Кто ушел и кто придет

     Со времени похода Ника и Мадлон на Дно миновало три месяца. Мортона арестовали в тот же день. Считывание памяти подтвердило его вину в нападении на Мадлон и Ника, а также в убийствах еще пятидесяти человек. Мадлон не очень удивилась, узнав, что на счету у него столько жертв – предполагала, что тот действует с размахом. Смертная казнь давно была отменена, поэтому Мортон отделался пожизненной ссылкой в отдаленную инопланетную колонию.      Мадлон не знала, сослали его или он все еще на Земле, да ее это не очень-то интересовало. Она не видела Мортона в кошмарных снах, но все чаще задумывалась о том разговоре, что они вели среди голых бетонных стен, под тусклой электрической лампочкой. Мимоходом брошенное им слово «мелковато» крутилось в голове. Что он хотел этим сказать? Ну хорошо, пусть не очень-то сильно она изменяет мир, но какой другой путь он может ей предложить? Пойти за ним? Она бы не пошла. Сама по себе идея, может, и неплоха - в конце концов, и Елена после путча сказала что-то вроде: человечество ничего не потеряет, если половина тех, кто заселяют нижние уровни, просто исчезнет, а что до второй половины, то пора бы уже начать делать из них людей любыми способами, хоть с помощью химических стимуляторов, хоть с помощью мозговых имплантов. Но то, как исполнял свою задумку Мортон – это просто глупо. Он – психопат, нельзя работать с психопатами. Нет, с ним ей точно не по пути. Тогда с кем? Или точнее – куда? В каком направлении ей двинуться, чем заняться, если оставить работу?      Мадлон размышляла, бродя по комнате, и тут остановилась, будто наткнувшись на стену. Что это значит? Она только что задумалась о том, что хочет изменить свою жизнь – зачем?! До этого дурацкого похода на Дно она всегда считала себя на своем месте. «Глупости какие! - раздраженно подумала она. – Не собираюсь ничего менять из-за замечания какого-то маньяка. И хватит об этом, пора спать, у меня самолет завтра в шесть утра».      Возвращаясь из командировки, в коридоре напротив своей квартиры она увидела невысокого плотного человека. Вот он повернулся, и Мадлон узнала круглое добродушное лицо Френсиса Губерта. Что он здесь делает? Заблудился? Она ждала вопроса: «Подскажите, где живет такой-то?», но Губерт шагнул ей навстречу:      — Здравствуйте, Мадлон. Сначала я хотел позвонить, но потом решил, что будет лучше зайти. Надо нам поговорить. Теперь, когда Елена погибла…      — Простите, - перебила она. – Про какую Елену вы говорите?      Его бесцветные брови подпрыгнули.      — Кеннел. Вы что, почту не просматриваете?      — Я была в отъезде и проверяла только рабочую. Сейчас посмотрю, - Мадлон прошла в квартиру, на ходу включая монитор КПК. Губерт последовал за ней.      Письмо от Наратского Геологического института: «С глубоким сочувствием извещаем Вас…». Значит, Губерт не ошибся. В карстовой полости на плато Муравейник произошел взрыв, погибли два участника комплексной экспедиции Института биологии и руководитель - Елена Кеннел. Наиболее вероятная причина взрыва – возгорание подземных газов… Мадлон в растерянности глядела на письмо. Компенсация от Института… В документах Елены нашли завещание, по которому Мадлон переходит большая часть ее накоплений. В завещании было высказано и пожелание погибшей быть кремированной на Нарате – кремация уже состоялась, прах развеян над планетой, как и просила покойная. Даже если бы она, Мадлон, прямо сейчас без всяких проволочек заказала себе билет на Нарат, она прилетела бы туда через три месяца. Так далеко!.. Да и зачем?      Ей захотелось спросить у кого-нибудь: «Что мне сейчас следует делать?» Ее охватил знакомый ступор, который появлялся всякий раз, стоило ей столкнуться с чем-то из мира человеческих отношений и чувств, что нельзя было разложить на составные части, проанализировать, рассчитать, вычленить главное, отбросить второстепенное, сделать вывод, найти решение.      Нервничая, она перевела взгляд с монитора на Губерта. Надо было что-то сказать, и Мадлон сказала:      — Я не знала, что в пещерах плато Муравейник бывает горючий газ. Раньше об этом никогда не писали.      Несколько секунд Губерт странно смотрел на нее, потом усмехнулся, покачал головой и пробормотал:      — Ты копия Елены. Уверен, она на твою гибель реагировала бы примерно так же. А уж на мою – и подавно…      — А при чем здесь вы? – не поняла Мадлон. – Кстати, вы до сих пор не сказали, зачем пришли. Ведь не для того, чтобы напомнить мне проверить почту?      — Я… Словом… - он замялся, зачем-то потрогал уголок зеркала в прихожей. – Все это немного некстати, наверное, но… Я твой отец.      Мадлон ждала чего угодно, только не этого. Совсем потерявшаяся, она стояла перед ним и мигала. Затем ей внезапно вспомнилась сценка из старого фантастического фильма: человек в черном шлеме и плаще говорит точно такие же слова какому-то парню. У Мадлон вырвался короткий смешок. Губерт, очевидно, не ожидал такой реакции, потому что сразу заботливо взял ее за плечо и озабоченно заглянул в лицо.      — С тобой все в порядке?      Она выскользнула из-под его руки.      — Да. Просто это было… Неожиданно.      Губерт потоптался на месте, снова посмотрел на включенный воздушный монитор, где так и висело письмо, пробормотал:      — Мне-то они ничего не сообщили, в новостях прочитал. Ну да, мы ведь с Еленой никогда не были женаты. Я даже не знал, что у нее есть ребенок. Если бы не увидел тебя в тот раз, когда ты приезжала к нам в НТК, то и не узнал бы. Ты очень похожа на мать, и голос тот же, и походка… Я стал наводить справки, и вот… Убедился.      — Но почему вы решили, что Елена завела ребенка именно от вас? Я была выращена в искусственной утробе и всегда считала, что моим отцом – если это можно так назвать – является какой-нибудь донор.      Губерт вздохнул.      — Действительно… У кого сейчас есть настоящие отцы? Хорошо хоть матерей пока не упразднили, да и то, с этими искусственными утробами… Но насчет тебя все верно, Мадлон, не сомневайся.      — Вы что, экспертизу ДНК провели? – раздраженно спросила она. Губерт развел руками, признаваясь.      — Да. Я подобрал твой волосок, когда мы с тобой обедали, а денег и связей у меня достаточно. Нехорошо, конечно, делать такое за твоей спиной, но надеюсь, ты меня простишь.      — Мне все равно, - неприязненно откликнулась она. – Сделали так сделали, что уж теперь. Хотя мне кажется, здесь все же какая-то ошибка, ведь я модифицированная, а все усовершенствования…      — Возможны и для эмбриона, а не только для первичной клетки, - перебил Губерт. – Это сложнее и дороже, но твоя мать была обеспеченной женщиной. По-видимому, когда она узнала, что беременна, попросила извлечь эмбрион и проверить, а удовлетворившись его общим состоянием, заказала нужную внешность будущего ребенка и усовершенствования здоровья.      — А мой адрес вы как узнали?      — Рой Глебски сказал. Ты работала под его руководством пару лет назад, а я в прошлом году катался вместе с ним на горных лыжах.      Мадлон представила, как этот шарообразный Френсис несется по склону вслед за длинным и тощим Роем, и подавила еще один смешок.      — У меня, видишь ли, много друзей, - добавил Губерт каким-то извиняющимся тоном.      — Понятно, - сказала Мадлон. Что еще говорить, она не знала. Губерт, потирая пальцем гладко выбритый подбородок, глядел на текст сообщения на экране. Мадлон раздраженно смахнула рукой воздушный дисплей, и теперь комнату освещал только свет ушедшего за горизонт, но еще недалекого солнца.      Губерт словно очнулся, с печальной усмешкой произнес:      — Не получилось у нас трогательной встречи, да я и не надеялся. Что же… – он поставил свою сумку на диван, суетливо откинул клапан и вынул плоскую бутылку. – У тебя найдется пара рюмок?.. Нет? Хорошо, что я прихватил, - он вынул две бережно упакованные стеклянные рюмочки и разлил коньяк. - У Елены было много странных принципов, но, насколько помню, она не имела ничего против поминок. Ладно… Светлая память ей. Прекрасный специалист, хороший человек… Рановато ушла.      Мадлон подумала: похоже, при всей своей разговорчивости он не мастер произносить поминальные речи. Или ждал чего-то от нее? Но она понятия не имеет, что говорить, да и не свыклась пока с мыслью о том, что Елены больше нет. Они так долго находились вдали друг от друга и столь мало общались в последние годы, что Мадлон казалось: сообщение – это ошибка, и если набрать номер матери, та ответит, а если не ответит, то из-за проблем со связью, или из-за занятости, или…      — Да, - услышала она голос Френсиса, - двадцать лет мы не виделись, но я часто думал о ней. Следил за ее успехами, радовался за нее. Я всегда знал, что она где-то живет, и у нее все хорошо, и мне этого хватало.      — Почему вы расстались? – через силу спросила Мадлон. Ей не хотелось говорить про Елену и было сложно принять то, что полузнакомый человек вдруг переродился в отца, но Губерт явно ждал подобных расспросов и сразу отозвался:      — Она не нуждалась во мне и не скрывала этого. Даже в самом начале отношений я не мог бы назвать ее своей и иногда чувствовал себя… Не знаю, как тебе объяснить… Кем-то вроде засидевшегося гостя. Мы, конечно, восхищались друг другом, вначале было какое-то притяжение, но Елена – она ведь полностью самодостаточна. Она просто позволила мне побыть рядом, а потом, наверное, начала уставать от этих отношений и решила их завершить. Они были ей не нужны. Думаю, она относилась так ко всем мужчинам, - он допил коньяк и поставил рюмку. - Послушай, Мадлон, я бы хотел повидаться с тобой еще раз. Может быть, навестишь меня? Завтра, например? Это выходной день. Я живу на Зеленом кольце. Посмотришь мой дом, пообедаем, погуляем. И называй меня по имени, пожалуйста.      — Хорошо. Спасибо, Френсис.      Губерт сказал адрес, Мадлон пообещала приехать ближе к обеду. Наверное, отцу не хотелось уходить, он задумчиво оглядывал комнату и неожиданно спросил:      — Ты недавно переехала сюда?      — Нет, я живу здесь несколько лет.      — Надо же, - пробормотал он и заглянул в открытую дверь соседней комнаты, где стояла узкая кровать, шкаф для одежды и тумбочка. – Твоя квартира похожа на только что прибранный гостиничный номер.      — Я люблю порядок.      — Я не об этом. Она очень безликая. Наверное, в шкафу у тебя найдется несколько платьев, но если не заглядывать туда, то даже не догадаешься, живет ли здесь парень или девушка.      Мадлон не знала, что на это отвечать. Губерт поднял сумку.      — Что же, не стану засиживаться.      Мадлон вышла в крошечную прихожую проводить его. Он дотронулся до ее плеча, еще раз сказал: «Приезжай» и ушел. Наконец-то!      Она прислонилась спиной к закрытой двери и немного постояла, приходя в себя. Все было слишком неожиданно – известие о Елене, визит этого человека. У нее так редко бывали гости, что все эти пятнадцать минут рядом с Френсисом она чувствовала себя не в своей тарелке.      Оттолкнувшись лопатками от двери, она побрела в комнату, включила монитор и перечитала сообщение.      Да. Все верно. Елена Кеннел, ведущий специалист, доктор биологических наук, лауреат нескольких премий и, по какому-то странному совпадению, ее, Мадлон, мать, ушла из жизни.      После многочисленных командировок Мадлон устала от перелетов и для разнообразия решила прокатиться на поезде. Аэротакси доставило ее на станцию, и через десять минут она уже ехала в полупустом вагоне Кольцевого экспресса. Название «экспресс» мало шло этому тихоходному полностью автоматизированному составу, день и ночь колесившему вокруг мегаполиса. Забравшись с ногами на сиденье, Мадлон прижалась плечом к оконному стеклу. Мерный перестук колес успокаивал и наводил на мысли о позапрошлом веке, когда не было ни аэрокаров, ни маглева, вроде того, который только что стрелой промчался вдали по своей эстакаде в сторону аэропорта. Где-то там, дальше – космопорт. Вот заблестела под солнцем река, на широкой песчаной косе видны крохотные фигурки отдыхающих, кто-то бежит в воду, поднимая брызги… Поезд описал дугу и вошел в перелесок, за окном замелькала зелень кустарников и многоцветье лугов.      Губерт жил недалеко от станции «Половина». Пересекать пустой перрон в одиночку под взглядами многочисленных скрытых и не скрытых камер оказалось неуютно. Прикладывая запястье к идентификатору, Мадлон знала, что становится объектом повышенного наблюдения, как любой, кто приехал сюда, но не живет здесь. Она миновала барьер, спустилась по чистенькой лесенке белого камня в короткий подземный переход с облицованными розовым ракушняком стенами и вышла в сухое душистое тепло летнего полудня. Ветер гнал волны по высокой траве вдоль проселочной дороги. Шелестела листва, стрекотали кузнечики. В воздухе плыли запахи цветов, нагретого дерева и пыли, а изредка, когда ветер менял направление – речной свежести. Мягкая трава по обочинам манила, и Мадлон разулась и пошла босиком. Сандалии, сцепленные ремешками, качались у нее в руке, чиркали по бедру, их маленькая тень не в такт мелькала рядом с ее крупной, но короткой тенью.      Прямо через дорогу бежал ручей, Мадлон постояла в прозрачной воде. Надо же, в этой речушке и рыба водится, вон мальки шныряют… Вдали на противоположном берегу показалась человеческая фигура, Мадлон вышла из воды и вгляделась, прикрывая рукой глаза от солнца. Нет, это не Френсис Губерт. Какая-то женщина.      Они поравнялись, и идущая навстречу девушка первая сказала:      — Привет.      Мадлон узнала ее. Та самая, что помогла ей добраться до полицейского участка на Нулевом уровне! Сейчас вместо просторной блузы на ней был короткий белый сарафан, талию охватывал плетеный кожаный поясок, а прическа осталась прежней - две косы с пушистыми кончиками, спускающиеся на плечи из-под голубой косынки. В руках она несла что-то, смахивающее на корзинку из тонких прутиков, и на ходу прицепляла к этой плетенке листья и цветочки. Не отрываясь от работы, проговорила:      — Мы с тобой даже не познакомились в прошлый раз. Я – Анни, а тебя как зовут?      — Мадлон. Ты живешь где-то неподалеку?      — Да. Вон в том доме, видишь крышу?      Она, наверное, очень богата!      — Это дом моего отца, Шиама Кейна, - добавила Анни.      — Кейн… Тот, который киноартист?      Анни улыбнулась, показав ровные крупные зубы.      — Приятно встретить девушку, которая не пищит от восторга, услышав его имя! К кому ты приехала? Ты ведь живешь в городе, верно?      — Да. Я приехала к Френсису Губерту, - и, так как Анни продолжала пристально смотреть на нее, Мадлон добавила: - Он мой отец.      Анни рассмеялась.      — Прости, я подумала, что ты его новая девушка! Я удивилась, почему это он не привез тебя на глайдере или хотя бы не встретил на станции.      Новая девушка! Интересно, часто Френсис меняет любовниц? Видно, недаром Метени ее предупреждал…      — Ты его знаешь? – спросила Мадлон.      — Мой отец с ним дружит. Губерт живет недалеко от нас, могу проводить.      — Спасибо, не стоит, если ты шла по своим делам, то…      — Как хочешь. Посмотри-ка, - она подняла на уровень глаз свою корзинку, - хорошая шляпка получилась?      Так это, оказывается, шляпка!      — Симпатичная, - вежливо ответила Мадлон. Анни обрадовалась и тут же нахлобучила плетенку ей на голову:      — Возьми, тебе пригодится, чтобы солнце затылок не напекло.      Дом Френсиса Губерта горделиво возвышался на вершине пологого холма - изящный, сверкающий металлом, стеклом и пластиком, сплошные прямые линии и зеркальные поверхности. К блестящему крыльцу вела дорожка, обсаженная самшитом и посыпанная толстым слоем крупного розового песка.      Френсис Губерт ждал на крыльце; он еще издали замахал дочери, и когда та подошла, спросил:      — Ты приехала на поезде?      — Да, захотелось прогуляться.      — А почему не сообщила мне? Я бы встретил.      — Зачем? Я знала, куда идти.      Губерт обратил внимание на ее головной убор:      — Какая милая… э-э… шляпка! Не знал, что ты умеешь плести.      — Это мне Анни Кейн подарила, - Мадлон сняла шляпу и повесила на столбик перил.      Губерт остановился, поставив ногу на ступеньку.      — Анни… Анита Кейн? Христианская проповедница?      — Разве она проповедница?      — Во всяком случае, она много пишет на религиозную тематику. Поэтесса, певица. Набери ее имя в поисковике – получишь ссылки на выступления.      — Ладно. А тебе она, видно, не нравится?      — Нет, почему же… Хорошая девушка, но не от мира сего. Сейчас религиозных людей мало, а таких, кто говорит о своей вере, еще меньше. А по специальности Анита археолог. Шиам говорил, в скором времени она полетит на Нарат – попросилась волонтером в экспедицию Виктора Новака, очень хотела увидеть другую планету. Слышал я, что этот Новак одно время работал у Елены, но она его выгнала, говорят, из-за слишком больших амбиций… Ну, а как тебе мой домик? – Губерт плавно повел рукой перед собой.      — Похож на твой научно-технический комплекс, - сказала Мадлон. Это здание и впрямь выглядело уменьшенной копией какого-нибудь корпуса «Андроидной техники». Губерт откинул голову и расхохотался.      — Хорошо сказано, дочка! Буду считать это комплиментом.      Перед домом дышал прохладой бассейн в окружении блестящей, как лед, голубой плитки. В бассейн с тихим плеском вливались струи фонтанчика. Рядом - газон, пышные кусты подстрижены в форме зверушек. Лампы, стеклянная крыша и система скрытых зеркал даже в пасмурную погоду обеспечивали солнышко во время купания.      — А вот и первое отличие, - Губерт указал на бассейн. – Можешь потом поплавать. Сейчас покажу тебе сад...      Кажется, Губерт скопировал не только все отличительные черты здания, в котором работал, а еще и ландшафтный дизайн парка, где находится кафетерий! Вот и фонтан почти такой же… Рядом - идеально чистые газоны, подстриженная и причесанная трава, в совершенстве оформленные кусты и деревья, благоухающие клумбы. Ручеек, пруд, декоративный мостик. В воде мелькают золотистые тельца, струятся красноватые плавники и хвосты, по воде расходятся круги, когда рыбки хватают с поверхности мошек.      Они обошли садик, и Губерт сказал:      — Пожалуй, пора пообедать. Не знаю, как ты, а я проголодался. На второй веранде сейчас тень и ветерок, люблю поесть на свежем воздухе. Между прочим, наш парк-кафетерий – мое изобретение      Веранда за домом повторяла общий стиль дома, но ее минимализм оживлялся ползучими розами, обвивающими перила и балки под потолком. Свет проникал сквозь листву и придавал зеленоватый оттенок светло-серому полу. Большой стол, к удивлению Мадлон, оказался пуст. Губерт перехватил ее взгляд и, потирая пухлые ручки, весело проговорил:      — Да-да, прислуги у меня нет. Ни механической, ни, так сказать, органической. Разве что вот это, - он указал на кибера, неподвижного и незаметного в нише у двери. – Уборщик, садовник, в крайнем случае – телохранитель. А еду я себе готовлю сам, и стол накрываю тоже. Обожаю все, связанное с едой! Если бы я не стал робототехником, я бы стал поваром. Пойдем-ка, ты мне поможешь...      В доме оказалось прохладно, даже чересчур по сравнению с наружной жарой. В стену гостиной был встроен аквариум с подсветкой, посередине комнаты – альпийская горка с маленьким водопадом и настоящим влажным мхом на камнях. Наверное, у Губерта страсть к растительности и воде.      Мадлон не могла поверить, что он действительно сам готовит, наверняка здесь есть автоповар, но оказавшись на кухне, поверила. Автоповар, впрочем, был – стоял в углу, не подключенный к сети. Остальное место занимала многофункциональная плита, разделочный стол, раковина, посудомоечная машина, холодильник и какие-то бесчисленные шкафчики и полочки, забитые посудой, поварским инструментом, продуктами, приправами и невесть чем еще.      Губерт с ходу распахнул один из шкафчиков и вручил дочери скатерть.      — Отнеси на стол. Как тут суп? - он приподнял крышку над массивной кастрюлей и с удовольствием потянул носом. – Прекрасно!      Мадлон положила скатерть и вернулась за тарелками. Губерт принес фарфоровую супницу, расписанную синими птичками на зеленом фоне, хлеб в корзинке и сделал радушный жест:      — Угощайся, Мадлон. Кстати, налей и мне супу.      — Ты часто так обедаешь? По-моему, это несколько утомительно – вручную готовить несколько блюд. И вся эта сервировка…      — Утомительно, если заниматься этим каждый день, а если раз в неделю, тогда - приятное развлечение. Обычно на выходных меня кто-нибудь навещает, вот как ты сегодня, а для гостей я рад постараться. А у тебя бывают гости?      — Нет.      — Да что ты? Впрочем, Рой говорил, что ты довольно замкнутая… Что же, у тебя совсем нет друзей?      Она неопределенно пожала плечами.      — У меня есть хорошие знакомые. Я найду, к кому обратиться за помощью, если ты об этом. Но пока мне это ни разу не потребовалось.      — Да… - в раздумье протянул он. – Узнаю Елену.      За супом последовала жареная рыба, к которой Губерт открыл бутылку белого вина; затем – салат, отбивные котлеты, большой яблочный пирог и блюдо со сливами. Последние, по мнению Мадлон, были совсем лишними. Она наелась до отвала, ей даже купаться расхотелось. Губерт, все такой же энергичный и ничуть не отяжелевший, сварил кофе, достал портсигар и предложил ей сигарету.      — Спасибо, не курю.      — Я, в общем, тоже, - он со вкусом задымил. – Только после обеда, за кофе и в приятной компании, ну и конечно, табак должен быть лучшего качества. Чувствуешь аромат? Я привез эти сигареты с Нарата.      Губерт, видно, решил не наседать на дочь с расспросами во время еды и в течение обеда говорил в основном сам, обо всем понемногу, ни на чем особенно не задерживаясь – собственная жизнь, новости, спорт, кино, литературные новинки, светские сплетни – казалось, он способен болтать о чем угодно. Но теперь он вернулся к прежней теме:      — Расскажи что-нибудь про вашу жизнь с Еленой. Признаться, не представляю ее в образе матери.      — А я не представляю тебя рядом с Еленой, - отозвалась Мадлон и отпила немного кофе. – Вы долго встречались?      — Около месяца. Я был безумно влюблен, и ей, наверное, вначале льстили мои чувства. Я не пытался ее удерживать – знал, что ничего не выйдет. Жаль, конечно, что она не рассказала мне о тебе. Сам-то я и представить себе не мог, что она захочет завести ребенка. Раньше ей бы пришлось запросить у меня согласие на модификацию, а в последние годы согласие обоих родителей, если они не женаты и не живут вместе, уже не требуется. Справедливо, пожалуй… Ну, а как вы жили? Как она к тебе относилась? Часто ли ты видела ее в детстве? Последние десять лет вы, я так понимаю, только переписывались и разговаривали по видеосвязи. Елена не возвращалась на Землю, знаю, что даже докторскую степень ей присуждали на Нарате.      — Да, ей нравилось там, она всегда хотела работать вдали от Земли. А я радовалась за нее, что она наконец-то этого добилась.      — Да, - медленно повторил Губерт. – Космические первопроходцы. Строители новых миров во славу человечества… - он тщательно стряхнул пепел с сигареты, затянулся, разогнал ладонью струйки синеватого дыма. - Такие люди, как Елена и ее товарищи, вызывают у меня безграничное уважение, я преклоняюсь перед теми, кто уходит к звездам, кто работает на внеземных плацдармах. Но иногда мне кажется, что прежде чем стремиться к иным мирам, стоило бы привести в порядок наш родной мир. Ну да это отдельный разговор… Так как же все-таки вы жили, прежде чем она улетела на Нарат? К примеру, кто ухаживал за тобой, когда ты была крошкой? Сомневаюсь, чтобы Елена взяла отпуск хотя бы на пару месяцев, но вряд ли она носила тебя с собой на работу…      — Ну и вопросы ты задаешь! Ты же не думаешь, что я помню себя в таком возрасте?.. Наверное, вначале у нас была робоняня – я знаю, что их многие используют - а потом я научилась сама себя обслуживать.      — А с какого возраста ты себя помнишь?      — Лет с пяти, с шести… - сообразив, что Губерту приходится вытягивать из нее слова, она продолжила: - У нас был домашний ИИ, мы звали его – то есть ее – Дженни, она обучала меня, это было очень интересно. В то время мне особенно нравились виртуальные путешествия. Сейчас я уже не так сильно их воспринимаю, все время помню, что это не совсем правда, а в детстве все казалось таким ярким… Совсем настоящим.      — А в школу ты ходила?      — Конечно! Или ты про школу старого образца?.. Нет, я никуда не ездила, училась дома. Знаю, некоторые ругают систему удаленного обучения, но я не вижу большой разницы. Я точно так же общалась с учителями и одноклассниками, то есть с их визуализациями, как если бы ходила в настоящий класс.      Губерт покивал.      — В общем да, различия невелики, особенно если не предполагаешь в будущем плотно работать с людьми. Но ты хотя бы изредка выходила из дома?      — Разумеется! Я часто ходила в Висячие сады. Мы жили недалеко от одного парка - знаешь, парк на сотом уровне, там сейчас памятник жертвам путча. Мне нравится природа. Нравится просто смотреть на нее, хотя это немного глупо, пожалуй.      — Наверное, это передалось тебе от Елены, - улыбнулся Губерт. – Она тоже любила созерцать природу, а не только наблюдать и копаться в ней в поисках новых открытий. Так, и что же, ты до самого выхода на работу училась удаленно?      — Когда Елена улетела работать на Нарат, я еще не достигла совершеннолетия и три года прожила в интернате. Было немного сложно привыкнуть к живому общению, но потом я освоилась. Каждый из нас имел отдельную комнату, и при желании я могла от всех отдохнуть. Многим там даже больше нравилось, чем дома. Мне… Не то, чтобы нравилось, но это был интересный опыт.      — Ты ни с кем не ссорилась, но и не дружила, верно?      Она кивнула.      — Мне и раньше, и теперь лучше в одиночестве. Среди других ребят я тоже не замечала ни сильных конфликтов, ни крепкой дружбы. По-моему, там все держались довольно обособленно. Но обучение было прекрасно поставлено! Я помню нескольких детей – они казались мне такими тупыми, совсем ни к чему не способными, разве что другим пакостить. Но преподаватели и из них сумели что-то вылепить.      — По матери ты не скучала?      — Первое время мне не хватало ее, - согласилась Мадлон. – А потом я привыкла. Другим ребятам было сложнее, я помню мальчика из семьи старого образца, он вначале сильно переживал. Его родители, кажется, работали на марсианской базе, а в интернат к нему иногда приезжали бабушка с дедушкой. Я слышала, что некоторые семьи, бывает, даже живут вот так, несколькими поколениями вместе – забавно.      — Да, встречается и такое, правда, все реже, - рассеянно ответил Губерт. - Скажи, Мадлон… Может, я и не должен задавать такой вопрос, но… Ты хоть немного любила Елену?      — Было бы лучше, если бы ты подобрал другое слово, - сдержанно ответила Мадлон. – Это раздражает меня своей неопределенностью. Ты бы мог просто спросить, как я относилась к Елене, и я сказала бы, что очень уважала ее, мне хотелось походить на нее, я благодарна ей. Она содержала меня и платила за мою учебу, пока я не начала зарабатывать сама. Научила меня ставить цели и добиваться их, любить свою работу и работать на благо человечества. Она поддерживала меня и радовалась моим успехам, я доверяла ей. Думаю, она не отказала бы в помощи, если бы я попросила, но я ни разу не просила, потому что всегда справлялась самостоятельно. Не знаю, чего еще ребенок может требовать от взрослого.      — Я предполагал что-то подобное, - пробормотал Губерт. - Она никогда не кричала на тебя и ни разу не приласкала; когда бывала довольна тобой, то мягко хвалила и, может, гладила по голове, а если сердилась, то столь же мягко журила. Если сердилась слишком сильно, то просто молчала. Верно?      — Да. Я, пожалуй, догадываюсь, что ты хочешь сказать: слишком мало эмоций, не хватало… Как это назвать?.. Душевной близости.      — Тебе, кажется, всего этого хватало. Ты ведь не знала другой жизни.      Мадлон отодвинула пустую чашку.      — Наверное, мне пора, Френсис. Спасибо за прекрасный обед.      — Послушай, а ты не хочешь переехать ко мне? В этом доме полно места.      Ну уж нет! Что это ему взбрело в голову?      — Нет, спасибо. Я привыкла к своей квартире в городе.      — Скорее, «привыкла жить одна», да? – он погасил окурок и легко вскочил. – Ладно. Проводить тебя на станцию?      — Спасибо, не стоит. Я помню дорогу.      Френсис вздохнул. Видно, он предложил это не потому, что боялся, что она заблудится.      — Хорошо. Навещай меня, я действительно всегда рад тебя видеть, - он хотел обнять Мадлон, но та была начеку и успела непринужденно повернуться, чтобы взять со столбика перил плетеную шляпку.      — До свидания, Френсис.      Уходя, она оглянулась. Маленький и толстый Губерт все еще стоял на крыльце. Он помахал ей, она махнула в ответ и ускорила шаги. Слишком много расспросов и чувств для одного дня, хватит…      На станции она снова увидела Анни Кейн. Одна на пустом перроне, та держалась двумя руками за металлические перила и тихо покачивалась, как стебелек под ветром, белая юбка колыхалась над загорелыми коленями. Мадлон остановилась, не зная, подойти или просто сесть на скамью и дождаться поезда. Анни разрешила ее сомнения, приблизившись и сказав:      — Извини, я задумалась и не сразу тебя увидела. Никак не получается подобрать рифму.      Мадлон вспомнила все, что говорил ей про Анни отец.      — А правда, что ты – христианская проповедница? Мне Френсис сказал.      — Не хочу так себя называть. Какая из меня проповедница?      — Но ведь ты пишешь на религиозную тематику?      — Не только…      — И устраиваешь какие-то встречи?      — Да, иногда я встречаюсь с людьми, которым нравится мое творчество. Мне интересно общаться с ними оффлайн, им, видимо, тоже. Но я ничего не проповедую. Я еще слишком мало знаю, чтобы кого-то учить. Просто делюсь с другими моими мыслями и чувствами и радуюсь, если мои стихи что-то затрагивают в чужой душе. Еще я немного играю на гитаре, и некоторые стихи мне удается положить на музыку.      — Много людей ходит слушать тебя?      — Нет. То есть, обычно собирается много, но появляется один из пяти или десяти. Приходи и ты, я всем рада. Давай, я покажу тебе мою страничку, - она взяла у Мадлон КПК и включила воздушный монитор. – Вот. Можешь добавить меня в друзья, и я напишу тебе, когда мы с ребятами снова будем собираться. А может, мы с тобой раньше встретимся.      — Вряд ли, я не собираюсь сюда в ближайшее время.      — О, неужели? Я думала, ты останешься здесь. У твоего отца такой большой дом, и он живет там совсем один. Ты бы его не стеснила.      — Он предлагал мне, я отказалась, - Мадлон услышала приближающийся стук колес. – Мой поезд идет.      — До встречи, - Анни помахала ей.