Восстание сломанных игрушек

Тихий, слегка подрагивающий голос плавно разлетается по помещению. Хриплый стон, совсем бесстыдный и такой отчаянный следует за голосом, а тяжёлое дыхание, отдающее хриплыми нотками, иногда срывается, заставляя брюнета так отчаянно хватать ртом воздух. Акутагава прогибается в спине, вновь издавая стон наслаждения, а после едва ли не умоляет Чую двигаться быстрее. Сухие губы исследуют тело, а холодная кожа перчаток едва касается бледного тела, когда рыжий эспер проводит кончиками пальцев по впалому животу. Чуя медленно целует шею Рюноскэ, медленно поднимается выше, проводит языком по небольшой царапине, оставшейся после удачного задания, в области скулы и направляется к губам, припадая к ним. Брюнет послушно пропускает в рот мокрый язык, сплетает его со своим, чуть ли не стонет от удовольствия и прикрывает глаза. Поцелуй медленный, размеренный, нежный, но в тоже время донельзя интимный, такой страстный и мокрый. Акутагава, чувствуя у себя во рту невероятный танец языков, всё же заходится в очередном протяжном стоне, что тут же утопает в чужих губах. Накахара двигается в податливом теле плавно, нежно, заставляя Акутагаву пылать. Обладатель способности Расёмон льнёт к чужой груди, обхватывает его талию ногами, притягивает к себе и заходится в волне наслаждения, когда горячая головка в очередной раз проходит по простате. Накахара бережно проводит рукой по груди парня, пару раз задевая несколько шрамов, оглаживая их, с неким сожалением отмечая, что такая прекрасная нежная кожа была так нагло испорчена. Он оглаживает бока брюнета, плавно входит внутрь, толкается в размеренном темпе и приносит море удовольствия. Целует тонкие запястья, а затем бережно проводит языком по некоторым шрамам, что почти идентичны его собственным. Они похожи. Донельзя похожи. Их обоих украшают так и не сошедшие шрамы, что остались от их общей ошибки. Эти шрамы служат вечной памятью о одном мерзком бинтованном ублюдке, что в своё время знатно так попортил им обоим жизнь. Осаму Дазай. При упоминании об этом мерзавце у Чуи трясутся руки, а ладони сами собой сжимаются в кулаки, чтобы врезать по наглой роже при удобном случае. Помнится, когда Осаму ушёл из мафии, Чуя впервые вздохнул с облегчением. Вот только неприятный осадок неизвестных чувств так и остался лежать на сердце. Он долго убеждал себя в том, что Дазай ему ни к чему, что жизнь без него станет легче, но вот врать себе было невероятно сложно. Он и правда ненавидел его, но вот старая привычка, словно бы проедая в нём огромную дыру, заставляя искать утешения в алкоголе. Рюноске, что также не был обделён вниманием Дазая, был не в лучшем состоянии. Но вот сейчас, когда его личное утешение находилось в холодных перчатках мафиози, он может спокойно и так доверительно отдаваться ощущениям, не думая о прошлом. Чуя всегда нежен с ним. Каждый раз он словно бы боится сделать Акутагаве больно. Он всегда нежно целует его, когда начинает плавно входить в бледное тело, всегда старается причинить как можно меньше боли. Он вылизывает метки на теле парня, что когда-то оставил Осаму и каждый раз злится на бинтованного придурка за то, что тот был так груб с его мальчиком. Накахара нежно проводит языком по шее, в очередной раз рисуя мокрую дорожку около небольшого шрама от зубов Дазая, так нежно, словно бы стараясь заставить Акутагаву навсегда забыть о том, кому принадлежит эта метка. Чуя и сам усыпан этими отметинами. На тонких запястьях красуются уже давно зажившие следы от верёвок, что оставили напоминание о себе в виде небольших полос. Накахара помнит, как мерзкие верёвки сдирали его кожу в кровь, как железные, холодные наручники впивались в кожу, заставляя дорожки крови стекать по запястьям. На теле красуются еле заметные рубцы, что белеют на нежной коже, напоминая о том, что Осаму не так уж и плохо владел ножом. Рыжий проводит пальцами — уже без ткани перчаток — по бёдрам парня, бережно поддерживая колени. Рюноске прикрывает в наслаждении глаза, а затем вновь протяжно стонет, когда Чуя вновь задевает нужную точку. Ему невероятно хорошо. Воздух, словно бы приобретая физическое тело, застревает в горле комками, заставляя задыхаться в наслаждении. Ему хочется утонуть в мягких простынях, забыть обо всём и полностью отдаться ощущениям. Чуя — это спектр совершенно новых ощущений. Он дарит нежность, невероятные ласки, он думает о партнёре, а не только о себе. Он даёт ему всё, а Акутагава взамен лишь жмётся к его груди, вздрагивает, сладостно выстанывает его имя, обхватывая ногами талию, интенсивно двигаясь на встречу. Накахара сжимает в ладони запястье брюнета, прижимая его ладонь к щеке, почти что-то мурлыкая от наслаждения. Он помнит, отлично помнит, как ему доводилось видеть эти нежные запястья в кровавых бинтах и жутких ссадинах, когда он находил Рюноске в его комнате, всего израненного и вымотанного после очередной «пылкой» ночки с Дазаем. Образ измученного парня, в изорванной одежде, с оголённым низом и бёдрами, усыпанными красными следами, залитыми чужой спермой, что смешивалась с кровью, вытекая из растянутого прохода, запомнился Чуе навсегда. Акутагава выглядел жалко. Он лежал на собственной кровати, содрогаясь всем телом, словно бы через него изредка пропускали разряды тока. Руки, на которых всё ещё красовались не снятые бинты, которыми Осаму, по всей видимости, привязывал парня к изголовью кровати, мирно покоились на подушке, а ноги были согнуты в коленях, будучи слегка притянутыми к животу в спасительном жесте. Личико, что просто пылало румянцем, было залито слезами, а губы искажались в еле видимой, слегка сумасшедшей, но в то же время ужасно вымученной улыбке. Он что-то шептал с закрытыми глазами, а ресницы то и дело подрагивали, когда новый поток слёз толчками выходил из-под закрытых век. В комнате больше никого не было, Акутагава лежал совершенно один, не смея пошевелиться. Тогда Чуя не понимал, что случилось, он был напуган за товарища и пылал невероятным желанием помочь. Но вот стоило ему подойти ближе, как он тут же смог легко распознать следы Дазая. Следы от верёвок и наручников, дорожки из синяков и укусов… Всё это украшало и его собственное тело. Тогда Рюноске отказался что-либо говорить, отрицая, что Осаму хоть как-то причастен к этому всему, но вот рыжий знал правду, но спорить не стал. Он просто промыл раны Акутагавы в тот вечер и обработал их. Дазай был странным, но умелым любовником. С ним действительно можно было отдаться чувствам и забыться, вот только он имел слишком странные фетиши, от которых по коже его юных любовников могли табунами бегать мурашки. Именно из-за специфической любви Дазая к доминированию над другими и его тяги к причинению боли, Накахаре часто приходилось прятать под одеждой ужасные укусы, следы от зубов, большие синяки и следы от различного рода «игрушек», коими так любил пользоваться Осаму. Чуя знал, что с Акутагавой его специфический любовник был ничуть не мягче. Это подтвердилось тогда, когда Дазай наконец-то свалил из мафии, а сам Рюноске пришёл к рыжему эсперу, ища утешения. Тогда они знатно так подвыпили, а после как-то заговорили об этом суициднике. Тогда Накахара не мог сдержать возмущения, когда брюнет, отводя взгляд, убеждал его, что Дазай не делал с ним чего-то столь ужасного. Чуя прекрасно понимал, что Акутагава боготворил своего семпая, а потому был готов принять от него всё что угодно, но вот сам рыжик такого восхищения не разделял. Именно поэтому сейчас он желает сделать так, чтобы Акутагава тонул только в приятных, крышесносящих ощущениях. Он нежный, мягкий, но в тоже время горячий и развратный. Этот контраст заставляет Рюноске прогибаться в спине, желать большего, двигаться навстречу, царапать спину от незнания того, куда себя деть. Акутагава расплывается в довольной улыбке, когда слышит хриплый стон со стороны рыжего, понимая, что он кончил. Брюнет вскоре и сам кончает от незамысловатых движений руки, изливаясь Чуе прямо в ладонь, бесстыдно простонав, запрокидывая голову. Они тяжело дышат, прижимаются к друг другу. Им невероятно хорошо. Хорошо вместе. Накахара медленно поднимается с уставшего тела, помогая Рюноске принять сидячее положение. Он бережно берёт его за руку и тянет на себя, помогая встать. Они направляются в душ, помогать друг другу смыть пену с нежной кожи. Движения рук плавные, нежные, изредка обрывистые и слегка уставшие. Им обоим сейчас хочется одного — лечь в тёплую постель и уснуть в объятиях друг друга, забыв о том, какой же сегодня был тяжёлый день. Рыжий помогает Рюноске накинуть полотенце и выходит вслед за ним из душа. Постель принимает их в тёплые объятия, ловко кутая два бледных тела в мягкую простынь. Они бережно обнимают друг друга, сплетают тела в объятиях, и выглядят донельзя умиротворённо. Чуя укладывает голову на груди Рюноске, медленно проводя пальчиком по его животу, совсем ненавязчиво вырисовывая незамысловатые узоры на коже. Они долго молчат, не желая нарушать столь приятную тишину лишними словами. Оба знают, что удовлетворены и вымотаны. В объятиях друг друга мафиози чувствуют себя хорошо и спокойно, но вот неприятное и липкое чувство в груди есть на душе каждого. Это чувство неприятным осадком остаётся на сердце, заставляя обоих сейчас молчать. Рюноске тихо вздыхает, переводя взгляд куда-то в потолок. Молчание уже не кажется таким уж и правильным сейчас, а потому он просто выдыхает, прикрыв глаза.  — Ты ведь тоже это чувствуешь? — безэмоционально интересуется Акутагава, а после зарывается рукой в рыжие кудри Накахары, медленно проводя ладонью по макушке, играя с прядями. Чуя молчит. Он не знает, что должен ответить. Накахара и без лишних слов понимает о чём говорит Акутагава. Он говорит о Дазае. Сегодня же в ВДА праздник, у суицидального маньяка День Рождения. О да, рыжий помнит эту дату даже лучше, чем свою. Именно в этот день, лет шесть назад, этот суицидник решил, что Накахара с раздвинутыми ногами, восседающий на столе, будет отличным подарком для него. Этот далеко не прекрасный первый раз запомнился Накахаре на всю жизнь.  — Да, — коротко отвечает Накахара, доверительно лащась о руку брюнета, словно кот. Аку молчит, всё также лежа с закрытыми глазами. Интересно, чем сейчас занимается Дазай? Отмечает праздник в компании этих детективов? И… Рюноске сильнее стискивает волосы рыжего, слегка нахмурившись. «…И флиртует этим мерзким тигром» — думает он, после чего приоткрывая глаза, вновь пялясь в потолок. Дазай — их общая привычка. Своими мерзкими методами он прочно засел в их головы, не позволяя выкинуть его оттуда. Им действительно хорошо вдвоём, но вот только мерзкое чувство, что чего-то не хватает уж слишком сильно мозолило мозг. Рыжий не мог понять почему, но он скучал по этому чёртовому бинтованному ублюдку. Этот суицидальный маньяк… Он явно сейчас веселится в компании тигра, даже и не думая вспоминать о своих бывших «игрушках», отлично заговаривая зубы новой.  — Я, — брюнет прикрывает глаза, — скучаю, — честно признаётся Акутагава, слегка пристыженно отводя взгляд. Он чувствует, что только этой фразой предаёт Чую. Накахара столько всего сделал для него только ради того, чтобы заполнить воспоминания о Осаму собой, подарить ему ту нежность, которую Дазай никогда не давал. Рюноске правда ценит это, но вот только ничего поделать с собой не может. Он, словно преданная шавка, тоскующая по хозяину.  — Прости. Просто забудь, — Акутагава трёт переносицу, ругая себя за то, что он вообще заикнулся об этом. Вот же дёрнули его за язык поднимать эту тему? Они с Чуей уже давно невольно заключили немой договор, не упоминать прошлое, но вот только чувства от этого никуда не исчезли.  — Я тоже, — только и выдыхает Накахара, сильнее прижимаясь к любовнику, прикрывая глаза. — Я тоже скучаю по этому суицидальному придурку, — продолжает он, переводя взгляд на Рюноске. Он смотрит так уставше, вымотано и, почти что, убито. Чуя не понимает этих безнадёжных чувств. Он не понимает, какого чёрта человек, причинивший им столько вреда до сих пор не выходит у него из головы. Он ощущает себя чёртовым мазохистом, от чего лишь кривится, тут же выкидывая все эти мысли из головы. Осаму мерзкий, раздражающий и точно не знающий такого понятия, как совесть, тип. Он не умеет испытывать сострадания или жалости. Он не знает чувства стыда или смущения. Он один сплошной показатель похоти и игры разума. Ему не составило труда поиметь Чую в кабинете Огая Мори, прямо на столе. Тогда он лишь, с ухмылкой на лице, заломал его руки, ловко толкнув парня на деревянную поверхность, стянул брюки и, без какой-либо смазки или подготовки, воспользовался юношей. В тот раз Накахара подпортил Мори пару отчётов, залив их слезами, что непрерывным потоком лились из его глаз. И не только слезами. Дазай выбирал для удовлетворения своих потребностей самые неподходящие места и время. Он мог просто схватить Чую за руку среди улицы и затащить его в первый попавшийся переулок, тут же прижав к стене личиком, раздвинув его ноги. Мог спокойно поиметь его прямо после задания, среди горы трупов, чуть ли не купаясь в лужах крови. Разрешение Накахары, конечно же, ему было побоку. И вот после всего этого всего Чуя просто не может перестать думать об этом ублюдке. Хотя, стоит ему вспомнить о том, как же жалко выглядел Рюноске в первые недели после ухода Дазая, как внутри разгорается вулкан, заставляющий его пылать ненавистью к Неполноценному. Сам же Акутагава не особо отличался от рыжего. Он не мог забыть семпая, как бы не старался. Он корит себя за то, что Накахара так много даёт ему, а он в ответ даже не может нормально отблагодарить его, всё продолжая вспоминать о Осаму. В комнате воцаряется тишина, а Чуя лишь тихо выдыхает, вновь проводя тёплой ладонью по голому торсу парня. Ресницы слегка подрагивают, а сам рыжий размеренно дышит, судорожно обдумывая всё происходящее.  — А знаешь, — Чуя неожиданно открывает глаза, слегка дёрнувшись. В голове что-то недобро щёлкает, а сам он переводит взгляд на уже слегка задремавшего Рюноске.  — М-м-м? — Аку приоткрывает глаза, внимательно смотря на недобро прищурившегося рыжика.  — У меня есть идея…

***

Крупицы будущего плана сами собой созревают в голове, а недобрая ухмылка на лице Чуи заставляет Рюноске насторожиться. Как выясняется позже, Накахара желает мстить. И не просто мстить, а мстить сладко и со вкусом. Акутагава не уверен в плане любовника, но он судорожно хватается за последний шанс вновь встретиться с бывшим семпаем и поквитаться с ним. Все прошлые обиды неприятно воспаляются в сердце, просто пылая после долгого затишья. Всё, что он так долго старался забыть вспыхивает с новой силой, заставляя его чуть ли не с диким азартом в глазах принять участие в разработке коварного плана по заманиванию «Скумбрии» в ловушку. Всё, казалось бы, настолько просто и очевидно, но Осаму, будучи слишком самоуверенным в себе, легко клюёт на наживку. Он и не подозревает, что шанс выведать информацию о новом штабе мафии может обратиться в столь опасное русло. Детектив сам поддаётся своим похитителям, буквально прыгая им в руки. Он уверен, что в очередной раз сможет просто выведать то, что ему нужно и свалить, но вот только его невероятная чуйка и шестое чувство подводит его, когда он, кажется, забывает, с кем он имеет дело. И казалось бы, нет ничего такого, что после оглушительного удара, выведшего его из сознания, он приходит в себя в какой-то тёмной комнате. Но вот Дазай знает каждую камеру и пыточную Портовой мафии чуть ли не по запаху и акустике, а незнакомая обстановка его слегка напрягает. Мысль о том, что ему нужно как можно скорее продумать план побега, сама собой созревает в голове, но вот только шпильки-отмычки в своём рукаве он не находит, а осознание того, что руки его сковывают вовсе не кандалы приходит уже через пару секунд, заставляя его нахмурится. Его окружает полностью лишённая освещения обстановка. Руки сильно стянуты жёсткой верёвкой, а уже через пару пробных рывков, Осаму понимает, что натёр себе запястья. Ещё пару движений и он сотрёт кожу в кровь. В воздухе витает неприятный и столь приторный запах чего-то липкого и сладкого, выедающего глаза. Дазай хмурится, стараясь привыкнуть к темноте и разглядеть хоть что-то, но вот судьба над ним словно бы издевается, не позволяя этого сделать. Голова всё ещё гудит, а тело будто бы налито свинцом. Осаму, решая более чётко изучить обстановку, первым же делом старается поёрзать, желая понять, насколько сильно ограничена его свобода в движении. Благо, единственные части тела, что не могут двигаться, это руки. Отлично, значит у него есть больше шансов выбраться. Непонимание пространства вокруг него слегка напрягает, но он выжидающе вглядывается в темноту, желая что-то там разглядеть. Темнота въедается в глаза, а тишина отдаётся противным звоном в ушах, но вот буквально через пару минут Дазай вздрагивает, понимая, что где-то там, совсем близко, раздаются чьи-то голоса. Тихий размеренный шёпот настораживает, а сам суицидник нетерпеливо ёрзает на месте, ожидая, что к нему подойдут. Это и случается в следующую секунду. Дазай отчётливо слышит тихие шаги и шуршание одежды, а потому вновь жмурится, слегка недовольно отмечая, что перед ним всё же стоит тёмная фигура. Детектив ожидает, что сейчас его ударят или заговорят с ним, но вот только получает он совершенно не это. Его щеки неожиданно касается холодная ткань перчаток, заставляя его вздрогнуть и слегка податься назад. Чёрт, сколько он тут уже? Кажется, он успел одичать всего за пару часов, проведённых в кромешной тьме и одиночестве. Рука приятно холодит кожу лица, а после медленно оглаживает скулу. Дазай ждёт. Ждёт того, что последует далее. А рука, обтянутая перчаткой, в свою очередь, очерчивает контур лица, смыкаясь на подбородке. Большой палец скользит по приоткрытым губам, настойчиво надавливая на нижнюю, заставляя слегка приоткрыть рот. Осаму мотает головой, резко отстраняясь от пальцев и уже ухмыляется, желая что-то сказать в своей манере, совсем уж не заботясь о последствиях, но вот только тихий смешок срываются с губ, как слова тут же встают поперёк горла, как только нежные прикосновения сменяются на резкий удар кулаком прямо в челюсть. Осаму резко подаётся удару, позволяя своей голове безвольно податься в сторону, впечатавшись в стену щекой. Детектив замирает, а после расплывается в довольной ухмылке, ощущая противный привкус. Кровь так привычно ощущается на губах, что Осаму даже не особо спешит как-то постараться её вытереть. Не успевает Дазай и глаз открыть, как его резко хватают за воротник и дёргают вперёд. Он ожидает нового удара, но вот его не следует, а его лицо вновь захватывают в плен рук, обтянутых перчатками. Его хватают за щёки, несильно сжимая. Тонкие пальцы оглаживают его лицо, как-то даже с какой-то притворной нежностью. Осаму усмехается, прищурившись.  — У мафии новый метод допроса?.. — хрипло усмехается он у своего мучителя, но вот в ответ он получает лишь раздражённое фыркание. — Как жаль, что я о нём не зн… — договорить ему не дают, резко стиснув щёки ещё сильнее и дёрнув его на себя. Дазай невольно подаётся вперёд, удивлённо распахнув глаза. В его губы резко впиваются, настойчиво заставляя открыть рот. Осаму рефлекторно старается податься назад, на что получает неодобрительное шипение. Он дёргает руками, из-за чего верёвка вновь сильно впивается в запястья, раздирая их. Его настойчиво целуют, толкаются языком в приоткрытые губы и проводят по ровным зубам. Кровь размазывается по бледным губам, придавая им розоватый оттенок. Поцелуй кислый, слегка горьковатый. Дазай непроизвольно отвечает, стоит чужому языку дотронуться до его собственного. Его губу резко прикусывают, а сам он чувствует, как по его подбородку медленно стекает горячая капля крови. В тёмно-каштановые волосы зарывается всё та же рука, сильно стиснув в пальцах пряди, не позволяя отстраниться. Его целуют страстно, властно, в какой-то мере отчаянно, желая полностью высосать из него все силы этим поцелуем. Губы мнут, кусают, посасывают, а язык по-хозяйски орудует во рту. Дазай невольно прикрывает глаза, дёргаясь назад, когда понимает, что воздуха начинает не хватать. Он чувствует себя крайне необычно, ему кажется, будто ним медленно овладевают, а это кажется совсем неправильным. Понимая, что жертва уже медленно начинает задыхаться, незнакомец отстраняется, облизнувшись. Осаму всё ещё ощущает тепло сухих губ, а слюна, что смешивается с кровью, медленно стекая с уголка губ, заставляет его поморщится.  — Какие нынче… допросы интересные, — усмехается Осаму, за что получает новый удар, что в этот раз прилетает в скулу левой щеки. Сплюнув кровь, Дазай переводит взгляд на своего мучителя, вновь вглядываясь в темноту, подмечая знакомые очертания. Нахмурившись, он только продолжает смотреть на человека перед ним.  — Всё только ради твоей наглой рожи, скумбрия, — надменно хмыкают ему в ответ. Дазай дёргается, понимая, что его догадки подтвердились. Голос, слегка хриплый от сигарет, веющий холодом, но такой до боли знакомый, принадлежащий никому иному, как его экс-напарнику.  — Ч-у-уя, — довольно тянет Дазай, ухмыляясь. — Чем обязан такому тёплому приёму? — почти что мурлыча тянет он, проводя языком по губам, размеренно слизывая кровь с них, словно бы пробуя всё, что осталось от поцелуя Накахары. В ответ Чуя лишь хмыкает, схватив Осаму за воротник. Слегка встряхнув его, он хмурится.  — А подумай-ка сам, может твой мозг сможет что-то да и выдавить из себя… — почти шипит рыжий, наконец отпуская ворот ни в чём не повинной рубашки. Тонкие пальчики вновь скользят по подбородку, заставляя мужчину приподнять лицо. Дазай заинтересованно старается уловить каждое движение со стороны бывшего напарника, внимательно прислушиваясь к посторонним шорохам. Они тут явно не одни.  — Ну же, как думаешь, почему ты тут? — тянет Накахара, слегка склоняя голову на бок. Его палец вновь очерчивает контур губ детектива, а после ползёт к его щеке, несильно надавливая на место ушиба.  — Потому что такой неосторожный я попался ваши лапы? — усмехается суицидник, сощурившись. Ему нравится эта игра, которую затеял рыжий. А потому он с удовольствием принимает участие, лишь выжидающе зыркая по сторонам.  — Неверно, — вновь тянет Накахара, а палец более впивается в красный след на щеке, словно бы нагнетая атмосферу.  — Тогда… — Дазай вновь усмехается, невольно дёрнув руками, заставляя туго-связанные верёвки с новой силой резануть по запястьям. — Неужели ты просто соскучился? — почти мурлыкает Осаму, издевательски смотря на тёмную фигуру перед собой. — О, если ты и правда скучал по мне и нашим играм, то мог просто сказать. Специально для таких случаев я держу у себя в шкафчике смазку и наручники, крошка Чу, — всё продолжает детектив, а потом приподнимает глаза вверх, словно бы стараясь рассмотреть ту самую мерзкую верёвку, что не хуже любой бритвы заставляет его медленно терзать запястья.  — Ещё чего, — фыркнув это, Накахара отходит на шаг, заставляя Осаму внимательно вслушиваться в его шаги. Но вот уже в следующую секунду, Осаму ощущает, как чужие руки, без перчаток, трогают его запястья. В мыслях закрадывается мысль, что его, возможно, освободят, но вот вместо этого Дазай получает новую порцию боли. Следом за волной дискомфорта идёт подозрительный треск, а после детектив понимает, что, ту верёвку, заставляющую его руки находится в задранном состоянии, удерживая их там, обрезали. Что же, теперь он может опустить руки — это уже плюс.  — Включи свет, — голос Накахары раздаётся откуда-то из темноты. Дазай смотрит в сторону звука с неким недоумением, но вот уже в следующую секунду он жмурится, от яркого света, что будто норовит выжечь ему глаза.  — Чёрт, — шипит Осаму, оперевшись спиной о стену, к которой он был прикован совсем недавно. Свесив всё ещё перетянутые верёвкой руки, он старается оглядеться, тут же усмехаясь. Он знает, где они.  — Чуя, ну ради такого-то гостя, как я, мог бы и прибраться, — вновь тянет Дазай, желая побесить Накахару. Взгляд карих глаз неожиданно замечает Рюноске, стоящего у стены. — О, я как погляжу, оба моих мальчика в сборе, — тянет Дазай, слегка прищурившись.  — Да заткнись ты уже, — хмыкает Акутагава, наконец подходя чуть ближе.  — И тебе привет, Рю-кун. Осаму всё не унывает, мысленно ища путь к побегу. Квартиру Накахары он знает чуть ли не наизусть, да вот только выбраться, пока тебя окружают эти двое очень сложно. Решая подождать, Дазай выжидающе переводит взгляд на Чую. Сам рыжий, стоя где-то в сторонке, возится возле стола, что-то перебирая на нём, позволяя по помещению то и дело разноситься какому-то позвякиванию и шуршанию.  — Позволь кое-что прояснить, — тянет Накахара, всё так же стоя к парням спиной. Осаму слегка настораживается, прекрасно чувствуя, что рыжий сейчас ухмыляется. — Мы и правда скучали по тебе, Осаму, — голос приторно-слащавый и до зубной боли фальшивый. Дазай внимательно смотрит на спину рыжего, дожидаясь его дальнейших действий. — Скучали по тем играм с тобой, — Чуя всё же разворачивается, а суицидник невольно расплывается в ухмылке, видя довольную мордашку Накахары и небольшую коробку в его руках.  — О, если вы настолько соскучились, то я с радостью подарю каждому из вас по одной замечательной ночи, — тянет Осаму, а после вновь косится на знакомую коробку в руках рыжего.  — Именно это ты и сделаешь, — подаёт голос Акутагава, резко схватив Дазая за плечо. Пальцы брюнета тут же больно впиваются в пальто, отдавая ноющей болью. Мужчина уже было хочет дёрнуть плечом и скинуть с него руку, но вот буквально в следующую секунду его грубо толкают, заставляя чуть ли не свалиться на пол, усевшись на колени. Дазай неуклюже плюхается на холодный пол, уперевшись в него связанными руками. Ладонь с плеча, к сожалению, не исчезает, а потому попытка подняться снова предотвращается. Рюноске, чувствуя сопротивление, с силой сжимает пальцы, заставляя Осаму оставаться на полу.  — Но вот сегодня в роли игрушки будешь ты, — Чуя резко подходит к нему и приподнимает его подбородок краем той самой коробочки, заставляя посмотреть на него. В глазах Накахары пылает азарт и странный огонек предвкушения. Дазай в открытую усмехается, злорадно протянув:  — Крошка Чу и Рю-кун решили мне отомстить? Так бы сразу так и сказали. Ой, мне так страшно, аж колени дрожат, — Осаму фыркает, а после отводит взгляд. — Ну чего вам от меня надо? Ну, хочешь, отсосу? — Осаму смотрит на рыжика с иронией, — Тогда вы будете довольны? — он переводит взгляд на Акутагаву, что тут же хмурится, хватая его за волосы, заставляя посмотреть на него.  — Не волнуйся, это тоже входит в программу сегодняшнего вечера. Дазай не совсем понимает, когда же его так нагло успевают поставить раком, заставляя опереться о руки, согнутые в локтях. Он недовольно фыркает, когда с него начинают стягивать брюки, невольно стараясь убежать от холодных пальцев. За очередное сопротивление он получает смачный шлепок по заднице и резкое дёрганье за волосы. Акутагава постарался… Чуя, ловко расправившись с ремнём Осаму, резко стягивает брюки до уровня коленей, оставляя болтаться их там. Дазай, слегка презрительно хмыкнув, уже было собирается вновь возмутиться и сказать что-то колкое, да вот только когда его нижнее бельё стягивают вслед за брюками, Дазай слегка притихает. Чёрт, как же интересно, он стоит раком в чужой квартире, наполовину голый, полностью открытый перед чужими взорами…  — Знаешь, Осаму… — медленно начинает Чуя, задрав голову Дазая вверх. — Ты был чертовски плохим ублюдком, — продолжает он.  — М-м-м, крошка Чу злится, как забавно, — с губ Осаму слетает усмешка, за что он получает новый неожиданный шлепок по правой ягодице, от чего слегка вздрагивает, невольно косясь на Рюноске, что пристроился сзади. Бедро обжигает новый шлепок холодной руки, стоит ему лишь открыть рот, желая что-то сказать.  — Лучше уж молчи и внимательно слушай то, что тебе скажут, — голос Накахары размеренный, спокойный, но в тоже время дико слащавый. Дазай прекрасно знает, что рыжий играет. Он никогда бы не стал так с ним разговаривать.  — Ха? Притащили меня чёрт знает куда, собираетесь сотворить со мной такое непотребство, а сами ещё и требуете молчать? — Дазай снова ухмыляется, а после вновь вздрагивает, когда на уже и без того пострадавшую кожу прилетает рука Акутагавы, оставляя там краснеющий след. Чуя явно злится. Его жутко бесит то, что Осаму даже в такой ситуации ведёт себя так самоуверенно. Чёртов суицидник. Накахаре бы хотелось увидеть в его глазах боль и мольбу, а не этот мерзкий азарт и огонёк. Дазай сдавленно охает, когда в его ягодицы резко впиваются холодные пальцы, раздвигая их в сторону. Стоять вот так вот, выпятив голый зад перед кем-то не очень-то и приятно. Он слышит негромкий щелчок, а после кривится от неприятного запаха вишни, что разлетается по комнате. Его глаза слегка расширяются, когда запах так отчётливо режет по носу, словно бы оседая в голове. Осаму усмехается, а после свешивает голову, прикрывая глаза. Он помнит этот приторный запах. Помнится, Дазай часто любил баловаться с различными смазками, но вот отдавал предпочтение именно этой, с таким въедающимся запахом вишни. Именно той, что имела такой отчётливо ощущаемый жгучий эффект, добавляющий остроты ощущениям. Чуя ненавидел эту штуку. Холодная смазка льётся на его поясницу, а затем медленно стекает в ложбинку между ягодиц, тут же заставляя поёжиться от неприятного холода. Пальцы Акутагавы резко толкаются в него, а сам Осаму в ту же секунду прикусывает губу, чувствуя неприятный дискомфорт. Он тут же дёргается, стараясь убежать от неприятных ощущений, но вот рука на его талии, что буквально впивается в его кожу, оставляя там пару синих следов, не даёт выбраться. Верёвка на запястьях так неприятно раздирает кожу, а жёсткий ковёр впивается в голые колени, заставляя Дазая недовольно фыркнуть. Но вот возмутиться у него никак не получается, ведь уже в следующую секунду его вновь резко хватают за подбородок, крепко сжав пальцы на челюсти. Осаму широко распахивает глаза, когда перед его глазами неожиданно предстаёт полувозбуждённый член Накахары. Дазай рефлекторно старается отстраниться, по своей неосторожности слегка насаживаясь на пальцы Рюноске, от чего он сразу же кривится, чувствуя, как смазка заставляет всё внутри пылать от непривычного жжения. Пальцы Акутагавы резко входят на первые две фаланги, а после он начинает медленно разрабатывать бывшего семпая, разводя их в разные стороны. Смазка такая неприятная и липкая, что Осаму слегка хмурится, недовольно фыркнув, вновь отвернувшись, когда Чуя вновь хватает его за подбородок.  — Ну же, Осаму, открой рот и возьми, как и положено послушной подстилке, — видя сопротивление, почти рычит Накахара. На это Дазай только кривится, но когда горячая головка проходится по его губам, он послушно приоткрывает рот, слегка помедлив. Неприятно. Стоит ему сделать это, как в его волосы на затылке тут же впивается рука, железной хваткой не позволяя отодвинуться. Детектив невольно хмыкает, когда в его рот толкается член рыжего. Он плотно охватывает губами возбуждённую плоть, а после медленно пытается подвигать головой. Накахара, решая, что этого недостаточно, сам начинает насаживать бывшего напарника, заставляя его интенсивнее задвигать головой. Шатен не совсем понимает принцип, но когда поднимает взгляд на Чую, понимает, что ему лучше поскорее разобраться со всем этим, иначе ему явно сломают пару костей. Бровки Осаму подрагивают, когда он сосредоточенно старается ещё пару раз самостоятельно насадиться на член бывшего напарника. Пальцы внутри двигаются быстрее и уже куда более свободно. Всё внутри горит от смазки, а грубые движения заставляют всё тело подрагивать от редкой боли. Дазай старается расслабиться, ведь прекрасно понимает, что если не сделает этого, что ему будет ещё больнее и хуже. А он не любит боль. Рюноске, наблюдая за тем, как его собственные пальцы скользят внутри Осаму, начинает дышать чаще, чувствуя, как возбуждение внизу живота отдаёт приятным теплом. Он видит, как ноги Дазая подрагивают от каждого его резкого толчка, видит, как смазка медленно стекает по бёдрам бывшего семпая, заставляя бледную кожу блестеть, а белоснежные бинты пачкаться в скользкой жиже. Чуя интенсивно толкается в рот детектива, совершенно не заботясь о том, что тот, похоже, давится от непривычных ощущений. На ресничках выступает пара блестящих капелек, а сам Дазай жмурится, стараясь не напрягаться. Слюна медленно стекает по подбородку, но это мало кого заботит. Язык Осаму непроизвольно скользит по стволу, а губы подрагивают. Накахара безжалостен, он толкается резко, быстро, заботясь только о своём удовольствии. Рука рыжего плотно сжимает его волосы, помогая двигать головой в нужном только ему, Чуе, темпе. Дазай чувствует, как головка достаёт уже чуть ли не до гланд, а горло начинает медленно полыхать огнём. Он старается погасить в себе рвотный рефлекс, попутно бросая на рыжего недовольные взгляды. Акутагава же, в свою очередь, всё ещё усердно разрабатывает узкий проход. Два пальца скользят уже достаточно легко, но вот третий входит с небольшим усилием. Рюноске не может сдержать ухмылки, когда его пальцы задевают нужную точку и он видит, как тело Осаму резко пробивает дрожь, а сам он невольно замирает, что-то невнятно промычав. Чуя прекрасно видит в этот момент, как его глаза распахиваются чуть шире, покрываясь пеленой возбуждения. Аку довольно хмыкает, продолжая задевать пальцами простату, словно бы издеваясь над бывшим семпаем. Он слышит пошлое хлюпанье и сиплое дыхание Дазая, когда тот, начиная задыхаться, старается дышать через нос. От этого напряжение в штанах растёт, а уже в следующую секунду Акутагава резко вытаскивает из уже растянутого прохода пальцы, довольно вслушиваясь в тихий всхлип, толкаясь вновь. Шатен почти поскуливает, когда новая волна обжигающих чувств заставляет его задрожать. Осаму пытается отстраниться и наконец выпустить изо рта член бывшего напарника, но вот сильная рука в волосах не даёт ему этого сделать. Его жутко это раздражает, но ничего поделать он не может. Пальцы Рюноске, что так отчётливо ощущаются внутри, заставляют его чуть ли поскуливать, мыча. Боже, какого чёрта всё вообще так обернулось? По лбу стекает капля пота, а сам Осаму чувствует, как по телу расползается жар. Он не знает куда себя деть и как сбежать. Глаза расширяются, когда он чувствует, как в него толкается что-то намного более крупное, чем пальцы. Он протяжно мычит, вновь жмурясь от боли. Пару капель слёз скатываются по щекам, но он не обращает на это внимания. Дазаю кажется, что он на несколько секунд просто теряется в реальности. Сначала вся эта задумка с его так называемым «наказанием за все его грехи» показалась ему забавной. Ему даже было интересно, что эти двое придумали, но вот сейчас он не очень то и в восторге от происходящего. Осаму жмурится, когда рыжий сильнее стискивает его волосы в кулаке, начиная насаживать на член сильнее. Сзади в него уже резко вколачиваются, а по бёдрам всё также неприятно стекает прохладная смазка, обжигая чувствительную кожу. Ему кажется, что сейчас он просто к чертям утонет в собственных слезах и слюне. Всё слишком липкое, слишком пошлое, производящее непристойные звуки. От этого кружится голова. Языком он чувствует каждую венку на возбуждённой плоти, берёт глубоко, также хмурясь от саднящей боли в горле. Акутагава беспощадно входит в плохо разработанный проход, отчего Дазаю кажется, что его медленно разрезают ножом изнутри. Рюноске толкается с новой силой, входя слишком глубоко, отчего Осаму просто не выдерживает такого напора, резко подаваясь вперёд, чтобы удержать равновесие. От этого головка Накахары больно бьёт по нёбу, заставляя рвотный рефлекс вновь подступить. Слёзы новым потоком проступают сквозь ресницы, скорее просто от боли. Руки его бывшего кохая больно стискивают его бёдра, оставляя синяки, а сам Дазай явно ощущает всю ту злость, которую на него хотят выместить. Чуя лишь усмехается, стоит ему увидеть затуманенный взгляд Осаму. Он смотрит на него явно слегка выпадая из реальности происходящего, уже еле умудряясь стоять в такой позе, не падая. Накахара производит ещё пару резких толчков, а после выходит из рта бывшего напарника, злобно усмехнувшись. Осаму, чувствуя, что член изо рта куда-то исчезает, невольно высовывает язык, стараясь отдышаться на манеру собаки. Акутагава всё ещё грубо двигается в нём, отчего Дазая изредка пробивает дрожь. Как же всё это необычно. Необычно чувствовать эту власть над собой. Необычно ощущать, что кто-то стоит выше него, так грубо имея во все отверстия. Чуя не оставляет это действие незамеченным, а потому вновь притягивает личико экс-напарника к себе.  — Что, так понравилось и хочешь ещё? — усмехнувшись, рыжий проводит большим пальцем по щеке детектива, слегка впиваясь острым ногтем в покрывшуюся румянцем кожу.  — Мечтай, — Осаму уже было собирается натянуть на лицо очередную ухмылку, но Рюноске толкается вновь, проходя по простате. Всё тело резко пробивает острое чувство наслаждения и в ту же секунду с губ Дазая невольно срывается тихий полустон. Накахара усмехается, проводит по стволу рукой и резко хватает подбородок Осаму, приподнимая. Пальцы надавливают на челюсть, заставляя приоткрыть рот, а после скользят по языку, не позволяя закрыть его. Рыжий с хриплым рыком кончает. Детектив жмурится, когда чувствует, как язык обжигают горьковатые капли спермы рыжего, попадая на губы и немного на щёки, тягучая жидкость медленно стекает по подбородку. Осаму кривится, чувствуя пьяняще-горький вкус на губах, но стоит ему попытаться выплюнуть то, что попало в рот, как властная рука рыжего тут же стискивает его челюсть, задирая голову, тем самым не позволяя и рта открыть.  — Выплюнешь — будешь с пола слизывать, — злорадно шипит Накахара, а после убирает руку, не без удовольствия наблюдая, как Осаму через силу послушно глотает, облизнувшись. Не успевает он отойти от этого, как чувствует, как Рюноскэ с новой силой толкается в него несколько раз, а после входит слишком глубоко, вырывая из него тихий вскрик. Внутри и так всё горит из-за смазки, а когда Дазай чувствует, как горячая сперма обжигает внутренности, он протестующе мычит, дёргаясь вперёд. Всё трое тяжело дышат, но вот только, если Акутагава и Чуя переводят дух после оргазма, то Осаму старается всё также держать себя в руках, медленно сходя с ума от тягучей боли внизу живота. Он не на шутку возбуждён и хочет кончить, но вот руки его всё ещё связаны, а стоит ему постараться прикоснуться к себе, как его тут же хватают за волосы, заставляя нормально сесть. На член ложится тонкая чёрная лента, а после она затягивается в бантик, опоясываясь вокруг головки, не позволяя кончить. Дазай зло шипит, зыркая на Акутагаву, что теперь становится перед ним, так же хватая его за волосы.  — Ну же, Дазай-сан, будьте послушным, теперь моя очередь, — Рюноске усмехается, а после проводит головкой члена по припухшим губам детектива. Осаму рычит на бывшего кохая и старается дёрнуться назад. По его бёдрам всё ещё стекает неприятная тягучая сперма, пачкая его бёдра, а внутри всё ещё также неприятно горячо. Поэтому ему искренне хочется, чтобы это просто закончилось. Хочется разрядки. Хочется, чтобы ему тоже сделали приятно. Дазай резко отдёргивает голову, безвольно свесив её. Но вот только буквально в туже секунду его хватают за волосы, заставляя лицо оказаться напротив члена Рюноске. Дазай, понимая, что ему уже никуда не деться, лишь прикрывает глаза, вымученно «хныкнув». Когда по губам вновь проводят возбуждённым органом, он послушно открывает рот, слегка высунув язык, готовясь принять в себя горячую плоть. Акутагава бесцеремонно входит внутрь, начиная насаживать Осаму, сжимая руку на его затылке. Детектив прикрывает глаза, просто отдаваясь ощущениям, словно бы смирившись с участью.  — Учти, если мне не понравится, я тебе самолично язык вырву, — грубо кидает Рюноске, резко толкнувшись в рот Дазая. Осаму ощущает эту ненависть во взгляде тёмных глаз вперемешку с каким-то отчаянным желанием и рвением к нему, но лишь усмехается. Он проводит языком по головке, втянув щёки. Начиная двигать головой, он слегка хмурится, а его бровки то и дело подрагивают. Он уверенно насаживается на член бывшего ученика, кривясь от саднящей боли в горле. Всё во рту уже давно отдаёт неприятным жжением, но он из-за всех сил старается это игнорировать. Чуя же, усмехнувшись, внимательно наблюдает за этой завораживающей картиной. Осаму, весь такой жалкий, весь в чужой сперме и слюне, вспотевший, беспомощный, так отчаянно отсасывает его мальчику, Рюноске. Это ли не прекрасно? Оставив эту парочку всего на пару секунд, он находит ту самую коробочку, что он откинул в сторону ещё в самом начале. Усмехнувшись, он вновь возвращается к созерцанию сей картины. Дазай, что всё так же старательно отсасывает Рюноске, не сразу замечает, что сзади него вновь пристраивается Накахара. Рыжий садится на колени около него, приобнимая за талию. От наигранной нежности по телу пробегает стайка мурашек, но от старается не отвлекаться. Руки рыжего шарят по его груди, а сам Чуя утыкается в его шею, осыпая её засосами и саднящими от боли укусами. Накахара приспускает с шеи бинты, приступая вылизывать шрамы на грубой коже. Язык ловко скользит по неаккуратным шрамам, проходится по тёмным полоскам от верёвки, затем он поднимается выше, прикусывает мочку уха, проводит языком по ушной раковине. Осаму прикрывает глаза, наслаждаясь ласками, но когда его соски резко сминают и начинают больно мять и оттягивать пальцами, он вздрагивает, заходясь в глухом стоне. Акутагава довольно ухмыляется, сильнее впившись рукой в волосы бывшего семпая, когда по члену приятно бьёт вибрация от стона. Он всё также грубо толкается в ротик Осаму, помечая, что тот и впрямь старается, хоть и держится из последних сил. Собственное возбуждение уже давно отдаёт болью, а горло болит так, что Дазаю кажется, что разговаривать он не сможет ещё целую неделю. Рюноске входит слишком глубоко, слишком грубо, слишком резко. Пальцы Чуи играются с бусинками сосков, а его язык всё продолжает играть с мочкой уха. Но вот он убирает одну руку, вызывая у Дазая рваный выдох через нос. Он тянется к той самой коробочке, что принёс, ловко доставая содержимое. Глаза Осаму распахиваются в удивлении, когда он отчётливо ощущает, как в его растянутый проход медленно проникает что-то холодное и противное. Он хмурится, когда предмет в нём останавливает движение и, кажется, входит до конца. Он ёрзает на месте, стараясь понять, что же задумал рыжик, но вот в следующую секунду он почти что давится воздухом, ощущая сильную вибрацию внутри. Вибратор. Дазай вновь обильно выдыхает через нос, закатив глаза и протяжно замычав. Обоим его мучителям это явно нравится, они переглядываются, довольно усмехнувшись.  — Что, Осаму, помнишь эту штучку? — Накахара злобно усмехается, шепнув это ему на ухо. Он показательно вертит пультик с длинным проводом у носа мужчины, а после лишь ухмыляется, замечая умоляющий взгляд карих глаз. О да, Дазай точно так же, как и рыжий запомнил тот чудесный день, когда он заставил Накахару проходить с этой штукой внутри целый день в мафии. Что же, похоже Чуя решил ему отомстить за это. Чуя решает немного поиграть со скоростями, нажимая на различные кнопки. У Осаму от подобных манипуляций с пультом дыхание захватывает. Внутри всё вибрирует, отдаёт волнами, ускоряется, замедляется. Вибрация резко обрывается, а детектив уже было прикрывает глаза, но тут же их распахивает, стоит рыжему вновь нажать на небольшую кнопочку. Капсула внутри задевает простату, заставляя Дазая ёрзать и оттопыривать зад, содрогаясь всем телом. Внутри всё горит, горло саднит, а язык уже давно так устал, что Дазаю кажется, что пожелай он что-то сказать, он бы не смог. Член во рту, шаловливые руки, скручивающие его соски, вибрация внутри — всё это заставляет голову кружиться, а его самого закатывать глаза, теряя чувство осознания окружающей его обстановки. Рыжий резко заставляет Осаму раздвинуть ноги чуть шире, а после наматывает на стройное бедро шнур, соединяющий вибратор внутри шатена и пульт управления. Он обматывает его несколько раз, закрепляя на ноге, а после отстраняется, поднимаясь на ноги. Дазай уже не понимает толком, что с ним делают, но послушно выпускает член изо рта, а после принимает новый, высунув язык. Накахара становится около Акутагавы, мягко взяв детектива за подбородок. Он толкается в приоткрытый рот снова, наслаждаясь этой картиной. Дазай, с томным, возбуждённым взглядом, опухшими губами, стекающими по подбородку дорожками слюны, взлохмаченными волосами — такая картина достойна висеть у него над кроватью, запечатлевая этот момент. Они с Рюноске меняются, по очереди имея Осаму в рот. Дазай уже давно потерялся в понятии, чей именно член сейчас так нагло вдалбливается в него, ударяя горячей головкой по гландам. Над ним словно бы издеваются, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, больно сжимая подбородок.  — Открой рот и высунь язык, — Осаму не совсем соображает, кто это говорит, но послушно открывает дрожащие губы, выполняя приказ. Рюноске и Чуя кончают одновременно, пачкая личико Дазая. Они целуются, страстно сплетая языки, пока что забыв на пару секунд о детективе. Тот, в свою очередь, тут же жмурится, чувствуя, как горячие струйки тягучей спермы падают на язык, щёки, нос и губы, а после начинают медленно стекать по его лицу, а несколько капель даже путаются в непослушной, взлохмаченной чёлке. Эти двое тяжело дышат, а Осаму лишь медленно прикрывает рот, проводя языком по губам. Собрав горькие капли, он послушно глотает всё, что попало ему в рот, слегка скривившись от боли в горле. Ему жутко хочется кончить, а потому он тянется всё ещё связанными руками, что уже успели слегка онеметь от противной верёвки, к своему возбуждённому органу, но его вновь перехватывает Акутагава, резко дёрнув на себя. Осаму смотрит на него уставшим взглядом, а после тихо выдыхает, прекрасно понимая, что от него требуется.  — Дайте мне кончить, изверги недоделанные, — хрипит он, резко глотнув воздуха. Рюноске усмехается и опускается на колени рядом с Дазаем. Он медленно проводит рукой по его бедру, задевая пальцами пульт вибратора. Чуя подходит сзади, вновь припадая к шее Осаму, начиная усыпать её новыми укусами. Шнур с ноги Дазая легко слетает, позволяя увидеть красный след, оставленный после него. Накахара резко дёргает за шнур, заставляя вибратор в ту же секунду выйти из Осаму с пошлым хлюпом. Подрагивающие ноги детектива разводят в разные стороны, а после заставляют почти что лечь на грудь рыжика. Акутагава ловко развязывает чёрную ленту, потянув за край, а после проводит рукой по набухшему члену, заключая пальцы у головки. С губ Дазая слетает сдавленный выдох, а сам он прикрывает глаза, откинув голову назад, уперевшись затылком в плечо Накахары.  — Проси. Этого недостаточно, — шепчет голос рыжего где-то над ухом. Осаму, слегка закусив губу, расплывается в кривой ухмылке.  — Пожалуйста, — выдыхает он, но понимая, что никаких действий за этим не следует, добавляет, — умоляю. Щелчок пластиковой крышки заставляет Дазая заинтересованно приоткрыть глаза. То, что он видит, заставляет его слегка сглотнуть, с интересом продолжая наблюдать за происходящим. Рюноске, открыв баночку со смазкой, макает туда два пальца, а после, приспустив штаны, заводит их за спину, всё также сконцентрировано продолжая смотреть на покрасневшее лицо Осаму. Пальцы Акутагавы скользят в его собственный проход, слегка растягивая его. Он покрывается едва заметным слоем румянца, а когда заканчивает, вытягивает пальцы и разводит свои ноги шире, пристроившись меж ног бывшего семпая. Он слегка прогибается в спине, а после сам насаживается на его член. Оба издают шумный выдох, а после замирают на пару секунд. Чуя, наблюдающий за всем этим, лишь прикусывает мочку уха Осаму, а после пристраивает горячую головку меж ягодиц шатена, толкаясь в него. Дазай прикрывает глаза, учащённо дыша. Акутагава упирается руками в плечи детектива, начиная двигать бёдрами, поднимаясь и опускаясь, вверх-вниз. Чуя на это тоже начинает толкаться в уже порядком измученное тело, продолжая играть с бусинками его сосков. Они стараются двигаться одновременно, но в итоге каждый сбивается на свой ритм, что просто сводит шатена с ума. Осаму хрипло стонет, чувствуя, как близится разрядка. Он старается двигать бёдрами, помогая партнёрам. Его голову вновь крутят из стороны в сторону, чтобы по очереди утягивать его в страстные поцелуи. Он вновь не знает куда себя деть, но как только Накахара в последний раз толкается в него, задевая простату, он обильно кончает, сжимаясь внутри. Чувствуя, как проход резко сузился, рыжий шумно выдыхает, также изливаясь в него. Все трое кончают почти одновременно, а после, тяжело дыша, стараются отойти от разрядки. Дазай внимательно наблюдает за тем, как с его рук стягивают верёвку. Руки покрыты ссадинами и кое-где стёрты в кровь.  — Знаете… С вас новая упаковка бинтов, — хрипло смеётся он, а после обессиленно стекает на пол. Почти в ту же секунду его ловко подхватывают на руки и бережно укладывают на кровать. Дазаю уже как-то совершенно всё равно, что с ним сделают дальше. Он закрывает глаза, чувствуя, как рядом с ним на кровати мостятся ещё два тела. Кто-то обнимает его со спины, нагло закинув на него ногу, а кто-то утыкается в грудь.  — В следующий раз… Я предпочту быть сверху, — хрипло смеётся Осаму, всё также не открывая глаз. Но вот уже в следующую секунду он кривится, шумно выдыхая. Локоть Чуи больно впивается в его спину, заставляя на секунду подумать, что ему сломали пару рёбер.  — Кто тебя спрашивать будет?.. — бурчат ему недовольно на ухо, а после лишь утыкаются в искусанную шею носом, выдыхая. Дазай вновь издаёт хриплый смешок, а потом ежится от боли и усталости во всём теле. Последний раз сонно разодрав глаза, он смотрит на уже посапывающего Рюноске и тоже спешит заснуть под недовольное бурчание рыжика и мирное посапывание Акутагавы над ухом. Что-то ему подсказывает, что право выбора ему всё же ещё предоставится.