Он не такой, Каччан. Он другой, он не похож на отца.
Я рассмеялся в твое глупое лицо, смотря в твои бездонные глаза, зеленые, как будто вечно обдолбанные, я бы и их к херам вырвал, чтобы только на меня смотрели. В банку с раствором, на полочку – вечный взгляд, направленный только на меня. Я хочу задушить тебя, чтобы ты больше не продолжал себя мучать. Неужели ты не видишь, Деку? Неужели ты не заметил, Изуку? Он тебя использует и отыгрывается на тебе. Ты совсем там умственно-отсталым стал? Шестерёнки вообще в башке твоей безмозглой не крутятся? Какого хера вы вообще в него верили весь геройский курс? Уже все, абсолютно все заметили, что он такой же. Он ведет себя так же, как его блядский папаша, который сдох как последняя собака, и, клянусь, я радовался этому так, как будто на его месте был его идиотский сынок. Он "геройствует" лишь потому, что это позволяет ему безнаказанно заставлять людей страдать, воплощать свои садисткие наклонности в жизнь. И с тобой он лишь потому, что ты позволяешь ему использовать себя как грушу для битья, потому что ты соглашаешься на все, что тому придет в больную бошку, ты ноги готов ему вылизывать с сжимающейся вокруг шеи петлей, лишь бы твой Шото был счастлив. Ах, неужели наш мистер «я не буду таким, как мой ублюдок-отец» со своим убийственным юношеским максимализмом, из жопы лезущим, стал тем, кого ненавидел? Иронично. А знаешь, что еще, блять, иронично? Что я вижу тебя во снах. Твои волосы, губы, глаза, я бы хватал тебя нежно, я бы прижал тебя к себе и не разрешил бы никогда этому половинчатому ублюдку к тебе прикасаться. Я хочу быть вместо него. Я мог бы тысячу раз повторять, как мне херово от того, что ты выбрал его, если бы я сам все эти годы не унижал тебя, разбивая твое больное сердце. Только разбив, я понял, какой же я тупой. Только видя огромные гематомы на твоей спине, оставленные им, я понял, что натворил, осознал, что потерял то самое дорогое в своей жизни, чего раньше никогда не замечал. Я ведь мог быть на его месте! Мог! Сука, меня аж трясет, когда я представляю, как он в очередной раз тебя ударяет. Это мое. Как же я ненавижу вас обоих, как же я люблю тебя, зеленоволосая ты мразь. Ты вообще себя в зеркало видел? Замечал, что с тобой стало? Ты в собачку превратился, в рот ему смотришь, ты жопу ему готов подставить даже на задании, если тот тебе прикажет. Он тебя морально уничтожил, подчинил, сделал то, что я не сделал за все годы своей раздирающей меня же ненависти к тебе. Это, говоришь, любовь? Я, говоришь, не понимаю ничего? Я, говоришь, не любил? Я так хотел тебе в этот момент зубы выбить…Или поцеловать? Все сразу. Кусать твои и без того обкусанные и израненные губы, сжать волосы посильнее, прижать тебя к стене так, чтобы ты не мог двинуться, лишь болезненно, с нотками удовольствия настоящего мазохиста постанывал мне в рот. Но я только харкнул тебе под ноги и ушел. Непробиваемый долбан. Я не могу засыпать, потому что во сне вижу тебя, идиотский Деку, я вижу тебя таким, каким ты был буквально пять лет назад. Я вижу твои искрящиеся жизнью глаза, искреннюю улыбку, которую раньше мне хотелось стереть с твоего лица, за которую я теперь готов отдать все, что у меня есть. Я в очередной раз вижу, как в тщетных попытках сломать тебя, я ломался сам, как мы отдалялись, и вскоре пропасть между нами стала просто невыносима. Ты ушел, я смеялся тебе в след, мне было семнадцать, я был туп и не пробиваем, даже понятия не имел, что это приведет к кошмару, в котором ты и я живем уже два года. Порознь. Это слово я сам выжег в своем мозгу, оно протыкает тысячью клинков мое еле бьющееся сердце. Я любил? Нет. Я люблю сейчас? Да. Всего лишь то нужно было увидеть, как кто-то превращает тебя за столь короткий срок в живую куклу, чтобы меня захлестнула волна ревности, чтобы любовь душила меня каждый мой чертов день. Всего, блять, лишь. Я обещаю себе каждую ночь, что проснусь, и это все закончится, что все окажется страшным сном, мне снова будет семнадцать, и я прижму тебя к себе в тот судьбоносный день, что никогда его отвратительные руки не коснутся тебя, утешая, что он не заберет тебя себе. Но каждое утро разбивает все мои мечты вдребезги. Я думаю, это плата за то, кем я был(да и являюсь в принципе), но только какого черта от всего этого страдаешь ты? Если это твой способ мести, то не слишком ли сильно ты сам страдаешь? А. Ты же любишь. А любовь у нас что? Прекрасное, светлое чувство, бла-бла, когда вы отдаете себя друг другу, не требуя ничего в замен, бла-бла, когда терпите, прощаете. Но не дохуя ли ты как-то терпишь и прощаешь, а? Твои фанаты, люди, которых ты защищаешь, так никогда и не заметят холод могильника, которым от тебя за километр веет, не увидят бездну в твоих глазах, отголоски боли и унижения, никогда не узнают, откуда этот новый, глубокий шрам на твоей шее, который на всю жизнь останется отвратительным рубцом, они считают, что отметины на твоем теле - последствия твоей геройской деятельности, не замечают почерк этого отвратительного Тодороки Шото. Если бы можно было произнести его имя три раза, чтобы он появился прямо передо мной, я бы, ни секунды не сомневаясь, сделал бы это, чтобы потом отпинать его ногами, сломать взрывами все кости, разорвать кожу, чтобы сделать ему так больно, как он даже тебе не делал. Этот ублюдок на публике ведет себя так, словно он солнышко, лапушок, святой человек, чтобы завоевать побольше фанатов и поднять свой рейтинг - самовлюбленный уебок, - но при нас, героях, он ведет себя с тобой так, как будто вокруг никого нет. Наверное, для меня и правда лезть каждый раз с ним в драку словно изощренная попытка суицида, но я пытаюсь снова и снова, как будто совсем не чувствуя боли в сломанных конечностях и обгоревших руках. Из-за этого я потерял работу в агенстве, но мне на это похуй, я никогда ему не позволю при мне унижать тебя. Остальные не лезут. Не их дело же, все жить хотят. Представьте себе! Вот идиоты! Жить они хотят, ха! Ну, или никто просто не хочет умирать от его рук. Не по-геройски, отстойно. Я назначил встречу на восемь, я чуть в Бога верить не начал, лишь бы ты на нее пришел. Сегодня он не узнает, он далеко, в другом городе, сегодня я так хочу все изменить, я тебя спасу.Всемогущий говорил: "Ты не можешь спасти всех". Ты говорил:"Какой я герой, если не могу спасти тех, до кого могу дотянуться?".
Я говорю:"Вот же сука, блять. Опять я лезу в это дерьмо.".
Из меня такой себе герой, такой себе пример для остальных, но я точно не буду сидеть на заднице, смотря на то, что с тобой творится. Я бы тогда вообще не имел право называть себя героем, если бы просто смотрел на последствия своей узколобости. Клянусь, если бы ты меня послушал, если бы дал отпор, если бы ушел, я бы тебя никогда не обидел. Я себе руку отгрызу лучше, чем ударю тебя снова. Это ведь из-за меня ты на голову больной мазохист, терпишь издевательства и унижения. Я смотрю на тебя и вижу смерть в твоих глазах. Меня разрывает, меня трясет, я бессвязно кричу, что убью этого уебка, и прижимаю тебя к себе. Ты трясешься, боишься, что он увидит, узнает, дома ведь будет больно. Деку, послушай, Деку, не отключайся, умоляю, я тебе помогу, дай мне руку, я заберу тебя, я сломаю ему хребет, закопаю его, он захлебнется своей кровью, я отомщу за всю боль, которую ты испытываешь. Почему ты меня не слушаешь? Почему ты мне не веришь? Это не любовь, хватит врать себе, это болезнь, я вылечу тебя, исцелю, не уходи. Ты смотришь мне в глаза и плачешь, пытаешься что-то сказать, но тебя накрывает истерика, и я не знаю, что мне делать. Я просто держу тебя, чтобы ты не упал, прижимаю к себе и молчу. В твоем взгляде боль, агония, твои хрипы отдаются в ушах громким эхом, и мне никак не удается тебя успокоить. Я беру тебя на руки и уношу к себе, ты жмешься, как слепой котенок, давишься своими слезами. Я не знаю, откуда во мне столько силы появилось в этот момент, что я, словно ребенка, донес тебя до дома. У нас с тобой вся ночь впереди, я буду рядом все это время, я помогу, тебе станет лучше, клянусь, если ты останешься. Я навсегда лишу тебя той боли, которую ты испытываешь. Моей ошибкой было оставить тебя одного. И я не повторю этого больше никогда.