Розового цвета в природе не существует, он лишь плод нашего воображения.
— Показ мод проходит успешно. Всем очень нравится. Места в помещении Альтиорского Театра были забиты: массовое скопление ангелов разглядывали ампирные платья из бледного муслина, пурпурного кисея и золотистого фуляра. Дольче в этой коллекции пыталась возродить моду Директории и Консульства, полюбившегося тем, что женщин не заставляли одевать в тугие корсеты, сжимающие грудную клетку или жесткие криолины. Девушки в таких платьях казались невесомыми и легкими, под стать греческим музам. Это и была истинная натуральная красота, не скрытая под слоями макияжа или пышных юбок. Альтиорский Театр — единственное помещение во всем Энджи-Тауне готического стиля: огромные темные комнаты со свечами в канделябрах, арочные проходы, украшенные резьбой ангельских мастеров, сундуки с старинными пьесами и знаменитые агалмы, изображающие серафимов и херувимов. Тут было жутко? Определенно. Поэтому, наверное долгое время Альтиорский Театр пустовал: ангелы предпочитали интерьер золотистого рококо или торжественного барокко. Но было и в готике что-то цепляющее. Необъяснимая атмосфера наполняла разум и Дольче решила, что неплохо было бы возродить это место. Она наблюдала за всем, стоя в хорах — балконе внутри зала, предназначавшегося для органа. Рядом с ней стояла юная ассистентка, помогавшая перешивать платья или добавлять новые элементы в одежду. «Такая молодая», — подумала Дольче, вспоминая себя в молодости.***
Первое вечернее платье, которое ей сшила мама было цвета ангельского крыла. Оно не было величественным: обычное платье чем-то напоминавшее рубаху, но Дольче тогда казалось, что она прекрасная принцесса из сказок. Амаро была одной из таких ангелов, находивших покой в смирении и кротости. Розовые волосы уложены в жесткий пучок, а одежда проста. В доме было мало мебели: деревянный стол, диван с медной обивкой и одинокий желтый цветок. Дольче хотела роскошной жизни: одеваться в бутиках, как все ангельские красавицы на обложках, ездить на машине и улыбаться ее принцу. Она не была такой красивой, хотя многие ангелы в детском возрасте подходят на куколок. Ее мать была портной и шила на заказ. Дольче видела, как она зачаровала спицы — это долгий и кропотливый труд, поэтому Дольче ей помогала: сортировала ткани, убирала чертежи и иголки на место, распарывала стежки. Позднее Амаро посадила ее на швейную машинку. Дольче запомнила ее: она была старой, как машинки Зингера и она сшила свой первый свитер. Несуразный комок ткани. Поэтому она совершенствовалась, переходя на оверлок и позднее на коверлок. Остатки ткани Дольче забирала себе и шила себе платья, резинки, да все что угодно. Она больше не комплексовала и могла днями застревать в мастерской. Мать сначала относилась к новому увлечению дочери с пониманием, но вскоре когда платья и футболки начали просто вываливаться из шкафа, а сама Дольче появляться при людях в новых нарядах — ее терпение лопнуло. — Тщеславие — это грех, очень тяжкий грех, — строго произнесла она, запирая ее в чулане. — Только дьяволы подвержены спеси и однажды ты падешь за свою гордость. Глупая девчонка. Надеюсь ты подумаешь над своим поведением. Глупая девчонка Глупая девчонка Глупая девчонка Тогда она поклялась не показывать настоящую себя и прятаться за маской глупенькой девочки, обожающей солнечные очки. Тогда никто не поймет, не сможет обидеть или разбить ее сердце. Дольче начала носить тугой пучок и надевать балахонистые свитера. Дольче помогает маме и сама принимает заказы. Дольче откладывает деньги в розовую коробку из дальней полки, как собственные мечты. В её мечтах она — Создатель. Кроющий Нити. Она создаёт образы, делая людей ещё красивей. Она создаёт ещё доселе новое. Неизведанное. Когда-нибудь она выберется на свободу. Сдав успешно экзамены Средней Ступени, Дольче обрадовалась. Долгожданная свобода и Земля. Необъятная. С обширной историей моды: от египетских каларзисов до викторианских платьев с турнюрами. Она собрала все накопленные деньги. Магазины, магазины, магазины… У смертных так много выбора в одежде. Дольче просто утопала в бесконечном потоке красивых вещей. Но иногда она чувствовала не в своей тарелке в их ангельской компании: они быстро на все реагировали и понимали мир, как нечто очевидное, хотя до Дольче могло и не дойти. Она плыла в своем абстрактном мире образов и часто путалась в реальном. Однажды, когда её болеро порвалось, Ури предложила зашить его. — Просто зашей, можешь даже украсить красивыми розами. Тогда её осенило. Как она могла забыть? Глупая девчонка. Первые спицы. Тщеславие — это грех. Машинка Зингера. Очень тяжкий грех. Несуразный комок ткани. Только дьяволы подвержены спеси. Чертежи, манекены, ленты. И однажды ты падешь за свою гордость. Болеро, ушитое розами. Глупая девчонка. Создатель. Теперь она часто оставалась в библиотеке: новые швы, узоры, стежки — все они имели значение, её приковывала история моды и развитие одежды. Даже она подолгу разговаривала с Кабирией на эту тему. И Дольче твердо решилась с профессией. Мир Высокой моды оказался жесток. Она была лишь новичком с тремя эскизами и живущей в подсобке, блекла перед величайшими дизайнерами. Там плелись интриги. А вы считаете, что ангелы не умеют врать? В мире существуют три вида существ: ангелы, демоны и ангелы-дизайнеры. Последних сторонились, видя одновременно эксцентричных чудиков и послов Аполлона. Если бы она устроилась в какой-нибудь популярный Дом, то она бы потеряла свою индивидуальность, поскольку они клепают, как бы выразилась Кабирия, неинтересное ангельское дерьмо. — Ты должна показать им, что такое огонь. Сожги их дотла. — сказала ей Кабирия, смотря в извечной противнице в глаза. Я сожгу их дотла. Я сожгу их дотла. Сожгу. Сожгу. Поэтому Дольче ходила на кастинги в убыточные Дома, они бы не стали ограничивать её в чем-то. Бессонные ночи и уставшее лицо. Иногда она шила на заказ, а в удачный день покупала хорошую ткань. Она поняла чего не хватает ангелам в новое время. Тьмы. Их мир стал слишком светел, им не понять о внутреннем конфликте, о запретном плоде или же спонтанности. В их пространстве нет лишнего шага, действия и поэтому незамысловатый узор виден на молочно-белом гротескном полотне. Ангелам не догадаться о внутреннем змее, обвивающему шею. Но даже там, в маленьком Доме «Утренняя звезда», который имел единственную колонку в Воскресном Посланнике, был большой конкурс. Десятки ангелов стояло у прохода, а Дольче сидела на полу с циферкой «13» на запястье, в окружении чертежей и миллион бумажек, искусывая губы от крови, даже чем-то напоминая себе бюрократа. Она предоставила им коллекцию в стиле гранж и свадебные хитоны. Дерзко? Определенно. Половина модельеров увидела в этом дьявольскую ересь, а другая заметила восходящий талант. Именно поэтому Энджи-Таун встрепенулся, когда увидел заголовок: «Миру моды нужен новый глоток свободы!» — Интервью от модельера-фотографа Патмоса, см.4. Роскошный мир заманивал, искушал. Теперь в их глазах она не простой неофит, откладывающий копейки на дорогой велюр. Она — дизайнер. Горы шампанского, жемчуга и атласные платья. Казалось, Дольче исчезала в мире актеров, художников, поэтов Ангельской Богемы. Она все утро могла смеяться над шутками Жозефа или же слушать бесподобную игру на арфе Фрэнсиса. Они катались на лодке, читая вслух Огюста и Мюссе, наслаждаясь закатом. Тут она чувствовала себя своей. Живой. Они были молодыми, яркими. Восходящие светила авангардного искусства. Все таки в глубине души она была той самой легкомысленной девчушкой, любящей сказки про принцесс, платья и розовых хрустальных замков. Дольче, с помощью Лорены, пыталась изучать орфизм, дадаизм и суперматизм. Ей хотелось достичь сути совершенства. Она смотрела человеческие пьесы и оставалась подолгу в художественных галереях, хотя раньше ей казалось это скучным. Особенно ее потрясли картины Франциско Гойя: безумные, мрачные, с искаженными лицами. Многие ангелы предпочитали импрессионизм и прерафаэлиты, реже тонализм, а другие «темные» жанры вызывали у них непомерный ужас. Они называли это «дионисийским течением искусства», но почему-то у Дольче такое искусство не вызывало страха или грусти. А скорее… Любопытство. И она решила посвятить следующую коллекцию именно такому искусству. Темному. Эта коллекция строилась на неком подобии викторианского стиля: кружевные парасоли, ажурные шали и неоготика. Что же может быть прекраснее? Но при выходе коллекции публика была ошеломлена, даже шокирована. Темная эстетика вызывала у них то самое первобытное чувство чего-то запретного, недозволенного. Следом за публикой пошли негативные отзывы от критиков и весьма занятное письмо от Высших Сфер, подозревавших ее в дьявольщине. Вскоре после этого отвернулись все ее «друзья»: Жозеф, сославшись на написание какого-то нудного автобиографического романа, не принимал ее приглашения, Фрэнсис увяз в бесконечных нотах, вовсе игнорировав Дольче, а Лорена неожиданно поспешила на Землю, хотя поездок у нее явно не планировались. Может у них просто много дел? Дольче утешала себя этими вопросами, пока темный голосок не подсказывал, что это правда. Никогда в жизни она чувствовала такой боли от самой жизни. Вскоре ей пришлось переехать от милых апартаментах к маленькой квартире с серыми обоями. Прямо как в ее детстве. Она закрылась и не отвечала никому. Стены ее квартиры были обклеены чертежами, базовыми выкройками и даже нитками. Она для одной модели перепробовала все виды ткани: от тарлатана до бархата. Привычный румянец, свойственный всем девушкам, сменился на болезненную бледность. Пальцы кровоточили от иголок и булавок. Сама она стала бледным подобием себя. И когда коллекция выпустилась, критики сказали, что Дольче превзошла себя. Но когда обьявились бывшие друзья, Дольче им отвечать не стала. Ведь она уже не та девочка в платье цвета ангельского крыла, она — Создатель.***
— Спасибо, Аврора, — призрачно улыбнулась Дольче через темно-розовую вуаль. Ангелы не надевали темное, но этот случай был особенный. — Можешь сказать Тейи, что я ухожу? — Но прием не закончился. Вы хотите уйти пораньше? — ответила взволновано девушка. — Да, у меня еще много работы. Прощебетав еще что-то про гостей, Аврора замолчала. Она ясно знала, что если Дольче хочет уйти пораньше, то это не из-за прихоти или лени. — Хорошо, я скажу Тейи. Повернувшись к выходу и взяв маленький клатч, она погрузилась в свои мысли. И вспомнив о заказе новой модели военных мундиров, Дольче благоговейно произнесла: — У меня еще много работы.