***
Знаете, несмотря на привереду-судьбу, ее частые проделки и собственную иногда проявляющую себя неудачу, я всегда имела при себе маленькое, но немного неприятное желание умереть красиво и пафосно. Ну, при этом обычно сразу вспоминаются всякие детективные романы с маньяками-эстетами и их «прекрасными» жертвами, моменты жертвенности и спасения чьей-то жизни ценой собственной. Даже самоубийства бывают красивыми, серьезно! Все эти посмертные записки, атмосфера… Хотя нет, ладно, закрыли тему самоубийств: пахнет после них отнюдь не розами. О чем я? Ах да, неприятное желание. Неприятное оно потому, что, ну, во-первых, какой нормальный человек будет в таком контексте раздумывать о собственной кончине, сами подумайте; во-вторых, за «пафос» и «красивость» момента саму себя хочется часто пристукнуть — случаются у меня моменты с преувеличениями и гиперболизацией, м-да. Не самая лучшая часть меня. Почему я вообще заговорила о смерти, спрашиваете вы? Да все просто: случилась очередная дичь. Когда именно, уже и не скажешь и не подсчитаешь точно, но вот вам факт — в «дичь» вляпались, естественно, мы. Кто такие «мы»? Ну-у… – Чего-о?! — у змей и так глаза круглые, не пучь их еще больше! – Мы в дерьме! — с видом еще более безумным воскликнула я. У Орочимару — или все-таки моей подруги? — дернулась бровь. А где-то сбоку пролетела очередная бомба Десятихвостого.***
Так, ладно, а теперь стоит рассказать нашу историю с самого начала и по порядку. Вообще-то тех самых «мы» трое: я, та самая подруга, Леныч, и наш лучший друг Макс. Собственно, из-за нашего долбодятла — прости, чувак! — вся «дичь» и началась. Почти всю нашу не особо длинную жизнь мы прожили в небольшом городке на юге Урала, выучились в школе в одном классе, а потом разъехались поступать: мы с Леной — лишь в соседний город, а вот Макс умчался аж на западную часть нашей большой страны. На каникулы мы все-таки собирались снова в нашем городе, встречались и общались, устраивали себе небольшие приключения, в общем, веселились как могли. В этот Новый год ничего не предвещало… Собрались мы, значит, юные студенты, пошататься по улицам в Новогоднюю ночь, проверить собственные пределы активности(я), выпить и повеселиться как можно больше(Макс). Лена часто принимает пассивное участие — ходит с нами, веселится и хохочет над казусами и шутками, но сама избегает участия, зараза. А еще она иногда бывает нашим коллективным «гласом разума»… Если мы, конечно, слишком сильно ее не доводим, да. – Даешь чачу! Я хочу чачу! — выкрикнул Макс и бахнул пустой бутылкой об фонарный столб. Сразу после этого он отскочил подальше и вообще сделал вид, что он тут не при чем. Еще и разлетевшиеся осколки под сугроб носочком прикопал! Алкоголь, кстати, он и притащил как самый взрослый. – Давайте не будем много пить, я не хочу потом объяснять маме, почему я в стены врезаюсь, — простонала я, уныло глядя на то, как Макс вытаскивает из внутреннего кармана куртки фляжку. – Я специально вискаря отлил, ты что хоть?! — справедливо возмутился друг. Да, хороший виски попробовать бы надо, а не вот это вот... Это я про шампанское, которое Лена мне всучила. – Надо, Тимир, надо! — приговаривала она при этом. Шампанское в стаканчике вторило ей тихим шипением. За пару дней до Нового года мы успели поспорить, что им не удастся меня споить. Я так просто им не дамся! Мой самоконтроль не перешибить! Мы сидели на темной от недостатка фонарей детской площадке в одном из дворов. Это как раз недалеко от площади и Дворца культуры, где проходит основное веселье: огонечки, горки, елки, танцы с песнями и другими ништяками. Эхом оттуда доносились детские визги и свист развеселившихся взрослых, а на самой площадке и рядом с ней было малолюдно, изредка только проходили мимо уставшие родители с сонными(а иногда нет) детьми и такие же группы подростков, как мы. – Тимир, пей уже! Замерзнет ведь! Я отпила. Сморщилась. – Какая же гадость — это ваше шампанское… — пробурчала я и вылила все в сугроб. Чтоб осколкам скучно не было. – Ну ты и балбесина! — наигранно возмутились друзья, усмехнулись похожести мыслей и синхронности и чокнулись своими стаканчиками. Пенка брызнула через край, и они рассмеялись. Мы долго не рассиживались — было холодно и немного скучно в темноте. Выбросив стаканчики в мусорку, ушли со двора. Город, как я уже говорила, у нас небольшой, но поделен на несколько микрорайонов. В какие-то можно было добраться и пешком, а в другие можно было попасть только по проходящей через лес трассу. Сами микрорайоны тоже не особо большие, наш точно можно было за час обойти неспешным шагом. Мы немного поплутали по слабо освещенным улицам засыпающего городка и пошли тихонько через лес к частному сектору, находящемуся между нашим и соседним районом. Небо, затянутое облаками, было грязно-рыжим от света фонарей, сосны чернели громадой с двух сторон, и небольшая тропа шла параллельно автомобильной дороге. По ней мы и спускались. – Пс-с, Арина! Я отвернула голову от Лены, с которой до этого обсуждала своих родственников. Посмотрела по сторонам и хлопнула ладонью по лбу. Я говорила, что он долбодятел? – Я спецназ! Пиу-пиу! — донеслось из сугроба в сторону проехавшей машины. – Во дебил! — хохотнула Лена. – Бухой дебил, — поддакнула я. Дорога была недлинной, поэтому, повалявшись немного в сугробах под соснами после закапывания меня туда же, развернулись и пошли обратно к площади. Сделали еще кружок по тихим улицам, напугали немного прохожих песнями во все горло, а потом все-таки начали замерзать. Было решено расходиться по домам. – Куда ближе? – Ко мне. – Значит, через дорогу. …Знаете, чем иногда опасна зима на Урале? Редко, но у нас случаются большие перепады температуры зимой: вот вроде снег пошел, всего-то 0 на улице, а на следующий день под выпавшим за день снегом можно на практике обнаружить лед, ибо температура здорово упала вниз. Можно проскользить и перепугаться, а можно чебурахнуться на пятую точку и даже приложиться головой, если не носом. Так вот. Раньше у Макса была привычка подбираться к кому-нибудь сзади и тыкать щепотью в бока. Естественно, что после этого он оказывался поколочен особо дикими девчонками, но привычке своей долго не изменял и хихикал над нашими реакциями, не обращая внимания на синяки. Через какое-то время мы вздохнули с облегчением — забыл он про свою привычку! Что ж, видимо, рано обрадовались: развеселившись, Макс снова принялся за старое, а жертвой шутки выбрал меня, как назло(Лена бы ему таких лещей надавала, если бы он к ней полез, ух!). Собственно, я его понимаю, визг и лицо у меня после этого те еще. Подскочив, я оступилась на спуске к пешеходному переходу и на заднице съехала на дорогу, успев еще и затылком приложиться. Черт бы побрал этот лед. А удача, судя по всему, решила в этот раз мне изменить и повернуться пятой точкой — слева вспыхнул яркий свет. – Блять, Тимир! Надеюсь, ребята до меня не добежали. Пережить столкновение с парой тонн различных железяк они бы не смогли. Моя грудная клетка, по крайней мере, точно такого опыта повторить бы не захотела.***
В голове стоял звон, такой противный и навязчивый, что хотелось наорать на кого-нибудь, чтобы убрали все подальше от и так не особо здоровой головы. Скоро он перемешался с каким-то еще звуком, но потише. Шелест? Ага, он самый. Чудно как. В закрытые глаза мелкими вспышками лился свет. Было тепло и хорошо-о-о… Вот это я зевнула, однако, удивительно, что рот не порвался. Приоткрыла глаза. Судя по разноцветной мути, глаза и мозг еще не особо готовы воспринимать окружающий мир. В лицо легонько дунул прохладный ветерок, и в кончик носа что-то ткнулось. Пришлось снова открывать глаза, а там опять не фокусирующаяся муть. Проморгалась. Почесала уголки глаз. Пока чистилась, откуда-то выпала челка и защекотала скулу, еще и на глаз заехала. Открыла глаза. Скосила к носу. А там травка. Судя по цвету, чуть пожухшая. Переведя взгляд подальше, увидела уголечки и пепел. А дальше были какие-то кустарники и лес. Большой такой лес, вековой как будто: стволы толстые, одному не обхватить, высокие очень, ветки где-то между собой переплетаются, крона густая, но не слишком. Это я успела на спину перевернуться. Еще и тело каким-то тяжелым кажется… Снова дунул ветерок и снова закинул мне на глаза челку. Потянулась убрать ее и застыла. С чего вдруг у меня волосы белыми стали? И рука… в смысле, руки — ладони большие и мозолистые, с широким запястьем. Э-э-э?! Я аж села, помотала головой, мимоходом оценила хлестанувшие по всему лицу волосы, в отупении опять уставилась на руки. Обвела взглядом непонятный закуток между корнями дерева и остальные видимые окрестности. Ни фига не понимаю. Почесала голову, попыталась ухватиться за маячившую где-то на периферии мысль — не далась. Снова посмотрела на бывший костерок. Зачем-то перевела взгляд на подушку, а там рюкзак, объемный, старенький, во многих приключениях, наверное, побывал, бедняга. А еще с ногами что-то не то. Опустила глаза вниз. Глуповато похлопала ресницами. Выяснилось, что произошла замена женского на мужское достоинство. Ощупала, аккуратно разгладила складки на — что это, штаны? — подумала, снова почесала голову и прилегла обратно. Спать-спать-спать, завтра рано надо встать… Ни хера. – Что, блин, за байду мы вчера намешать успели?... — спросила у травинки. Ответа не последовало, но она колыхнулась. Где-то краем сознания заметила, что голос оказался у меня намного ниже, чем я помню.***
У Лены дела тоже шли как-то странно и непонятно. Вот она, слава богу, проснулась хотя бы не где-то под открытым небом, а в каком-то кабинете. Небольшой закуточек типа лаборантской со шкафчиками, столиками и коробками. В шкафах стояли колбы разных форм и размеров, флаконы с разными порошками и жидкостями, наверное, реагентами — зрение, аллилуйя, подводить не спешило — а еще там были какие-то приборы. На ближайшем столике обнаружилась спиртовка. Лена лежала на маленькой кушетке, подложив под голову руку, сверху, судя по осмотренному, лежал халат навроде медицинского. Это где она вообще? – Что за… Куда меня притащили? — пробурчала она себе под нос и тут же недоуменно нахмурилась. Что-то с ней было не так. «Определенно, надо бы поменьше пить», — решила она для себя. Естественно, успев мысленно скрестить пальцы. Только она собиралась обратно уснуть, как в дверь, которую ранее не заметили, кто-то постучал. – Орочимару-сан! — донесся до ушей приглушенный мужской голос, — Вы просили напомнить, что Данзо-сама придет к полудню за отчетами, — а вот это уже прозвучало четко, потому что молодой человек в таком же медицинском халате открыл дверь. Лена моргнула раз. Моргнула два. И третий раз. А парень не соизволил исчезнуть. – Орочимару-сан? – Я, пожалуй, еще посплю… — с успешно скрытой паникой буркнула девушка. «Что за?!» – Но!... – Брысь отсюда. Дай мне еще час. Парень на ее недовольство поежился, неуверенно кивнул и тихо прикрыл дверь. Лена, побуравив пустым взглядом спиртовку, перевернулась на другой бок, и вот тут-то на лицо вылезли все признаки полного охреневания. – Как он меня назвал?... — просипела она, накрутив на практически белый палец гладкую смоляную прядь, — Вот же блять. Мне же это снится, да?...***
В третьей пока еще не опознанной точке наконец-то очухался Макс. – Что мы вчера такое делали, что я ни фига не помню? — прохрипел он, взъерошив волосы. На глаза упали блондинистые прядки. – М-да… — протянул он заторможенно, — похоже, я все еще сплю, — потянул пшеничный локон, накрутил на палец, чуть распушил, — Ладно, пора вставать! — раздалось мелодичное мурчание и тут же затихло под прихлопнувшей рот ладонью. Это что это… Глянул на руку. – Эм… Ле-ен? Арина?! — практически прошептал Макс и снова захлопнул себе рот. Что у него с голосом-то стало? Он аккуратно, не поворачивая головы, оглядел пространство вокруг себя. Обычная вроде комната. Где-то он видел подобные… Только немного пустовато было: низкий столик, что-то похожее на матрас, шкаф и пара дверей. Где он вообще? Сзади послышался облегченный вздох. Макс от неожиданности взвизгнул, подскочил на ноги да там же и упал. Опустив взгляд, он тихо всхлипнул. В голове опять повторился вопрос о вчерашних событиях, ибо от решения разойтись по домам вряд ли сместился бы привычный за столько лет центр тяжести. – Ох, Цунаде-сама, — на лоб легла светящаяся мятным теплым сиянием ладонь, — Как вы себя чувствуете? Понимание происходящего не спешило приходить. – Я где? — родил спустя пару секунд вконец отупевший мозг. - Не удивительно, что вы не помните! — заворчала девушка, которой принадлежала ладонь, — Столько выпить! Вы превысили меру, а мне вас пришлось в номер уводить! А я вам говорила!... Родился еще один вопрос, но Макс успел его придержать, хотя, откровенно говоря, сделал он это с большим трудом — кто это? Рука девушки сместилась со лба на затылок, легкая мутная пленка сошла с глаз, а вестибулярный аппарат перестал выделывать фортели. Если и до этого Макс мог сказать, что голоса не узнал, то сейчас, увидев ее лицо, готов был подтвердить хоть тысячу раз, что ни разу в жизни ее не видел. – Цунаде-сама? – …А? — судя по всему, всю ее речь он пропустил. – Как вы себя чувствуете? — девушка смотрела мягко, как на больного. Каковы варианты ответа? «Нет, прости, я тебя вообще не знаю»? Или: «Да, знаешь, спасибо, а ты кто?»? А может: «Слушай, я вообще-то парень, не подскажешь, откуда у меня такое богатство?». Руки как раз очень так настойчиво потянулись ощупать, конечно, неожиданный в плане собственности, но шикарный в своем объеме бюст. Мысленно настучав себе по голове, пришлось усмирить разбушевавшееся воображение и расшалившиеся ручонки и прохрипеть обреченное: – Ни черта не помню! Девушка изобразила усталое смирение и немного обиженно поджала губы. У Макса же вышло только криво улыбнуться.***
Я назвала это дичью, да? Ну, так вот: мы теперь саннины. За нас с Ленычем можно не волноваться — кто-то больше, кто-то меньше, но канон знаем. Возможно, в слишком большие переделки не влезем. Но что будет с Максом-Цунаде?