Anterograde Tomorrow

Солнечный свет пробрался в сон Кенсу, добавив в него нечто прохладное и соленое, нечто схожее с чувством утопающих ступней в песке на мягком перешейке между океаном и пляжем. Он повернулся, и образ мокрого песка постепенно стал принимать форму холодного одеяла. Когда он открыл глаза, коктейль из синих оттенков и крыльев чаек резко сменился на низковисящий потолок, небольшое окно в конце узкой спальни и старый деревянный пол под изношенным ковром. Это его комната, хоть и не совсем такая, какой она была вчера: каждый сантиметр комнатных стен был обклеен зелеными записками, но Кенсу не помнил, чтобы он их клеил. Два слоя цветных текстов и диаграмм, номера и даты. Занавески колыхнулись от легкого ветерка, и записки зашуршали, издавая мелодию тихих бумажных аплодисментов. Эта обстановка хоть и была непривычной, но в то же время не казалась странной, словно нечто подобное уже случалось когда-то раньше и просто выскользнуло из его памяти. Может быть, между вчера и сегодня незаметно встрял еще один день. А может даже больше, чем один день. Почему-то он не чувствовал необходимости читать записки, чтобы знать, сколько дней уже прошло, и что он собирался делать сегодня. Однако, его взгляд привлекли маленькие желтые записки, броско выделявшиеся из множества зеленых. На полу и на стенах, несколько на столе и одна на подушке, которая лежала возле него. Почерк был другим. Никаких дат. Только слова. Кенсу медленно приподнялся и по привычке потянулся к ночному столику, опираясь на него и вставая с кровати. Ворсяной ковер под босыми пальцами ног, нежный аромат утреннего кофе, доносившийся из кафе снизу. Он поднял желтую записку со своей подушки и прочитал ее, «Тебя зовут До Кенсу. У тебя потеря кратковременной памяти, анте-какая-то амнезия, поэтому ты не вспомнишь, что было прошлой ночью. Но позволь мне помочь тебе». И другая записка на подушке рядом, «Прошлой ночью я положил свою голову на эту подушку, а руками обнимал тебя вокруг талии. Меня зовут Ким Чонин. Я зову тебя хеном. Вчера ты любил меня. Сегодня ты полюбишь меня снова». Он сделал шаг назад, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. Пяткой наступил на еще одну бумажку, «На этом месте ты меня раздел». «Здесь я раздел тебя», приклеено на стене, поверх зеленой записки, на которой написано «Миджин больше не занимается доставкой рисовых пирогов—05/05/2008». Рядом в нескольких сантиметрах была еще одна, «А здесь я прижал тебя к стене и по-настоящему сильно поцеловал (примерно здесь, было довольно-таки темно), и мы решили, что нам следует заняться сексом». Над столом, «Здесь ты сидел, свесив ноги. Я положил свою ладонь на твою коленку, и ты наклонился и поцеловал меня первым». На комоде возле кровати, «Мы говорили о балете. Ты напевал мелодию, а я пальцами исполнил здесь арабеск (твои потолки слишком низкие, и я не хотел биться об них головой, ладно?), гранд жете на полу, фуэте ан турнар и затем сисон на твоей руке. Все завершилось па-де-вальсом с твоей рукой, и ты улыбнулся». На двери в спальне, «Здесь я стоял облокотившись и читал твои зеленые записки, пока ты ходил убирать несуществующий мусор. Мне показалось, что вся эта зелень похожа на траву, а трава скучна без ромашек. Надеюсь, тебе нравится желтый?» И как только он открыл дверь, кто-то хлопнул ему по лбу. — А вот и Ким Чонин. Скажешь мне привет? Кенсу поднял голову, неуверенно пробегая взглядом по контуру острых ключиц, по загорелой коже, по очерченным скулам. Миллиметр за миллиметром. У него резко возникло желание захлопнуть дверь и вызвать полицию, ведь у него в квартире незнакомец, и этот незнакомец написал ему определенно пугающие записки. Из-за учащенного пульса и ошеломления он почувствовал головокружение и тошноту. Он не чувствовал своих пальцев, или своих коленок. Но когда он заметил немую усмешку и пару блестящих глаз, все встало на свои места — будто так и должно было быть всегда. — Здравствуй, хен, — сказал Чонин, и уголки его губ плавно опустились, хотя выражение лица оставалось мягким. Его голос без сомнения звучал по-новому, и Кенсу не мог вспомнить, когда именно он слышал его раньше—если вообще слышал. Тем не менее, было как-то привычно вернуть улыбку Чонина маленьким «привет», и каким-то образом слоги прекрасно складывались в слова, возможно, потому что он уже произносил это тысячи раз. Возможно, так было задумано судьбой.