Под веянием ветра

      Томико аккуратно рассыпала рис около головы Тсуны, напевая простенькую мелодию, иногда смотря на нее саму. Тсуне показалось, что она была через чур веселой, возможно, она получала удовольствие от ее мучений. А свой садизм прикрывала тем, что это необходимо для будущих гейко. Или решила таким образом поднять ей настрой. Девушка этого точно не знала, но была уверенна, что этой ночью ей придется нелегко.       — Хороших снов, — Томико отряхнула немного пыльные пальцы от риса, взяла миску с остатками и встала, чуть поправив кимоно. — И Вам, Ото-сан, — Тсуна обвела взглядом уходящую Томико, остановив взгляд на тускло горящей лампаде. В комнате мгновенье стало темно. Она немного согнула палец ноги, прижав его большим — раздался тихий хруст. Что может быть приятнее чувства хрустящих пальцев? Только запах сожженной спички. На самом деле, когда думаешь, что должно где-то чесаться, то оно обязательно чешется. Хотелось почесать себе лоб, но Тсуна боялась любого движения, поэтому стойко терпела, как партизан. «У Хибари-сан, вероятно, не было с этим проблем» — промелькнула мысль. Она старалась не ворочаться, в противном случае ее лишат завтрака. Казалось, что пару крупинок засели в волосах. Холод просачивался через легкую подстилку от татами: Тсуна немного подрагивала. Хотелось пощупать волосы, чтобы отыскать воображаемые крупинки, но она боялась, что по иронии судьбы в комнату войдет Томико-сан. Потом она думала о грязных таби Сейзо и о маминой кильке. Тсуна стала засыпать.       Стол был на редкость богат, с учетом того, что еда обычно бывает весьма скудной для поддержания хорошей фигуры и отсутствия ожирения. Сашими из лосося и куча остальных вкусных вещей. «Но главное — сашими из лосося» — Тсуна чуть ближе подошла к столу, стараясь, чтобы никто не обратил внимания. — Кея, попробуй-ка, — Томико протянула тарелку с такояки, — знаю, тебе нравятся такояки. — Спасибо, — «нет», — я ценю Вашу заботу. Хибари захватила такояки палочкой,        Тсуна поглядывала на их милый обмен едой, задерживая взгляд на пару секунд. Будто специально зная, что она провалится, Томико-сан накрыла шведский стол! Кея съела несколько кусков лосося. Затем снова отломила кусочек и чуть его приподняла. Кусочек соскользнул, упав на татами, немного задевая юкату Хибари.       —Я извиняюсь, — Кея посмотрела на Тсуну, — пускай уберет Тсунаеши, в любом случае она наказана. Тсуна села ягодицами на пятки, будто она открывает фусума (раздвижные двери), чтобы войти в комнату школы танцев, придерживающихся давним традициям «открывания дверей, когда можно-просто-открыть», но сейчас ей казалось это самым правильным: либо из-за вдалбливания традиций, либо из-за накаляющейся атмосферы; чтобы достать кусок лосося, попутно бормоча: «Хорошо». Томико посмотрела на Хибари, но ничего не сказала, казалось, будто она улыбнулась. — На тебя не похоже, — Ото-сан съела немного риса с кари и посмотрела на юкату Хибари, — хорошо, что не кимоно. — А на Вас не похоже устраивать застолья, да еще и так рано*, — Кея немного протерла жирное пятно. Пятно въелось и вытирать его полотенцем было бессмысленно — тут только стирка. Тсунаеши уже не было в комнате. — Иногда хочется поговорить со своей атотори (наследница окия) наедине, — Томико отложила палочки и посмотрела на Кею. Взгляд был очень настойчивый. — В этом нельзя быть полностью… — Я уверена.       Время для завтрака подошло к концу, Томико занялась подсчетами, а гейко стали просыпаться; ко столу стала собираться прислуга, чтобы накрыть на стол и были удивленны, увидев использованную посуду. А Тсуна немного удалила свой аппетит. После помощи прислуге, Тсуна немного присела — все-таки она сильно утомилась, очищая чан. Она увлеклась разглядываем своих морщинистых от воды рук и не заметила прихода Аяко-тян, потому вздрогнула, когда та к ней обратилась. Она дала Тсуне немного сладкой редьки — дайкон.       — Расти сильной и большой, — Аяко присела рядом и стала двигать головой то влево, то вправо, нажала на затылок чуть влажной рукой, громко вздохнула, — шея затекла! — В моем случаи лучше быть маленькой, — вытерев руки о одежду, Тсуна приподняла обе руки, — давай я помассажирую твой затылок. — Не надо, — Аяко хрустнула дайкон и протянула Тсуне немного испачканный платок, — не имей привычку вытираться об одежду, бери всегда с собой платок. Тсуна еще раз вытерла руки, теперь о платок и была немного удивлена, что Аяко-тян беспокоят такие вещи. Платок-то есть, а куда девать его она не знала. В голове промелькнула мысль, что Аяко думает о ее карьере гейко, вскоре Тсуна подумала, позволит ли ей Томико пообедать. — Как успехи? — Аяко посмотрела на татами, в котором выскользнуло пару соломинок — она попыталась большим пальцем засунуть их обратно, ругаясь в мыслях на расторопных гостей. Тсуна вздохнула. Взрослая женщина встала, сильно потерла костяшками пальцев позвоночник и сказала, что Томико-сама передает, чтобы та зашла к Хибари. — А зачем? — Тсуна посмотрела на коридор.Та уже ушла.       Из фусума раздавалась игра на инструменте. Звуки были простые, но лаконичные и их мотив легко застревал в памяти. Из «легких колебаний» композиция перешла в что-то более сложное и быстрое. Чувствовалось, что исполнитель хорошо знаком с инструментом и знает, как правильно с ним обращаться. Тяжело описать, но у музыки была какая-то своя энергетика.       — И долго ты будешь стоять? — Тсуна вздрогнула от внезапного голоса и посмотрев на фусума пару секунд, чуть его приоткрыла, — заходи. Тсунаеши села поодаль Кеи и прижалась руками в колени, отводя взгляд. Хибари поглаживала струны, чуть поглядывая на Тсунаеши. В голове путались разные мысли. — Примерно тысячу двести лет назад из Китая привезли кото. Изначально он использовался среди придворных кругов, но вскоре он нашел свое место в широких массах, — Кея сделала аккорд, — В эпоху Эдо дочерям высшей знати прививали умение игры на кото, сейчас же он несколько потерял свою актуальность. Тсуна следила за ее пальцами, не отводя взгляда. На пальцах одной руки были прикреплены кусочки дерева, вероятно, для более высокой частоты звука или для чего-то еще. Другой же она придерживала струны. — Наверно, из-за политики, проводимой императором Муцухито*, — Тсуна отвела взгляд, боясь, что она сказала неправильно, однако ей хотелось показать, что она немного политически осведомлена. — Думаю, ты права, — Хибари отложила кото и протянула руку, чтобы взять какую-то книжку; на обложке виднелись латинские буквы. — Несомненно, Япония во многом отстает от Запада, однако без прошлого нет будущего — не стоит забывать о своих традициях, на которых она стояла многие века. Сейчас обстановка немного изменилась, однако раньше хотели ввести английский язык вместо японского. Кея заметно оживилась, похоже ей нравились разговоры о политике. — Но не все. — Тсуна немного расслабилась и на немой вопрос Хибари, продолжила. — На данный момент в Европе распространенны социалистические учения, однако император отказался от них и не спроста. Тсуна немного выровняла спину и вытерла платком, который держала в кулаке, шею. Удивительно, но зима в этом году в Киото совсем не холодная. — Что может сделать полезное для своего государства обычный сапожник, вмешивающийся политику? — Соглашаясь с Тсуной, Кея пролистнула несколько страниц. — Риторический вопрос.       Лучи солнца просачивались сквозь полузакрытое окно, дул прохладный ветер: по комнате раздавался запах свежести. Хибари продолжала листать страницы, казалось, будто она даже не вчитывалась, ей просто нравился запах перелистывающихся страниц. Тсуна осматривала комнату: обычные татами, аккуратный стол и небольшой стилаж с книгами и свитками. Комната соответствует своей хозяйке — все по своим местам, нет ничего лишнего. Намного чище, чем в общей комнате, в которой спит Тсуна с остальными тамаго (ученицы гейко), однако она заметила несколько черных волос. Она удивилась этому, ведь Кея всегда славилась своими крепкими и густыми волосами. — Хибари — сан, Вы давно играете на кото? — Тсуна посмотрела на Кею. Тонкие яркие губы, серебряные глаза, длинный тонкий нос — все составляло единую композицию. Хибари представляла собой идеал японской красоты. Тсуна восхищалась ею. — Точно не помню, еще до того, как меня привели в окия. — Кея подняла глаза. Тсуна с интересом разглядывала окошко. Кея не отвела взгляд. Когда она видела ее ускользающие взгляды, ее всегда это забавляло; вглядываясь в глаза, отдавалось чем-то приятным, родным. Может, сказывались годы, прожитые вместе в одном доме?