Алекс

Январь 1935 год

***

      Периодические гудки поезда, на всех парах несшегося в Орлеан, время от времени пробуждали дремавших пассажиров. На окнах мороз рисовал свои волшебные узоры, которые были настолько заворожительны, что их можно было разглядывать часами. Снег шел крупными хлопьями. Казалось, что он никогда не закончится, и поезд всегда будет плыть в этом непроглядном вихре танцующих снежинок.       В купе под номером 9 около окна сидел молодой человек и читал книгу. Он часто смотрел то в окно, то в пустоту перед собой, то снова увлекался книгой. Был этот человек довольно красивой наружности: широкие плечи, темные брови и волосы, слегка зачесанные назад, зеленые глаза, которые напоминали маленькие изумруды, небольшие усы, немного загнутые вверх по бокам. С первого взгляда его можно охарактеризовать как человека добродушного и толерантного, каким он и являлся. Работал он юристом, в принципе, профессия почти ничем не примечательная. На вид ему было лет 25,ни больше, ни меньше.       «Когда же она уже вернется?»: подумал молодой человек незадолго до того, как в дверь постучались. Он даже ничего не успел сообразить, как заговорил тоненький, но настойчивый голос: «Ах, Гера, открой уже!». Он быстро кинул книгу на ту койку, где он сидел и с надеждой распахнул дверь.       Да, это была она. Светло-русые волосы, черные ресницы, голубые, как небо, глаза, которые смотрели так ясно и восторженно на весь окружающий мир, что порой казалось будто они могут в любой момент вспыхнуть ярко-голубым пламенем. Если взглянуть на нее хоть раз, то ее образ будет преследовать вас очень долго, если не всегда.       Она быстрым и плавным шагом прошла к маленькому столику, накрытому бежевой скатертью, поставила держащие в руках кружки с чаем и села на противоположную койку, где несколько секунд назад сидел Герман.       — Ну что, как книга? Интересная? — неожиданно спросила девушка.       — Да, мне очень нравится, — последовал ответ от Германа.       — Ну, конечно. Ведь я ее тебе посоветовала, — сказала она с немного самодовольной усмешкой и отпила немного горячего, сладкого чая. Герман сел напротив нее и тоже маленькими, осторожными глотками пил чай.       Все-таки она была красавица. Он не мог смотреть на нее и каждый раз не любоваться ее красотой, не восхищаться ее характером и манерами. Он был в нее безумно влюблен, она отвечала ему взаимностью и с той же любовью, нежностью, уважением и обожанием, как он, относилась к нему.       Она писали стихи, сотрудничала с многими печатными изданиями, ее творчество знали и любили все, кто не оставался равнодушным к поэзии.       — Алекс, — начал было Герман, но тут его резко перебили.       — Гера, прошу тебя, не называй меня так. Я, конечно, понимаю, что это мой псевдоним, но мне как-то не по себе, когда ты обращаешься ко мне в таком роде, — сказала девушка с рассерженным видом, который тут же стал переходить в болен милый и виноватый за свою реплику.       — Как вы изволите, Александра Николаевна, — с усмешкой ответил Герман.       — Прости, что перебила тебя, что ты хотел сказать? — виновато сказала Саша и поставила пустую кружку от чая на стол.       — Я хотел сказать, что не хочу расставаться с тобой. Никогда. Я вообще не понимаю, зачем тебе надо останавливаться в Париже только за тем, чтобы сообщить своему редактору, что ты уходишь из его печати? Почему нельзя отправить письмо?       — Ты же знаешь моего редактора. Ему лучше о таких вещах говорить лично, а не отправлять сведения по почте. Тем более, ты в курсе, что я нравлюсь ему. И, чтобы у него не было ложных надежд, я решила ему рассказать не только об уходе, но и о нас с тобой. Мне показалось, так будет правильно…       — Но все равно, я не хочу отпускать тебя. Ты знаешь, что я не могу остаться с тобой в Париже и вынужден ехать до Орлеана. Я не хочу тебя потерять, — печальным и нежным тоном сказал Герман.       — Ну что ты, Гера! — воскликнула Саша, пересела к нему на койку и обняла за плечи. — Мы не будем видеться всего 2 дня, я пришлю тебе письмо, когда буду ехать в Орлеан к тебе. Ты меня ни за что и никогда не потеряешь. Это невозможно, — сказала Саша и обняла его еще крепче.       Герман почувствовал то тепло и ту любовь, которые дарила ему в эти минуты Алекс. Он поставил чайную кружку на стол, повернулся к Саше и обнял ее за тоненькую талию так крепко и нежно, как только мог. Он никогда не сможет забыть и разлюбить ее, он не сможет забыть те минуты счастья, которые были подарены ему, он не сможет разлюбить запах ее духов, ее голос, волосы, глаза. Не сможет никогда.       — Я не смогу жить без тебя. Это последнее, что прошептал Герман в тот вечер.

***

      Герман уже прибыл в Орлеан. Он набрел на какой-то отель и, даже не интересуясь его названием, заселился в номер 103.       Сначала он пытался разобраться с бумагами от его клиентов, попробовал работать, но не смог. Единственное о чем он думал — это Алекс. По идее, она уже давно должна была заселиться в «De Crillon», о котором очень много рассказывала. Она рассказывала, что это бывший частный дворец, который был построен в 1758 и переделанный в отель в 1909,здесь все время останавливаются президенты и так далее. Алекс очень хотела попасть туда, буквально изучила этот отель вдоль и поперек. Герман думал об этом весь день и с этими мыслями погрузился в глубокий сон.       Утром следующего дня он решил все-таки заняться работой, старался не думать о Саше, но до конца от этих мыслей избавится он не мог.       С наступлением вечера он спустился к ресепшену, где стоял мужчина невысокого роста, со светлыми волосами и до невозможности радостным лицом, казалось он вот-вот лопнет от какого-то невообразимого счастья. Герман подошел к стойке и спросил:       — Не было ли никаких вестей для номера 103?       — Никак нет, ничего не было, — ответил портье с каким-то английским акцентом и улыбкой на лице.       На следующий день в нем уже появилась неистовая тревога. Он подошел к ресепшену за этот день раз восемь, если не больше. И его ожидал все тот же, как будто смеющийся над ним, портье и все тот же ответ: «Никак нет, никаких писем, ничего не было».       Так продолжалось еще три дня. На четвертый день он в отчаянии сидел в своем номере, смотрел в окно, в котором красовалась белоснежная от снега площадь и думал. Много думал. Думал о Саше.       «А может, она бросила меня? Может, она совсем не любила меня и это был предлог сбежать с этим ее редактором. Нет, полный абсурд. Как я могу так думать. Но тогда есть ли хоть какое-то объяснение ее поступку? Может, с ней что-то случилось…»       В его голове боролись совершенно разные и противоречащие друг другу мысли. Он думал о ней с горячей любовью и холодящей обидой. Он сгорал от того, что ничего не может предпринять. Он писал ей письма. Он писал письма. ее проклятому редактору. Ничего. Это продолжалось целый день. Вечером он заказал себе в номер коньяк и начал пить его стакан за стаканом в надежде на то, что у него разорвется сердце.

***

      «Все кончено», — подумал Герман, выходя из номера с собранными вещами.

***

      Стоя на перроне и ожидая поезд, он, от нечего делать, решил взять и почитать какую-то газету, ожидая, что чтение на некоторое время разбавит тот поток мыслей, от которого голова уже хотела расколоться на мелкие кусочки.       Он развернул газету. Прочел первую новость. Герман прожигал взглядом газету до тех пор, пока вдалеке не раздался громкий гул паровоза, подъезжающего к вокзалу. Он встал на самый край платформы и шагнул на встречу идущему на всей скорости поезду.

***

«Выпуск от 18 января 1935 года 12 января 1935 года в ресторане «d'Aumont», расположенном в отеле «De Crillon» редактор популярного парижского журнала застрелил из револьвера известную писательницу Александру Гавриловскую, выступавшую под псевдонимом Алекс».