Старые раны и свежие шрамы

      Тишину кабинета нарушил усталый, полный бессильной злости, возглас, и сломанное пополам перо, очертив нестройную дугу, приземлилось точнёхонько в гору измятой бумаги, громоздившуюся на столе. Следует отметить, что дорогая, качественная бумага, составившая эту безобразную кучу, была изрядно перепачкана чернилами и кое-где исписана порой целыми строками, впоследствии обильно перечёркнутыми. И перо туда полетело уже далеко не первое, а, наверное, пятое или даже шестое.       Ворон, прежде нещадно долбивший крышку стола, почёл за лучшее убраться на приличное расстояние от слишком уж нервного человека, видимо, опасаясь за своё собственное оперение. Теперь он с некоторой настороженностью следил за происходящим с одной из полок ближайшего шкафа, находясь, по его собственному мнению, вне досягаемости мага.       Конечно, если бы Ронг захотел, он непременно достал бы пернатого почтальона и, будь его воля, ощипал бы хоть наголо, но это было совершенно излишним. И дело вовсе не в том, что на столе осталось пока несколько целых, пригодных для письма перьев.       Некромант откинулся на жёсткую спинку рабочего кресла и устало прикрыл глаза. Слова, будь они неладны, никак не хотели ложиться на бумагу, предложения составлялись тяжело и из рук вон плохо, а мысли то и дело ускользали, менялись местами и сосредоточиться не получалось, сколько мужчина ни пытался.       Внутри всё клокотало от злобы на себя, на вампира, на мир в целом и на людей, его населяющих, в частности. Но больше всего на себя. Вот уж чем Змей никогда не страдал, так это косноязычием: что в устной, что в письменной форме. А тут на тебе, за без малого шесть часов он не написал ни строчки, вернее, написал, но остался весьма недоволен и быстро изничтожил сей позор.       Уж сколько маг понаписал за свою жизнь разных писем: как хвалебных, так и гневных, официальных и нет, длинных и весьма кратких, но таких проблем не испытывал никогда.       — Карррр! — нарушил ход самоуничижительных мыслей заскучавший птах, едва не вываливаясь с полки.       — Вот только тебя тут ещё не хватало, — невпопад огрызнулся колдун, не открывая глаз. Кто бы знал, как его вымотала неравная борьба сперва со словарями, а потом уже с собственными мыслями.       Кстати, со словарями пришлось сидеть долго, часа три, если не больше, и это притом, что Ронг немного знал язык или, по крайней мере, не всё ещё успел забыть. Однако этого было явно недостаточно для нормального понимания писанины Йона, который, будто специально, выражался весьма витиевато, порой иносказательно, будто хвастаясь своим красноречием.       Правда, зная вампира, можно было с уверенностью сказать, что это не так — он просто привык писать «сложно и красиво», и никого не хотел поставить в затруднительное положение. А ещё, с первой же строки, с самого приветствия, стало ясно, что подошёл он к делу весьма и весьма серьёзно, видимо, старательно подбирал информацию и выражения. Одно только обращение чего стоит!       Пришлось перелопатить два справочника, чтобы выяснить, что Bungarus candidus — это голубой крайт*. И вот тут маг не был уверен: плакать ему или смеяться. С одной стороны, конечно, непочтение к его персоне вопиющее, но с другой… приятно, чертовски приятно. Крайт явно был не спонтанно выдуман, потому что попадание просто десять из десяти, а осознание, что высший вампир заморочился такой мелочью грело душу, хотя объективно не должно было. И ведь даже злиться на него за это не получалось… почему-то.       Впрочем, это всё казалось невинной шалостью, каплей мёда в бочке помоев, потому что новости, которые Ионгниан сообщал в своём письме были, мягко говоря, ужасными.       «Я долго сомневался, стоит ли беспокоить тебя по этому поводу», — и уже с этого момента Змей понял, что новости очень и очень скверные.       «Полагаю, ты всё ещё помнишь нашего общего старого знакомого, чьим гостеприимством мы имели удовольствие пользоваться некоторое время?» — вот тогда Ронг впервые удивился по-настоящему. Ему не составило труда понять, что речь идёт о Корвусе, старом некроманте, но зачем было писать так… завуалированно — он не понимал. И это настораживало. Создавалось ощущение, что вампир боялся, что письмо могут перехватить и прочесть не те, кому следует. Ощущение, которое впоследствии только укрепилось.       «С прискорбием сообщаю, что, не далее, как неделю назад, он трагически погиб при невыясненных обстоятельствах. Я подумал, что тебе стоит знать.» — и съязвил бы, что это весьма трогательно, да язвительность как рукой сняло, вместе со скептицизмом. Даже не важно было, что дата нигде не стоит и узнать, когда именно умер старый Ворон, не представлялось возможным.       В Бездну, это всё ни разу не важно, потому что…       Первые несколько минут после прочтения некромант пребывал в странной прострации, упершись в письмо совершенно невидящим взглядом и силясь осознать новость. Не верилось совершенно. То есть как это «погиб»?! Как мог погибнуть этот… этот старый, хитрый, гениальный колдун, которому, если Ронг не ошибался, было около тысяча двести лет, который даже после смены тела держал железной рукой всю нечисть запада, в конце концов?! Если честно, Змей всегда полагал, что тот и его переживёт, даже не сомневался в этом, а теперь… а что теперь?       Вот вроде и не были они особо близки: Тэн Шэ учился у него только магии крови и только по обоюдной договорённости, так что они друг другу даже наставником и учеником по сути не приходились, так что и сожалеть о Корвусе он не должен был бы. И всё же, это оказалось сильным ударом.       Маг долго просидел, не в силах продолжить чтение, не в состоянии поверить в уже прочитанное. Он вдруг очень остро осознал, ЧТО этот мир потерял в лице Ворона. Подумать только, он прожил так долго, столько видел и столько знал. Он был настоящим кладезем знаний, хранителем веками накопленной мудрости и вряд ли в мире найдётся хоть один некромант, способный соперничать с ним в опыте.       Да, как бы ни превозносил себя Ронг, как бы ни гордился невероятной силой своего дара и его развитием, он понимал, что по сравнению с ныне почившим (не верится просто!) колдуном, он был юн и почти что зелен. Всё познаётся в сравнении.       А потом накатила тоска. Ведь, если подумать, вместе со старым некромантом ушли и окончательно канули в лету прошедшие эпохи, которые он застал, эпохи, из которых он вышел. Кто бы что ни думал, а человек, маг он или нет, всегда остаётся в какой-то мере пленником своего времени, времени, в котором он родился и вырос, в котором прошло его становление как личности. И, чем дольше человек этот живёт, чем больше он видит, тем яснее становится понимание, что время меняется, меняется культура и поколения, а человек остаётся приверженцем своей эпохи, её носителем, как бы не подстраивался под меняющийся мир.       И теперь целая веха истории ушла, умерла вместе с Корвусом.       От этой мысли стало даже как-то не по себе, ведь сам Ронг тоже… тоже отчасти пленник и страж своего времени, оплот, в котором сохранилась память о той Империи, которая давно ушла, которая существовала без малого пятьсот лет назад, страны, которую никто больше из людей не помнит. И когда-нибудь она так же безвозвратно умрёт вместе со своим последним хранителем.       Но, как бы ни был силён удар от этого известия, было так же невероятно интересно: каким образом кому-то удалось убить старого Ворона, который, без преувеличения, был очень и очень опасным противником? В том, что его именно убили, Змей не сомневался ни на секунду, хоть и не особо надеялся на обстоятельные пояснения. Однако клан Йона тесно сотрудничал с погибшим некромантом, поэтому кое-что высший вампир знать должен.       И, как всегда де́смод (прим.: другое название вампиров, а т.ж. более правильное название летучих мышей-гематофагов) не обманул ожиданий:       «Как ни печально, но varium et mutabile femina, он убедился в этом на практике!» — собственно, Ронг и так догадывался, что без женщины дело не обошлось. «Женские думы изменчивы и непостоянны» — суть этого выражения, а некромант от себя добавил бы, что у этих особ мысли вообще бывают крайне редко — всё больше эмоциональные порывы, не обременённые никакой логикой.       Почему-то Ионгниан, опять же, не написал прямо, что Корвуса погубила любовь его жизни — девка, навязанная ему судьбой, но намекнул более чем прозрачно, капнув рядом с этой фразой жасминовой настойки. В принципе и без этого Тэн Шэ его прекрасно понял бы, потому что хорошо помнил эту несносную дамочку, мнящую из себя невесть что. На деле она была взбалмошной дурой с поверхностным образованием, скудным интеллектом и завышенной самооценкой, которая нещадно страдала в северном поселении, где она имела неудовольствие жить вместе с некромантом десять лет. По крайней мере, о десяти годах Ронгу было доподлинно известно, потому что он с вампиром жили через пару домов от «счастливой пары» и имели сомнительное удовольствие время от времени пересекаться с этой самовлюблённой самкой.       Так или иначе, он очень надеялся, что женщину постигла максимально ужасная участь: в идеале её должны были разорвать бешеные псы за то, что она предала своего мужа, который, между прочим, терпел все её выходки.       Всё больше Змей убеждался, что женщины — это зло и ничего, абсолютно ничего хорошего от них ждать не следует. Сколько их не люби, сколько ни дай — им всегда мало, они всегда готовы вогнать в спину нож и вспороть брюхо, даже если секунду назад клялись в вечной преданности.       Но, как бы там ни было, сама по себе эта овца недалёкая не смогла бы убить могущественного некроманта. Ни в жизни не осилила бы. За этим однозначно стоял кто-то иной, намного сильнее, на порядок умнее и, видимо, владеющий или оружием, или какой-то тайной техникой, позволяющей получить превосходство над тёмным магом. Не сказать, что подобное открытие могло хоть сколько-то порадовать.       Колдун привык думать, что всякие там рыцари, «белые» маги и иже с ними, могут только громко кричать про борьбу с «тьмой» и хвастать друг перед другом победами, которые состоялись задолго до их рождения. Но, если теперь среди них появился кто-то, способный не просто праздно молоть языком, а действительно владеющий силой… всё очень плохо.       «Надеюсь, у тебя ещё сохранился мой подарок? Если так, то, готов спорить, одну из историй ты перечитываешь снова и снова, и не удивлюсь, если ближе к полуночи.» — Казалось бы, ничего не значащие строки, но не для некроманта. Он даже специально отыскал тот самый «подарок» — книгу, которую Ионгниан написал от нечего делать как раз в то время, когда сам колдун грыз гранит магической науки под руководством Ворона. А потом неожиданно «подарил» её. Подарил — громко сказано, на самом деле вампир просто спрятал её в одну из дорожных сумок, когда помогал собираться. Хотя не сказать, чтобы Змей был очень уж против.       Но книгу эту с многообещающим названием «Сказания народов неуслышанные» он ни разу так и не открыл. Не хотел бередить сердце, испытывать себя, а теперь вот нашёл, открыл и, ожидаемо, обнаружил весьма интересное предание, у которого вместо названия значился лишь порядковый номер. «12» — не это ли загадочная полночь?       Благо, книга была написана на латыни, но, опять же, довольно сложным, хоть и красочным языком. А история без названия рассказывала о каком-то далёком времени, о котором уже никто и не помнит, когда «свет окончательно изгнал тёмных магов». Да, там говорилось о том, как так называемые борцы со злом перебили всех некромантов и им подобных, в общем, всех, кого принято этим самым злом считать, но, вопреки ожиданиям, не получили идеального мира. Вместо этого случился сильнейший кризис — нарушенное равновесие дало о себе знать и весь мир заполонили разнообразная нежить и нечисть, которых стало некому держать в узде и контролировать.       Как ни странно, чем всё закончилось тут сказано не было и создавалось ощущение, что повествование внезапно обрывается на середине, но общую мысль, которую хотел высказать вампир, не понять было сложно. Судя по всему, он предполагал, что кто-то решил повторить этот «подвиг» и истребить всех более-менее сильных тёмных магов. Картина получалась неутешительной, особенно если учесть, что одного из великих они, кем бы ни были эти борцы, уже уничтожили.       Зато тогда становилось понятно, почему могли убить рассудительного и спокойного, можно даже сказать, благородного некроманта. Действительно, Корвус был на голову выше своего восточного коллеги в этом смысле, потому что в то время как Ронг без колебаний шёл по головам и выкашивал целые поселения, Ворон не стремился к жестокости, почти презирал её. Он был… действительно достойным человеком. Но, очевидно, для неизвестного врага это не было важно, значение имел сам факт того, что тот тёмный маг — некромант.       Стало ли от этого не по себе? Не то слово. Дело в том, что Змей, несмотря на всю свою силу, ощутимо проигрывал покойному собрату в боевой мощи в том смысле, что в отличие от всех известных ему некромантов, Ронг был специалистом в ритуальной магии. Почему? Хороший вопрос. Просто его привлекло огромное поле для деятельности, слабая освоенность направления и практически безграничные его возможности.       Увы, ритуальная магия требует времени и ресурсов, которых попросту нет во время битвы. В этом-то и проблема: если знать врага заранее, Ронг может разделаться с ним десятью разными способами, один другого интереснее, даже если тот будет на другом краю света; но вот если не знать его, если встретиться с ним лицом к лицу… тут уж пригодилась бы более мобильная и быстрая прикладная магия.       Впрочем, Йон, кажется, сам бы не в курсе, кто этот самый враг и чего от него ждать. Но его встревоженность чувствовалась даже через письмо, и некромант его понимал. Даже не так, скорее колдун сам опасался за бывшего любовника, причём даже больше, чем за себя. Себя-то ладно, он, скорее всего, защитить сможет, тем более неизвестно, сунутся ли каратели в Эмиру. А вот вампир…       Даром что старше самого Змея раза в три, не важно, что высший и могущественный! О том, что Ионгниан может вляпаться в какую-нибудь историю, магу было прекрасно известно, со слов самого вампира, между прочим. Он уже был на волосок от смерти, впутавшись в какой-то заговор, ещё в Империи, из-за чего ему и пришлось покинуть родину, спасая свою шкуру. Тогда ему удалось сбежать, но удача не обещает быть вечной.       Да и как главе клана, Йону нелегко придётся — поддерживавшего их тёмного мага не стало и теперь начнётся передел территорий между вампирами, а, если не повезёт, подключится и другая нечисть. Так что, по-хорошему…       Некромант понимал, что должен был рвануть туда. Не потому, что долг жизни, а потому, что вокруг дорогого для него существа явно затягивается петля, причём очень нехорошая. Себе-то уж можно признаться, что конкретно этот высший вампир был больше, чем просто частью прошлого, потому что в груди ощутимо ёкало, даже от банального письма, написанного знакомой рукой.       Что бы это значило — другой вопрос, совершенно неважный сейчас. Важно было то, что чародей совершенно не представлял что делать. Сорваться с места и лететь туда? Одна его часть так и рвалась это сделать, но с другой стороны, тут у него был мальчишка, его Роза, которого с собой тащить совершенно не представлялось возможным и… в принципе, Ионгниан даже не намекнул на то, что ждёт каких-либо решительных действий.       «Я очень надеюсь, что у тебя всё хорошо и ты добился всего, чего хотел.» — между тем писал он, — «В последнее время о тебе мало что удавалось узнать и я начал беспокоиться, не случилось ли чего-то… непоправимого, однако, надеюсь, я волновался зря.» — от осознания, что высший интересовался его жизнью, Ронгу стало и хорошо, и совестно одновременно. Сам-то он не удосужился поинтересоваться даже жив ли вампир до сих пор, полагая, что в случае чего его известят. И только сейчас пришло понимание, что извещать его вряд ли стали бы. Кто?       «Так или иначе, умоляю, береги себя. Я знаю, ты со скепсисом относишься к этому, но прошу, будь осторожен именно со своими привязанностями.» — неподдельное беспокойство просто-таки выплёскивалось сквозь строки, — «Не знаю, прав ли, но в последнее время я всё больше и больше склоняюсь к тому, что ваша так называемая «предначертанная судьбой любовь» не более, чем ей же предначертанная смерть. Мне кажется, это своеобразный механизм самоуничтожения, обратный отсчёт.» — в этом месте буквы начинали немного сбиваться и собираться в кучу, слова почти теряли свою обособленность и читать становилось всё сложнее, — «Возможно, я ошибаюсь, но эти истории никогда ещё не заканчивались чем-то хорошим, только смертью.» — и это чистая правда. Ронг сам не знал ни одной счастливой истории любви некроманта и обычного человека: никогда они не заканчивались хорошо и, действительно, в конце один из участников обязательно умирал, а чаще — оба.       Но ранее маг не смотрел на это под таким углом.       Он считал это поводком, кандалами, камнем на шее, но подумать, что это камень на шее утопающего… мысль странная, но отнюдь не лишённая смысла. А ведь и правда, все некроманты, встретившие свою «истинную любовь», так или иначе умирали, иногда вместе с той самой любовью, а иногда и без неё. Но связано ли это?       «Нет, что ты, случайность чистой воды!» — тут же ехидно проворковал внутренний голос. И удавил бы, да увы.       Но ведь если это так, если странная привязанность является замаскированным ножом, то, выходит, что Никко — это его смерть на кончике иглы? Верить в это не хотелось, тем более что мальчик не представлял опасности ни на первый, ни на второй взгляд, однако, с другой стороны, жена Ворона тоже опасности не представляла. И никогда в голову бы даже не пришло, что она может сыграть какую-то решающую роль в его убийстве…       — Господин… — в дверь практически протиснулся Хаиб, стараясь не уронить небольшой поднос, в который, впрочем, вцепился двумя руками.       В первые пару секунд маг никак не среагировал, соображая: звал ли он слугу, давал ли ему наказ что-то сделать и прийти, или тот явился сам, без приглашения? К своему стыду, некромант не был уверен ни в одном из вариантов, так что, сдавшись, махнул рукой, подзывая слугу к себе.       Тот мешкать не стал и весьма проворно, особенно для своего возраста, преодолел разделяющее их расстояние и аккуратно втиснул поднос между краем и горой порченой бумаги. На серебряном подносе обнаружилась не слишком крупная чашка, полная едва ни до краёв полупрозрачной, слегка зеленоватой жидкостью, над которой поднимался пар. Весь кабинет, казалось, тут же окутал щекочущий обоняние запах специй, настолько ощутимый, что ворон, кажется, даже чихнул у себя на полке.       — Это чай, вам велел передать господин лекарь, — с видом провинившегося человека потупился Хаиб, который был не совсем уверен в том, стоило ли слушать этого недочеловека.       — Я вижу, что это чай, — беззлобно, скорее для проформы огрызнулся Ронг, и, аккуратно взяв в руки горячую чашку, снова обратился к слуге: — А с каких это пор ты выполняешь чьи бы то ни было приказы относительно меня? — не то, чтобы ему было действительно интересно, но отвлечься не помешало бы.       — Прошу меня простить, о великий! — при этих словах Хаиб натурально упал на колени и вздёрнул руки вверх: то ли к богу обращаясь, то ли к визирю. — Вы пропустили все приёмы пищи и… — слуга тут же умолк, повинуясь краткому жесту, и, не опуская рук, застыл, будто изваяние в храме.       Ронг задумчиво покрутил в руках чашку, согревая об неё вечно мёрзнущие пальцы, и не спеша отхлебнул обжигающе-горячего напитка. Почти кипяток приятно обжёг горло и согрел желудок, немного поднимая настроение. Как будто это, да ещё ядрёная смесь пряностей в напитке, от которой, казалось, немел язык, возвращали потерянную было крупицу жизни в тело колдуна. Вот странность: статуей почувствовал себя именно он…       — Ладно… — наконец лениво протянул Змей, снова вертя чашку, словно никак не мог удобно её взять, — На сей раз я даже признателен Тиану за заботу, — признался он, но потом взгляд, устремлённый на слугу, стал твёрже, — Однако, если такое ещё раз повторится, я прикажу отрезать тебе палец.       Хаиб ощутимо вздрогнул и довольно громко сглотнул, в красках представив исполнение угрозы. Нет, ему были решительно дороги все пальцы и преждевременно расставаться ни с одним из них не хотелось.       — Я понял вас, господин, — едва ворочая языком отозвался пожилой мужчина, вставая после дозволяющего кивка, — Этого боле не повторится.       — Скажи-ка мне лучше вот что… — начал некромант, делая ещё один глоток. Он будто принципиально пропустил мимо ушей слова слуги, а, может, так оно и было, — Ты отыскал корм для него? — последовал неопределённый кивок в сторону, но ворон, словно поняв, что о нём говорят, встрепенулся и с громким криком, от которого не ожидавший подобного слуга аж подскочил, спикировал обратно на стол.       На этом моменте прислужник несколько замялся, подбирая слова. Непросто, однако, было сосредоточиться под пристальным взглядом уже двух пар глаз, одна из которых принадлежала птице, но от того казалась не менее враждебной.       — Крыс и иной подходящей живности не нашлось… — начал Хаиб, но, заметив, как брови мага медленно начали сходиться к переносице, продолжил: — Но на кухне есть шмат свежего кроличьего мяса.       Он не был уверен, что чёрная птица, вообще не очень похожая на хищника, питается кроликами, но, когда Великий Визирь задумчиво кивнул, у слуги как камень с души сняли.       — Кроличье мясо — это хорошо… — всё так же отстранённо-задумчиво, сам для себя проговорил маг, но, вопреки ожиданиям, почти тут же вернулся с небес на землю: — А что та девушка, что прислуживает моему… кхм, Никко?       Хаиб умело сделал вид, что не заметил небольшой заминки. Правда, сейчас его больше занимало, что эта девка уже успела натворить?       — Фарида, да… — пробормотал старший слуга, — Что с ней не так?       — Ничего, — тут же отозвался Змей, но по его тону сразу стало понятно, что некая претензия всё же имеется, — но ей не мешало бы лучше выполнять свои обязанности и научиться понимать приказы с первого раза, — под конец голос визиря звенел стужей пустынной ночи, так что пожилой мужчина почёл за лучшее не уточнять более ничего.       — Я прикажу высечь её, — вместо этого пообещал слуга, поклонившись господину, которому, кажется, такая понятливость пришлась по душе.       — Думаю, десяти ударов вполне хватит, — как бы между прочим отметил маг, но намёк был ясен — хоть ударом меньше и сечь будут уже главного слугу.       — Разумеется, — поклонился тот, согнувшись вдвое, и уже желая убраться.       — А где моя Роза? — уже после того как махнул рукой, отсылая слугу, вдруг спохватился Ронг.       — Он, должно быть, ещё ужинает, — не замедлил ответить Хаиб и на том был отпущен. Наконец-то. Ему ведь уже стало казаться, что не выпустят, пока сам палок не схлопочет. И такое бывало, если честно, особенно в молодости.       Как только старик вышел, кабинет снова погрузился в мрачную, какую-то давящую тишину. Казалось, даже птица ощутила это и присмирела, устроившись рядом с кучей бумаг, едва ни касаясь подноса.       В то же время взгляд Змея, обведя всю комнату, снова вернулся к развёрнутому письму и упёрся в самый конец послания.       «P.S.» — гласили две искусно выведенные прописные буквы. Ронг знал, что это такое, но, если честно, никогда не понимал страсть западников ко всякого рода припискам в конце. Словно человек забыл написать что-то и, вместо того, чтобы найти место, вынес это в конец, за основное послание.       И всё-таки «P.S.» Йона был достаточно интригующим, чтобы закрыть на это глаза.       «Тебе кое-что осталось в наследство, но я не имею возможности передать это с письмом. Выражаю надежду, что однажды смогу отдать предмет лично в руки.» —Что за наследство, какой предмет? Сказать, что это неожиданность — ничего не сказать, Тэн Шэ правда был удивлён, потому что меньше всего он ждал получить что-либо в наследство от Корвуса. Тем более нечто такое, что не смог унести ворон. То есть это что-то или крупное, или тяжёлое… даже идей нет, как ни странно.       А ещё с толку сбивало это «отдать лично в руки», потому что это было похоже и на маленький каприз вампира и на наводку, что «предмет» слишком ценен, чтобы кому-то его доверить. И на намёк, что некроманту не помешало бы приехать. Что из этого было ближе к истине? А пёс его знает, этого вампира не поймёшь — он может как оставить очевидный ключ к разгадке, с той же книгой, например, так может и завернуть всё настолько, что бес ноги сломит.       На этом месте совершенно неуместно вспомнилось, как они вдвоём коротали долгие зимние дни и ночи: в поселении, где жил тогда Ворон, зима была одиннадцать месяцев в году, когда дом полностью заваливало снегом так, что выйти было решительно невозможно. Конечно же, тогда занятия отменялись, и Ронг или сам занимался магией крови некоторое время, или штудировал теорию в виде дневников старого мага, которые тот любезно предоставлял, но этой всё было… временным решением. Так или иначе, свободного времени было много, а занять его бурной деятельностью возможности не представлялось, хотя бы из-за довольно небольшого пространства жилища.       Так что они с вампиром нередко устраивались рядом с очагом: при этом маг постоянно закутывался в несколько шкур, потому что холодно было, а десмод, которому всё нипочём, разваливался на ковре из шкуры какого-то монстра или в лёгкой рубашке и штанах, или вообще в чём мать родила. Опционально, кстати, мог быть только один из означенных предметов гардероба или они могли заменяться лёгким узорчатым покрывалом, непонятно как вообще затесавшимся в дикарское обиталище. Ну а что, ему холод был не страшен.       И тогда, под мерное потрескивание огня, начиналось ожесточённое состязание умов: вампир и некромант тренировались в красноречии. Правила «поединка» были просты: каждый из них по очереди начинал иносказательно говорить о каком-либо предмете, существе, событии или явлении, а другой должен был понять о чём идёт речь. Оценивалось соответствие иносказания и точность отгадывания, так что постараться приходилось в любой роли. Но это, определённо, было весьма занимательно.       Такие вот словесные дуэли могли длиться от часа до четырёх-пяти, в зависимости от температуры в доме и поведения вампира. Обычно игра заканчивалась, когда хитрому кровососу удавалось соблазнить оппонента, тем самым заставив его выползти из своего импровизированного кокона и заняться более деятельным разогревом. Увы, Ронг так и не смог припомнить случая, когда Йону это не удалось бы…       Внезапно маг понял, что как дурак пялится на стену, словно никогда в жизни её не видел, при этом держа в руках кружку с уже наполовину остывшим чаем. Кстати, чая оставалась также примерно половина. Ох, как же глупо вот так вот грезить о минувшем, словно не сам он от всего этого отказался.       И ведь, пожалуй, визирь ни о чём не жалел: в самом деле, он имел всё, чего только мог когда-либо желать, всё, даже то, на что ему не хватало фантазии в детстве. Но почему-то в грудной клетке ворочалось неприятное ощущение, как будто лёгкие внезапно решили сократить свой объём за счёт перекручивания и теперь не могли распутаться. Неприятно, в общем.       — Завтра допишу ответ, — зачем-то сказал он вслух, поднимаясь. Кстати, дописывать тоже было нечего — ни одно начало, ни одна строчка не была одобрена как чистовой вариант, так что правильнее было бы сказать «напишу», но всё равно упрекнуть мага было некому.       Поэтому, не дожидаясь когда с ним начнёт разговаривать уже ворон, Ронг забрал книгу, на удивление не слишком тяжёлую, продолжая сжимать чашку в другой руке, как будто не мог придумать куда её деть, и каким-то нервным шагом покинул кабинет, оставляя ворона сидеть в одиночестве. И даже мысли не возникло, что там находится дорогая мебель и важные документы, которые несносный пернатый вредитель вполне мог попробовать на зуб. Тьфу ты, на клюв… не важно. Попробовать, в общем.       Впрочем, ворон не выглядел заинтересованным в этом и, стоило магу закрыть за собою дверь, задумчиво-печально покачал головой и, словно бы, даже с жалостью посмотрел ему вслед. Чёрные, бездонные птичьи глаза в этот момент казались особенно умными и осознанными.

***

      Никко вместе со своей служанкой, которая воспринималась скорее как нечто среднее между матерью и старшей сестрой, весело смеясь, практически ввалились в покои визиря, кои должны были быть пусты. Каково же было неприятное удивление обоих, когда хозяин мрачным изваянием самому себе обнаружился за столом.       Увы, заметили его не сразу и потому не успели вовремя прерваться, изобразив отношения более подобающие хозяину и служанке. Фарида с некоторым опозданием, но всё же опередив своего подопечного, углядела, что они тут не одни — встала она как вкопанная, даже скорее будто громом поражённая и резко дёрнула мальчишку за рукав, вынуждая его недоуменно обернуться. Благо, этого вполне хватило, чтобы ребёнок, заметив, что девушка резко побледнела и теперь смотрит своими тёмными, но какими-то остекленевшими глазами ему за спину, обернулся и так же замер.       Получилась просто-таки картина маслом или композиция, достойная галереи какого-нибудь музея скульптур, ибо немного ссутулившийся, склонившийся даже не над столом, а куда-то мимо, маг, казался таким же неживым, как и замершие на почтительном от него расстоянии нарушители спокойствия.       Впрочем, надо отдать ему должное: Ронг отмер первым и медленно, то ли желая растянуть и без того тягостные минуты ожидания кары, то ли просто из-за долгого бездействия, повернулся почти всем корпусом. Всё это время, на самом деле не превышавшее какой-то минуты, оба гостя почти забыли как дышать. Зато Фарида мгновенно вспомнила все молитвы, которые когда-либо вообще слышала и даже посетовала, что давно не бывала в храме; а Никко, не зная этих самых молитв, просто обеспокоенно комкал одежду, больше переживая за служанку, нежели о собственной судьбе.       Каково же было удивление мальчика, когда во взгляде, обращённом на них, не оказалось не то что злости, но даже банального раздражения — довольно частого спутника колдуна. Однако почему-то особо легче от этого не стало… сложно сказать почему, но глаза некроманта казались какими-то пустыми, безжизненными.       В то же время Фарида не обманывалась на этот счёт и даже не пыталась скрыть нервную дрожь, когда пристальный, но удивительно отрешённый взгляд, переместился и вперился прямо в неё. Лишь однажды на неё так смотрели: в далёком детстве, когда за домом, в большой яме, куда сбрасывали отходы, она обнаружила змею. Не слишком большая, но довольно толстая рептилия, светлая, покрытая более тёмными крупными пятнами — она смотрела точно так же. И уже тогда от этого спокойного, даже равнодушного взгляда, таящего в глубине своей ощутимую угрозу, у Фариды подгибались колени. Так смотрит сама смерть: без интереса, без эмоций, с холодным расчётом, будто говоря: «Одно движение, только спровоцируй меня…». И ведь тогда, в прошлом, змея действительно стала причиной смерти одного человека.**       От нахлынувших воспоминаний стало совсем не по себе, потому что в этот момент прозвище Змей подходило магу как никому другому и, несмотря на то, что зрачок его не был похож на узкую вертикальную щёлочку, казалось, что он вот-вот бросится вперёд и укусит, отравит своим ядом. Почему-то наличие у него ядовитых зубов казалось само собой разумеющимся.       Пауза ощутимо затягивалась, но никто не нарушал повисшую давящую тишину, которую, казалось, можно резать ножом. Ронг чуть склонил голову к плечу, безотрывно глядя на посетителей и ощущал он при этом… ровно ничего.       Для того, чтобы почувствовать страх служанки и даже понять его, не надо было прибегать к своим способностям, равно как и для того, чтобы понять замешательство мальчишки — но всё это подмечалось вскользь. Что они тут делают? Зачем пришли? Что он делал?       А, да, он читал. Или делал вид, что читал: как иначе объяснить факт того, что книга лежит у него на коленях закрытой, а чашка с давно остывшим чаем сиротливо стоит на самом краю стола, грозясь упасть от малейшего дуновения ветра? Но тогда чем он был занят? Спал? Хм, вряд ли.       — Прочь, — едва разомкнув губы прошептал некромант, судя по всему, обращаясь к служанке, от которой уже через секунду отвернулся, будто смотреть на неё было физически неприятно.       Если честно, в такую удачу не верилось, но испытывать судьбу Фарида не хотела. Ободрительно сжав на прощание мокрую, вспотевшую ладошку своего юного подопечного, она кратко поклонилась спине Великого Визиря и максимально тихо удалилась, едва не зарыдав от облегчения, когда оказалась по ту сторону двери.       А вот Никко однозначно облегчения не испытал, когда его опора, пусть и весьма сомнительная, поспешила ретироваться. Не то, чтобы он боялся мага, скорее нет, но всё же было как-то не по себе сейчас.       — Как… прошёл ваш день? — мальчик чувствовал острую необходимость хоть чем-то заполнить тишину, которая снова опустилась на, погружённые в полумрак, комнаты. Однако ничего умного на ум не шло, так что пришлось ляпнуть первое, что удалось сгенерировать.       Как ни странно, колдун не ответил и, можно сказать, даже ухом не повёл, будто и не услышал вовсе. А ведь обычно он был весьма внимателен к своему подопечному.       В связи с этим, немало удивлённый мальчик сперва несмело, но с каждым шагом обретая больше уверенности, подошёл к столу и остановился только когда сумел наконец разглядеть, чем так поглощено внимание мужчины.       Если честно, надежды не оправдались — Никко думал, что визиря может заинтересовать только что-то совсем уж удивительное, незаурядное, однако у него на коленях лежала всего-навсего обычная книга, которыми просто переполнена огромная библиотека, и внешне она не представляла никакого интереса вообще. Сегодня, во время занятия письмом, мальчик успел рассмотреть несколько красивых обложек с непонятными названиями, но интересных уже одним своим оформлением: золотым теснением, инкрустацией какими-то камнями, множеством чудны́х ремешков.       У этой книги обложка была какой-то совсем неприглядной, безо всяких украшений, да к тому же не очень презентабельного серо-зелёного цвета. Одно только было неизменно — буквы названия, тонкие и почти невидимые, оказались такими же непонятными.       — Что это? — скорее из вежливости и желания хоть как-то привлечь внимание, нежели из любопытства, спросил мальчик. Он даже с большим интересом рассматривал изящные, ухоженные руки некроманта, то ли осознанно, то ли помимо воли последнего, невесомо поглаживающие неказистую обложку.       — Что? — вдруг удивлённо переспросил Ронг, немного тряхнув головой и глянув на подопечного так растерянно, словно только что его заметил.       — Эта книга… о чём она? — вмиг стушевался мальчишка.       — Книга… — протянул колдун, очевидно, даже упустив суть вопроса. Кажется, он пребывал сейчас где-то далеко, в своих мыслях, и воспринимал собеседника разве что как предмет интерьера, если вообще воспринимал.       Когда никакого продолжения не последовало, Никко удивился ещё больше и даже оглянулся по сторонам, выискивая причину такой рассеянности хозяина дворца. И тут в поле зрения мальчика попала чашка, поставленная на самый край стола, то есть так и просящаяся в руки.       Ещё раз глянув на колдуна и убедившись, что его взгляд снова устремлён на тёмную обложку, буквы на которой его пальцы теперь любовно обводили, ребёнок тихонько приблизился ещё на полшага к столу и так же, стараясь не шуметь, осторожно взял в руки чашку, которая оказалась холодной, но достаточно тяжёлой. То есть, там однозначно что-то было.       Чем-то оказалась зеленовато-жёлтая, почти прозрачная жидкость, в толще которой хаотично кружились мелкие тёмные крупинки, потревоженные движением. Пахло от этого всего странно, очень странно, и нос будто бы слегка чесался, но это было интересно. И, конечно же, ещё любопытнее было попробовать, что это такое. Подумав, Никко пришёл к выводу, что в чашки то, что не полагается пить, не наливают.       И всё же, прежде чем осуществить своё намерение, он ещё раз посмотрел на некроманта, пытаясь угадать, насколько тот будет зол. Однако Ронг казался настолько погружённым в какие-то мысли, что едва ли замечал все эти манипуляции.       В последний раз глубоко вдохнув и снова отметив необычный, щекочущий запах, юный исследователь быстро, как будто боялся передумать, сделал большой глоток из чашки, едва ни стукнувшись лбом о её кромку…       Буквально через мгновение злополучная посудина с остатками не менее злополучной жидкости полетела вниз и с тихим, приглушённым из-за ковра, звуком, встретилась с полом. Конечно же, чай, который ещё в ней оставался, тут же оказался на том самом ковре, но это мало волновало виновника небольшого эксцесса, который, покраснев до оттенка собственных волос, принялся бегать вокруг как ужаленный, зажимая рот обеими руками. А добавить сюда ещё то, что из глаз мальчика градом катились крупные слёзы — и мы получим ту картину, которую лицезрел вышедший из задумчивого транса маг.       Если честно, он был немного шокирован подобным поведением мальчика, тем более, что все предыдущие действия пропустил и потому чуть не наступил на чашку, порываясь подняться. Впрочем, это помогло немного прояснить картину.       — Что происходит? — уже примерно представляя суть ответа на данный вопрос, поинтересовался Ронг. Он наблюдал за мельтешением своего подопечного со смесью удивления и некоторой жалости, к которым медленно начало примешиваться веселье. Это же надо выдумать такое! Ни один человек в здравом уме не стал бы пить «то, не знаю что», тем более, если раньше этим баловался тёмный маг.       — Я… это… — Никко удалось заставить себя проглотить чай, но язык всё равно продолжало нестерпимо жечь, да так сильно, что он почти отказывался повиноваться. Слёзы, кстати, тоже никуда не делись и вообще… было так странно, так неприятно, особенно во рту. Казалось, что предложи ему сейчас кто холодный камень — с удовольствием облизал бы его.       — А если бы это был яд? — вряд ли визирь ждал внятного ответа, скорее он забавлялся ситуацией и потому решил немного поглумиться. Впрочем, от вида покрасневшего, нахохлившегося и обиженно поджавшего губки воспитанника, за этот порыв стало почти стыдно.       — Не яд… — всхлипнул мальчик, трогательно утерев слезу кулачком, — Вы же… вы же это пили.       И хотелось спросить: с чего он вообще это взял, ведь прямо на данный факт ничего не указывало, но как-то язык не повернулся. Вообще это было странно, иррационально и неправильно, но конкретно над этим представителем человечества не хотелось издеваться: его не хотелось обидеть, задеть или напугать, так что все просящиеся язвительные комментарии и уничижительные замечания так и оставались при маге.       — Мне можно — я привык, — просто кивнул некромант, после чего протянул руку и ласково погладил это несчастье по вечно растрёпанным волосам.       — Что это было? — не сказать, чтобы язык стал гореть меньше, но мягкие поглаживания были приятными — успокаивали. Конечно, опыт получился не очень приятным, но зато, кажется, господин больше не печалится так сильно.       — Чай, — слегка усмехнулся мужчина и переложил свободной рукой книгу на стол, привлекая мальчишку к себе.       Никко, как и ожидалось, упрямиться не стал и с охотой не только подошёл, но сам даже вскарабкался к магу на колени, пусть и не без помощи последнего.       — Он ужасный! — почти возмущённо посетовал ребёнок, устраиваясь поудобнее, на что Змею оставалось только вздохнуть и картинно закатывать глаза к потолку, притом, что этого никто не видел.       Вот разве может этот безобидный, светлый ребёнок повлечь смерть одного из самых могущественных чёрных магов, прожившего не одну сотню лет?! Да он же мухи не обидит…       Ход мыслей прервал особенно чувствительный тычок острым локтем куда-то в район шестого ребра. Если так подумать, создавалось ощущения, что в этом конкретном экземпляре собрались одни только локти, коленки и ещё копна непослушных красных лохм. Что ж, у него вполне был шанс, по крайней мере, оставить магу пару синяков.       — Да успокойся ты уже! — шикнул Ронг, почувствовав, что его непоседливый протеже вот-вот сползёт на пол.       — Я… извините, — как-то сразу притих и замер мальчишка, практически сжимаясь в комок.       — Ничего страшного, — вздохнул мужчина и сам усадил непоседу удобнее. «Вот уж и правда, такого даже в котле не сваришь…» — иронично подумал Змей. Как и прочим представителям «злобных чёрных магов» ему, наравне с разнообразными ведьмами, инкрементировали поедание детей, в том числе после вываривания их в котлах. Да если бы он начал есть таких вот детей — умер бы от голода, и без зубов бы остался после сплошных костей!       — А что у вас случилось? — вдруг спросил Никко, снова чуть не соскользнув, на сей раз пока разворачивался, чтобы смотреть на собеседника.       Вот так просто, безо всяких «вы какой-то странный…», то есть безо всяких обиняков — он точно понял и прямолинейно спросил.       Снова выдернутый из своих мыслей, Змей усмехнулся, правда, совсем невесело, погладил ребёнка по голове, слегка зарываясь пальцами в волосы, и, после кратких раздумий, нехотя обронил:       — Умер один… человек. — и всё, он даже не знал, как более точно это описать. В самом деле, Корвус был ему никем и… ладно, человек и человек, пусть будет так. В конце концов, он был действительно всего лишь человеком, как и все прочие, разве что с маленькой поправкой. А ведь им, некромантам, так свойственно порой вообще забывать об этом.       — Умер? — показалось, или мальчик и правда был удивлён? Хотя, казалось бы, чему удивляться — знакомые визиря вполне себе смертные, в большинстве своём. О тех же, кто нет, его воспитанник пока даже не знает.       — Он был… вашим родственником? — впрочем, ожидать, что любопытный от природы индивид тут же потеряет к этому интерес, было верхом недальновидности. — Другом? — сделал новое предположение Никко, когда покровитель отрицательно покачал головой.       — Нет. Я бы сказал… мы просто были знакомы, — сложно всё-таки подобрать правильное определение. Но дружбой, конечно же, там и не пахло.       — Мне жаль, — последовал тихий, на грани шёпота, ответ и показалось даже, что ребёнок правда так думает.       — Ты не знал его, — всё же визирь возразил, хотя спорить не хотелось. Его снова стали опутывать тяжёлые мысли, лишь недавно разогнанные воспитанником.       — Но вы ведь грустите об этом, — почти тут же вскинулся юный собеседник. Он, кстати, тоже заметил перемену, скорее даже почувствовал её, равно как и ощутил острую необходимость сменить тему.       — А что это за книга? — да, он уже спрашивал об этом, но в прошлый раз ответа так и не получил.       — Эта? — переспросил маг, хотя в поле зрения иных книг не было. — «Сказания народов неуслышанные».       — То есть сказки? — немного по-своему, в силу возраста, понял Никко. О, сказки он любил, но слышал нечасто: изредка старый слуга рассказывал, но это было давно и потому… — А вы можете… почитать… немного. — всё больше тушуясь с каждым словом, еле выдавил из себя мальчик, уже кляня себя на чём свет стоит.       Ему ведь только что сказали, что человек умер, что близкий, а он! Однако ожидаемой отповеди за чёрствость не последовало — мужчина лишь ещё раз рассеяно погладил карминные пряди и неожиданно ослабил хватку, позволяя подопечному сползти и встать.       — Что ж… почему бы и нет? — вдруг неожиданно вздохнул он, так же поднимаясь. Если честно, ребёнок полагал, что его просто ссадили, чтобы велеть убраться и больше не показываться на глаза в ближайшие пару лет.       — Ложись — почитаю, — фыркнул визирь уже более весело, когда заметил, что подопечный будто в землю врос и смотрит на него огромными глазами. Нда, вот чего ещё не делал — так это не читал на ночь сказок. Сам от себя не ожидал, если честно, но, с другой стороны, взялся за куш — не говори, что не дюж. Если уж подобрал ребёнка, то придётся и сказки почитать…       Так быстро Никко ещё никогда не укладывался, несмотря на то, что ребёнком он был совершенно не капризным, очень послушным и всегда ложился спать, когда велели. Однако этим вечером он превзошёл сам себя и, пока некромант устроился в кресле, прочно перекочевавшем на место около кровати, уже лёг и лишь сверкал глазами из-под покрывала, приготовившись слушать.       А вот у Змея возникли некоторые затруднения. В принципе, в отличии от мальчика он прекрасно понимал, что сказания и сказки — немного разные понятия, хотя временами довольно схожие, однако теперь, листая книгу и пробегаясь глазами по историям, всё яснее понимал, что подобное на ночь читать не стоит. Никому.       В самом деле, не много наберётся людей, которые с удовольствием послушают про то, как две сестры зарезали третью и скормили её тело свиньям, и мало кому, пожалуй, понравится история о том, как во время голода дети съели свою умершую мать…       В общем и целом создавалось ощущение, что Ионгниан, когда писал книгу, отбирал сказания по степени их омерзительности и временами переплёвывал сам себя. Не удивительно, что от некоторых его описаний, да и рассказов в целом, нормального человека, которым Ронг, к счастью, не был, могло разве что стошнить. Ну ещё бы, за такую долгую жизнь, как у этого кровососа, разной жути набралось на десять книг, так что выбрать было из чего.       И конечно же, не обошлось без рассказов о тёмных магах. Ещё бы, ведь люди так любят напугать сами себя до икоты, чтобы потом бояться ходить не только по тёмному лесу, но и по собственному дому, а излюбленные темы для страшилок — колдуны, ведьмы и всяческие «монстры». Про них, кстати, тоже было.       Однако, следует отдать должное, в правдивость этих повествований, в отличии от тех, что передавались из уст в уста и обрастали со временем всё новыми подробностями, верилось без труда. Например, визирь вполне не сомневался в том, что «злой колдун» мог подвешивать людей за ноги и резать им руки. Это логично — чтобы кровь лучше стекала, так что, скорее всего, маг или проводил какие-то ритуалы с кровью или был сведущ в магии крови. Сказ, конечно же, не о том, а, как это водится, о несчастной любви с плохим концом, где возлюбленная вырывает злодею сердце, и сама умирает от яда, заточённом в нём… скорее всего, было это несколько по-другому, но в том, что оба умерли, опять же, сомнений не было.       Поняв, что довольно долго молча листает книгу, Ронг встрепенулся и искоса поглядел на мальчишку, втайне надеясь, что тот уже уснул. Увы, надежда оказалась тщетной — он бодрствовал и, видимо, вознамерился во что бы то ни стало дождаться обещанной сказки.       «Кто меня за язык тянул?!» — сокрушённо подумал визирь, захлопывая книгу, которая оказалась в высшей степени бесполезна в таком деликатном деле.       — Сказки… не будет? — тут же поинтересовался малыш, заметно сникнув.       — Будет, но не из книги, — тут же отмахнулся чародей. Он слов на ветер не бросал никогда и теперь не собирался начинать. Осталось только придумать, о чём рассказать.       К сожалению, ни единой сказки, даже самой завалящей, из детства припомнить не удалось — уж больно давно это было. А те истории, которые потом рассказывал им наставник в редкие незанятые вечера, не стоило вспоминать на ночь глядя, опять же, по причине их специфичности. Мимолётно подумалось даже, что за всю жизнь он, в основном, слушал истории весьма неприглядные, а временами и вовсе отвратительные и, быть может, это слегка повлияло на мировосприятие и психику — впрочем, от этого маг быстро отмахнулся.       — Пожалуй, я мог бы рассказать что-нибудь из виденного лично. — Наконец решил некромант, удобно, насколько это возможно, устраиваясь в кресле, — Тогда я только закончил обучение и решил немного попутешествовать…       «Возможно, оно и к лучшему» ,— подумал Змей, погружаясь в достаточно приятные воспоминания. — «Иногда не помешает вспомнить, как было когда-то: когда я был моложе, свободнее и когда… потерь было меньше». Но, увы, потери — это то, что сопровождало визиря всю его сознательную жизнь и снова мысли скатывались к тому, что, если ничего не сделать, их может прибавиться, пусть на одну, но такую важную…       Примечания:       * Змея с востока — это намёк на происхождение Ронга; она чёрно-белая — это о выборе цветов одежды; крайт активен ночью, некромант — тоже; обитает вблизи воды — Тен Шэ тоже, в некотором роде, к ней привязан; питается в основном другими змеями — о том, что некромант живёт за счёт поглощения энергии других людей — этакий энергетический каннибализм; ядовит — тут пояснений не требуется) И последнее: само название «голубой крайт» такой маааленький, но очень жирный намёк на предпочтения.       ** Имеется в виду гюрза — достаточно распространённый вид ядовитой змеи.