав мне, что заговорщики там становятся сильнее с каждым днём. Понимаешь ли ты меня или нет, но маму твою мы взять с собою не можем, из-за хворы её. А поезжать мы должны завтрашним утром по приказу канцлера, так что возвращайся быстрее домой, а я пойду, пока обратно канцлеру, чтобы узнать все детали и подробности моего поручения. - Говорил он, протирая свои очки. - Пойди ты за ворота, да найми первую же попавшуюся карету и едь, как можно скорей, домой, чтобы собраться к утру, да ложись спать. Вернусь я сегодня поздно.        Обняв старика, она посмотрела в очи его, и, увидев правду в его глазах, она отпустила отца. Мягко встав со скамьи и схватив книгу, она быстро побежала к воротам, обернувшись, чтобы ещё раз увидеть его, юная красавица вышла из сада. В её спину светило тёплое солнце, слабый ветер развевал чёрные волосы, падавшие на её белоснежные плечи. Быстро спустившись по крутой лестнице, она направилась по тротуару в сторону своего дома, но, сумев найти свободного кучера, юная мадемуазель уселась в его карету. Кучер, услышав красавицу, пришпорил лошадей, а те, стуча копытами по щебню, погнали к дому пассажирки.        Проводив взглядом свою дочь, маркиз поднялся на ноги, уперевшись на трость, он медленно поковылял к выходу. Вокруг него цвели алые розы и голубая сирень, толстые ветви с листьями свисали над садом, а над всем этим щебетали перепелки, передразнивая друг друга. Подойдя к выходу, старик остановился перед ним, он огляделся и, оттолкнув от себя железные врата, услышал пронзительный скрип. Маркиз с осторожностью и с некой опасностью переступил через порог, но его путь преградил гигантский пегас. Он смотрел на маркиза взглядом полным презрения, старик же отвечал добродушной улыбкой. - Маркиз Хамилье, прошу, пройдёмте за мной к канцлеру, - говорил он, разворачиваясь спиной. - Ведите, мсье Фодосве, только, прошу, помедленней, вы ж не хотите моей смерти, а, если это так, то вам отсчитываться перед Вастером? - молвил старик, продвигаясь за мсье. Пегас бросил на старика косой взгляд.        Они неспеша двигались к замку по пустой улице, а живой её делали только запахи: из окна булочной веяло только что выпекшим хлебом и свежим молоком; со стороны аптеки пахло спиртом; из-под люка поднимался клуб зловонного дыма; пар сгоревшего дерева поднимался над всеми из трубы, покрывая их туманом жжёного дерева. Фодосве с Хамилье подошли к мраморной лестнице, на которой стояли двое стражников. Быстро взглянув на приближающихся особ, они раздвинули копья перед ними, тем самым допустив их в зал. Войдя в замок, они увидели гигантское помещение, разукрашенное множеством картин и знамён на стенах, зал обдувал тёплый ветер, всё замерло, наступила гробовая тишина, только стук офицерских сапогов был слышен где-то вдали. Фодосве быстро прошёлся по багровому ковру, запрыгнув за два шага по лестнице, он посмотрел на маркиза, который, оглянувшись вокруг, шаг за шагом подходил к ступеням, посмотрев на них, а потом на мсье, он остановился. Фодосве, бросив удивлённый взгляд, спустился обратно к Хамелье, подав ему руку, маркиз же, положив свою руку на кисть мсье и сильно обхватив её, поднялся по лестнице. Они прошлись по коридору, подойдя к кабинету и остановившись перед дверью, судари постучали в неё. Из-за двери резко выскочил единорог с горой бумаг, врезавшись в пегаса, он упал на пол, уронив бумаги к ногам маркиза. Быстро поднявшись на ноги и собрав пергаменты, он проскользнул между гостями и исчез в глубинах коридора. Фодосве взял под руку маркиза и, войдя в кабинет, они лицезрели молодого канцлера, молчащего и сидящего перед окном. Пегас тихо подкрался, откашлявшись сзади него, он знаком показал маркизу, усесться в кресло рядом с Вастером. Хамилье тихо расположился возле канцлера, ожидая его голоса, Блосс тихо смотрел в окно, где светило солнце, а Фодосве стоял за его спиной. - Судари, а вы себя не ловили на мысли: "Как так, принцессы нет, а солнце есть и озаряет нашу страну каждый божий день?", - размышлял канцлер. - Я об этом рассуждаю всё время, в которое я правитель сей республики, а ответ так и не могу найти. Сможете ли вы ответить мне на этот деликатный вопрос? (Все промолчали.) Ладно, перейдём к теме нашей встрече, - продолжал он, поднявшись со стула, встав перед маркизом, - вам же известно, что на севере назревает бунт и мятеж? - Конечно, ваше превосходительство, но у меня другой вопрос, а почему именно я? Я не являюсь ни шпионом, ни жандармов, а обычного дипломата, вроде меня, они слушать, явно, не будут. - Вы мне нужны не для успокоения бунтовщиков или их изыскания, а позже их обезглавливания на площади, - твердил он, закрывая своим телом лучи солнца для маркиза. - Вы мне нужны там для предотвращения связи и переговоров между главой сие бунта и одного из капитанов пиратов, чтобы они не смогли объединить свои усилия для блокады Кантерлота и скорейшего его взятия. - А как же мне понять, что моё задание выполнено или то, что я близок к этому, ваше превосходительство? - спросил Хамилье, смотря в глаза канцлера. - Мы вышлем вам телеграмму, когда вся угроза стихнет, - ответил канцлер, протянув ему запечатанный конверт. - Когда прибудете в Хильсвалль, отправляйтесь к жандармейству и доложите об своём приезде капитану Эйрику, он вам сообщит дальнейшие действия. - Это всё, сир? - уточнил маркиз, забирая конверт себе. - Конечно, можете идти, завтра утром к вам подъедет карета, так что ложитесь сегодня по раньше, - закончил Блосс.        Поднявшись с кресла, маркиз поклонился канцлеру и вышел из комнаты, оставив канцлера с мсье. - Как ты думаешь, ему можно доверять? - спросил Вастер, посмотрев на Фодосве. - Он единственный оставшийся дипломат с опытом, так что выбора у вас нет. И скорей всего он не попытается сбежать, ибо он не захочет рисковать жизнями своей жены и дочери, - ответил пегас. (Канцлер в это время достал пергамент из стола, быстро начеркал что-то на нём, запечатав его в конверте.) - Вот, - сказал он, протянув Фодосве. - Проследите за ним и защитите его от разбойников, а, если он предаст, то его тело должно будет свисать над логовом северных мятежников.        Поклонившись перед канцлером, Фодосве вышел из кабинета, исчезнув в тёмных глубинах коридора. Канцлер же остался наедине один на один с бумагами.        В это же время мадемуазель уже приехала к своему имению, находившееся вдали от города за рекой, протекающей вокруг Кантерлота близ деревень. Остановившись возле ворот, мадемуазель Дамье (А именно так звали её) вошла на двор сего поместья, украшенного множеством клумб и мраморных статуй древних учённых и гениев Античного Времени. Пройдя по двору сквозь растущие герани, она поднялась по лестнице к дверям, которые после быстрого стука были открыты стариком, дворецким Герасимым. Его глаза говорили об бессонных ночах, а его бледные руки слабо тряслись, держась за ручку двери. Он медленно провёл глазами по лицу мадемуазель, слабая улыбка промелькнула у него. - Мадемуазель Дамье, ваша мать желает увидеться с вами у себя в спальне, - сказал дворецкий, пропустив её в прихожую. - А где же ваш отец, светлость Хамилье, он же, вроде, уезжал вместе с вами сим утром? Маркиза Мирра хочет повидаться с ним тоже. - Он обещал приехать сегодня, поздно вечером, посмею сообщить вам, что мы завтра с отцом выезжаем на Север, так что вы должны мне помочь с багажом, - говорила она, поднимаясь по лестнице к комнате матери. - Как она? - Крайне плохо. Я неуверен, что она проживёт и месяца, но доктор Бинро говорит, что есть маленький шанс об её выздоровлении. Он ещё сегодня вернётся проведать её. - Что ж, надеемся об её скорейшем выздоровлении.       Девушка вошла в тёмную комнату, у которой окна были закрыты шторами, не давая лучам солнца проскальзывать в комнату. Там веяло слабым запахом роз и едкого медицинского спирта, стоящего возле ложе маркизы. Она же медленно чахла в постели, укрывшись одеялами, маркиза смотрела в серый потолок. Мадемуазель тихо подошла к своей матери, усевшись по правую руку от неё, её взгляд устремился на морщинистое лицо маркизы, разглядывая её глаза, чтобы увидеть в них надежду. Её голова медленно повернулось к дочери, лицезрев перед собой её, покрытую в пеленах теней, слабая улыбка промелькнула у неё. - Здравствуй, моё солнышко, - слабо произнесла маркиза, посмотрев на дверь. - А где же твой отец, не можешь ли ты мне сказать? - Он занят, мама, его вызвал Вастер к себе. Папа вернётся сегодня поздно ночью, а завтрашним же утром мы отъедем из Кантерлота на Север...       За дверью послышался топот сапог, последовавший стуком в дверь. Дамье вопросительно посмотрела на свою маму, получив одобрительный кивок, она медленно подошла к двери со скрипом досок, приглушаемыми усиливающимся стуком. Но, не дождавшись мадемуазель, дверь резко отворил Герасим, впуская вовнутрь слегка потрёпанного единорога с плохо ухожённой бородой, одетого в старый костюм. Он низко поклонился женской половине комнаты и жестом попросил Дамье выйти из комнаты. Маркиза со слабостью в действии приподнялась с кровати, уперевшись об стенку кровати, она приветливо улыбалась приближающемуся доктору. Герасим незаметно для всех выпроводил мадемуазель из комнаты, заперев за собой дверь. - Это доктор Бинро, о котором вы говорили? - нарушила тишину мадемуазель, спускаясь по лестнице на кухню вместе с Герасимом. - Да, этот единорог - доктор Бинро, я знаю, что он выглядит не совсем, как бы сказать, презентабельно, но он очень хорош в своём деле, - отвечал он, обгоняя Дамье и открыв дверь перед ней.        На кухне хоть и было жарко из-за пара в воздухе и продукты лежали, нарезанные по кучкам, но во всём помещении сидела только одна молодая кухарка и то, сопящая возле печи. Стол был накрыт спелыми яблоками, привезённые с юга вчерашним утром, и пустыми серебряными тарелками по краям. Герасим быстро подошёл к этой даме, миновав пару стульев, он сильно толкнул её в бок, грозно посмотрев на её смущённое лицо. Кухарка, тихо визгнув под себя, быстро исчезла в дверном проёме. К старику сзади подошла Дамье, слабо дотронувшись до него, чтобы обратить на себя внимание, она задала вопрос: - Кто это такая? Впервые её вижу здесь. - Дочка моего брата, он прислал её ко мне, чтобы пыл свой уменьшила, но, как видите, получается у меня так себе... Прошу, обождать здесь, - ответил он, последовав за своей племянницей.        Герасим быстро прошёлся по коридорам поместья к заднему выходу. Старик вышел в цветущий сад, его кожаные сапоги шустро проскользили по мокрой воде, остановившись перед дверями. Его рука пронеслась двумя твёрдыми ударами по деревянной доске, и только на третий стук дверь отворилась перед ним. Герасим вошёл в маленький домик, наполненный уютом стариком за свои годы служения. Посередине комнаты стояла напуганная племянница дворецкого. Взгляд старика устремился на стул возле неё, кухарка повиновалась. Герасим громко откашлялся и упёрся об стенку возле дверей. - И почему же ты спала на рабочем месте, сможешь ответить мне? - спросил он, скрестив руки. - Ну… я-я-я... - грохот об стол раздался возле её уха - Мы с тобой много раз обговаривали это, - твердил худощавый старик, стуча кулаком, выбивая паузы. - Твой отец разыскивается жандармами! ТЫ! у него единственная дочка. Моя цель! - спасти тебя от них. Так что работай, как надо, и авось тебя не найдут в этой глуши. И запомни, сейчас я не тот добрый дядюшка Герасим, а твой безжалостный начальник, который отчитывается своею головой перед маркизом, поэтому, если хочешь исправиться и улучшить своё мнение, хотя бы перед мадемуазелью Дамье, тогда приготовь еду на завтра к шести утра. Кстати, где остальные кухарки? Сани Смайлз? Лаки Смарт? Где они все? - Ушли сим утром на базар, чтобы закупить свежих продуктов, а я их ждала в это время, - ответила она, слёзы выступили на её лице. - Что ж ясно. Приступай к работе, когда они придут, - закончил он, выходя в сад.        " Что ж, одной проблемой меньше, осталась только одежда", - бубнил он себе под нос, идя по саду. Войдя в дом, он вернулся на кухню, но, не увидев полукровку, он проскользнул в холл, где Герасим увидел Дамье, встречавшую гонца с письмом. Она с улыбкой попрощалась с ним и, распаковав свёрсток, она быстро прошлась по строчкам. - И что же там написано, сударыня? Не поведаете ли вы это, если это, конечно, не тайна, - спросил старик. - Завтра... В шесть часов утра... Ложись пораньше...- отвечала отрывками из письма Дамье, подав листок старику. - С наилучшими пожеланиями, любимый и любящий отец. - Что ж, ложитесь раньше заката солнца, а я займусь одеяниями и сумами, сударыня, если вам так угодно, конечно, - закончил старик, получив утвердительный кивок.       Мадемуазель, последовав совету слуги, уединилась в своей комнате, столкнувшись на лестнице с доктором Бинро. Он же, закончив обследование маркизы и попрощавшись с ней и дворецким, вызвал карету с тройкой лошадей и умчался в центр Кантерлота. Герасим, проведав свою госпожу, заперся в комнате маркиза, растворившись во множествах шёлковых одеяниях мужа госпожи. Любава, утерев свои слёзы, начала работу по приказу дядюшки.